На рассвете.
Глава IV.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: На рассвете. Глава IV. (старая орфография)

IV.

Откуда появлялись запрещенные издания в рущукской читальне - этого не знал ни Стоян, ни Никола, ни Марко. Последний получал даже нередко за это выговор от хаджи Христо.

- Кто это доставил? - спрашивал председатель, когда в его руки попадался экземпляр запрещенного издания.

- Почем же я знаю? - отвечал заведующий.

- Смотри получше.

- Ведь я смотрю... на всяком экземпляре почтовый штемпель осматриваю.

- И с почты ничего подобного не приходит?

- Ничего не приходит.

- Должно быть, кто-нибудь подкидывает, - догадывался хаджи Христо. - Ты только заметь - кто, накрой, а я уж его проучу. Если, сохрани Бог, паша узнает, тогда нам всем достанется и читальню закроют.

Последний аргумент казался Марку очень убедительным, и он удвоил надзор. Но ревность его не повела ни к чему. Что же тут поделаешь? Приходили посетители, садились, курили, читали, разговаривали. Как же было усмотреть, не принес ли кто из них запрещенной книги или газеты и не положил ли ее рядом с лежавшими на столе? Напрасно Марко сторожил целые часы, ему не удавалось никого поймать на месте преступления. Присутствие "запрещенного" обнаруживалось уже по усердию, с которым его читали. Всякий спешил прочитать, а лицо его принимало выражение, соответствующее тому, что он чувствовал во время чтения. Один улыбался, другой морщился, третий выходил из себя и даже ругался. "Запрещенное" ходило по рукам, и, когда читатели расходились, Марко находил его на столе. Не к кому было придраться. Оставалось уничтожать corpus delicti и молчать, а между тем хаджи Христо повторял ему все с большим и большим ударением:

- Смотри, наблюдай, - а не то будет беда.

Надо было пособить беде, и Марко решил во что бы то ни стало отыскать преступника или преступников; с этой целью он, спрятав одно "запрещенное", обратился однажды к Николе, когда тот, по обыкновению, пришел вечером в читальню.

- Знаешь ли, что здесь происходит? - спросил он.

- А что такое?

- Могут закрыть читальню.

- С какой стати?

- А ведь это было бы не совсем хорошо.

- И вовсе нехорошо.

- Ну, так мы должны предупредить беду.

- Смотри! - отвечал Марко, подавая ему газету, которую нарочно припрятал, чтобы показать.

Никола, приходя в читальню поздно, не имел до сих пор в руках "запрещенного". А потому первый попавшийся ему в руки экземпляр произвел на него весьма сильное впечатление. Он быстро пробежал листок и спросил:

- Ты это читал, Марко?

- Я?.. нет... я не читаю.

- Почему?

- Как почему?.. Я исполняю только то, что я взял на себя, а читать я не обязывался.

- Ну, хоть любопытства ради.

- Любопытство не требуется от меня. Мое дело наблюдать, вот я и наблюдаю, - а несмотря на то безпрестанно появляются издания, которые не должны находиться в читальне

- Так на что же читальня?

- В читальне должны быть издания со штемпелем, а вот это - он указал глазами на "запрещенное", которое было в руках Николы - кто-то подкидывает... Вот ты целый воскресный день сидишь за столом, ты бы должен помочь мне.

- Поймать, кто подкидывает? - с удивлением спросил Никола.

- Конечно... Ты только накрой... и скажи мне... больше ничего не надо.

- Что же ему будет?

- Хаджи Христо с ним расправится... Надо, брат, стараться, чтоб турки не закрыли читальни... Жаль будет, жаль!

- Конечно... - отвечал Никола: - только было бы тоже жаль, еслиб таких изданий не стало.

Но Марко не совсем понял, в чем дело. Он принадлежал к разряду тех людей, очень часто встречавшихся тогда в Болгарии, которые в чтении видели чисто механический процесс: они читали потому, что знали азбуку и склады.

- Вот ты послушай, - сказал Никола, и с жаром прочитал выдержку из "запрещенного", в которой доказывалась несправедливость турецкого господства в Болгарии.

- Понимаешь? - спросил он, окончив читать.

