Автор: | Мицкевич А. Б., год: 1834 |
Категория: | Поэма |
Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Пан Тадеуш. Книга IV. Дипломатия и охота (старая орфография)
Книга IV.
ДИПЛОМАТИЯ И ОХОТА.
Тадеуша будить видение в папильотках. - Поздно замеченная ошибка. - Корчма. - Эмиссар. - Ловкое применение табакерки для возвращения разговора на настоящий путь. - Маточник. - Медведь. - Опасное положение Тадеуша и графа. - Три выстрела. - Спор сангушковки и сагаласовки, разрешенный в пользу горешковской одностволки. - Бигос. - Разсказ войского о поединке Домейки с Довейкой, прерванный травлей зайца. - Конец рассказа о Довейке и Домейке.
Ровесники литовских воинственных князей, |
Деревья Беловежа и Свитязи моей, |
Понар и Кушелева! Вы тению дубравы |
Когда-то осеняли увенчанные главы |
Миндовы, Витенеза, прославленных мужей! |
Там Гедымин при блеске охотничьих огней |
Лежал и слушал песни маститого Лиздейки |
И, убаюкан шумом плескавшейся Вилейки |
И синевой Вилии, среди Понарских гор, |
Он на медвежьей шкуре, смежив усталый взор, |
Во сне увидел волка железного явленье 1), |
А пробудясь и помня небесное веленье, |
Построил город Вильно, что посреди лесов |
Как будто волк меж зубров, медведей, кабанов. |
И Вильно породило, как римская волчица, |
Прославилась в охоте и в рыцарских боях, |
Врагов ли настигая мы зверей в лесах. |
И тайну вековую тот сон открыл пред нами, |
Что век жила отчизна железом и лесами. |
Мой лес! бывал последний из наших королей, |
Носивший шлем Витольда, под сению твоей, - |
Из древних Ягеллонов последний и любимый, |
В Литве король-охотник 2)! О, лес мой, лес родимый! |
О, если только будет угодно небесам, |
Родимые деревья, чтоб я вернулся к вам, - |
Найду ли вас живыми? Вы все ли уцелели, - |
Вы, под шатром которых лежал я в колыбели? |
А жив ли дуб старинный с пустым своим дуплом 3), |
Где дюжина, бывало, садилась за столом? |
Тенистый лес Мендога! растешь ли ты поныне |
Близ храма в Новогрудке 4)? А в дальней Украине |
Густой старинной липы развесистый шатёр |
Над домом Годовинских, где сотня пар, бывало, |
В её тени обширной когда-то танцевала? |
О, памятники наши! вас рубит без конца |
Что день топор нещадный казны или купца, |
Не оставляя пташкам приюта мирных сеней, |
Ни уголка поэту для сладких вдохновений... |
А чернолесской липы густой и темный кров - |
Как много сердцу Яна внушил он дивных снов! |
Как сладко ветви дуба таинственную чару, |
Навеяли на струны казацкому гусляру 5)!... |
Родимые деревья! как много чудных дум |
Мне навевал, бывало, ваш незабвенный шум, |
Когда, стрелок неметкий, насмешек избегая, |
Вслед за ушедшим зверем и сверстников бросая, |
Я забывал о травле, один в лесу глухом, |
И на землю бросался, мечтая, и кругом |
Мох серебрился пышно с красой своею дикой, |
По бархатным пригоркам, межь листьями кустов, |
Брусника разсыпалась как бисер корольков. |
Вкруг быль темно; ветви - и густы, и дремучи - |
Своей зеленой сетью висели словно тучи. |
Когда-жь над тихим кровом нависнувших ветвей |
Шумел в вершинах ветер над головой моей, - |
И стон, и шум, и грохот сливались в буйном споре, |
И, мнилось, там висело клокочущее море. |
Внизу точь-вточь руины: там выворочен дуб, |
Торча корнями кверху, как бы огромный сруб; |
Тут пень, густой травою, как тыном, обнесенный, |
К нему припал как будто поверженной колонной. |
