Потерянный рай.
Песнь 10-я

ПЕСНЬ 10-я 

Содержание

Преступление человека известно; Ангелы, охранявшие Рай, покидают его и возвращаются на Небо, чтобы оправдать свою бдительность. Господь оправдывает их, вещая, что не в их власти было воспрепятствовать Сатане. Он посылает Своего Сына судить виновных. Сын нисходит на Землю и произносит заслуженный приговор; сострадая падшим, Он одевает их и возносится к Отцу. Грех и смерть, до тех пор сидевшие у врат Ада, предчувствуя успех Сатаны в новом мире и грехопадение Человека, решаются не быть больше затворницами, а по следам Сатаны, своего владыки, проникнуть в жилище Человека. Для более удобного сообщения между Адом и нашим миром они создают широкий путь или мост через Хаос, по следам, проложенным Сатаною. На пути к Земле они встречаются с Сатаною, который с торжеством возвращается в Ад. Их взаимные поздравления. Сатана является в Пандемониум и гордо на собрании рассказывает о своем успехе; вместо рукоплесканий в ответ ему раздается шипение: по приговору, произнесенному в Раю, все его сообщники, равно как и сам он, мгновенно превращаются в змей; потом, обольщенные призраком запретного древа, внезапно выросшего перед ними, жадно бросаются на плоды, и пожирают одну пыль, горькую золу. Действия Греха и Смерти: Бог предрекает блестящую победу над ними, которая совершится Его Сыном, и возрождение мира. Но теперь Он повелевает Ангелам произвести различные перемены в небесах и стихиях. Адам, более и более убеждаясь в своем падении, горько сетует; он отвергает утешения Евы; она настаивает и, наконец, успокаивает его; потом, в надежде отклонить проклятие, которое должно пасть на их потомство, предлагает Адаму жестокие меры; он не одобряет их. Напротив, питая надежду, он напоминает ей данное им обетование, что Семя жены сотрет некогда главу Змея; он увещевает ее вместе с ним, раскаянием и молитвой снискать прощение прогневанного ими Бога.

Между тем, дело ненависти и мщения, совершенное Сатаною в Раю, было известно на Небе. Там уже знали, как он, в виде змея, соблазнил Еву, а она - мужа своего, склонив его вкусить от рокового плода. Может ли что скрыться от Всевидящего ока Господня или обмануть Его всеведущее сердце! Правосудный и мудрый во всех делах, Он не препятствовал Сатане искусить дух Человека, который одарен был полною силой и свободною волей, способными отразить насилие и распознать коварство врага или ложного друга. Они знали и всегда должны были помнить Всевышний завет не вкушать того плода, кто бы ни соблазнял их. Ослушание навлекло на них кару (разве не должны они были ожидать этого?): бездной греха они заслужили свое падение.

с Земли врата Неба, все были огорчены ею; глубокая скорбь отразилась на всех небесных лицах; но, умеряемая состраданием, она не могла возмутить их блаженства. Вокруг прибывших стеклись сонмы небожителей, желая услышать, узнать, как все случилось. Стражи Эдема спешат к Всевышнему трону дать перед ним отчет и представить справедливые оправдания неусыпного своего надзора; и они были оправданы: из таинственного облака, окружающего престол Всевышнего, среди грома, раздается глас Его:

"Вы, собравшиеся здесь Ангелы, и вы, Силы, вернувшиеся из неудачного послания, не смущайтесь; пусть не печалит вас эта весть о страшном событии на земле: его не могли предупредить самые неусыпные ваши старания. Все, что совершилось, Я предрек вам тогда же, когда искуситель впервые перешел пучину, вырвавшись из Ада. Я возвестил вам тогда, что он одержит верх и поспешит исполнить свой злобный умысел; что Человек будет обольщен им и, обманутый его лестью, все потеряет, поверив клеветам на своего Создателя. В Моих велениях ничто не влекло неизбежности падения человека. Я нисколько не принуждал его свободной воли, одаренной полным равновесием и представленной собственным своим побуждениям. Но он пал! Остается произнести над ним смертный приговор за его преступление, как была объявлена ему смерть в тот же самый день. Он считает угрозу пустой и тщетной, потому что удар не разразился над ним немедленно, чего он страшился. Но он увидит, что отсрочка наказания не есть прощение: не кончится день, как он узнает это. Правосудие Мое не будет попрано, как была попрана Моя благость. Но кого пошлю Я судить их? Кого же, кроме Тебя, о Сын Мой! Тебе вручил Я суд на Небе, на Земле, в Аду! Пусть видят, что Я хочу с правосудием соединить милосердие, посылая Тебя. Ты, Друг Человека, его Ходатай, Ты, добровольно предназначивший Себя быть Жертвою его искупления и его Спасителем, Сам став Человеком, суди падшего человека." Так говорил Бог-Отец и, блистательно разверзнув славу Свою одесную Себя, озарил Сына светом Своего Божества: в Нем отразился вполне сияющий образ Отца, и Он отвечал с божественной кротостию: "Предвечный Отец! Тебе подобает повелевать, Мне же, на Небе и на Земле, исполнять Высочайшую Твою волю, да покоишься Ты всегда в радости о Мне, возлюбленном Твоем Сыне. Я сойду на землю судить грешников; но Ты знаешь, какой бы приговор ни постиг их, худшее падет на Меня, когда наступит время: так Я Сам избрал перед лицом Твоим и не раскаиваюсь, потому что приобретаю право смягчить произнесенное над ними осуждение, когда оно обратится на Меня; правосудие умерю Я милосердием, в полном блеске явив то и другое, и смягчив Твой гнев. Никто не должен сопровождать Меня, Я иду Один; никто не будет свидетелем этого суда, кроме судимых двух грешников. Третий, отсутствующий, противник всем законам, уже осужден; он уличен бегством. Изобличать змея излишне".

Сказав, Он восстал с лучезарного трона Высочайшей Отчей славы. Престолы, Силы, Власти, Господства, Его высокие слуги провожают Его до врат небесных, откуда открывается вид на Эдем и всю землю. Он прямо нисходит в Рай: хотя время и летит на крыльях быстротечных минут, но божеской быстроты им нельзя измерить. Солнце с полудня мерно склонялось к западу; нежные зефиры, предвестники вечерней прохлады, пробудясь в обычный час, тихо веяли на землю, когда еще более тихий в Своем гневе, кроткий Судья и одновременно Заступник снизошел произнести приговор над Человеком. На склоне дня легкие ветры донесли до слуха виновных голос Бога, ходившего в саду: услышав его, оба, муж и жена, скрываются от взора Всевышнего в глубочайшей чаще деревьев. Но Господь приблизился и громко зовет Адама: "Где ты, Адам? Ты, всегда с радостью спешивший Мне навстречу, едва завидев Меня издали? Я не вижу тебя и недоволен твоим отсутствием, тогда как прежде ты всегда исполнял свой долг без напоминания! Или пришествие Мое не имеет прежнего блеска? Или ты сам изменился, что удаляешься от Меня? Или какая-нибудь случайность удерживает тебя? Выйди же!"