- Ну, да... - отвечал Марко.

- Ты когда-нибудь думал об этом?

- И никогда бы не узнал, еслиб я тебе не прочел?

- Не узнал бы.

- Так видишь, что в читальне должны находиться такия издания... Правда?

- Да... конечно, так... Но как же быть с хаджи Христо?

- Тебе надо подумать не о хаджи Христо, а о паше. Надо все так устроить, чтоб паша не узнал, и чтоб какой-нибудь его наушник не мог донести.

- Твоя правда, - отвечал Марко.

- А бывают ли здесь такие?

- Бывают... - Заведующий читальней назвал несколько имен.

- Отлично!.. Скажи хаджи Христо, что они-то и подкидывают "запрещенное".

- Но... как же это так?.. - сомневался Марко.

- Не уверяй, а так только скажи, что тебе кажется... да и в самом деле это очень возможно... Они, может быть, нарочно это делают, чтоб закрыть читальню.

- А право, может быть! - сказал почти уже убежденный Марко.

- Совсем без греха можно сказать, что это именно так.

- Да, непременно должно быть так.

Логически развивая мысль, на которую натолкнул его Никола, Марко дошел до полного убеждения, что "запрещенное" злоумышленно подкидывают наушники паши. При первом же свидании с хаджи Христо он сообщил, что виновники появления недозволенных изданий в читальне такие-то, и назвал наушников паши.

- А!.. - удивился Христо, призадумался и, остановившись на какой-то мысли, произнес: - Гм.

- Они, должно быть, подкапываются под нас, чтоб закрыть читальню, - пояснил Марко.

- А знаешь ли, как этому помочь?

- Не пускать их в читальню.

- Понимаю, - отвечал Марко.

- Пусть они исчезают потихоньку, без шума.

- Я так и делал все это время... Они обыкновенно появлялись в воскресенье, и я, как только находил их, убирая стол вечером, так сейчас же жег.

- Не надо ждать и вечера: как только появится, а ты ее в огонь.

- А еслиб... - начал Марко.

- Что такое?

- Еслиб их просто выкидывать вон?

- Делай как хочешь, только смотри, чтобы нам калабалыка (неприятностей) не нажить.

Таким образом, заведующий читальней получил blanche, на основании которой мог предпринимать какие ему угодно меры предосторожности. Засим он с чистой совестью обратился за советом к Николе, а последний немедленно сообщил обо всем Стояну.

Стояну не раз приходилось читать этого рода издания еще в Бухаресте, где никто их не запрещает, и где они теряют поэтому прелесть запрещенных плодов и читаются спокойно. Никола же с восторгом сообщал своему руководителю впечатления при чтении "запрещенного".

Стоян соглашался с ним; и он также находил в запрещаемых в Турции изданиях много правды и прелести, но он относился во всему этому приблизительно так, как относится любитель музыки в представлению хорошо знакомой ему оперы.

- Да, - отвечал он, - все это верно и хорошо написано.

- Так можно ли такия вещи уничтожать?

- Да кто же их уничтожает?

- Хаджи Хрйсто велел Марку жечь их или бросать вон! Я бы такую газету в золотые рамки вставил, а тех, кто их подкидывает, озолотил бы.

- Кто же их подкидывает?

Стоян обрадовался этому открытию. Он догадался, что существует какая-то подпольная деятельность, и в нем снова проснулась та неодолимая страсть, которая овладела им еще в юности и которая до сих пор не была удовлетворена. Он догадался, что запрещенные издания приходят в Рущук путем контрабанды, но не той контрабанды, которая служит материальной выгоде. У него явилась охота открыть участников заговора против Турции не из пустого любопытства, а для того, чтобы помочь им.

Никола тоже хотел выследить участников, но желание это носило у него несколько иной характер. Он не думал о соучастии, но ему хотелось выразить уважение тому, кто приносит в читальню запрещенные издания; воображение его рисовало такого человека каким-то героем, не потому, что он приносит издания в читальню, но потому, что он проносит их очень искусно, и умеет провести турецкую стражу. Как он это делает? Он, вероятно, идет за книгами, вооружаясь с ног до головы; у него должны быть и нож, и пистолет, и ружье; он подвергается всяким опасностям и, вероятно, ему приходится вступать подчас в рукопашный бой с врагом. Никола хотел бы обо всем этом знать, чтобы выразить герою свое благоговение. Он вспомнил про Сцеволу, о котором случалось ему читать. Незнакомый герой, вероятно, точно так же сжег бы себе руку, еслиб стражи поймали его.

