На рассвете.
Глава XXI.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: На рассвете. Глава XXI. (старая орфография)

XXI.

Последния слова Петра, сказанные перед самым выходом, весьма удивили девушек. "Может быть, посылка эта помирить их"... Значит Стоян и Никола поссорились.

- Разве они сердятся друг на друга? - спросила Анку Иленка.

- Я ничего не знаю и до сих пор не слыхала об этом.

- Ведь ты видела их, когда они были вместе.

- Да, видела; они провели вместе целый день, вечером гулили в саду, и оба вместе скрылись.

- И не ссорились?

- Они отлично ладили друг с другом.

- Что же может быть поводом их ссоры?

Точно такой же вопрос могла задать себе и Анка.

Вопрос этот зародился в голове Анки, несмотря на то, что она сама присутствовала при встрече Иленки с Николой и была уверена, что они любят друг друга. Но, вспоминая все подробности этой встречи, она начала приходить к убеждению, что одна только Иленка казалась несомненно влюбленной, а Никола был скорее удивлен, чем влюблен. Кроме того она вспомнила, что в протоколе было сказано о любви Иленки к Стояну. Когда Анка начала по своему все это сопоставлять, то в уме её зародилось предположение, которого она не осмеливалась формулировать даже сама перед собою. Предположение это принимало вид следующого вопроса: не любит ли Иленка обоих в одно и то же время? Не кокетничает ли она с ними? Анка то отгоняла эту мысль, то опять возвращалась в ней, и никак не могла объяснить себе, почему Иленка так долго колебалась, пока выговорила, кому предназначает подарки.

"Почему же я... сразу сказала: - Стояну?"

Иленка разсуждала несколько иначе. Она ни в чем не подозревала Анку; но, вспоминая все обстоятельства и все их подробности, не могла себе объяснить, почему Анка не позволяла ей прислуживать молодым людям, когда они сидели в потаенной комнатке? Почему она так поступала?

Любовь подозрительна, очень подозрительна. Из-за любви ссорятся братья, сестры, друзья и подруги. Иленка с Анкой еще не поссорились, но каждая задумывалась о причине ссоры между Стояном и Николой, и это обстоятельство привело к некоторому охлаждению отношений между двумя подругами, которое выразилось в том, что Иленка пришла к Анке только на третий день после отъезда Петра.

- Не вернулся ли Петр?

- Нет еще.

- Когда же вернется?

- Не знаю.

В вопросах этих и в ответах слышно было то легкое охлаждение, которое предвещает зимнюю стужу после жаркого лета. Анка спросила, здорова ли хаджи Христица.

- Вчера мать была нездорова, - отвечала Иленка.

- А сегодня?

- Сегодня ей, слава Богу, лучше.

- Бок болел.

- Я слышала, что хаджи Христо очень доволен.

- Ах! - вздохнула Иленка. - Адрес отправлен уже в Цареград. Что же Петр говорит о нем?

- Ничего не говорил. А мать уверяет, что просить Султана - это все равно, что говорить со столбом.

- Может быть все это так и кончится ничем.

- Быть может. Вероятно, султан согласится скорее на просьбу Мустафи-бея.

- Насчет языков? - спросила Иленка.

- Вот была бы беда. Ведь говорят, что тогда отрезали бы языки всем женщинам и девушкам.

- Не всем. Говорят, что не стали бы отрезать тем, которые пошли бы в гаремы.

- Кто же из нас согласился бы на это!

О проекте Мустафи-бея говорили в это время не только во всем городе, но и во всей провинции. Поэтому и наши девушки очень долго разсуждали на эту тему; потом затронули новый вопрос, но все-таки не имеющий ничего общого с двумя эмигрантами. Разговор их сделался очень оживленным и ясно доказывал, как было бы неприятно, еслиб проект Мустафи-бея был приведен в исполнение; но больше ничего нельзя было вывести из этого разговора. В продолжение целого часа ни одна из девушек не произнесла имени ни Стояна, ни Николы. В последнее время этого никогда с ними не случалось.