Взглянуть в средину страшно: здесь потаенный кров |
Лесных владык - медведей, и вепрей, и волков. |
А у ворот белеют обгрызенные кости: |
Тут за свою отвагу, знать, поплатились гости. |
Порой рога оленьи из зелени мелькнут, |
Как будто два фонтана, и тотчас пропадут; |
Зверь исчезает быстро, желтея в чаще бора, |
И снова все спокойно- лить на сучке в тиши |
Постукивает дятел и прячется в глуши; |
Но все стучит, укрывшись там где-то, из-за дали, |
Как бы ребенок в прятках, чтобы его искали. |
С орехом в лапке векша, усевшись меж ветвей, |
Грызет его, а хвостик над головой у ней |
Висит, как будто с каски перо у кирасира. |
Она глядит спокойно среди лесного мира; |
Но лишь завидит гостя, то, совершив полет, |
Танцорка по деревьям как молния мелькнет, |
Пока в дупле чуть видном нырнет, спасенью рада, |
Как дерева родного достигшая дриада. |
И снова тишь. |
Вдруг шорох меж мстьями ветвей; |
Раздвинулась их чаща и вот глядит из ней |
Лицо еще румяней, чем красная рябина. |
То сборщица орехов, крестьянская девчина, |
Брусники алой, свежей, как и сама она. |
С ней рядом стоя, мальчик гнет ветку над собою. |
Но вот примчало эхо и лай, и звук рогов |
Услыша приближенье охоты и стрелков. |
И зашумев ветвями, они, полны тревоги, |
В глуши дерев пропали, как бы лесные боги. |
Движенье в Соплицове. Но ни вохня псарей, |
Ни скрип колес, ни крики, ни ржание коней; |
Ни: звук рогов призывных, что по двору гремели, - |
Ничто не поднимало! Тадеуша с постели. |
Он в платье; не раздевшись, спал, как сурок в норе, |
Искать его не думал никто во всем дворе; |
Все заняты по горло теперь облавой были; |
Среди хлопот и шума о нем и позабыли. |
В оконный ставень ярко уж солнца луч сиял |
Сквозь щелку в виде сердца и прямо разсыпал |
На спящого сиянье. Сквозь сон в мгновенье это |
Невольно уклоняясь от брызжущого света, |
Тадеуш отвернулся, но, стуком пробужден, |
Проснулся, будто птичка, счастливый и довольный, |
И вспоминал приятно, с улыбкою невольной, |
Про все, что было мило ему вчерашним днем, |
Краснел, вздыхал и сердце так сладко билось в нем... |
Взглянул и - что за диво! - в оконной яркой щели |
В том сердце, чьи-то очи, расширившись; блестели |
Так точно, как бывают расширены они, |
Когда из света смотрят на что-нибудь в тени. |
И маленькую руку увидел: защищала |
Она глаза от света, а солнышко сияло |
Сквозь розовые пальцы, лучами их пробив |
И им придавши алый, рубиновый отлив. |
Он увидал и губки с улыбкою лукавой, |
И зубки точно жемчуг с коралловой оправой; |
А щечки, хоть ладонью слегка заслонены, |
Дышали будто розы всей свежестью весны. |
Спал под окном Тадеуш и, сам прикрытый тенью, |
Он, лежа, удивлялся волшебному виденью, |
Над самым изголовьем сиявшему в окне, |
Одну из тех головок, прелестно-милых, нежных, |
Что видятся младенцам в их грёзах безмятежных. |
В боязни и восторге Тадеуш трепетал; |
Головка наклонилась и - мигом он узнал |
Те кудри золотые неведомой красотки, |
В которых белым снегом сверкали папильотки |
И ярко серебрились при солнечных лучах, |
Как венчик лучезарный порой на образах. |
Он встал, но, шум услыша, исчезло во мгновенье |
И больше не являлось волшебное виденье. |
Лишь снова стук раздался и голос со двора: |
--"Заспались, пан, вставайте! К охотникам пора!" |
Руками в оба ставня толкнул он торопливо |
И, распахнувшись настежь, их половинки живо |
