Блумсберийская красавица.
Глава XIII. Новые вылазки и мины.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Блумсберийская красавица. Глава XIII. Новые вылазки и мины. (старая орфография)

ГЛАВА XIII. 

Новые вылазки и мины.

Пролежав с неделю "при смерти" и заставив презренную Мери Вумбс насказать такое множество лжи, которое подавило бы любого цыгана-конокрада, побежденная Анастасия убедилась, что мы безсердечные скоты и не стоим тех ужасных принуждения, какими она себя мучила.

Злополучная, но великолепная женщина! В ожидании того, что Долли сдастся, она купила себе новые ночные чепчики самого убийственного фасона. Она была так обворожительна с разбившимися прядями смоляных волос, оттеняемых яркими бантиками! Так трогательна была её поза, когда она, поддерживаемая подушками, полулежала на софе! Так божественно было выражение её томных, полузакрытых глаз и полуоткрытых уст! Так выразительна матовая бледность напудренных щек! Стоило Долли явиться (в чем она не сомневалась), он взвизгнет от восторга и горя, и упадет в её ногам как пленник, как раб!

Но за Долли был зоркий присмотр и он не имел случая опозорить свой пол.

Я полагаю, что красавица была одолжена мне своим внезапным и чудесным исцелением. Я открыл восхитительное блюдо из цыплят с фаршировкой, которое легкомысленная Мери Вумбсь поставила в столовой, пока сама побежала за прибором для мученицы.

Фаршированные цыплята положительно вредны для больных, страдающих болезнью сердца, приливами крови к голове и частыми обмороками. Как медик миддльсекского госпиталя, я считал своим долгом сделать по поводу этого мягкое и деликатное замечание.

Я вырвал чистый листок из своей записной книжки и начертал следующее:

Я сунул это под салфетку, покрывавшую рис, так что она тотчас же должна была увидать мое поэтическое излияние.

Мне приятно сказать, что на следующий день прелестная мистрисс Икль на столько оправилась, что не только встала с постели, но даже вышла погулять пешком, и, я откровенно сознаюсь, редко видал ее очаровательнее и свежее. Когда она, около шести часов, покушала свиных котлеток, я имел честь бросить испытующий взгляд на косточки, оставшияся после этой закуски, и мог разумно заключить, что выздоровление было полнейшее.

Тогда явился волнующий вопрос: отправится ли мистрисс Икль в родителям, или будет продолжать удостоивать нас своим присутствием?

Я знал, что лэди, с её энергиею и изобретательностию, не уступите так легко поле битвы.

Она, до обычной доброте и внимательности, скоро вывела нас из недоумения. В один солнечный день к вилле подъехал кэб.

Чужеземец, свежий и массивный, отличающийся не только изяществом костюма, но и величиною ушей, громко постучался у дверей.

Мой милый Долли, увидав этого чужеземца, начал так эксцентрически корчиться и пручаться, что безпристрастный наблюдатель мог заключить, что у него острое воспаление внутренностей, или предположить, что он неосторожно положил себе в карман панталон живого рака.

Клянусь пророком, мистрисс Икль сама сбежала с лестницы, чтобы радостно приветствовать гостя! Она отодвинула Мери Вумбс в сторону и собственными прелестными руками повернула тяжелую дверную ручку!

Мы слышали, кат она очаровательным голосом выражала свое удовольствие снова увидеть широколицого чужестранца. Её платье шелестело, словно неудержимый восторг заставлял ее метаться из стороны в сторону.

Коварной Мери Вумбс дано было приказании приготовить комнату гостю и снести туда его дорожный мешок.

- Я упьюсь его кровью! заревел Долли, свирепо вращая глазами.

- Долли, сказал я: - если вы выкинете какое-нибудь сумасбродство, вы этим разутешите мистрисс Икль. Послушайтесь меня, успокойтесь. Мы его выживем другам способом, более для него унизительным.

- Но они вместе проведут вечер! вскрикнул жалобно Долли.

- Любезный друг, чего вы безпокоитесь? Пусть проведут вечер вместе. Ручаюсь вам, что мистрисс Икль мало получит удовольствия, а чужеземец еще меньше.

Зная, что германский народ высоко ценит музыку, я устроил гостю мистрисс Икль серенаду.

Я откомандировал моих верных Фреда и Дика с приказом перевернуть весь Твикингем, но отъискать странствующих менестрелей.

Менестрели были обретены и скоро под окнами мистрисс Икль забарабанила такая музыка, при которой нежные разговоры немыслимы.

Менестрели были смышленые люди и желая заслужить благодарность; я много слыхал разные серенад, но ничего подобного отроду не поражало моего слуха.

Серенада продолжалась до одиннадцати часов.

Я должен признаться читателю, что, войдя в свою спальню, оглушенный чужеземец был встречен дюжиною диких, свирепых кошек, которые бросились ему под ноги и заставили его вскрикнуть на весь дом "O, mein Gott!"

