На рассвете.
Глава XXIII.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: На рассвете. Глава XXIII. (старая орфография)

XXIII.

Неожиданное исчезновение Петра весьма обезпокоило Мокру. Она не могла понять, почему сын не предупредил ее о своей отлучке. Прежде всего говорило в ней материнское чувство.

"Господи! - подумала она: - ведь это третий уже... и... последний!"

Потом стала соображать, куда он пропал. Анка сообщила ой, что приходила какая-то крестьянка, и Мокра, вспомнив про Марийку, догадалась, что Петр уехал. Но дочь сказала, что брат ушел в домашнем костюме, и даже без пальто. Не арестовали ли его турки? "Теперь все возможно, - подумала Мокра. - Они арестовали его и молчат. Узнаю я об этом!" утешала себя старуха, разсчитывая на свои знакомства в конаке.

Она приказала Анке, чтобы ни перед слугами, ни перед кем бы то ни было чужим не обнаруживать своего безпокойства относительно исчезновения Петра.

- Будто ты нисколько этому не удивляешься, - поучала Анку старуха, и сама вполне сообразовала свои поступки с этим советом; никого не спрашивала про Петра, и только с особенным вниманием беседовала с теми чиновниками, которые приходили к ней в лавку пить мастику. К сущности же она сильно безпокоилась и постоянно спрашивала себя, что с ним случилось.

На второй день после исчезновения Петра Анка сказала матери после ужина:

- Одна разве она знает, что с ним случилось.

- Кто такое?

- Она не посмеет теперь придти к нам.

- Кто же это?

- Дочь хаджи Христо.

- Иленка?

- Да, она.

- Почему же ей не посметь придти к нам?

- Потому, что я застала ее наедине с Петром в его комнате.

- Ну, так что же?

- Как что же!.. Они просидели вдвоем часа три, а может быть и больше. Она пришла ко мне, немного посидела, вышла из моей комнаты и пропала... Я удивилась, что она такое делает?.. Пришла крестьянка - я иду в Петру в комнату и вижу там Иленку... Глазам своим не верила... Вероятно, Петр сказал ей что-нибудь, если они так долго беседовали... Когда он вернулся из Бухареста и рассказывал о болгарском легионе, то она, отлично помню, спросила, почему он не пошел воевать.

Мокра выслушала все это обвинение и обрадовалась сближению Петра с Иленкой. Зная своего сына, она была уверена, что он не мог позволить себе ничего лишняго в отношении молодой девушки, а потому не придавала никакого значения словам дочери. Но с другой стороны ей была известна пылкость патриотизма Иленки, и старуха подумала, что Иленка потому осталась так долго с Петром наедине, чтобы послать его ни театр военных действий; а потому ей казалось, что Иленка будет в состоянии дать ей некоторые указания относительно исчезновения Петра.

"Я ее спрошу", - подумала Мокра.

Надо было сходить к хаджи Христо, но ни при отце, ни при матери не следовало спрашивать, и даже не надо было говорить о том, что Петр куда-то пропал. Мокра пошла к соседям и проболтала там около часа с хозяйкой, а когда последняя начала рассказывать о своей болезни, которою часто страдала, Мокра так заинтересовалась этим, как будто речь шла о её собственной болезни.

- Подступает? - спрашивала Мокра.

- Ох! джанэм, как еще подступает! Иногда так подступит... так вот и кажется, что сейчас лопну.

- Ах, бедная ты, бедная!

- Да! - горевала хозяйка, покачивая головой.

- А у меня есть лекарство от твоей болезни, - сказала Мокра. - Мне его прописал один доктор венгерец.

- Дайте мне хоть немного этого лекарства!

- Дам... почему бы не дать. Вот что, - сказала Мокра, вставая: - пошли со мной Иленку; она сейчас тебе и принесет его. Потом я пойду в лавку и вернусь домой только вечером, а пока что же тебе напрасно страдать!

- И откуда взялась у меня эта болезнь? будто с неба свалилась! - горевала хозяйка; потом, обращаясь к дочери, сказала ей: - собирайся.

Мокра ничего не говорила Иленке, пока они шли; дома же привела ее в комнату Петра. Девушка остановилась у дверей, как бы боясь переступить этот порог.

