Дама с рубинами.
Глава XXVIII

XXVIII

Советница и на другой день не переставала сердиться; она не показывалась никому и только горничной разрешила входить в ее комнату. Герберт, вернувшись со службы, попросил разрешения войти, однако ему было сказано, что нервы барыни еще слишком потрясены и что она еще в течение нескольких дней нуждается в полном покое. Герберт пожал плечами и больше не делал попыток нарушить добровольное уединение своей матери.

После обеда он спустился в бельэтаж, приказал запрячь лошадь, так как собирался уехать.

Маргарита была одна в предназначенной для дедушки комнате и делала последние приготовления, чтобы придать ей уютный вид. К вечеру она должна была отправиться в карете в Дамбах, чтобы на следующее утро вернуться в город вместе с дедушкой.

Она уже видела сегодня Герберта; он рано утром был в пакгаузе, принес ей поклоны от маленького брата и стариков и сообщил, что вчерашнее нервное потрясение нисколько не повредило больной и что, по словам врача, она находится на пути к полному выздоровлению.

Теперь он вошел, чтобы также осмотреть комнаты. В эту минуту Маргарита устанавливала в углу красивую старинную, принадлежащую Лампрехтам, шахматную доску.

-- Ах, как уютно! - воскликнул Герберт, подходя ближе, - наш пациент не будет скучать по своей одинокой комнате в павильоне. Я рад, что он, наконец, будет здесь; мы вместе будем ухаживать за ним и заботиться о том, чтобы ему было хорошо и уютно. Ты согласна, Маргарита? Это будет хорошая, сердечная совместная жизнь.

-- Я не знаю ничего более приятного, чем быть с дедушкой, - ответила она, поправляя сбившиеся складки портьеры, - но мой маленький брат тоже имеет теперь права на меня, а еще вопрос, сможет ли дедушка так быстро привыкнуть к мальчику, чтобы постоянно выносить его присутствие; мне придется делить свое время между ними.

-- Совершенно верно, - согласился Герберт, - нет ничего естественнее, чтобы молодость присоединялась к молодости, и мы, старики, - мой милый папа и я, - не можем требовать, чтобы ты всецело посвящала свое время нам. Но давай торговаться: время от времени ты будешь проводить вечерок с нами; ты согласна?

Девушка со слабой улыбкой обернулась к нему, а он взял цилиндр, поставленный им на стол; из-под его незастегнутого пальто был виден безукоризненный элегантный визитный костюм.

Заметив изумленный взгляд племянницы, он произнес:

-- Да, сегодня мне предстоит еще многое. Прежде всего я должен сообщить отцу о перемене в вашей семье, а затем... - он нерешительно остановился и затем быстро добавил: - ты первая узнаешь об этом, даже моя мать ничего не знает: я еду в Принценгоф на помолвку.

Маргарита побледнела, как полотно, и ее рука невольно схватилась за сердце. Но она тотчас беззвучно пробормотала:

-- В таком случае я уже теперь могу пожелать тебе счастья.

-- Нет еще, Маргарита, - отклонил он поздравление, и на его лице внезапно появилось выражение глубокого внутреннего волнения, но он быстро подавил его, - сегодня вечером, когда я приеду в Дамбах, а оттуда вернусь в город, ты будешь иметь случай увидеть своего дядю счастливым.

Он сделал прощальный жест рукой и поспешно вышел из комнаты; вскоре Маргарита увидела, как он ехал по базарной площади.

Она неподвижно продолжала стоять у окна, судорожно прижав руки к груди, устремив взор на небо, которое было затянуто грязными, серыми облаками. Она чувствовала себя такой утомленной, словно ее сразили одним ударом. Да, вот до чего она дошла! Несколько месяцев тому назад свет был слишком узок для нее; в юношеском задоре она смеялась над всеми узами, а сегодня в ее бедной голове царила только одна мысль, но какое дело было людям до ран, горевших в ее мозгу и сердце? Разве многие не уносили с собой в могилу своих тайн? Она также должна найти в себе силу для этого; она должна научиться спокойно смотреть в глаза, имевшие над ней громадную власть; она должна заставить себя быть любезной с той красивой женщиной, которую она ненавидела; жить в том же доме, в котором эта женщина будет хозяйкой и будет властвовать в качестве ее тетки!