Ударились об стены; прыгнул в окошко он, |
Кругом окинув взоры, взволнован, и смущен, |
Но ни души - все пусто... Неподалеку сада, |
Увенчанная хмелем, виднелася ограда; |
Над ней цветов гирлянды качалися слегка. |
Идти он не решался, но молча, долгим взором, |
Глядел, как хмель нависший качался над забором. |
Глаза поднявши, палец он приложил к губам, |
Как будто бы к молчанью себя принудил сам, |
Боясь его нарушить; чело обвел рукою |
И будто бы о чем-то припоминал душою, |
Кусал до боли палец, в раздумье погружен. |
--"Как хорошо мне, Боже!" - тут громко молвил он. |
А на дворе, где шумно лишь за минуту было, |
Теперь уединенье могильное, царило; |
Все были на охоте. Свернув ладонь, рожком |
И к уху приложивши, в молчании немом |
Прислушался Тадеуш: по ветру, из-за дали |
Собачий лай и крики, чуть слышно долетали. |
Ему в конюшне лошадь оседлана была; |
Он взял ружье и мигом помчался, как стрела! |
К корчмам, что у часовни- стояли возле бора; |
И где ловцы собраться должны ужь были скоро. |
По сторонам дороги, одна лицом к другой, |
Владенье старой замок давно себе присвоил, |
А новую Соплица на зло ему построил; |
В одной, как будто дома, Гервасий пировал, |
Протас же первым гостем в другой всегда бывал. |
Была корчма Соплицы обыденной харчевней; |
Напротив, был у старой фасон особый, древний, |
Что плотниками Тира в дали былых времен |
Придуман и по свету жидами разнесен. |
То стиль архитектуры, исчезнувший с веками, |
Неведомый Литве же оставленный жидами. |
Корчма такого рода - точь-вточ орех двойной; |
Она из двух отделов под кровлею одной: |
Из дворика с навесом и чистого покоя; |
Передний дворик смотрит вполне ковчегом Ноя. |
Там множество животных; коров, коней, волов, |
И козы с бородами, и птицы всех родов, |
Тьмы гадов, насекомых. Такой ковчег сараем |
На языке обычном мы просто называем. |
Не то в покое заднем: все как-то чудно там; |
Что плотничьяго дела отцы во время оно - |
Строители Хирама - воздвигли для Сиона. |
До нас в еврейских школах подобный стиль дошел, |
Корчмы же и сараи по плану этих школ: |
Из драни иль соломы навес, истер и скошен, |
Как бы колпак жидовский, что смялся и поношен; |
Крыльцо же в дом и сени, где лицевой фасад, |
Колоннок деревянных поддерживает ряд. |
Колонны эти, право, в архитектуре диво: |
Оне полугнилые и прочно, хоть и криво, |
Стоят как башня в Пизе; у них, конечно, нет |
Подножий; капителей - красы античных лет: |
Над ними полукружье из дерева резное - |
Готической эпохи наследье вековое. |
Не плод резца, конечно, - безхитростный узор: |
Его сработал живо лишь плотничий топор. |
Собой напоминают те линии кривые, |
На шабаше еврейском, .подсвечники резные. |
Остроконечья - с шишкой, подобно той, что жид |
Что по-жидовски - "цинес". Вдали, корчма такая, |
Собой напоминает, понурая, кривая, |
Фигуру на молитве стоящого жида. |
Растрепанная стреха - как будто борода, |
А кровля - точно шапка; фасад же дымный, черный - |
Точь-вточь кафтан жидовский, а верх его узорный - |
Как цицес. |
Два отдела в корчме;. в одном из них, |
С еврейской школой сходном, ряд комнат небольших |
Для дам и для проезжих; в другом - большое зало; |
Вкруг столиков высоких и длинных там не мало |
И столиков пониже, подобных там столам:, |
Как бы отцам, ребята, |
Сидело много там |
И холопов, и крестьянок, и мелкой шляхты местной, |
А эконом - особо. Случился день воскресный, |