- Войди! - сказала Мокра: - Петра нет дома. - Когда же Иленка вошла, старуха заперла дверь и спросила: - знаешь ли, Что Петр исчез куда-то?

- Исчез? - удивилась Иленка.

- Вот уже третий день как его нет.

- Где же он?

- Не знаешь ли ты, не догадываешься ли?

- Нет, - отвечала она, пожимая плечами.

- Говорила ли ты с ним о войне?

- Говорила, - отвечала Иленка, и вся вспыхнула.

- А не стыдила ли ты его, что он не идет воевать?

- Хорошо ли ты помнишь ваш разговор?

- Я спрашивала его, почему он не в Кладове, а он ответил мне - почему; а потом когда показал вот это (она указала пальцем на альбом), я больше и не смела спрашивать его.

- Почему? - спросила Мокра.

- Потому что есть люди полезнее военных.

- Так где же мой Петр? - с горечью воскликнула Мокра. Она посмотрела на Иленку, и в глазах её отразилось не то чувство, которым она прикрывалась в присутствии турок, а чувство материнской скорби, чувство горести и опасения.

- Ах, я несчастная! - воскликнула она раздирающим сердце голосом.

- Мокра... - начала Иленка, приближаясь к старухе.

- Это уже третий, третий!.. - и из глаз её покатились слезы. Иленка тоже заплакала. Как только Мокра увидела слезы Иленки, она сейчас же опомнилась, вздохнула и, сказав: "пора работать", хотела уйти, но, вспомнив предлог, под которым привела к себе Иленку, остановилась. Я сейчас принесу лекарство твоей матери, подожди немного, - проговорила она.

Мокра скоро вернулась и принесла небольшой пакетик, который отдала Иленке, рассказав при этом, каким образом мать её должна принимать леварство.

Оне вместе вышли из комнаты Петра, и Мокра спросила: "Не зайдешь ли к Анке?"

- Нет, Мокра, не зайду.

Старуха промолчала.

Исчезновение Петра напомнило ей тот путь, по которому шел старший её сын, и на котором сложил голову. Она уже видела в своем воображении голову этого последняго сына на жерди, вбитой у городских ворот; ей становилось жутко, тяжело; но она умела скрывать свои чувства, и никто не догадался бы по её наружности, как сильно она страдает. Она шутила с турками и нисколько не смутилась, когда к ней пришел Аристархи-бей и прямо сказал:

- Хорошо, Мокра, ведет себя твой сын.

- Вероятно, не хуже других...

- Кто бы ожидал от него чего-нибудь подобного!

- Всегда можно всего ожидать...

Сердце её сжималось. Она сообразила, что турки узнали уже что-то, а следовательно можно спросить, и потому прибавила: - Я впрочем сама не знаю, где он.

- Так он не сказался тебе?

- Систовский каймакан уведомил нас об нем и об его товарищах.

Мокра замерла: она вспомнила, что в окрестностях Систова началось возстание хаджи Димитра.

- Ведь это сумасшествие, - продолжал бей: - три дня пьянствовать... один чуть не потонул, другой расшибся... Когда паша узнал, что сын твой участвует в этой пьяной компании, он сказал: "Молодец наш доктор! не надо лучшого доказательства, что он вполне верноподданный султана".

Последния слова чрезвычайно удивили Мокру. Бей говорил о какой-то пьяной и в то же время верноподданнической экскурсии. Сын её принадлежал в этой компании. Что это значит? Она тем более путалась в догадках, что не могла сообразить, причем тут доклад систовсвого каймакана. Одним словом, из всей этой путаницы выделялось одно: это - надежда, что имело для нея большое значение. Она ждала разрешения загадки и дождалась его только на пятый день поздним вечером.

Мокра сидела на диване, вязала чулок и думала о Петре. Вдруг среди ночной тишины раздался выстрел перед самым её домом.

- Господи Боже мой! - крикнула Мокра, вскакивая с дивана.

Точно так же вскрикнула и вскочила сидевшая около нея Анка.

За первым выстрелом последовал другой, а за ним третий.

- Не Стоян ли?.. - воскликнула Анка.