Он вышел; за ним еще нерешительнее следует Ева, хотя она первая шла на преступление. Оба предстали в смущении, в страхе; в глазах их нет любви ни к Богу, ни друг к другу: виновность, стыд, душевное беспокойство, отчаяние, гнев, ожесточение, ненависть, лукавство, вот что они выражают. После долгого колебания Адам коротко отвечает: "Я слышал Тебя в саду, но голос Твой испугал меня, потому что я наг, и я скрылся."

Кроткий Судья без укора возражает ему: "Ты часто слышал Мой голос и не боялся, напротив, радовался всегда. Отчего же теперь стал он тебе страшен? И кто сказал тебе, что ты наг? Не вкусил ли ты плода того дерева, от которого Я заповедал тебе не вкушать?"

"О Небо! В какой страшной борьбе стою я перед моим Судьею! Или на себя одного должен я взять преступление, или обвинить подругу моей жизни, вторую мою половину. Так как она осталась верна мне, я должен бы скрыть ее вину и своею жалобою не подвергать ее осуждению; но злосчастная необходимость заставляет меня говорить, чтобы грех и кара не пали на одну мою голову, которая не в силах перенести этого двойного бремени. Но если бы я стал хранить молчание, Ты откроешь все, что бы я захотел скрыть. Жена, которую Ты создал помощницею мне, этот совершеннейший из Твоих даров, эта жена, исполненная такой доброты, как отвечающая всем моим желаниям, так божественно прекрасная, что я не мог считать ее способною на зло, она, которая прелестию своею как бы оправдывала каждый свой поступок, она дала мне тот плод, и я вкусил."

На это Всемогущий Судья отвечает: "Разве она Бог твой, что ты повиновался ей более, чем гласу Божию? Разве она была сотворена твоим путеводителем, твоей главою, или хотя равною тебе, что ты отрекся ради ее от своего достоинства мужа и того превосходства, которое дал тебе Бог над нею? Она была сотворена из тебя и для тебя; совершенством своим ты далеко превосходил ее во всем, что касается истинного достоинства. Правда, она была украшена всеми прелестями для того, чтобы более возбуждать твою любовь, но не для того, чтобы порабощать тебя; дары ее соответствовали ее зависимости и не предназначались для власти. Власть была твоим уделом, если бы ты умел ценить себя."

Сказал и обратился к Еве с таким кратким словом: "Скажи, Жена, что ты сделала?"

Печальная Ева, подавленная стыдом, созналась в своей вине; но несмелая и немногословная перед своим Судьею, в смущении отвечает: "Змей обманул меня, и я вкусила."

Господь Бог, выслушав ее, приступает, не медля, к суду над обвиняемым Змеем, хотя, бессловесная тварь, он не способен был сложить вину на того, кто сделал его орудием зла и осквернил цель его бытия. Итак, он справедливо был проклят, как растленный по природе. Дальнейшее не касалось человека (знать более было ему не дано, это не уменьшило бы его вины). Однако, Бог произнес Свой приговор над Сатаною, главным преступником, хотя счел придать Своим словам таинственный смысл. Он так проклял змея: "За то, что ты сделал, будь проклят перед всеми скотами, перед всеми зверями полевыми; ты будешь ходить, ползая на чреве твоем, и будешь есть прах во все дни твоей жизни. Я положу вражду между тобой и Женою, между твоим и ее семенем: ее Семя будет поражать тебя в голову, а ты будешь жалить его в пяту".

Ада, Он с торжеством явил свою победу и в блистательном восшествии повлек плененный Ад по воздуху, этому царству Сатаны, которое так долго было в его беззаконной власти. Наконец, Сатану сокрушит под нашими стопами Тот, Кто предвещал ему теперь ту роковую рану.

Обратясь к Жене, Он изрек такой приговор: "Я умножу твои скорби в то время, когда понесешь ты плод в чреве, в болезнях будешь ты рождать детей, ты будешь подчинена воле мужа: он будет господствовать над тобою".

Адаму произнес Он такой приговор: "За то, что ты послушал слов жены твоей и вкусил плода от дерева, которое Я заповедал тебе, сказав: "Не вкушай от него", проклята будет земля за тебя; со скорбию будешь ты питаться от нее во все дни твоей жизни: терн и волчец произрастит она тебе, и ты будешь питаться полевою травою. В поте лица будешь ты есть хлеб, пока не возвратишься в землю, потому что из земли ты был взят (познай свое рождение): ты прах и в прах обратишься".

Таков был суд Его над Человеком. Судья и Спаситель одновременно, Он отдалил смертоносный удар, возвещенный Им в тот день. Потом, видя их перед собою нагими, подверженными влиянию воздуха, который должен был теперь измениться, Он сжалился над виновными. Он не погнушался предстать слугою перед ними; как тогда, когда умывал Он ноги Своим слугам, так теперь, как нежный Отец, покрыл Он их наготу кожею, снятой с убитых зверей или сброшенной животными, когда они, подобно тому как делают это змеи, облекаются молодой кожей.

Так позаботился Он прикрыть Своих врагов; но не только телесную наготу их прикрыл Он звериными кожами. Он сжалился над их еще более постыдною наготою, - наготою душевной; облачив ее одеянием Своего правосудия, Он прикрыл ее от взоров небесного Отца. Потом быстро вознесся к Нему и со славою занял Свое прежнее место в Его блаженном лоне. Он повестил примиренному Отцу (хотя Отец знал все) о том, что свершилось с Человеком, присоединяя Свое нежное ходатайство за него.

минуты как открыл их Врагу Грех, и тот обратился теперь к Смерти с такою речью: "О, Дочь моя, зачем сидим мы здесь, праздно смотря друг на друга, тогда как Сатана, наш великий родитель, подвизается в других мирах, приготовляя более счастливое жилище нам, своим милым чадам? Он, без сомнения, имеет успех. Если бы он потерпел неудачу, он уже давно возвратился бы сюда; ярость врагов не нашла бы лучшего места для его наказания и удовлетворения своего мщения. Мне кажется, будто я чувствую в себе новую силу, будто крылья мои растут и мне дается широкая власть за пределами этой бездны. Не знаю, что влечет меня, симпатия или какая-то врожденная сила, могущая через величайшие пространства, сокровеннейшими путями рождать таинственную связь между однородными предметами. Ты, моя неразлучная тень, должна следовать за мною: нет власти, могущей разлучить Грех со Смертью. Но чтобы трудности обратного пути через эту неприступную, непроходимую пучину не замедлили его возвращения, попытаемся на отважный труд, не превышающий, однако, твоих и моих сил: утвердим на этом океане дорогу от Ада к тому Новому Миру, где торжествует теперь Сатана; соорудим памятник громадной цены для всего адского воинства; ему откроется свободный путь для сообщения с тем миром или переселения туда, когда решит судьба. Я не ошибаюсь в дороге, так сильно влечет меня это новое очарование; оно будет руководить мною".