Потом Маргарита спустилась в столовую и стала готовиться к поездке в Дамбах. Тетя София принялась бранить ее за то, что она не выпила кофе и не дотронулась до пирожного, которое сконфуженная Варвара испекла специально для нее сегодня утром. Однако молодая девушка почти не слышала, что говорила тетя София. Она молча завязала ленты своей шляпы, затем обвила руками шею тети Софии; тут ею овладело горячее желание искать здесь прибежища, как в детстве, и рассказать на ухо тете Софии, что бушевало у нее на душе. Однако она овладела собою. Нет, она не должна делать это, не должна доставлять тете огорчение, которое, безусловно, испытает та, узнав, что ее Грета так несчастна. Поэтому девушка не проронила ни слова и села в экипаж.

За городом она опустила окно; легкий теплый ветерок пахнул на нее своим нежным дыханием, предвещавшим оттепель. Все окрестности утопали в мягком свете вечерних сумерек, среди которого там и сям мелькали огоньки в окнах домов, а направо так сверкало, как будто у подножья старых орешников была рассыпана нить жемчуга. Весь ряд окон Принценгофа был освещен по случаю помолвки. Маргарита прижалась в угол и нерешительно подняла глаза лишь тогда, когда кучер завернул с шоссе на дорогу, ведущую к фабрике, и Принценгоф остался позади.

Дедушка встретил ее радостным восклицанием. При звуке этого милого голоса Маргарита немного овладела собой и постаралась по возможности непринужденно ответить на его приветствия. Однако старик был тоже серьезнее обыкновенного; его брови были мрачно нахмурены, он не курил; его любимая трубка стояла в углу, и после того как внучка сняла пальто и шляпу, он снова стал продолжать свое хождение по комнате, прерванное ее прибытием.

-- Да, кто мог бы об этом думать, Жучок! - внезапно воскликнул он, останавливаясь пред нею. - Твой дедушка был дураком и ничего не видел, а теперь словно гром грянул из ясного неба, и остается только сказать "да", как будто так и следовало ожидать.

Маргарита молча потупилась.

-- Бедная малютка, какой расстроенный у тебя вид, - сказал старик, положив руки ей на голову и поворачивая ее лицо к свету. - Но это не удивительно, этого достаточно даже, чтобы вывести из себя такого старика, как я, а ты мужественно сносишь это; Герберт говорит, что ты боролась, как мужчина, как честный, мужественный товарищ, рядом с ним.

Маргарита вспыхнула и посмотрела на него, как бы проснувшись от тяжелого сна. Он говорил о событии в их семье, тогда как она думала, что его слова относятся к помолвке Герберта. Дело было плохо; ее так поглощала мысль о происходящем в данную минуту в Принценгофе, что остальное совершенно перестало существовать для нее.

-- Вот увидишь, дитя мое, - снова начал дедушка, - в непродолжительном будущем в нашем вороньем гнезде нас растреплют по ниточкам, нашим сплетницам будет масса дел. Я только одно не могу понять и простить, а именно ту строгость и жестокость, с которой твой отец отрекся от своего собственного ребенка...

-- Дедушка! - умоляюще прервала его Маргарита, закрывая ему рот рукой.

-- Ну, ну, - проворчал он, сдвигая маленькие холодные пальчики, - я буду молчать ради тебя, Гретель; я не хочу отравлять тебе жизнь непрошенными советами и наставлениями, потому что ты сама знаешь, что вам придется многое загладить по отношению к этому мальчику и этому бедняге - старику Ленцу. Хотел бы я знать, как это он удержался, чтобы сейчас же не вмешаться в эту историю, и с самого начала не потребовать от того... твоего отца определенных прав для мальчика. Ну, да, ведь он - художник, мечтательная натура; откуда ему взять злобы и негодования!

Жена управляющего приготовила прекрасный ужин, однако Маргарита не могла есть; она угощала дедушку, оживленно разговаривая при этом, а после ужина набила ему трубку, затем уложила его книги и приготовила все, что нужно было к завтрашнему отъезду; она бегала вверх и вниз по лестнице, но вдруг остановилась у одного из окон неосвещенной комнаты верхнего этажа и прижала руку к сердцу, которое, казалось, было готово выпрыгнуть из груди. Высокие, освещенные окна Принценгофа были, казалось, совершенно близки и ярко блестели в темноте. При виде их сломилось последнее самообладание, которое Маргарита проявляла с неимоверными усилиями во время разговора с дедушкой. С громким стоном она бросилась на ближайший диван и спрятала лицо в подушки. Но тут же образы, которых она хотела избежать, еще с большей ясностью восстали пред нею; она видела счастливых веселых людей в ярко освещенных залах маленького замка, напоенных ароматом цветов; она видела невесту, белокурую красавицу, отказавшуюся от своего гордого имени ради простого чиновника, ради своей любви, и он был рядом с нею. Она вскочила и выбежала из комнаты.