- Что это ты? - успокоивала ее Мокра.

- Пришел с войском из Кладовы... - продолжала Анка восторженным голосом.

- Молчи! - крикнула мать, сама не вная, что думать об этой пальбе.

Прибежали слуги, а между тем после некоторого перерыва последовал четвертый, пятый, шестой выстрел. Слышно было, что на улице суетятся, и в то же время начали сильно стучать в ворота.

Мокра вдруг преобразилась. Можно бы подумать, что это не женщина, а вождь, командующий отрядом во время внезапного нападения. Она обратилась в прислуге:

- Ступайте в воротам! калитку на цепь! впускать только своих!.. Жандармам я сама отворю. Всякого своего посылайте в сад!.. А ты, - продолжала она, обращаясь в Анке, когда ушла прислуга: - стой у входа в сад и посылай всех в колодцу. Я сама буду там стоять.

Распорядившись таким образом, Мокра взяла фонарь, спички и выбежала в сад. Через несколько мгновений все были по местам: прислуга собралась около ворот; Анка стояла у входа в сад; хозяйка заняла свой пост у колодца.

Старый Коста, закрепив цепь, приотворил калитку и спросил: - Кто там?

- Это я, - ответил ему голос, по которому он узнал Петра.

Коста впустил, и все тотчас закричали: - В сад! в сад!

- Стыпуница приказала, чтобы все свои шли в сад.

- Кроме меня никто сюда не войдет.

- В сад! в сад! - настойчиво требовала прислуга, испуганная новыми выстрелами, доносившимися с улицы. - Стыпуница приказала!

Петр направился в сад и у входа увидел Анку; узнав брата, она остановилась в недоумении.

- Что все это значит?.. - спросил Петр.

- Мы думали, что пришли наши из Кладовы - такая пальба!

- Где же мать?

- У колодца.

Легко представить себе, как обрадовалась Мокра, увидев сына. Петр рассказал ей, что и как случилось, и она успокоилась, хотя пальба не скоро превратилась. Впрочем выстрелы раздавались все дальше и дальше, а наконец все стихло. За ужином Петр рассказал, каким образом уехал, что делал в это время и как вернулся. Охота, спрыскиваемая слишком обильно, не была удачна. Приходилось стрелять не по зайцам, куропаткам, драхвам, не по дикой птице, но по овцам, телятам, козам, собакам, курам и по домашним гусям и уткам, причем чуть не подстрелили несколько человек. Наконец веселые охотники вернулись в Рущук, и, высадив Петра перед его домом, устроили пальбу на прощание. Пришла полиция: пешие и конные жандармы бросились туда, откуда слышались выстрелы, и очутились перед повозкой, все седоки которой, не исключая кучера, были совершенно пьяны. Оказалось, что кучером был консульский кавас, а господа - из итальянского и английского консульств. Неприкосновенность этих особ оберегают международные трактаты, и еслиб кучер не был пьян, то жандармам пришлось бы отступить. Но так как консульский кавас отказался править, то жандармы отвели повозку сначала в английское консульство, а потом в итальянское. Пока жандармы вели лошадей под устцы, господа забавлялись стрельбой на воздух и успокоились только в своих квартирах, куда их пришлось проводить под руки.

- Что же, они пошли? - спросила старуха.

- Пошли... - ответил Петр. Тем и кончился их разговор об агентах комитета.

Конечно, никто и не подумал о вознаграждении тех убытков, которые были причинены жителям консульскими чиновниками. Раненым было предоставлено право... лечиться, а тем, у которых поубивали овец, телят и прочее... позволено... оплакивать свои потери. Турки всегда радовались, когда иностранцы компрометировали себя перед местными жителями, и, конечно, европейския державы ничего об этом не знали, так как консульский персонал весьма редко состоял из порядочных людей.

В настоящем случае английское и итальянское консульство сослужило службу Петру, так как после описанной выше охоты с его личности и дома снят был полицейский надзор. Паша лично объявил об этом Петру.

- До сих пор мы не доверяли тебе, доктор. Хотя я и относился к тебе с большим уважением, которое ты вполне заслуживаешь, а все-таки думал: grattez le Bulgare, vous у trouverez un Russe. Теперь же вижу, что я ошибался.