Иленка снова пришла в дом Мокры только на четвертый день. Прежде она заходила по три раза на день - теперь во всю неделю собралась только во второй раз; да и то пришла потому, что узнала о приезде Петра. Хаджи Христо послал в этот день мальчика принести какую-то посылку с парохода. Мальчик вернулся и сказал, что видел на пристани Петра. Иленка сейчас же собралась и поспешно отправилась в Мокре. Случилось так, что когда она подходила в воротам с одной стороны, Петр, с чемоданчиком в одной руке и с зонтиком в другой, подошел с противоположной стороны. Они встретились у ворот и вместе вошли во двор, а потом на лестницу. Затем, пройдя мусафирлык, вошли в одну из комнат, где встретила их Анка. Иленка несколько раз останавливалась. но Петр каждый раз заставлял ее идти вперед. Встретив Анку, они остановились. Петр поставил чемоданчик у стены, положил зонтик, снял шляпу и, обращаясь к девушкам, сказал:

- Привожу вам поклоны, нижайшие поклоны. Я видеть Стояна, видел и Николу. Отдал одному твой подарок, другому - твой. - Он указал сначала на Иленку, потом на Анку.

- Мой ты отдал Стояну? - спросила последняя.

- Стояну? нет, Николе.

Анка ничего не сказала, но по лицу её было видно, что известие это пришлось ей совсем не по вкусу, да и Иленке также. Петр посмотрел на них и сказал:

- Впрочем это все равно. Стоян отдал все в кассу, Никола сделал то же самое, так что ваши алмазы, жемчуга и кольца обратятся теперь в винтовки и патроны.

Обе девушки вздохнули. Очевидно было, что их тревожила мысль о судьбе молодых людей, которым оне вверили свои сердца. Петр не сообразил, в чем дело, когда Иленка поручала отдать драгоценности Николе, а Анка - Стояну. Он был разсеян в это время, а поводом его разсеянности было присутствие Иленки. Петр подозревал, что сердце её занято, а все-таки так смотрел на нее, что легко было догадаться, почему он разсеян. Впрочем он старался быть очень сдержанным; он не был ни романтиком, ни ловеласом. Иленка очень нравилась ему и по наружности, и по тем внутренним чертах, которые составляют нравственную сторону человека. А все-таки он находился в выжидательном положении и был готов во всякое время удалиться или протянуть руку, сообразно тому, как она разрешит тот загадочный вопрос, который называется девичьей любовью. Между многими загадочными вопросами этот вопрос является самым загадочным: любовь девушек бывает то хрупкой как хрусталь, то прочной и несокрушимой как скала. Как же ему было разрешить этот вопрос? Он знал только то, что Иленка своим патриотическим упрямством, которое она, конечно, не могла заимствовать ни от отца, ни от матери, спасла его и еще четырех людей от смерти. Он поэтому ценил эту девушку очень высоко, ценил и уважал, даже любил, если хотите, но той любовью, которая проникнута уважением.

Девушки, узнав о судьбе своих подарков, молчали. Лица их выражали смущение и упрек Петру за то, что он перемешал их поручения. Ни одна из них не смела выразить недовольства, и все молчали.

- Вы не спрашиваете меня, - начал Петр: - что делает Стоян, что делает Никола?

Обе вопросительно взглянули на него.

- Когда? - спросили обе вместе.

- Стоян отправился в Сербию... Там организуют болгарские легионы... он будет драться.

- А Никола? - спросила Анка, которая хотела скрыть впечатление, произведенное на нее этим известием.

- Никола еще не уехал.

- Как же это?.. - безсвязно бормотала Анка.

- Разве ты не видела войска?

- Это в роде турецких аскеров.

- Ну, да... Но болгарское войско будет иначе одето.

Петр начал рассказывать о мундирах и вооружении легионов; он рассказал о знамени, вышитом болгарками, и о других подробностях, которые могли занять девушек. Иленка слушала и, наконец, спросила:

- Никола тоже будет драться?

- Конечно, - отвечал Петр.

- Почему он еще не поехал в Сербию? - спросила Иленка.

- А ты был там? - перебила Анка.

- Я там был и даже остался бы, еслиб у меня не было других занятий... Может быть, и до меня дойдет очередь.

- Я не ждала бы очереди, - сказала Анка: - я... я... еслиб была мужчиной... Господи! почему же ни Илия, ни Драган не дожили до такой минуты! Почему я не мужчина!

- Можешь пригодиться и в качестве женщины.

- К чему?

- Выбери старье из белья и готовь корпию, бинты, повлеки.

- Каким же образом все это попадет к нашим?

- Пошлем в Кладову.

- Где это Кладова?

- Где? - спросила Иленка, которая все это время больше слушала, чем говорила.