Таким образом, несмотря на различие мотивов, у Стояна и Николы появилось одно и то же желание, и они начали следить. Следить им пришлось не особенно долго; через несколько дней они достигли своей цели, и оба в одно и то же время поймали преступника на месте преступления. Посетители начали только собираться, а они вдвоем сидели рядом и внимательно осматривали каждого приходящого. Вскоре они заметили, как один из вошедших вынул из рукава газету и положил ее под нумера, лежавшие на столе, потом отошел и сел подальше от того места. Никола толкнул локтем Стояна и сказал ему на ухо:

- Ну, не ожидал!

Стоян пожал плечами.

Никола никак не ожидал, чтобы воображаемый им герой быт так невзрачен. В наружности его не было ни малейшого признака отваги; это был тихий, смиренный, а к тому же немного хромой Станко Радов, исполнявший должность младшого учителя в городской школе, и вдруг это он оказался тем преступником, который так восхищал Николу.

"Вероятно, - подумал Никола, - это не он ходит по ту сторону Дуная и сражается с турками. Он бы руки себе не сжег".

- Ну, я от Станка этого не ожидал, - шепнул он на ухо Стояну.

- Почему же? - спросил Стоян.

- Очень уж он невзрачен.

- По наружности невзрачен, но в нем чудная душа.

- Да, может быть, - отвечал Никола, и тотчас же Станко показался ему совершенно иным. Живое воображение юноши способно было в одно мгновение представить себе тот же предмет в различных видах, смотря по данному извне толчку; так и теперь: невзрачный учитель показался ему совсем другим. Станко между тем, ничего не подозревая, читал газеты, посматривал иногда исподлобья на публику и вскоре ушел. Пойдем за ним! - шепнул Никола Стояну. Они поднялись вместе и без труда догнали Станко, так как он нисколько не спешил. Стоян поздоровался с ним, а Никола прямо начал:

- Ты герой, Станко.

- Я? - спросил он с оттенком удивления.

- Конечно, ты... Ты ведь ходишь за Дунай!

- Я во всю жизнь ни разу не был на той стороне Дуная.

- Да ведь те издания, которые приносишь в читальню, ты за Дунаем берешь?

Слова эти смутили Станко; он посмотрел на Николу и спросил:

- Ты это видел?

- Мы оба видели.

Герой моментально упал в глазах Николы. Однако Стоян, который иначе смотрел на вещи, возражал:

- Мы подкараулили тебя не затем, чтобы ты переставал делать то, что затеял, но потому, что хотим тебе помочь... Вот видишь, ты и попался потому, что ты один, мы же будем прикрывать тебя, а при случае и поможем...

- Мы будем тебе помогать! - воскликнул с увлечением Никола.

- Тише! - сказал Станко: - не кричи на улице.

- Псс... - повторил Никола, закрывая себе рот рукою.

- Пойдем ко мне, - сказал Стоян. - У меня отдельная комната... там можно будет свободно поговорить.

Стоян жил в доме хаджи Христо, который был построен в болгарском предместье и занимал значительную часть улицы. Позади его был обширный, очень тщательно содержавшийся сад, в котором было множество всевозможных фруктовых деревьев. Здесь созревали такия вишни, сливы, яблоки и груши, от которых не отказались бы султанши, а кроме того созревали здесь гранаты и миндаль. Деревья росли без всякой симметрии, и все вместе составляли тенистую рощу, перед которой разстилалась зеленая мурава, испещренная клумбами цветов. Тут было множество всяких цветов и розовых кустов. Розы могут считать Болгарию своей родиной: здесь за ними ухаживают гораздо больше, чем за другими цветами, и оне являются одним из богатств страны. Между клумбами и деревьями переплетались вытоптанные человеческой стопой дорожки, ведущия в обвитые виноградом беседки. Одна из беседок находилась близ входа в сад, другая - по ту сторону. Деревья, беседки и кусты прикрывали потаенные ходы и потаенные убежища, которые болгары устраивали в своих домах во время господства туров. Вход в деревянный двух-этажный дом хаджи Христо был со двора, окруженного высокой каменной стеной. Весь двор был застроен разного рода амбарами, кладовыми, сараями, конюшнями и хлевами; в последних помещались лошади, коровы и свиньи, так размещенные, чтоб их не сразу можно было заметить. В одном из углов двора была устроена винокурня для выделки водки - раки.