"Иди, куда ведет тебя Судьба и сила призвания. Я не останусь позади тебя, не собьюсь с пути, идя вслед за тобою. Я чую уже запах убийств, бесчисленной добычи! Я чувствую дыхание Смерти, исходящее от всего, что есть там живого! Я не премину участвовать в твоем предприятии; рассчитывай на мою помощь".

При этих словах Призрак с наслаждением вдыхает запах смерти, поразившей землю. Так стаи хищных птиц, накануне дня битвы, издалека слетаются к полю, где расположен воинский стан; они летят туда, чуя запах живых трупов, обреченных назавтра смерти в кровавой сече. Так ужасный Призрак, расширив ноздри, обоняет в зараженном воздухе свою добычу, чуя ее через беспредельное пространство. Оба чудовища из врат Ада пускаются в пространное, безначальное царство Хаоса, и в влажном его мраке летят различной дорогой. С стремительной силою (а силы их были велики) царят они над волнами, и все, что встречают на пути твердого или мягкого, колеблемого то вверх, то вниз, точно в бушующем море, кучами сгоняют с обеих сторон к отверстию Ада: так два полярных ветра, дуя с противных сторон на Кронийское море¹⁵¹, сдвигают и гонят ледяные горы, заграждая ими к востоку, за пределами Печоры, предполагаемый путь к берегам богатой Катайи¹⁵².

Смерть своей окаменяющей, леденящей, иссушающей палицей, точно трезубцем сглаживает скученные вещества и укрепляет их на месте так же неподвижно, как стоит теперь остров Делос, некогда плавучий¹⁵³ воздвигают над клокочущей бездной мост чудовищной длины, мост, соединяющийся с неподвижной стеной этого мира, беззащитно представленного теперь в добычу Смерти: так возник широкий, гладкий, удобный, безопасный путь от Земли к Аду. Так, если сравнивать великое с малым, Ксеркс, для порабощения свободной Греции покинув свой Мемноновский дворец в Сузе, пустился в море и, пройдя Геллеспонт как по мосту, соединил Европу с Азией, многократными взмахами бичуя негодующие волны.

Смерть и Грех окончили это чудо строительного искусства: над взволнованной пучиной по следам Сатаны перекинулась цепь висячих скал, до того самого места, где, благополучно избежав ужасов Хаоса, он впервые опустил свои крылья на обнаженной поверхности нового шарообразного мира. Там адамантовыми гвоздями и цепями укрепили они свое сооружение, - укрепили слишком прочно и крепко!

Оттуда увидели они границы Эмпирейного Неба и Нового Мира, разделенные небольшим расстоянием; влево был Ад, но его отделяла глубокая пучина: перед ними лежало три пути, ведущих к этим трем странам. Они избирают путь к Земле, прямо в Рай, как вдруг видят вдали Сатану в образе светлого Ангела: он парил на зените между Центавром и Скорпионом, между тем как солнце поднималось в знаке Овна. Он был в чужом образе, но милые детища тотчас же узнали своего родителя, несмотря на личину. Соблазнив Еву, он скользнул тайком в соседний лес и переменил свой вид, чтобы наблюдать последствия своего преступного дела. Он видел, как Ева, хотя совершенно неумышленно, повторила его над своим мужем; видел их стыд, искавший напрасных покровов. Но при виде Сына Божия, снисшедшего судить их, он бежал в ужасе, - не надеясь избавиться от кары, но думая только отдалить ее; сознавая всю тяжесть своей вины, он страшился, чтобы гнев Божий не разразился над ним мгновенно. Когда миновала опасность, ночью он вернулся к злополучным супругам; из печальных речей их и жалоб он узнал свой собственный приговор и то, что исполнение его не последует немедленно, а отложено на будущие времена. Он возвращался теперь в Ад с этой веселой вестью. Возле Хаоса, у самого подножия нового чудесного моста, он неожиданно увидел своих милых детей, шедших ему навстречу. Велика была радость их встречи, а при виде этого изумительного моста радость Сатаны увеличилась. Он долго стоял в восхищении, пока Грех, его прекрасная, очаровательная дочь, не прервала так молчания:

"О, Родитель, ведь это твое великолепное создание, твои трофеи, а ты смотришь на него, как будто бы оно не было твоим делом! Ты его творец и главный строитель: в ту минуту, как сердце мое угадало, - мое сердце бьется одинаково с твоим, вследствие нежной, таинственной связи, - как только угадало оно о твоем успехе на земле, который я читаю теперь в твоих взорах, меня тотчас же непреодолимо повлекло к тебе вместе с этим другим твоим детищем, несмотря на расстояние миров, разделявшее нас: так тесно связаны мы трое роковою судьбою. Ад не мог удержать нас в своих пределах, непроглядный мрак пучины не помешал нам последовать по твоим славным следам. Ты совершил великое дело нашего освобождения; до тех пор мы были в заключении за вратами Ада; ты дал нам силу так укрепить бездну и воздвигнуть в ее мраке этот громадный мост. Весь мир теперь твой; ты мужеством приобрел то, чего не созидала твоя рука; мудростью с избытком вознаградил то, чего лишился в бранях: ты вполне отомстил за наше поражение на Небе. Здесь ты будешь самодержавным царем, чего не мог достигнуть там. Пусть царит там Победитель, как присуждено исходом битвы; пусть удалится от этого нового мира, который Он Сам отверг Своим приговором: с этих пор Он разделит с тобою власть над вселенной; пределы эмпирея будут отделять Его квадратное царство¹⁵⁴ от твоего в этом шаровидном мире. Теперь ты стал еще опаснее для Его престола; пусть попробует померяться с тобою!"

"О, прекрасная дочь! И ты, чей я отец и прародитель, вы славно доказали, что принадлежите к племени Сатаны (я горжусь этим именем, означающим противника Всемогущего Царя Небес); вы оказали большую услугу мне и всему адскому царству этим величественным зданием близ самых врат Неба; вы соединили ваши трофеи с моими и, облегчив сообщение между Адом и этим новым миром, сделали из них одно царство. Итак, в то время, как по вашей широкой дороге я легко спущусь через мглу к своим союзным Силам, чтобы поведать им о моем торжестве и разделить с ними радость, вы обе, между теми бесчисленными шарами, теперь вашим достоянием, спуститесь прямо в Рай; царствуйте благополучно, поселитесь там и владычествуйте над землею и воздухом, а главное - над Человеком, который провозглашен единственным владыкой всего мира. Сначала сделайте его своим верным рабом, а потом уничтожьте. Я посылаю вас моими наместниками на земле и даю вам неограниченную власть, непреоборимую, исходящую от меня силу. От ваших соединенных стараний зависит теперь мое владычество в этом новом царстве, которое Грех, благодаря моему подвигу, предоставил Смерти. Если вы общими силами одержите верх, Аду нечего будет страшиться. Идите и будьте неумолимы".