- Что же такое?.. Une folie, - возразил паша: - молодость имеет свои права.

И с тех пор паша считал Петра вполне порядочным человеком.

А этот вполне порядочный человек продолжал свои "преступные" деяния. Благодаря связям Мокры, он сообщал в Бухарест такия сведения, распространение которых приводило в тупик пашу и Аристархи-бея; кроме того, он участвовал в местном комитете, снабжал его средствами, советом и вообще был деятельным его членом; одним словом, мастерски вел подземную работу. Такие мастера вырабатывались в Болгарии под влиянием гнета турецкого правительства, а репрессивные меры - в роде ссылки, четвертования, виселицы, выставки голов на жердях - совершенствовали их. Еслиб два брата Петра не погибли, быть может и он действовал бы подобно Стояну или Николе; но турки сами вышколили себе усовершенствованных внутренних врагов.

Иленку крайне поразило исчезновение Петра, тем более, что Мокра спрашивала ее: не под её ли влиянием Петр решился отправиться на войну. Сама бы она никогда об этом не подумала, но когда ее спросили, она постаралась вспомнить весь разговор, и пришла к тому заключению, что на Петра могло подействовать желание её поступить в Общество красного креста.

"Если я, девушка, хотела идти на войну, то, может быть, ему, мужчине, стало стыдно оставаться дома". К такому заключению пришла Иленка и сказала себе: "Жаль!.. очень жаль!"

О Николе она никогда еще не говорила, что его жаль. Она была уверена, что Никола в Кладове, и часто думала о нем. Она воображала себе его в мундире, в шапке с пером, с саблей, с винтовкой и с револьверами за поясом. Она мечтала о геройских его подвигах и радовалась его доблести. Но она никогда не подумала: "жаль его". Петра же ей было очень жаль. Она готова была пожертвовать весьма многим, чтобы он вернулся, и еслиб Никола был здесь, сказала бы ему: - ступай, отыщи Петра и приведи его, а без него не возвращайся.

Не трудно потому вообразить себе, как она обрадовалась, узнав, что Петр вернулся. Несмотря на гримасы Анки, Иленка собралась к ней снова, и выбрала такой час, в который наверное разсчитывала застать Петра. Но ведь придти в то время, когда Петр дома, не значило еще видеться с ним. Сколько раз он не выходил в ней, хотя и был дома во время её прихода. Он слишком увлечен книгами! Еслиб не книги... Теперь она тоже не была уверена, увидит ли Петра, но, несмотря на то, пошла.

Войдя в ворота дома Мокры, Иленка вспомнила, что ей хотелось спросить Косту о том ягненке, который родился без хвоста. Об этом ягненке много говорили в свое время во всем околотке, но теперь все уже забыли о нем. Вдруг Иленка вспомнила про него, и ей захотелось узнать, что сделалось с этим ягненком. Поэтому она пошла не на лестницу, а в сторону конюшни; но так как сама не знала, где Коста, то начала звать: - Коста!.. Коста!..

Иленка подождала немного, но Коста не приходил. "Бог с ним, в другой раз спрошу его об этом ягненке без хвоста", сказала себе девушка и направилась в лестнице, но увидела на противоположной стороне двора служанку, которая мыла рис.

- Где Коста? - крикнула Иленка.

- Косты нет, он поехал на мельницу.

Теперь наверное можно было сказать, что если Петр не оглох, то знает, что Иленка пришла.

придя в комнату Анки, она поздоровалась с ней, скинула фереджию и яшмак, и не успела еще сесть, как вошел Петр. Иленка будто удивилась.

- А? Я слышала, что тебя нет.

- Меня действительно не было, но я приехал.

- Куда же ты ездил?

- Недалеко, в окрестности Янтры.

- Так ты не любишь охотиться?

- Не люблю убивать зверей, а за обедом люблю дичь; но на свободе предпочитаю оставлять ее в покое.

- Однако ты долго охотился...

- Пять дней... Я собственно играл комедию, а мои товарищи, хотя бы и хотели, не могли охотиться.

- Обстоятельства не благоприятствовали охоте.