И в Янкелю, чтоб выпить и время провести, |
Зашло гостей из церкви не мало по пути. |
У каждого стояла там, доброй водки чарка; |
На Янкеле был длинный кафтан почти до пят; |
Серебряных застежк на нем светился ряд. |
Одной рукою гладил он бороду седую, |
За шелковый свой пояс засунувши другую: |
С достоинством хозяйским вокруг бросая взор, |
Приветствовал входящих, вступая в разговор; |
Мирил гостей сидевших, где распри возникали; |
Сам не служил, но только прохаживался в зале. |
Старик еврей почтенным был в околодке всем; |
Корчму держал он долго; никто во век о нем. |
Не говорил худого, - и нечего, конечно,-- |
Калитками довольны в корчме бывали вечно; |
Без плутовства, но верно разсчет всегда сводил, |
Не возбранял веселья, но буйства не любил; |
Увеселенья очень любил он, и немало |
Порой крестин и свадеб в его корчме бывало, |
А в праздник музыкантов сзывал он из села: |
В корчме играли бубны, и скрипка там была. |
И сам он одарен был талантом музыкальным, |
С цимбалами - когда-то блуждал он по дворам |
И песенником добрым прослыл и здесь, и там. |
Он говорил прекрасно, хоть был еврей природный, |
Предпочитал всем песням всегда напев народный |
И привозил, за Неман поездку совершив, |
То польскую мазурку, то галицкий мотив, |
И говорили даже, - Бог знает, верно-ль это,-- |
Что распустил он первый.тогда среди повета |
Напев из-за границы, неведомый для нас, |
Теперь же знаменитый, который в первый раз |
От польских легионов когда-то услыхала |
Отчизна итальянцев. Талант певца не мало |
Всегда в отчизне нашей сочувствие найдет |
И на Литве стяжаеть и деньги, и почет. |
Разбогатевши, Янкель, и взысканный судьбою, |
Свои цимбалы бросил с их звонкою игрою, |
Зажив с детьми оседло, хозяйничал в шинке; |
Он был и подраввином в соседнем городке; |
Был всюду чтимым гостем, советником отличным, |
На кораблях, - в деревне подобным знатоком, |
Все дорожат; он также стал добрым поляком. |
Спор меж корчмами, часто кровавый спор по злобе, |
Всегда мирил он первый, взяв в управленье обе. |
Он в равном был почете у враждовавших лиц: |
Приверженцев Горешков, сторонников Соплиц. |
Влиянье над врагами один имел он часом: |
Над ключником суровым с придирчивым Протасом. |
Тот с грозною рукою, тот с дерзким языком |
Вражду смиряли оба всегда пред стариком. |
В отлучке был Гервасий; он счел себя не в праве |
Неопытного графа сегодня на облаве |
В таком серьезном деле оставить на людей |
Без своего совета и помощи своей. |
В углу корчмы почетном, где меж двумя скамьями |
Всегда сидел Гервасий, как первый меж гостями, |
Сегодня бернардина хозяин посадил, - |
Его, как видно, Янкель весьма высоко чтил. |
Увидя, что у гостя стакан уже не полон, |
И липового меду велел долить в стакан. |
Был с Янкелем, как слышно, давно знаком ужь пан |
В чужих краях когда-то. В корчму ночной порою |
Ходил монах и часто беседою живою |
С жидом о чем-то важном был занят. Бернардин |
Вел торг, ходили слухи; но это - вздор один. |
Со шляхтой разсуждая в полголоса, в беседе |
Монах облокотился на стол; его соседи |
Спешили поживиться ксендзовским табаком; |
Чихал как будто пушка шляхетский нос потом. |
- "Ну, отче преподобный, - сказал, чихнув, Сколуба, - |
Табак отменный, право, его и нюхать любо! |
Мой нос такого сроду еще не нюхал, знать... |
(Свой длинный нос погладив, тут он чихнул опять) |