Сказав так, Сатана оставляет их; они быстро ринулись сквозь густейшие созвездия, распространяя везде свой яд; звезды, зараженные их дыханием, бледнеют; планеты, сталкиваясь с планетами, меркнут в затмении. С другой стороны, Сатана спускается по широкой плотине к вратам Ада. Хаос стонет под тяжестью чудовищного моста и с обеих сторон наступает бушующими валами на преграду, которая с презрением отражает их негодующий гнев. Сатана проходит через широко открытые, никем не охраняемые врата. Все кругом было пусто; приставленные к вратам стражи, покинув свой пост, улетели в высшую область; все остальные удалились вглубь Ада, к стенам Пандемониума, гордой столицы Люцифера, как назывался Сатана во имя блестящей звезды, с которою он имел сходство. Между тем как сановники заседали в совете, с беспокойством рассуждая о том, что за случайности могли замедлить послание их властелина, --- вооруженные легионы охраняли дворец Сатаны. Так повелел он, оставляя их, и они строго соблюдали его приказ. Как татарин перед своим неприятелем, русским, бежит около Астрахани по снежным равнинам, или как бактрийский софта, спасаясь от турецкого полумесяца, в бегстве своем в Тавриду или на Каспий оставляет позади себя опустошенное Аладульское царство¹⁵⁵, так легионы, изгнанные с Небес, оставили пустынными огромные области, лежавшие около мрачных пределов Ада, и все собрались к столице, окружив ее бдительной стражей. Теперь они с часу на час ожидали возвращения великого искателя неведомых миров. В виде простого Ангела самого малого воинского чина, он незаметно проходит сквозь их толпу. Незримо проникнув в двери Плутонова чертога, он вступает на свой высокий трон, с царским великолепием возвышавшийся на другом конце под балдахином из богатейшей ткани. Несколько минут он сидел и озирал всех, но сам был невидим. Наконец, как бы выйдя из облака, показалась его блистательная глава и весь образ, сияющий подобно звезде; даже еще ярче был обманчивый блеск его славы, оставленный ему после его падения. Стигийское войско, пораженное этим внезапным блеском, устремляет взоры к престолу и видит своего могучего вождя, возвращения которого ждали с таким нетерпением. Громки были их восклицания: великие сановники, заседавшие в мрачном совете, поспешно бросаются к нему, поздравляют его, разделяя с ним радость. Движением руки он водворяет молчание, и такая речь приковывает их внимание:

"Престолы, Господства, Княжества, Власти, Силы, не только по праву, но в действительности владеющие теперь этими высокими титулами! Призываю вас, чтобы возвестить, что успех превзошел мои надежды; я вернулся, чтобы торжественно вывести вас из этой бездонной адской могилы, отвратительного, проклятого жилища скорби, из этой тюрьмы нашего тирана. Ступайте, владейте теперь обширным миром, мало уступающим нашей небесной отчизне; он завоеван вам моею твердою отвагой. Какие страшные опасности должен я был превозмочь! Слишком долго было бы описывать вам все мои подвиги, все страдания, все трудности пути через неизмеримую пустоту сверхъестественной беспредельной пучины, где царит одно ужасное смятение. Теперь Грех и Смерть проложили через эту бездну широкую дорогу для вашего славного шествия. Но я, с каким неимоверным трудом пробивал я непроторенный путь! Я должен был промчаться через неукротимую бездну, я погружался в недра первобытной Ночи и дикого Хаоса, которые, ревниво храня свои тайны, с бешенством стремились поставить преграды моему чудесному странствию, и неистово вопияли против всевышней Судьбы. Наконец, я нашел новосозданный мир, молва о котором давно была известна на Небе. Действительно, это вполне совершенное, удивительное творение! Там, в Раю, помещен Человек: наше изгнание доставило ему это счастье. Я соблазнил Человека; я хитростью заставил его отступить от его Творца и, что еще более удивит вас, соблазнил его плодом с дерева! В наказание за такое оскорбление (не достойно ли это смеха!) их Создатель и возлюбленного Своего Человека и весь мир предал в добычу Греху и Смерти. Значит, теперь все наше, и мы приобрели все это без труда, без заботы и страха. Мы будем странствовать, жить в том мире и властвовать над Человеком, как бы он властвовал над всем. Правда, Он осудил и меня или, скорее, не меня, а Змея, ту тварь, в образе которой я обольстил человека. Что касается меня в Его приговоре, - это вражда, которую Он положит между мною и человечеством: я поражу ему пяту, его же семя (когда - не определено) поразит мою голову. Кто бы не согласился приобрести мир ценою такой раны или даже более тяжких страданий? Я дал вам отчет о своих действиях. Что же остается делать вам, боги? Восстаньте, вступайте скорее в обитель блаженства".

Сказав эту речь, он на минуту останавливается в ожидании всеобщих криков восторга и грома рукоплесканий, лестных для слуха, как вдруг, наоборот, слышит со всех сторон зловещий свист бесчисленных языков, выражение общественного презрения. Он поражен, но, не имея времени прийти в себя, еще более поражается собственной переменой: он чувствует, что лицо его заостряется и съеживается, руки врастают в ребра, ноги переплетаются, сливаясь вместе, вдруг он падает ниц, превращаясь в чудовищного змея, ползающего на чреве. Он борется, но тщетно; более высокая Сила побеждает его, исполняя назначенную ему кару - пресмыкаться в том образе, какой он избрал для совершения преступления. Он хочет говорить, но раздвоенный язык отвечает шипением на шипение других таких же языков. Все претерпели одинаковое превращение: все участники его дерзкого бунта обратились в змей. Ужасными звуками, пронзительным шипением наполнился чертог; густо кишат в нем разнообразно сложенные чудовища: головою и хвостом они одновременно Скорпионы и Аспиды, страшные Амфисбены, рогатые Керасты, Гидры, злые Эллопы, Дипсады¹⁵⁶

Среди них Сатана и теперь возвышался над всеми в виде Дракона. Он был громаднее чудовищного Пифона¹⁵⁷, рожденного солнцем из ила в Пифийских долинах, и, по-видимому, сохранил всю прежнюю власть над своими подданными. Все следуют за ним в открытое поле, где остальные сонмища мятежников, сверженных с Неба, выстроившись рядами, стояли в торжественном ожидании победоносного шествия их вождя, покрытого славой. И вдруг они видят - о, какая противоположная картина!.. Они видят скопище отвратительных гадов. Ужас объял их и ужасающее сочувствие: они ощущают, что сами превращаются в то, что они видят. Падает их оружие, падают копья и щиты, наконец, быстро падают они сами, и снова раздается ужасное шипение; отвратительный вид передается всем, подобно заразе; все разделяют одинаковую кару, как разделяли преступление. Так, ожидаемые рукоплескания превращаются в злобное шипение, торжество - в посрамление, которое извергают на них собственные их уста.