- Слишком много пили, - заметила Анка, которая не понимала, почему брат щадит итальянцев и англичан. - Они уехали пьяными и пьяными вернулись.

- Шумно вернулись, - заметил Петр.

- Мы сами слышали выстрелы, - заметила Иленка.

- Как же можно было делать подобное предположение? - удивился Петр. - Где Кладова, а где Рущук! А кроме того разве это легко войти в крепость!

- Какое мне дело до крепости! Я чуть не померла с испуга, когда раздался первый выстрел; а как услышала, что к нам стучат, так и подумала, что это наши пришли.

- Наших нет уже в Кладове...

Обе девушки с любопытством взглянули на Петра, который продолжал: - Они ушли.

- Как зачем?.. воевать... Война никогда не ведется на одном месте.

- И турки тоже ходят? - спросила Анка.

- И они ходят, - ответил Петр, улыбаясь.

- Они, значит, уходят?

- Но не лучше наших; мне хотелось бы знать, когда они придут сюда и в какие войдут ворота.

- Ты спросила бы лучше, по какой дороге им можно придти.

- Я знаю: на пароходе Дунаем или по румынской железной дороге.

- Пойдемте в мою комнату, я покажу вам на карте дорогу, - сказал Петр, желая придать разговору более содержания. - Пойдем, - повторил он, обращаясь в девушкам: - разсмотрим и вс разсудим.

по отношению к горам, рекам и границам. Потом показал Болгарию между Балканами, Дунаем, Черным морем и сербской границей. Разсказал затем об Румынии, что это чужой край, границ которого не может переступить ни сербское, ни турецкое, ни болгарское войско. Он определил разстояние между сербской границей и Рущуком и указал на те препятствия, которые пришлось бы победить войску, пожелавшему следовать в этом направлении. Его объяснение, очевидно, опечалило девушек.

- Как же это? - спросила Анка: - они, значит, не придут к нам?

- Трудно на это разсчитывать.

- А на что же можно разсчитывать?

- Смотрите... - Петр указал горный хребет, начинающийся у берегов моря и исчезающий в Сербии. - Вот наша естественная крепость. Если нам удастся завладеть ею и побить здесь турок раз, другой и третий, тогда возстанут соседния племена; возстанут те, которые поселились под Тунджей, Марицей; возстанем мы сами, придунайские жители, и если станем дружно действовать - освободим нашу Болгарию. Вот на что можно разсчитывать!

- Если это так, то зачем же наши болгары выставили этот легион? - спросила Анка.

- Потому что нам нужны люди, знающие военное дело. У нас нет таких людей. Турки не допускают нас в свое войско.

- Экая важность! всякий съумеет драться.

- Нет, не всякий, - отвечал Петр: - даже кулаком не всякий умеет владеть... слышала ли ты об английских боксерах?

- Вот видишь, и этому надо учиться; для обучения военному делу существуют отдельные школы, которых у нас не было и нет. Вот наши и обучаются в легионах.

- А ты был в военной школе? - спросила Анка.

- Да, был.

- Так ты потому и не пошел на войну? - допрашивала сестра.

"теперь понимаю".

Петр ничего не ответил Анке, которая начала разспрашивать его о судьбе легионов, но он немного мог о них рассказать. Анка интересовалась судьбой легионов потому, что там был Стоян. Теперь пришлось ей разстаться с надеждой увидеть его скоро в Рущуке, и потому ей хотелось побольше узнать о его судьбе.

Прежде ей казалось, что Стоян, тотчас же победит и станет с ней под венец. Теперь она убедилась, что все это мечта, что действительность не такова; но нечего было делать. Ей хотелось переменить разговор. Она села на диван и обратила внимание на пружины.

- И чего только не выдумает немец! - удивилась Анка и начала сравнивать пружины с пуховиком. В результате оказалось, что и то, и это хорошо.

Иленка между тем стояла перед картой и внимательно разсматривала Балканы. Ей хотелось задать Петру очень много вопросов, но присутствие Анки стесняло ее; наконец, Анка ушла; пришлось и ей уйти. За Иленкой вышел Петр и, пользуясь тем, что она несколько отстала, шепнул ей:

Иленка посмотрела на него и улыбнулась.