Я должен признаться, что на разсвете он был пробужден дикими криками: горим! горим! и что это заставило его громче и жалобнее прежнего крикнуть: "О, mein Gott!"

Слуги передали мне, что по утру германский джентльмен, с негодованием отказавшись от чаю, ринулся из дому, как ужаленный, взвалил свой дорожный мешок на первый встретившийся кеб и исчез в облаве пыли.

- Ха! Ха! Вот так штука! хохотал Долли, давясь за завтраком каждым куском от волнения и удовольствия. - Что скажет на это мистрисс Икль?

Мистрисс Икль прислала письмо своему недостойному супругу.

"Моя спальня. Полночь."

"Мистер Икль, ваше недостойное тиранство достигло наконец таких размеров, что я вынуждена искать убежища от ваших зверских жестокостей. Оскорбления обрушились на голову чужеземца - я разумею джентльмена, занимающого высокое и доходное место в службе принца Скратченберга - единственно за то, что он был мне другом. Я когда-то мечтала о семейном счастии, сэр, но мечты эти разлетелись как сон, и я хочу искать защиты и утешения в объятиях моих родителей, которых я, неблагодарная идиотка, безумно покинула для.... Прощайте на веки, мистер Икль! Если вы можете быть счастливы, будьте счастливы, сэр. Желаю, чтоб совесть вас не язвила своим жалом. Мои родители скоро будут."

Долли передал мне письмо.

- Отллчно, любезный друг! вскрикнул я, пробежав послание.

Долли сидел смирный и мрачный.

- Что с вами? спросил я.

- Она говорит: "прощайте на веки!" Слово это страшно звучит, Джек! Она была очень жестока со мною, я не отрицаю, но все-таки, Джек, надо помнить, что она женщина и....

Такова, разумеется, благодарность, которой должен ожидать человек, жертвующий своими научными занятиями, своим спокойствием и кредитом, чтобы устроить супружеския дела приятеля!

- Она женщина, отвечал я: - но нельзя сказать, что она женщина безхитростная и слабая.

Вздыхая и барабаня от волнения пальцами по столу, он проговорил:

- Но "на веки"! Это ужасно!й Это похоже на смерть!

- По моему, разстаться вам необходимо, сказал я: - а впрочем...

- Да! Да! прошептал Долли, поникая головой.

- Она ждет только, чтобы вы бросились к её ногам и поползали перед ней на коленях, заметил я.

- Никогда! вскрикнул Долли, выпрямляясь и приходя в воинственное расположение духа.

- Теперь все идет отлично, Долли. Не портите дела. Не мешайте дочери возвратиться под родительский кров.

Красавица много изорвала бумаги, прежде чем написала прощальное письмо. Ей стоило неимоверных усилий сдерживать свою страстную натуру, и обращаться в "мерзкой букашке" хотя язвительно, но прилично. Только мысль, что письмо это может служить со временем документом в руках судьи, дала ей силу укротить пламенные порывы, не испещрить послания "скотом", "глупышем", и т. д. и т. д., и не смешать Долли с грязью.

Когда преданная Мери Вумбс понесла письмо, Анастасия свирепо усмехнулась, воображая как Долли примется рвать на себе волосы, или, вдруг окаменев на софе, явит олицетворение безъисходного отчаяния; и как потом прилетит и кинется к её ногам, умоляя о прощении и помиловании. Красавица сильно верила в свое могущество и ни во что ставила всех других смертных.

Но Долли не пришел. Напрасно она прислушивалась, напрасно ждала, - он не явился!

Даже Мери Вуибс поняла, что дело проиграно. Напрасно она совершала подвиги преданности, ежеминутно сбегая с лестницы и подслушивая в замочную щелочку - она даром подвергалась опасности и безполезно жертвовала собою.

Прекрасная лэди схватила кочергу и начала неистово колотить во угольям, разбивая в дребезги горючий материал, словно это был Долли, которого она хотела сокрушить за его равнодушие и безчувственность.

или постыдно отступить, что равняется поражению.

Она сидела перед камином и глядела на огонь, пока у нея заболели глаза, раздумывая, что тут делать и как быть?

в газетах; кто было большое утешение! A она, с таким доходом, может, пожалуй, хоть сделать кругосветное путешествие; посетить все столицы мира, посмотреть людей, показать себя, одним словом, насладиться, как душе угодно, жизнию!

Непоколебимое решение было принято. Она достала кошелек, и Мери Вумбс было поручено отправить немедленно письмо в Блумсбери-сквер. Мистер Икль увидит, что некоторые особы имеют характер, и могут сдержать свое слово!

Когда папа де-Кад прочел письмо своего дитяти, он отослал его в комнату мистрисс де-Кад, сделав на нем следующее замечание карандашом:

"Я не отказываюсь приютить Анастасию, но она должна за это платит. Я думаю, что двести фунтов в год не стеснят ее. Или вы полагаете, что это слишком дешево?"