В нижнем этаже дома находились кухня и кладовые; в верхнем было около десяти комнат, которых расположение представлялось в виде лабиринта, знакомого только домашним. Все внутренния стены состояли из шкафов, а двери, соединяющия между собой комнаты, равно как и двери от шкафов, были маскированы. Незнакомые с внутренним расположением входили по лестнице в сени, а отсюда в обширную комнату с шестью окнами, называемую мусо-фирлык. Здесь обыкновенно принимали гостей. Пол этой комнаты покрыт был ковром, а вокруг стен стояли мягкие, широкие диваны, обитые толковой материей. На окнах висели дорогия занавески, а двери были украшены искусной резьбой. Все здесь свидетельствовало о богатстве хозяина.

Стоян не повел гостей в мусо-фирлык. Войдя во двор, он остановился и сказал как бы сам себе:

- Стены слышат.

Да, стены слышат, а окна видят; доказательство явилось на лицо. Стоян оглянулся и тотчас же заметил, что у одного из окон, выходивших на двор, стояла женская фигура. Он поклонился ей, а она улыбнулась тою улыбкой, которая обладает какой-то магической притягательной силой. Ближайшим последствием этой улыбки было то обстоятельство, что Станко и Никола загляделись и раскрыли рты. Смиренный преподаватель азбуки и пылкий экс-пастух, а теперь портной, были внезапно поражены и будто ослеплены. Они сами не отдавали себе отчета, откуда явилось это видение. Смотрели и вряд ли слышали вопрос Стояна:

- Можно ли в сад?

- Конечно, можно, - отвечал голос, показавшийся Станку и Николе какой-то чудной мелодией.

- Там никого нет? - спросил Стоян.

- Кажется, нет никого, - прозвучал ответ.

- Пойдем! - сказал Стоян товарищам.

Они направились в сад. У входа Никола повернулся и снова посмотрел в окно, но кроме рам уже ничего в нем не увидел.

Стоян привел своих гостей в беседку и, усадив, прежде всего подал им табак и папиросную бумажку, а потом начал:

- А что? - спросил учитель.

- А вот мы будем твоими помощниками.

- А я бы предпочел, чтобы вы заменили меня.

- Каким образом?

- А вот как: берите, разносите, раздавайте, а мое дело - сторона.

- Хорошо, - отвечал Стоян.

- А если хорошо, так не о чем больше говорить.

- Так ты нам укажи, откуда брать.

- А... об этом я сам должен еще разузнать и спросить кого следует... Ведь это не от меня зависит.

- От кого же?

- Этого-то мне и нельзя сказать.

- Ну, вот еще! - уговаривал его Стоян.

- Нет, нет! - остановил его Станко: - ни вам, ни кому бы то ни было, ни по дружбе, ни туркам по страху, хотя бы они меня на горячих угольях жгли... Я обещал, а ведь обещание - святая штука.

в беседке.

- Да, я обещал, - повторил он.

- Что же, ты присягал? - спросил Стоян.

- Нет... обещал, вот и все... Меня спросили: "не скажешь?" - вот и все... но... - продолжал-было он, и вдруг остановился, так как в этот момент вошла в беседку девушка, та самая, что стояла у окна. Она несла поднос, на котором стояли хрустальные вазы, блюдечки и кубки. Вазы были с вареньем, на блюдечках лежали серебряные ложечки, а в кубках была вода.