И вправду бернардинский; из Ковно, видно, родом, |
Из города, что славен и табаком, и медом. |
Я был там лет..." - "Панове, - прервал его Робак, - |
Дай Бог вам на здоровье! Однако мой табак |
Из стороны гораздо дальнейшей, чем по мненью |
Табак из Ченстохова; князья Павлины там |
Его приготовляютъ* где знаменитый храм |
Иконы, чудесами великими преславной, |
Святой и присной Девы, Владычицы державной |
В отчизне нашей польской... Владычица, - она |
Княжною и литовской в народе названа |
И польскую корону хранит по наше время- |
Но, ах, в краю Литовском у нас раскола семя!..." |
- *Из Ченстохова? - Вильбик промолвил. - В те края |
Назад уже лет тридцать за отпущеньем я |
Ходил на богомолье. А правда-ль, по газетам, |
Что будто бы французы теперь в местечке этом |
И будто бы разграбить хотят святой костел? |
Я в "Вестнике Литовском" на днях о том прочел..." |
- "Не правда! - молвил квестарь, - Нет, пане, слух неверный! |
Наполеон - католик воистину примерный. |
Ведь он помазан папой и с ним в ладу живет: |
Они ведут ко благу во Франции народ |
От прежних заблуждений. А правда, в Ченстохове |
Для Польши, для отчизны... Так сам Господь велит: |
Его алтарь отчизне всегда принадлежит. |
Мы в княжестве Варшавском найдем в защиту Польше |
Уже сто тысяч войска, а скоро будет больше. |
А кто-жь оплатит войско, литвины, как не вы? |
А вы даете деньги лишь сборщикам Москвы!..." |
- " Даст чорт!... - воскликнул Вильбик. - От нас берут их силой..." |
- "Пан! - отозвался хлопец с покорностью унылой |
И почесал затылок, отдав поклон панам.-- |
Для шляхты лишь пол-горя, а каково-то нам! |
Ведь нас дерут как лыко..." - "Хам, что твое страданье!-- |
Тут закричал Сколуба. - Ведь это обдиранье |
Привычно вам как угрю... А каково-то нам, |
Привыкшим к старым льготам, сиятельным панам! |
Ах, братцы, прежде шляхтич был дома полноправен!... |
("Да, - вскрикнули соседи, - был воеводе равен!") |
Теперь же для признанья шляхетства своего |
Должны мы на бумаге доказывать его..." |
- "Ну, вам, - сказал Юрага, - не столько горя, пане, |
Я-жь - княжеского рода, и у меня пытать |
Патента на шляхетство? Да где он? - Богу знать... |
Пускай москаль у дуба в лесу пойдет и спросит |
Патентов, по которым вершину он возносит!..." |
- "Князь! - молвил Жагель, - горе тебе не одному: |
Быть-может есть и митра тут не в одном дому". |
--"У вас в гербу есть крестик, - кричал Подгайский, - это |
Есть неофита в роде известная примета..." |
--"Вздор! - тут вмешался Бирбаш, - я от татар-князей, |
А все-жь имею крестик в гербе у Кораблей..." |
- "На жолтом поде митра" род жизня означает, - |
Сказал Мицкевич, - "это Стрыйковский объясняет". |
И шум, и крик, и споры посыпались кругом. |
Ксендз вынул табакерку и начал табаком |
Всех угощать скорее; вмиг тишина настала, |
И, взявши по щепотке, вся шляхта зачихала. |
Тут, пользуясь минутой, сказал отец Робак: |
- "О, еслибы вы знали, кто нюхал мой табак! |
Сам генерал Домбровский, - поверят ли кто в мире, - |
" |
--"Домбровский?!" - все вскричали. - "Да, самый генерал... |
Мы в лагере с ним был; он Гданск у немцев брал; |
Писать сбираясь что-то, раз он заснуть боялся, |
Взял табаку щепотку, понюхал, расчихался |
И, мне плечо похлопав, сказал: "Отец святой, |
Ксендз бернардин, мы скоро увидимся с тобой |
В Литве; пускай литвины табак из Ченстохова |
Готовят в ожиданьи, - не нюхаю другого". |