-- Я выйду ненадолго на свежий воздух, дедушка, - крикнула она в дверях.

-- Иди, дитя, - сказал советник, - дует южный ветер, разряжает напряжение в природе и исправляет многое из того, что натворило холодное дыхание севера.

Маргарита вышла и прошла мимо пруда, теперь под своим снежным покровом почти не отличавшегося от дороги. В помещениях фабрики огни были уже давно потушены, во дворе было тихо, и только злая цепная собака вышла из своей будки и залаяла, когда молодая девушка выходила за ворота.

В поле свистел ветер, с наступлением ночи постепенно превращавшийся в бурю. Он трепал волосы Маргариты и обдавал ее лицо мягкой, влажной, ласкающей струей.

Было очень темно: ни одна звездочка не освещала земли; небо было покрыто тяжелыми, низко нависшими тучами, которые ночью, вероятно, должны были разразиться теплым дождем.

равно не могла бы вернуться... Дальше, дальше, даже на смерть, если нужно!

Она скорее бежала, чем шла, по плотно утоптанной дороге, пересекавшей поле. Снег скрипел под ее ногами; это был единственный звук, нарушавший ночную тишину. Но когда Маргарита перешла шоссе, ветер донес до нее громкие аккорды; в замке играли на рояле, за которым, вероятно, сидела невеста; ее белокурые волосы сверкали при свете люстры и красивые пальцы бегали по клавишам. Однако нет, под ее пальцами инструмент не мог издавать такие звуки: Элоиза фон Таубенек играла плохо и без души. Но кто бы ни был игравший, он, безусловно, принимал участие в торжестве, совершавшемся сегодня, потому что в его игре слышалась настоящая буря восторга и ликования.

Перед северным фасадом замка расстилалась широкая полоса света; Маргарита добралась до замка, не встретив никого; она замедлила свои шаги и пошла под окнами. Что ей нужно было здесь, она сама не знала этого. Ее влекла какая-то страшная, таинственная сила; она должна была бежать, должна была видеть, хотя знала, что именно вид счастливицы-невесты пронзит ей сердце, как удар кинжала.

В гостиной, где стоял рояль, были спущены белые занавески, и за прозрачной тканью не было видно ни одной тени; по-видимому, все неподвижно слушали мастерскую игру. Три окна соседней комнаты, под которыми остановилась девушка, не были завешены. Яркий свет люстры падал сквозь стекла, освещая портреты, висевшие на стенах в глубине комнаты. Это была столовая; здесь, вероятно, состоялось торжество обручения; два лакея убирали со стола; они рассматривали начатые бутылки вина на свет и допивали остатки из стаканов.

Последние аккорды уже давно замолкли, а Маргарита все еще стояла возле акаций; ветер трепал ее волосы и стряхивал на нее остатки снега с ветвей. Молодая девушка не чувствовала этого. Ее сердце усиленно билось, она тяжело дышала и не могла оторвать взор от незавешенных окон; счастливая пара должна же, наконец, показаться!

Маргарита в течение нескольких мгновений стояла, как бы парализованная от страха. Шпалера роз мешала ей скрыться в темноту, в поле; пред нею находилась площадка, освещенная почти как днем. Но тут некогда было раздумывать; только ее прыткие ноги могли спасти ее от неминуемого унижения, и она во весь дух помчалась вдоль площадки к западным воротам замка, а затем - в поле.

Маргариту охватило ветром, который гнал ее, как снежинку, облегчая ей бегство. Однако ни ветер, ни бегство не могли помочь, мужские шаги, преследовавшие ее, все приближались и приближались. Дорожка была скользкая, Маргарита вдруг поскользнулась и упала на одно колено, но в эту минуту, к ее величайшему ужасу, ее подхватила сильная рука и помогла подняться.

-- Дрозд-пересмешник, наконец-то я поймал тебя! - воскликнул Герберт, обвивая и другой рукой дрожавшую всем телом молодую девушку. - Теперь попробуй-ка освободиться! Никогда! Птичка, сама залетевшая в мои сети, принадлежит мне перед Богом и людьми! Это действительно - ты, Маргарита! А "она пришла в бурю и непогоду", - продекламировал он, и в его голосе зазвучало сдержанное ликование.