Девушка с подносом в руках приблизилась к учителю и сказала:

--

Выражение это, взятое из румынского языка, переводится французским: "s'il vous plait"; венгерским: "teszek", "proszę". На это приглашение молодой девушки преподаватель азбуки, взяв ложечкой немного варенья, положил его в рот, запил водой и кубок поставил на поднос. Девушка подошла к Николе, который тоже взял ложечку, но, вложив ее в вазу с вареньем, никак не мог вынуть. Поднимет ложечку, и ваза с вареньем поднимается. Попробовал раз, попробовал другой, наконец, желая как-нибудь покончить, он так дернул ложечку, что стащил с подноса вазу с вареньем, которая, оторвавшись, наконец, от ложечки, упала на землю. Ваза, конечно, разбилась в дребезги, куски стекла разсыпались во все стороны, а на земле остался бегай комок шербета.

В первый момент Никола сам не знал, что ему делать, потом с глухим вздохом, вырвавшимся у него из груди, наклонился, ухватил шербет обеими руками и сам не знал, что ему с ним делать.

- Зарар ёк сладко.

- Доффим.

Она хотела этим выразить, чтобы он отведал другого варенья и запил бы водой, но Никола не мог этого сделать, вопервых потому, что был чрезвычайно смущен, а кроме того у него в руках был роковой шербет.

- Зарарь ёк! -

- Да брось это! - промолвил Стоян.

Никола не решился исполнить совет приятеля: ему показалось, что сладко следует положить на поднос. Он исполнил это так быстро, что девушка не успела ему помешать, и комок шербета очутился на том самом месте, на котором только-что стояла ваза. Девушка улыбнулась и, снова обращаясь к Николе, повторила:

- .

- Нет, теперь уж не надо... - решительно сказал Никола, облизывая приставший к рукам шербет. - Воды только напьюсь; что же касается вазы... не безпокойся: это мое дело. - Он сделал при этом соответствующий жест, потом, напившись воды, сказал как бы про себя:

- Вот так отличился! Да чорт же его знал, что есть такое "сладко", в котором вязнет ложечка... В другой раз наука...

- Кофе? - спросила она.

Девушка ушла. Когда она удалилась, Никола тяжело вздохнул:

- Аман, аман!.. - горевал он. - Вот так отличился же я в присутствии девушки!

- И! что за важность!.. - отвечал Стоян.

- Что она обо мне подумает!

- Какая она красавица!..

Действительно, эта девушка была, казалось, на то и создана, чтоб ею люди восхищались. Болгарки вообще красивы, - она же царила даже между красавицами. Ни одна деталь её наружности не допускала ни малейшого порицания: ни фиалкового цвета глаза, ни светлые волосы с толковым отблеском, заплетенные в толстые косы, ни черты лица, ни формы всей её фигуры, обрисовывающияся из-под несколько измененного турецкого костюма. На ней были шальвары из легкой толковой материи в мелкия разноцветные полоски; стан и плечи прикрывал подпоясанный толковым поясом халатик. Эта одежда обрисовывала каждый изгиб, каждую выпуклость стана. Складки мягкого шолка облекали формы классической красоты.

- Какая красавица! - восхищался Никола, облизывая руки. - Такой я еще никогда не видал; кто она такая?

- Дочь, - отвечал Стоян.

- Хаджи Христо.

- Но... но... а как ее зовут?

- Иленка.

- Ведь она бы понравилась самому султану, еслиб он ее увидел.

- Ах, какая красавица! Ну, да пусть она не хлопочет насчет этой кавы... Это не её дело.

Он, может быть, продолжал бы еще в этом роде, но Станко прервал его:

- Так я, значит, скажу, что вы сами за все беретесь. Тем лучше. Я было не хотел в такия дела мешаться, но не было никого другого, - вот и взялся. Для своей родины я на все решусь, но предпочитаю, чтобы за меня сделали другие, потому, что я еще дорожу жизнью. А вы, - спросил он, - готовы ли рисковать жизнью?

- Так я скажу о вас и вам сообщу, а пока буду передавать которому-нибудь из вас те издания, которые предназначены в читальню.

- Передавай мне! - воскликнул Никола.

- Мне все равно, - отвечал Станко.

- Так я буду к тебе вечером заходить.

- Чего же тут не понимать? Надо только запомнить: середа, суббота; середа, суббота... повторял про себя Никола.