На поле Всевышнего, для увеличения их наказания, в минуту этого превращения выросла неподалеку роща; деревья в ней были увешаны прекрасными плодами, похожими на тот райский плод, которым искуситель соблазнил Еву. Они жадно устремляют взоры на это чудо, воображая, что вместо одного запрещенного дерева выросло теперь множество, чтобы причинить им еще больше стыда и терзаний. Но, мучимые жгучею жаждою и нестерпимым голодом, наведенным на них для соблазна, они не могут воздержаться, толпами бросаются к деревьям и обвиваются вокруг них гуще змеиных колец, обвивавших голову Мегеры. Жадно срывают они плоды, прекрасные на вид, подобные тем, что красовались на берегу того смоляного озера, где пылал Содом. Но этот адский плод, еще более обманчивый, обманывал не осязание, а вкус. Они думают утолить им голод, но вместо вкусного плода ощущают в челюстях горький пепел и выплевывают его с отвращением. Несколько раз повторяли они попытку: так нестерпимы были голод и жажда; но всякий раз едкая горечь кривила их челюсти, наполненные золою и пеплом. И так они неоднократно поддавались обольщению, - не один раз, как Человек, над которым они торжествовали. И долго терзал их голод и ненавистное шипение, пока, наконец, не было им дозволено принять прежний, утраченный образ. Каждый год, как говорят, в течение известного числа дней они обречены на такое унизительное превращение в наказание за их гордость и радость в то время, когда был соблазнен Человек. Однако им удалось распространить между язычниками предание, будто Змей, которого они называли Офионом¹⁵⁸, вместе с Эвриномою, может быть, весьма близкою Еве, первый правил высоким Олимпом, откуда был изгнан Сатурном и Опсой¹⁵⁹

Между тем, адская чета прибыла в Рай и, увы! Прибыла слишком скоро. Грех, сначала действуя там своей силой, теперь являлся лично, чтобы навсегда поселиться на земле. Позади его, следуя за ним шаг за шагом, шла Смерть. Тогда она еще не сидела на своем бледном коне¹⁶⁰.

"Ты, второй отпрыск Сатаны, всепобеждающая Смерть, что думаешь ты теперь о нашем царстве? Не без труда досталось оно нам, но не лучше ли было предпринять это трудное путешествие, чем сидеть стражами у мрачного порога Ада без имени, без могущества, где ты иссыхала от голода?"

Чудовище, порождение греха, отвечало: "Для меня, снедаемой вечным голодом, все места равны, и Ад, и Рай, и Небо; мне всего лучше там, где я найду больше добычи. Много ее здесь, но мне все кажется недостаточным, чтобы насытить это громадное тело, это пространное, ненасытное чрево".

Чудовищный родитель отвечает на это: "Пожирай пока травы, плоды, цветы; потом животных, рыб, птиц: это недурные кусочки. Ничего не щади, пожирай все, что скосит своей косою Время, пока я не поселюсь в человеке и его роде; тогда я все заражу в нем, все его мысли, взгляды, слова, поступки, и приготовлю его для тебя: это будет твоя последняя и самая сладкая добыча".

высоты Своего престола, окруженного Святыми, и так вещал небесным чинам: "Смотрите, с каким бешенством стремятся эти адские псы опустошать мир, который Я создал таким прекрасным, таким совершенным, который и поныне оставался бы в таком состоянии, если бы безумие Человека не открыло к нему доступа этим свирепым разрушителям. И они дерзают Мне приписывать безумие! Так мнит князь Ада со своими приверженцами. Из-за того, что Я допустил их проникнуть в такое божественное место и так легко овладеть им, они думают, что в безумном ослеплении Я действую в пользу Своих злобных врагов. Они издеваются надо Мною, воображая, что в порыве гнева Я отдал мир в жертву их необузданной ярости. Они не ведают, что Я призвал их туда для того, чтобы они, адские псы, стерли своим языком всю мерзость, всю грязь, которыми человеческий грех осквернил все, что было чисто, пока, наконец, сами, отравившись этим ядом, пресытившись ужасными яствами, Грех, Смерть и зияющая Могила, от одного удара Твоей победоносной руки, о возлюбленный Сын Мой, с воплем низринутся в бездну Хаоса: адская пасть, поглотив их, закроется, навек сомкнув свои прожорливые челюсти¹⁶¹. Тогда возобновленные Небеса и Земля очистятся; никакое пятно не омрачит более их святыни. До тех пор не снимется произнесенное над ними проклятие."

Он окончил, и среди небесного собрания, подобно шуму океана, пронеслось громкое "аллилуйя". Бесчисленные хоры пели: "Правы Твои пути, святы Твои решения. Кто может помрачить Твою славу!" Потом они воспели Сына, будущего Избавителя человечества, Который сойдет с Небес и в течение веков воздвигнет новое Небо и новую Землю.

Так пели они. Между тем Создатель призывает по именам Своих могучих Ангелов и дает им важные веления, согласно настоящему состоянию мира. Во-первых, Он повелевает им переменить течение солнца так, чтобы на земле был то почти нестерпимый жар, то такой же холод. С севера велит им призвать дряхлую зиму, с юга - жгучий зной лета. Бледной луне Он также предписал ее службы, пяти планетам - их движение и зловещие сочетания¹⁶². Неподвижным звездам назначил время, когда они должны изливать свое пагубное влияние и вызывать бури, восходя или заходя с солнцем. Ветры поставлены были по их углам¹⁶³

Одни говорят, что эти Ангелы получили повеление отклонить земные полюсы от солнечной оси и что они с большим усилием сдвинули вкось земной шар - центр вселенной. Другие утверждают, что солнцу было повелено на такое же расстояние отклонить свой путь от равноденственного пути и восходить через Тельца с семью сестрами Атлантидами и Спартанскими Близнецами до тропика Рака; оттуда нисходить через Льва, Деву и Весы к Козерогу, чтобы каждому поясу приносить перемену времен года. Иначе круглый год зеленеющая и цветущая земля сияла бы улыбкою вечной весны; день был бы равен ночи везде, кроме стран за полярными кругами; их жителям светил бы безночный день, между тем как низко стоящее солнце, в вознаграждение за свою даль, все ходило бы вокруг их горизонта: восток и запад были бы им неведомы; не знали бы вечных снегов холодная Гренландия и полуденные земли за Магелланом, равно отдаленные от экватора.

В минуту, когда был вкушен плод, Солнце отклонилось от своего пути, как при виде пира Фиеста¹⁶⁴. Иначе, до совершения греха, разве земля не была бы подвержена, так же как теперь, переменам то резкого холода, то удушающего жара? Эти перемены в Небесах, хотя медленные, произвели подобные же перемены на земле и морях. Под влиянием светил воздух заразился парами, туманами, горячим дыханием тлетворных испарений. С севера Норумбегии¹⁶⁵ и Самоедских берегов, расторгнув свои медные темницы, понеслись Бореи и Цециасы, шумные Аргесты и Тресциасы¹⁶⁶ с востока и запада такие же яростные Эвр и Зефир, бушующие вместе со своими спутниками Сирокко и Либекией. Так, неистовство природы началось с неодушевленного царства; потом Раздор, детище Греха, первый ввел смерть среди бессловесных: между ними возгорается дикая ненависть: зверь восстает войною на зверя, птицы воюют с птицами, рыбы с рыбами, - все оставляют зеленые пастбища и пожирают друг друга. Человек не внушал им более уважения и страха; они бежали от него или мрачно следили за ним сверкающим взором, когда он проходил мимо.