- Вверх по Дунаю.

- По ту сторону Систова?

- Да, да, - отвечал Петр, - чтобы добраться по Дунаю в Кладову, надо проехать Систово, Рогову, Лом-Паланку и Радуевац.

- Так это далеко?

- Надо ехать два дня на пароходе, но можно доехать гораздо скорее по железной дороге, по румынской стороне.

- А они как поехали? - спросила Анка.

- По железной дороге.

- Они спешили?

- Нет, не в том дело. Они боялись, чтоб на Дунае турки их не захватили.

- Разве турки могли бы их не пустить? что им турки!

Петр объяснил сестре, чем отличается организованное и многочисленное турецкое войско от формирующихся легионов. Он объяснил ей, в чем заключается сила войска, и окончил так: "Их тоже будут убивать и ранить".

Эти слова удивили и встревожили молодых девушек. Вероятно им казалось, что болгарский воин неуязвим ни саблей, ни пулей, ни кистенем, и вдруг оказывается, что это не так. Это испугало их, но вместе с тем заинтересовало. Оне закидали Петра вопросами, так что разговор затянулся я, конечно, продлился бы еще дольше, еслиб не дали знать, что в мусафирлыке ждет гость.

- Кто такой? - спросил Петр.

- Аристархи-бей.

Петр сморщился, но все-таки пошел и ласково встретил своего врага.

Когда подали кофе и трубки, бей спросил с иронией:

- Что же слышно?.. Когда же будет у нас болгарская республика?

- Об этом я решительно ничего не знаю, - отвечал Петр.

- Ведь вы видели этих господ, которые подражают польскому "жонду" и в то же время разсчитывают на помощь России.

- Да, я их всех видел.

- В каком отношении?

- Я хотел спросить: получили ли они семнадцать фунтов, которые повез им...

Петр не отвечал.

- Которые повез им... - повторил бей, будто желая вспомнить фамилию.

- Я слышал что-то в этом роде, но такия вещи не интересуют меня... Мне паша поручил предостеречь их, я предостерег - и вот теперь вернулся.

- Гм... - бормотал бей, разглаживая усы и бороду. - Они формируют легионы... есть ли у них хоть сотня охотников?..

- Мечтают о тысячах.

- Сладкия мечты. Тем более горькой будет действительность... Они готовят также шайки.

- Какие шайки?

- По образцу Тотия, хаджи Димитра, Степана Караджа.

- Об этом я не слышал, да и не слушал... Может быть.

Очевидно было, что Аристархи-бей пришел разузнать что-нибудь от Петра. Потому он затронул вопрос о легионах и сделал намек на семнадцать фунтов... Но Петр был очень осторожен и ни в чем не проболтался. Он сообщил только то известие, за которым, по всей вероятности, пришел Аристархи-бей. Оно было верно по форме, но не по существу.

- Ссорятся, - сообщил Петр.

Он подразумевал под этим безпрестанные прения и переговоры, неизбежные в центральном правлении, сложившемся наскоро из людей, которые черпают сведения из различных источников, и которым пришлось управлять всеми отраслями подпольной работы, совершавшейся помимо и против воли турецкого правительства.

- Подозревают друг друга? - подхватил бей.

- Кажется... вероятно.

- В чем же они подозревают друг друга?

- Я особенно не допрашивал их.

Тем и ограничился весь отчет Петра властям. Настоящий отчет он передал матери. Перед нею он ничего не скрывал. Сообщил ей и о ссоре Стояна с Николой, о которых она прежде всего спросила.

- Из-за чего же они поспорили?

- Это их тайна... Не знаю и даже не могу догадаться... Когда я им передавал подарки, то заметил, что Никола так посмотрел на Стояна, как будто хотел на него броситься.

- Нет, они уже разошлись. Стоян пошел в Сербию, а Никола пойдет в Балканы.

- Они пойдут четами?

- Нет, заметили, что к четам, приходящим из Румынии, народ не пристает, а выжидает, чья возьмет, и все кончится тем, что чету перебьют, а народ не пошевельнется. Теперь и решили в сербском комитете поднять народ без четь.

- Во всей Болгарии?

- Конечно, это было бы хорошо, но невозможно. Разведчики ходили, и из собранных ими данных комитет сделал вывод, что еслиб где-нибудь удалось поднять народ, тогда бы возстала вся Болгария. Надо в одном месте зажечь, и когда раз хорошо разгорится, то пожар разнесется повсюду. На том и порешили.