Всю шляхту в изумленье речь эта привела |
И радостью такою все общество зажгла, |
Что все на миг умолкли, потом за словом слово |
Тихонько повторялось: - "Табак? Из Ченстохова? |
В Литву? Домбровский? С юга?" Затем у всех вокруг |
Слились в восторге общем слова и мысли вдруг. |
"Домбровского!" - все разом тут крикнули как братья, |
Друг друга заключивши восторженно в объятья: |
Татарский граф и хлопец в движении одном, |
Гриф и корабль, а митра с короной и крестом, |
Все... И монаха даже тут позабыли живо |
Прислушивался долго к ним квестарь, а потом |
Тот хор прервать желая, всех снова табаком |
Попотчивал, их говор вдруг перебив чиханьем, |
И обратился к шляхте он, пользуясь вниманьем: |
- "Вам нравится табак мой? Взгляните же сюда, |
Что в самой табакерке сокрыто, господа!" |
Тут крышку табакерки, табак платком стирая, |
Он показал- была там картинка небольшая: |
Как рой мушиный войско, а посреди верхом, |
Как жук, огромный всадник, что, верно, был вождем; |
Коня он шпорил, будто взлетая над землею, |
И поднял к носу руку, узду держа другою. |
- "Взгляните, - молвил квестарь, - как грозен! Кто же он?-- |
Узнайте!" - Тут столпились к нему со всех сторон. |
- "То царь великий, видно; но русский царь едва ли, - |
Цари в стране Российской век табаку не знали". |
- "Царь? - тут воскликнул Цыдзик, - а в сюртуке простом? |
Цари, я думал, ходят все в платьи золотом; |
У москалей же всякий их генерал, мосьпане, |
". |
- "Ба!" - тут заметил Рымша, - я в юности видал |
Косцюшку, что народом всем в Польше управлял: |
Героем был, ходил же он в краковском кафтане, |
В простой чамарке то-есть". - "В какой-такой, мосьпане? |
Ведь это тарататка" - заметил Вильбик здесь. |
- "Но та ведь с бахромою, кафтан же гладкий весь!" - |
Вскричал Мицкевич. Говор стал оживлен и жарок |
О формах тарататок различных и чамарок. |
Тут хитрый Робак нити перерванных речей |
Опять на табакерке соединил своей: |
Попотчивал, - все стали, желая здравья хором, |
Чихать, и обратился оне снова с разговором: |
- "Как только часто нюхать начнет Наполеон |
В бою табак - примета, что побеждает он. |
Аустерлиц примером: французы так стояли |
При пушках; москали же тьмой тьмущей наступали. |
Глядел безмолвно цезарь; московские полки - |
Что ни стрельнут французы - валятся как листки... |
Один во след другому... Не усмотреть и глазом, |
Царь Александр, за этим брат царский Константин, |
Франциск немецкий цезарь - тут все в момент один |
Удрали; цезарь, видя их бег с таким поспехом, |
Взглянул на них и с пальцев стряхнул табак со смехом. |
Когда кому случится увидеть, господа, |
Войска Наполеона, - припомните тогда!" |
- "Ах, - закричал Сколуба, - почтенный ксендз, когда же |
Мы этого дождемся? Под каждый праздник даже, |
Какой бы ни был в святцах, сулят француза нам... |
Глаза мы проглядели по разным сторонам. |
А москали на шее... От них как встарь нет мочи... |
Покамест выйдет солнце, роса нам выест очи..." |
- "Мосьпане, - ксендз промолвил, - лишь бабам горевать, |
Жидовское же дело - сложивши руки ждать, |
Чтоб кто в корчму заехал и постучал в ворота. |
Ведь нам с Наполеоном не велика работа |
Сбить москалей... Он швабам ужь трижды вздул бока, |
Стоптал прусаков подлых, британцам дал шлепка |
И за море их выгнал, - придется русским худо... |
Что шляхта наша сядет тогда лишь на коней, |