Так начались все возрастающие внешние бедствия. Адам уже заметил их отчасти, хотя, предаваясь печали, скрывался в самой глухой тени; но то, что он чувствовал внутри себя, было хуже; поверженный в бурный океан страстей, он ищет облегчения в печальных жалобах:

"О, какое страдание после такого блаженства! Неужели настал конец этого только что созданного, великолепного мира! И я, так недавно бывший венцом его славы, я, наслаждавшийся блаженством и проклятый теперь, должен скрываться от лица Бога, лицезрения Которого было бы для меня высшим счастьем! Но пусть так, если бы этим кончалось злополучие: я заслужил его и перенес бы то, что принадлежит мне по заслугам. Но этого не довольно: все, что я буду есть или пить, все, что произойдет от меня, есть размножение проклятия! О, слова, которым я некогда внимал с восторгом: "Плодитесь и размножайтесь!", слышать их теперь было бы смертью! Что я могу плодить и размножать, кроме проклятий на свою голову! Кто из тех, на ком в течение грядущих веков отразится зло, причиненное мною, не обратит проклятия на мою голову? Мои потомки воскликнут: "Будь проклят, нечестивый предок! Тебе, Адам, обязаны мы этой печальной жизнью!" Да, проклятие будет их благодарностью! Так, кроме проклятья, которое уже лежит на мне, проклятья всего потомства сольются во мне, как в своем естественном центре, и хотя будут на месте, но будут удручать меня своею тягостью. О, мимолетные радости Эдема, дорого заплачу я за вас вечным горем!

Но из моей глины, разве я просил Тебя, Творец, сотворить меня человеком? Молил ли я извлечь меня из мрака и поместить в этом прекрасном саду? Так как моя воля не участвовала в моем бытии, то вполне правосудно и справедливо было бы снова обратить меня в мой прах. Я готов покориться и возвратить все, что было мне дано, сознавая себя неспособным выполнить Твоих слишком тяжелых условий, наложенных на меня для сохранения блага, которого я не искал. Разве потеря его не есть уже достаточная кара? Зачем же прибавляешь Ты к этому еще чувство бесконечной скорби! Непостижимо для меня Твое правосудие! Но, сознаюсь, теперь поздно сетовать: я должен был отказаться от тех условий тогда, когда они были предложены. Ты принял их! Так ты хотел пользоваться благом, а потом осуждать условия? Бог создал тебя, говоришь ты, без твоего согласия? Но что, если бы твой сын, оказавший тебе ослушание, на твой упрек возразил: "Зачем дал ты мне жизнь? Я не искал ее". Ты допустил бы такое дерзкое оправдание? Допустил бы такое презрение к себе? Однако, он был бы рожден не по твоему желанию, но по необходимому закону природы. Тебя же Бог сотворил по собственному Своему выбору; Он избрал тебя для служения Себе: твоя награда была милостью с Его стороны, значит, по всей справедливости, и наказание твое состоит в Его воле! Да будет так! Я покоряюсь; приговор Его справедлив: я прах и возвращусь к праху. О, желанная минута, приди скорее! Зачем медлит Его рука исполнить приговор, назначавший кару в самый день преступления? Зачем пережил я его? Зачем эта насмешка надо мною: обещать смерть и между тем продлевать жизнь для бесконечных терзаний? О, как радостно встретил бы я смерть, к которой приговорен, и снова обратился в бесчувственную землю! С какой радостью лег бы я в лоно моей матери! Там я нашел бы покой и уснул бы безмятежным сном. Страшный голос Божий не гремел бы в моих ушах, подобно грому! Не терзался бы я мучительным ожиданием в вечном страхе еще худших бедствий для меня и моих потомков! Однако меня неотступно преследует одно сомнение: что, если я не умру весь? Что, если чистое дыхание жизни, эта душа, которую Бог вдохнул в Человека, не может разрушиться с этим телесным комом! Тогда в могиле или другом ужасном месте, кто ведает, - я буду обречен на живую смерть! О ужасная мысль, если это справедливо! Но нет! Что же согрешило, как не самый этот жизненный дух во мне? Что же может умереть, как не то, что имеет жизнь, что совершило грех? Тело, собственно, не имеет жизни, не грешит. Значит, я весь умру. Пусть эта мысль успокоит мои сомнения: далее человеческий разум не может ничего постигнуть.

Но если Господь бесконечен, разве от того бесконечен и Его гнев? Пусть так! Но ведь Человек есть существо конечное, он осужден на смерть. Как же может Бог преследовать вечным гневом Человека, когда смерть должна прекратить его существование. Может ли смертное быть бессмертным? Какое странное противоречие даже для Самого Бога; оно обличало бы в Нем скорее бессилие, чем могущество. Неужели ради Своего гнева в караемом человеке конечное Он сделает бесконечным, для удовлетворения Своей жестокости, ничем неудовлетворимой? Но это значило бы простирать кару за пределы бренного праха и закона Природы, по которому все причины постоянно действуют согласно с материей, им нет распространения вне их сферы. Но что, если смерть не лишит чувств одним ударом, как я предполагаю, что, если с ней соединены, с этого самого дня, вечные муки, которые я и теперь чувствую в глубине души во всем окружающем, и там мучиться до бесконечности! О, горе мне! Эта ужасная мысль, беспрестанно возвращаясь подобно грозным ударам грома, поражает мою беззащитную голову!

не оставалось после меня! Лишенные его, как бы благословляли вы того, на кого падут теперь ваши проклятия! О, неужели за грех одного человека должно быть невинно осуждено все человечество? Да и будет ли оно невинно? Все, что произойдет от меня, будет растлено духом и волею, не только способной, но по природе расположенной ко злу! Как же могут они быть оправданы перед лицом Господним? И, однако, после всех этих сомнений, я отдаю Ему справедливость. Все мои рассуждения тщетны, все ложные доказательства приводят меня все к одной и той же постоянной мысли. Первый и последний, я виною всему, я единственно; на меня одного, как на корень и происхождение всех зол, должно пасть обвинение! О, если бы на меня одного пал и Его гнев. Безумное желание! В силах ли ты снести это бремя, хотя и разделенное с твоей виновной женою, это бремя, которое превосходит тяжестью всю землю, всю вселенную! Итак, ни в твоих сомнениях, ни в твоих желаниях, нет тебе никакого прибежища, никакой надежды; ты видишь, что несчастнее тебя не было и не будет никого в мире: с одним Сатаною равняешься ты в преступлении; одинакова и ваша участь. О, Совесть! В какую бездну ужаса и терзаний повергла ты меня! Я не вижу исхода и только падаю глубже и глубже!" Так Адам громко стенал в тишине ночи, но не той свежей, ясной, кроткой ночи, какою она была до падения Человека; теперь воздух был полон густых, вредных паров и страшного мрака, в котором преступная совесть видела тысячи ужасов. Он лежал, распростертый на земле, на холодной земле; он проклинал свое рождение, обвинял Смерть за то, что она медлит с казнью, когда она была определена в самый день преступления. "Зачем не приходишь ты, Смерть, - взывал он, - зачем трижды желанным ударом не избавишь меня от жизни? Неужели Правда изменит своему слову! Неужели божественное Правосудие не поспешит быть правосудным! Но Смерть не идет на мой зов; небесное Правосудие не ускоряет своих медленных шагов, не внемля ни мольбам, ни воплям! О, леса, о, источники, холмы, долины, рощи, не на такие звуки откликались вы мне когда-то из вашей тени, не такие песни повторяло ваше эхо!"