- А если не удастся?

- Тогда произойдет то, что паша поручил мне передать им.

- В подобных случаях турки не шутят.

- Что-ж делать!.. Надо идти на-пролом, иначе ни к чему не придем. Пробовали греки, пробовала Черногория, пробовала Сербия, теперь пробуют герцеговинцы: неужели только мы должны выжидать! Чем же мы хуже греков, сербов, черногорцев и герцеговинцев? Удастся - хорошо, а не удастся, тогда Болгария вынесет такия страдания, от которых весь свет придет в ужас. А если никто не постоит за нас, тогда страдания эти перейдут на следующия поколения и расшевелят их. Необходимо страшное потрясение, чтобы разбудить народ от пятивекового сна!

- Ты прав, сынок, ты прав, - отвечала мать. - Будем спать - век проспим, а необходимо проснуться... Да, на моем веку много изменилось. Хаджи Христо недоволен этими переменами, но это, вероятно, потому, что у него не было сыновей, которые бы поплатились жизнью. Братья твои погибли, и я благословляю их. Надо пробуждаться! Надо!.. Где же начнется возстание?

- По ту сторону Балкан.

- Почему же не в Рущуке? почему не с нашей стороны?

- В Рущуке слишком много турецкого войска. Здесь слишком много турок, а нас мало. Здесь местность открытая, и повсюду турецкие и черкесские посады. Здесь народ сонливее, чем там, здесь неспособны начинать, а там, в горах, можно разсчитывать и на гайдуков. Разведчики принесли самые лучшия сведения с той стороны Балкан, а Стоян, Никола и другие, ходившие по Дунаю, не много могли сделать. Вот, матушка, как обстоят наши дела.

- А насчет шпионов что слышно? - спросила старуха.

- Пустяки, их там целая масса, но их тотчас же узнают. Шпионы слышат то, о чем все знают. Они донесли теперь о легионах, куда охотники открыто едут по железным дорогам.

Мокра не поняла слова: "легионах". Петр объяснил ей.

- К чему же они готовят и возстание, и в то же время легионы?

- Легионы прикрывают возстание.

- Так нам приходится ждать своего череда?

- Да.

- Но ведь нельзя же в такое время сидеть сложа руки.

- Еслиб мне удалось исполнить хоть половину того, что они просят, то и тогда я не имел бы отдыха.

- Они просят уведомлять их о всех распоряжениях, которые приходят из Царьграда в конак, обо всем, что конак доносит Царьграду, и что сам предпринимает.

- Я буду получать все эти сведения.

- От Аристархи-бея?

- Нет, он стал бы запрашивать, а между тем в конаке много есть таких, которых можно купить за безделицу; кроме того у меня в лавке есть мастика, при помощи которой много можно узнать. Оставь мне это дело; я узнаю обо всем, что только произойдет. Но о чем же особенно надо спрашивать?

- О шпионах.

- Хорошо. О них я узнаю от киотыбчи и чубукчи; это мое дело. А еще что?

- Мне надо повидать меганджи Пето из Кривены, чтоб передать ему от сына поклон и поговорить с ним по поручению комитета. Дело в том, чтобы провести безопасно людей из Румынии в Балканы. Мегана Пето расположена в таком месте, в котором очень легко можно переправиться через Дунай; сам же Пето доказал во время последняго процесса, что он умеет отлично ладить с турками.

- Пето! - старуха задумалась. - Лучше всего было бы переговорить с ним здесь, но он слишком тяжел на подъем. Нечего делать, я сама съезжу к нему.

- Стоян говорил мне, что можно положиться на его сестру, что она и сама много съумеет сделать, и отца будет понукать.

- Посмотрим! девушка, - это не надежно.

- А Иленка? - с живостью заметил Петр.

- Иленка... а!.. это другое дело! Таких Иленок не много найдешь. Вот когда все успокоится, - старуха подняла кверху глаза, - тогда буду молить Господа, чтобы мне вас обвенчать.

- Ах, матушка! - воскликнул Петр: - кажется, сердце её уже не свободно, но не я занял его.

- Сердце девушки изменчиво, сынок мой: сегодня оно пристанет к хорошему, а завтра к лучшему. Пока девушку не назовут женой, до тех пор она свободно может выбирать. Еслиб ей пришлось выбирать между Стояном и тобой...