Маргарита тщательно старалась освободиться, он еще крепче обхватил ее.

-- Я знаю, что ты хотела, - прервал Герберт ее речь, произнесенную чуть не со слезами, - ты хотела первой поздравить своего дядюшку! Для этого ты в бурю и непогоду бежала по пустынным полям, от усердия забыв надеть что-нибудь на голову; кроме того, ты теперь попала в сети и не сможешь никого поздравить; разве только нам придется вернуться и нанести визит князю X. и его невесте. Но ты, вероятно, сама согласишься с тем, что твоя растрепанная головка не годится в данную минуту для гостиной.

Теперь Маргарита вырвалась.

-- Твое счастье привело тебя в веселое настроение! - гневно произнесла она. - Это жестокая шутка!

-- Тише, Маргарита! - с кроткой серьезностью укорил ее Герберт, снова привлекая ее к себе и взяв ее за руку. - Я не шучу. Элоиза фон Таубенек после продолжительных надежд и ожиданий сегодня сделалась невестой князя X... Но я действительно весел, я торжествую! Разве мое счастье не далось мне само в руки? Разве ты не пришла "в бурю и непогоду", гонимая злой ревностью, которую я уже давно прочитал в твоем сердце, так как ты есть и будешь Гретой, прямой характер которой не мог измениться от светского лоска... Ну-с, можешь ли ты отрицать, что любишь меня?

-- Слава Богу!.. Наконец-то погребен этот старый дядюшка! И ты теперь больше - не моя племянница, а...

-- Твоя Грета, - слабым голосом произнесла девушка, совершенно подавленная быстрым переходом от горя к счастью.

-- Моя Грета, моя невеста! - добавил Герберт с горделивым видом. - Ну, теперь ты, вероятно, догадываешься, почему я отказался быть твоим опекуном?

Герберт уже давно встал так, чтобы своей мощной фигурой охранять Маргариту от ветра. Теперь он наклонился к ней и нежно поцеловал ее, а затем, сняв с шеи шелковый шарф, заботливо покрыл ее развевающиеся волосы.

назад младший брат князя познакомился при дворе с Элоизой и полюбил ее; она отвечала ему тем же, а ее дядя, герцог, вполне одобрил эту склонность. Однако старший брат был против этого союза вследствие непризнанного брака родителей молодой особы. Герцог, наконец, посвятил его, Герберта, в эту тайну и предоставил это дело ему. Теперь оно благополучно закончилось сегодняшней помолвкой в Принценгофе.

-- Ты слышала прекрасную игру на рояле? - в заключение спросил Герберт.

Она ответила утвердительно.

что я так же строго хранил тайну. Только мой добрый папа знал об этом. Я не вынес бы, если бы и он пришел в недоумение по поводу распространяемой всеми сказки о том, что я собираюсь просить руки Элоизы фон Таубенек. Но с тобой мне еще надо свести счеты; ты распространяла обо мне слухи, что я архизлодей, говорила мне всякие горькие слова по поводу того, что я добиваюсь княжеских милостей, и тому подобные прекрасные вещи! Что ты можешь сказать в свое оправдание?

-- О, очень многое! - ответила Маргарита, и ее лицо озарилось милой, лукавой улыбкой, которая при первом свидании поразила и пленила Герберта. - Кто постоянно укреплял меня в убеждении, что ландрат Маршал сватается к племяннице герцога? Ты сам... Кто заронил искру злой ревности в бедное девичье сердце и умышленно раздул ее в яркое пламя? Ты, только ты, и если я сначала не могла поверить, что ты чувствуешь искреннюю и глубокую любовь к прекрасной, но равнодушной Элоизе, то тем не менее питала большое почтение к твоей рассудительности и в конце концов должна была прийти к тому же выводу, как и все, а именно: что ты избрал белые ручки герцогской племянницы для того, чтобы они подсадили тебя на высшую ступень - министерский пост. Я не буду просить у тебя прощения - мы квиты; ты сам себе дал блестящий реванш; подумай только о бедной девушке, которую ты "в бурю и непогоду заставил идти в Каноссу".

-- Я не мог избавить тебя от этого. Я сам страдал, но тем не менее мне было очень приятно наблюдать, как ты приближалась ко мне шаг за шагом. Ну, а теперь довольно борьбы! Между нами будет мир, прекрасный мир!

Он обвил рукой плечи Маргариты, и они скорыми шагами отправились домой.