Печальная Ева сидела в отдалении, погруженная в отчаяние. Видя горесть Адама, она приближается к нему, старается нежными словами успокоить в нем взволнованные страсти, но он суровым взглядом отталкивает ее:

"Прочь с глаз моих, ты, Змея!.. Всего приличнее это имя тебе, вступившей в союз с этой тварью; сама ты столь же лукава и ненавистна, как она! Тебе недостает только ее змеиного вида и цвета, чтобы, видя затаенный в тебе обман, все создания остерегались тебя, чтобы эта небесная красота, прикрывающая собою адское вероломство, не завлекало их в свои сети. Я был бы навеки счастлив без тебя, без твоей гордости, твоего пустого тщеславия, отвергнувших мои предостережения в то время, когда мы были наименее безопасны. Ты с презрением отвечала на мое справедливое недоверие! Ты горела желанием быть видимой, хотя бы самим Дьяволом, воображая своею прелестию восторжествовать и над ним. Однако лишь только встретилась со Змеем, как он, потешаясь над тобою, обманул тебя, а ты меня. Я позволил тебе удалиться от себя, доверяя тебе, считая тебя разумной, твердой, рассудительной, защищенной против всяких нападений; а не мог разгадать, что все в тебе - один наружный блеск, а не истинная добродетель, что ты не более как ребро, искривленное от природы, и, как я теперь вижу, именно в левую сторону, откуда было взято. Лучше было бы оно выброшено тогда, если оно превышало должное число!

как Небо - Ангелами, без женщин? Зачем не придумал Он другого способа для размножения человечества? Тогда не произошло бы этого несчастья и многих других впоследствии. Бесчисленные смуты будут на земле от женской хитрости и тесного союза с этим полом. Мужчина или никогда не найдет подруги по сердцу, а возьмет такую, какую пошлет ему несчастье или ошибка; которую бы он хотел более всего, та редко достанется ему от испорченности ее сердца: она, на его глазах, предпочтет ему менее достойного. Или, если она его полюбит, ей будут препятствовать родители; или самый счастливый выбор он сделает слишком поздно, когда уже будет окован цепями брака с женщиной, ненавистной ему или позорящей его имя. Отсюда бесчисленные несчастья отравят человеческую жизнь и будут возмущать мир домашнего очага".

Она обращается к нему с такой мольбою:

"О, не покидай меня так, Адам! Небо свидетель, какой искренней любви и уважения к тебе полно мое сердце. Я неумышленно обманула тебя, сама, несчастная, поддавшись обману! У ног твоих молю: не лишай меня того, чем я живу: твоих нежных взглядов, твоей помощи, твоих советов; в этой тяжкой скорби они - моя единственная сила, единственная опора. Покинутая тобою, куда я денусь? Что станется со мною? Пока мы живы, - может быть, нам остается жить один короткий час, не более, - пусть будет между нами мир! Как соединяет нас одно злополучие, так соединимся в общей ненависти к врагу, тому жестокому Змею, на которого прямо указано в нашем приговоре. За постигшее нас горе не обращай твоей ненависти на меня, и без того погибшую и еще более несчастную, чем ты! Мы оба согрешили; но ты согрешил только против Бога, я же против Бога и тебя. О, я возвращусь на место, где был произнесен наш суд; там моими воплями я буду докучать Небу, буду молить его, чтобы приговор этот не падал на твою голову, а был обращен на одну меня, единственную виновницу всего твоего горя, на меня одну. Я одна заслуживаю его справедливый гнев!"

Она умолкла, рыдая; сознание вины, раскаяние, смиренное положение, в котором она оставалась неподвижно, пока не получила прощения, вызвали в Адаме сострадание к ней. Сердце его смягчилось к подруге, так недавно еще бывшей его жизнью, его единственною отрадой. Теперь, у его ног, это прелестное создание покорно молит о примирении, просит совета и помощи у оскорбленного ею. Он был обезоружен, весь гнев его прошел; он поднял свою подругу и кротко сказал ей: "Безрассудная, ты и теперь, как прежде, желаешь сама не зная чего; ты хочешь, чтобы вся кара пала на одну тебя! Увы! Перенеси прежде свою собственную; можешь ли ты выдержать всю силу гнева Божьего, который теперь еще едва коснулся тебя, когда тебе так трудно перенести мое неудовольствие. Если бы мольбы могли изменить вечные определения, я ранее тебя поспешил бы к тому месту; мой голос громче твоего воззвал бы к Небу, чтобы все обрушилось на одну мою голову, чтобы Бог простил тебе слабость твоего немощного пола; она была вверена мне, и я сам подвергнул ее опасности.

Но встань; не будем более спорить и осуждать друг друга; мы и так уже довольно осуждены. Постараемся лучше взаимной любовью облегчить тяжесть нашего горя, разделяя его друг с другом: день смерти, возвещенный нам, я предвижу, придет не скоро; он будет приближаться к нам медленно, как зло, как вечер долгого дня, чтобы увеличить наши страдания, и эти страдания разделит все наше потомство! О несчастное потомство!"