- Я бы этого не допустил.

- Почему?

- Мне соперничать со Стояном? Это было бы подло с моей стороны, тем более, что Стояна здесь нет. Как! его нет здесь, он рискует жизнью, сражается за Болгарию, а я между тем отбивал бы у него то сердце, которое ему принадлежит!

по нем; а потому, если ты не пожелаешь победить её сердце, тогда может все кончиться так, что ни ты, ни он не получите её: отдадут ее Бог знает кому, и тогда ни Стоян, ни ты, ни она не будете довольны.

Петр ничего не нашел ответить, но разсуждение матери не убедило его. Он ни в чем не изменил своего отношения к Иленке, был с нею дружен, и только. Когда Иленка не обращала на него внимания, он смотрел на нее, и тогда глаза его выражали кое-что больше, чем обыкновенную дружбу. Но он не позволял себе ни единым словом, ни единым движением выказать ей что-либо более дружбы. Он никогда не обнаружил своих чувств ни перед ней, ни перед кем бы то ни было, одна только мать составляла исключение. Но Мокре, занятой торговлей и политическими делами, некогда было действовать за сына. Следует прибавить, что Иленка заходила теперь очень редко, и чаще всего бывала в то время, когда не было дома ни Петра, ни Мокры.

Мокра, под предлогом торговых дел, поехала в Систово, а на обратном пути остановилась в кривенской мегане.

В мегане и около нея ничего не изменилось. Точно так же, как и в момент прибытия милязима, этого ревностного турецкого офицера, который лишился жизни при исполнении служебных обязанностей, так и теперь на очаге горели уголья, на камине стояла посуда и в кофейне дремал Пето. Он не удивился, когда вошла Мокра, хотя это было нарушением обычая, так как женщины не входят в кофейню. Но так как кроме хозяина никого здесь не было, то он спокойно ответил обычным приветствием на приветствие вошедшей.

- А ну-ка, взгляни на меня.

Пето посмотрел и сказал: - Да, правда, давно мы не виделись.

- Привожу тебе от сына поклон.

Глава меганджи вспыхнули. - От Стояна? - спросил он.

- Э, все это хорошо, только бы цел остался. Он ни в грош не ставит свою жизнь. Но что же делать, так и следует, если уже избрал себе такой эснаф.

- У меня есть к тебе поручение.

- Ко мне? - спросил меганджи.

- Комитаджи (Пето поморщился, услышав это слово) должны пробраться по этой дороге за Балканы; ты должен им помочь.

- Да, необходимо, - отвечала Мокра.

- А нельзя ли им избрать другой путь?

- Одни пойдут и другими путями, но некоторым необходимо пройти по этой дороге.

- Сколько их будет?

- Что же, я, как аист, должен стоять в тростнике?

- Стоян сказал, что... твоя дочь...

- А! - подхватил Пето и позвал в дверь: - Марийка!

Вошла знакомая нам девушка и остановилась около Мокры, которая сидела на скамье.

в чем дело: надо было высматривать, когда приедет агент комитета, по известному паролю узнать о его приезде, объясниться с ним при помощи условленных паролей и, наконец, вывести его из тростника; все это надо делать очень осторожно, имея в виду усиленную бдительность пограничной стражи и проходящие по временам патрули. Пароль состоял из комбинации квакания лягушки и крика совы. Когда Мокра кончила объяснение, Пето поднял кверху палец и, обращаясь к Марийке, сказал повелительным тоном:

- А теперь, - сказал Пето, обращаясь к Мокре: - ступай на ту половину, посиди там, закуси и выпей, и разскажи моим женщинам все, что знаешь про Стояна.

Усевшись перед камином, Мокра рассказала бабушке, матери и сестре все, что знала о Стояне, а потом завела разговор со старухой, которая понять не могла, почему Стоян, по происхождению цинцар, бросил торговлю, и вместо того, чтобы наживать парички, чтобы жениться и жить себе спокойно, мешается в болгарския дела и бродит по всему свету. Больше всего сердило ее происшествие с милязимом.

- За что он милязима задушил? С какой стати? Милязим обнимал "булку"! - Старуха пожала плечами. - Зачем же существуют "булки"? Так всегда было спокон века, и вдруг Стонну захотелось все изменить! Слыханная ли это вещь! - Она вздохнула.