Взяв сабли, как ужь не с кем и биться будет ей. |
Наполеон же скажет, сам сладив со врагами: |
Без вас я обойдуся, - мы не знакомы с вами... |
Да, ждать гостей нам мало и их просить к себе: |
Столы должны мы вынесть, собрать людей в избе, |
И перед пиром нужно очистить дом от хора... |
Да, дети, повторяю: очистить нужно скоро..." |
Молчали все, в толпе же раздались наконец |
Вопросы: - "Как очистить? Как понимать, отец? |
Готовы, что ни скажешь, мы сделать все на свете, |
Лишь объясни точнее, отец, нам речи эти..." |
Ксендз выглянул в окошко, прервавши разговор; |
Интересуясь чем-то, в даль устремил он взор, |
Потом сказал, вставая: - "Мне некогда. Об этом |
Поговорим мы после подробнее; с разсветом, |
Панове, еду в город я завтра по делам |
И, сбор церковный кончив, заеду, верно, к вам". |
- "Оттуда в Нехрымово заночевать пожалуй, - |
Хоружного почтишь ты. У нас твердили век: |
Как нехрымовский квестарь, счастливый человек..." |
- "И нам, - сказал Зубковский, - не сделаешь ли чести? |
Кусок холста найдешь там, кадушку масла вместе, |
Барана иль корову. Ксендз, не забудь во век, |
Что квестарь и в Зубкове счастливый человек! " |
- "И к нам!" - оказал Сколуба. - "К нам! - молвил Тераевич, - |
Ксендз никогда голодный не покидал Пуцевич". |
Так шляхта осыпала ксевдза со всех сторон |
И просьбами, и лаской; но был за дверью он. |
В окошко он увидел Тадеуша, стрелою |
Тот по дороге мчался с поникшей головою, |
Без шляпы, с побледневшим и пасмурным лицом |
И, сильно шпоря лошадь, стегал ее хлыстом. |
Ксендз, увидавши это, смутился почему-то |
И быстрыми шагами пошел он в ту-жь минуту |
Туда, где в отдаленьи чернел дремучий бор |
На целом горизонте, насколько хватит взор. |
* * *
Кто в недра пущ литовских неведомых проник? |
Рыбак лишь у прибрежья дно измеряет в море, |
Стрелок лишь по опушке блуждает в темном боре; |
Едва знакомы дебри поверхностно ему, |
Но пущи он не знает таинственную тьму. |
Известна лишь по сказкам нам эта глушь лесная; |
Там не была от века еще нога людская; |
Тех мест, как бы заклятых, ничей не видел, взор. |
Когда ты углубишься в дремучий самый бор, |
Там встретишь вал огромный из старых пней с корнями, |
Трясиной окруженный с несметными ручьями; |
Под сетью трав заросших там гнезда ос, шершней; |
Что шаг - то муравейник да логовище змей. |
Когда-б смельчак безумный прошел и те преграды, |
Там гибели страшнейшей ждут новые засады: |
Там, словно волчьи ямы, что ступишь, под ногой, |
Прудки, на половину заросшие травой; |
Их глубины бездонной никто еще не знает; |
По общему поверью, в них дьявол обитает; |
В кроваво-ржавых пятнах их слизлая вода; |
Вкруг без коры и листьев деревья, как больные, |
Червивы, низкорослы, плешивые, кривые; |
Мох колтуном разросся на виснущих ветвях, |
Слои грибов поганых на их горбатых пнях |
И, над прудом склоняясь, семья дерев толпится, |
Как сходбище колдуний к котлу, где труп варится. |
За озерки же эти не только что ногой |
Проникнуть невозможно, но даже взор людской |
Блуждал бы там напрасно: как облаком тенистым, |
Там дальше все закрыто паров туманом мглистым, |
Что вечно над трясиной выходит из болот; |
В конце-ж, за этой мглою (в народе слух идет) |
Есть край богатый, пышный среди дремучих сеней - |
Столица королевства животных и растений; |
Всех трав и всех деревьев в ней скрыты семена; |
Оттуда в целом свете идут их племена. |