"Адам, я знаю как мало значения могут иметь для тебя мои слова; печальный опыт показал, как они были ошибочны, несчастное событие доказало их пагубу! Но ты прощаешь меня, ты возвращаешь мне свое доверие, хотя я и не достойна этого; надеясь возвратить твою любовь, единственную отраду сердца, суждена ли мне жизнь или смерть, я не скрою от тебя, какие мысли родила во мне душевная тревога: есть средство облегчить наши бедствия, даже прекратить их совсем. Средство это печально, ужасно, но легче наших страданий, и в нашей воле. Если нас больше всего беспокоит судьба наших потомков, если они должны родиться для неизбежного горя, чтобы быть, наконец, уничтоженными Смертью, - тяжело быть причиной несчастия своих близких, произвести из наших чресл в проклятый этот мир несчастное племя, которое после жалкой жизни должно, наконец, сделаться жертвой отвратительного чудовища! В твоей власти предотвратить рождение злополучного племени, пока оно еще не зачато. Ты бездетен, оставайся бездетным. Тогда алчная Смерть будет обманута и принуждена одними нами удовлетворить свою ненасытную пасть. Но если ты находишь, что жестоко и трудно постоянно быть вместе, любить друг друга, обмениваться нежными взглядами и воздерживаться от священных прав любви, от нежных брачных объятий, безнадежно томясь желанием в присутствии существа, сгорающего тем же чувством, - мука не легче всех остальных, что так страшат нас, - тогда освободим разом себя и свое потомство от того, что ужасает нас за себя и за них: будем искать Смерти; если же не найдем ее, то собственными руками прервем нашу жизнь. Зачем нам вечно трепетать от страха перед смертью, когда в нашей власти из многих путей к ней избрать кратчайший: разрушением уничтожить разрушение?"

Она остановилась... или отчаяние прервало ее голос. Она так много думала о смерти, что лицо ее покрылось смертельной бледностью. Но такой совет не поколебал Адама: в этой борьбе его более проницательный ум вознесся к лучшим надеждам; он отвечал:

"Ева, твое презрение к жизни и наслаждениям доказывает, как будто в твоей душе таится нечто возвышеннее, благороднее того, что она отвергает; но мысль о самоуничтожении опровергает твое кажущееся превосходство; в ней видно не презрение к жизни, но страх потерять ее, сожаление о слишком любимых радостях. Или если ты желаешь смерти, как крайнего исхода, думая избегнуть этим возвещанного наказания, то знай, разгневанный Господь слишком премудро направил Свою мстящую руку; Его нельзя обмануть. Такая насильственная смерть не избавит нас от заслуженной кары; приговор наш совершится; я скорее боюсь, чтобы такое упорство не усилило гнева Всевышнего и Он не поселил бы в нас живой смерти. Поищем более разумного решения. Мне кажется, я нахожу его, припоминая и внимательно обдумывая слова нашего приговора: "Твое семя поразит главу Змея". Жалкое вознаграждение, если бы не подразумевался здесь, как я догадываюсь, великий наш враг, Сатана, который в виде змея коварно обманул нас. Раздавить ему голову! Да, это было бы достойным мщением: но мы лишились бы его, призвав к себе смерть, или решась на бездетную жизнь, как ты предлагаешь: тогда наш враг избег бы определенного ему наказания, а мы удвоили бы свое.

Итак, прочь всякая мысль о насилии над собою или добровольном бесплодии; она отнимает у нас надежду, рождает злобу, гордость, нетерпение, негодование на Бога и на справедливое ярмо, возложенное Им на нашу шею. Вспомни, с каким милосердием выслушал Он нас и судил без гнева, без укора! Мы ждали немедленного разрушения, понимая так смерть, объявленную нам в тот день. И что же! Он осудил тебя только на болезни беременности и рождения, болезни, скоро вознаграждаемые радостию при виде плода твоего чрева. Меня же проклятие едва коснулось, пав на землю. Я должен трудом зарабатывать себе хлеб. Разве это большое несчастие? Праздность была бы для меня опаснее: труд поддержит меня. Его благость, заранее, без наших молений, позаботилась защитить нас против жестокостей холода и зноя; Его рука одела нас; произнеся Свой суд, Он соболезновал о нас, недостойных. Если же мы станем молить Его, о, как отверзнется Его слух, как еще более склонится к состраданию Его сердце! Он научит нас избегать суровостей времен года - дождей, льдов, града, снега! Уже теперь непостоянное небо начинает омрачать облаками вершины гор; резкие, влажные ветры развевают легкие кудри деревьев, далеко распустивших красивые ветви. Это знак, что нам надо искать безопасного приюта и тепла, чтобы согреть онемелые члены. Пока дневное светило не покинуло нас на холод ночи, попробуем, нельзя ли собрать его лучи и зажечь горючее вещество; или быстрым трением двух тел воспламенить воздух, подобно тому как недавно, гонимые ветром тучи, сталкиваясь от сильного удара, рождали молнии, и огонь, наискось прорезавший воздух, падая на землю, зажигал смолистую кору сосны или пихты; пламя далеко разливало крутом приятное тепло и грело как солнце. Если мы будем молить Всевышнего о милости, Он научит нас пользоваться этим огнем, откроются нам средства исцелять или облегчать болезни - порождение наших собственных пороков. При такой помощи, такой поддержке от Бога, мы можем надеяться спокойно провести нашу жизнь, пока не окончим ее в прахе, и там, в нашей первой отчизне, не уснем последним сном. Что можем мы сделать лучше, как не вернуться вместе к тому месту, где судил нас Господь? Там благоговейно повергнемся перед Ним, со смирением исповедуем Ему нашу вину, будем молить о прощении, оросим землю слезами, наполним воздух вздохами! Исходя из глубины сокрушенных сердец, они будут свидетелями нашей непритворной скорби и тихого смирения. Он несомненно смягчит Свой гнев, Он простит нас; даже в ту минуту гнева, когда лик Его был так строг, разве в ясном взоре Его не светилось милосердие, благость, сострадание к нам?"

орошая землю слезами, наполняя воздух вздохами. Исходя из глубины сокрушенных сердец, они свидетельствовали об их непритворной скорби и тихом смирении.

Примечания

¹⁵¹ Кронийское море - название, даваемое Полярному морю.

¹⁵²

¹⁵³

¹⁵⁴ Откровение Св. Иоанна, гл. 22:16.

¹⁵⁵ Аладульское царство занимало в древности местность нынешней Малой Армении и Киликии.

¹⁵⁶ Чудовища, упоминаемые Луканом, Плинием и другими древними писателями. Керасты - народ, живший на острове Кипр и превращенный Венерою в волов; эллопы - гады из породы ужей; дипсады - из породы выдры.

¹⁵⁷

¹⁵⁸ Офион - по-гречески значит змей; Эвринона, одна из океанид, мать Граций. Намек на нее по отношению к Еве темен.

¹⁵⁹ Опса, в римской мифологии, жена Сатурна, богиня плодородия и богатства, позднее отождествляющаяся с Реей. Зевс - греческое название Юпитера, который называется " Диктейским", по имени горы на острове Крите, где он был воспитан нимфами.

¹⁶⁰ См. Откровение Св. Иоанна, 6:8.

¹⁶¹

¹⁶²

¹⁶³ См. Откровение Св. Иоанна, 7.1.

¹⁶⁴ Атрей, царь Аргосский, в отмщение своему брату Фиесту за то, что тот соблазнил его жену Эропу, под видом примирения пригласил его на пир и велел подать ему жареное мясо его зарезанных детей, которых он имел от царицы. Солнце, как рассказывают, затмилось при этом зрелище.

¹⁶⁵

¹⁶⁶ Бореи, цециасы и проч. - названия периодических или местных ветров. Афер назван черным, так как это юго-западный ветер, дующий в Африке.