Как в Ноевом ковчеге, зверей любого рода, |
По крайней мере, пара там скрыта для приплода* |
А в самых недрах души, держа придворный штат, |
А рысь и россомаха, прожорливы и быстры, |
Вкруг них в ветвях гнездятся, как чуткие министры; |
А дальше, как вассалы подведомственных страд, |
Живет шляхетство волчье, олени и кабан;. |
Вверху орел и сокол, гнездясь над головами, |
Живут, как бы клевреты, господскими крохами. |
Патриархально лары тех царственных зверей |
Живут в дремучей чаще незримо для людей, |
Родятся, умирают в приюте безопасном, |
Никто из них не сгибнул с людьми в бою надрасном; |
На выселки далеко детей по лесу шлют, |
Не покидая сами спокойный свой приют, |
Ни пуль, ни бранной стали в своей глуши не знают, |
Но смертью натуральной под старость умирают; |
Имеют и кладбище, и там, бросая свет, |
Слагает перья птица, а зверь кладет сведет; |
Медведь, зубов лишившись, когда жевать не в силах, |
Олень, утратив гибкость в ногах, под старость хилых, |
С застывшей кровью заяц, полуживой от лет, |
Орел с скривленным клювом, когда уже для пищи |
Навеки он затворен, уходит на кладбище; |
А даже зверь и меньше, пораненный, больной, |
Сложить при смерти кости спешит в свой край родной. |
Вот потому в доступных местах для человека |
Нигде костей звериных не водится от века. |
В столице их, по слухам, хороший, добрый строй: |
Народ звериный править у них ведь сам собой. |
Людской прогресс покамест не мог растлить их нрава, |
Нет корня бед в их царстве - нет собственности права; |
Им чужды поединки, стратегия в бою, |
Живут поныне внуки, как праотцы в раю, |
И только зверь, попавший в сообщество людское, |
Порою получает понятие о бое. |
Но миром и согласьем исполнен их приют: |
Там звери не кусают друг друга и не бьют, |
И окажись случайно кто из людей в их сфере, |
Хоть даже безоружный, - не тронули бы звери, |
И верно с изумленьем глядели бы они |
Как их отцы в едеме в последний день творенья |
Глядели на Адама, с ним в мире до паденья. |
Но человек, по счастью, туда не попадет: |
В то царство смерть и ужас обороняют вход. |
Лишь иногда случится, забеглая борзая, |
В те дальния болота и дебри попадая |
И страшную картину лесную увидав, |
В безумном страхе, с визгом, назад бежит стремглав, |
И долго под хозяйской ласкающей рукою |
Дрожит, в ногах валяясь с тревогою шальною. |
Для ловчих недоступна глушь тайников таких |
И "Маточник" зовется на языке у них. |
* * *
Глупец медведь, сидел бы- ты в маточнике вечно! |
Там про тебя и войский вге сведал бы, конечно. |
Но или запах улья прельстил тебя в лесу, |
Иль аппетит почуяв к дозревшему овсу, |
Ты вышел на опушку, где лес довольно светел, |
И где твой след лесничий сейчас же и заметил, |
Затем шпионов хитрых, загонщиков послал, |
Теперь с облавой войский тебе назад в берлогу, |
Везде разставив стражей, загородил дорогу. |
Приехавши, Тадеуш узнал, что с давних пор |
Борзые разбежались уже далеко в бор. |
Все тихо- напряженно все преданы вниманью |
И словно важной речи пустынному молчанью |
Все внемлют- ждут напрасно, недвижимо в тиши,ё |
Лишь музыка лесная разносится в глуши. |
Как водолазы в море, псы рыщут в темном лесе- |
Охотники, двустволки держа на перевесе, |
На войского взирают; а тот, припав к земле, |
К ней ухом приложился; так часто на челе |
У лекаря читает толпа друзей решенье: |
Возьмет ли смерть больного, иль ждет выздоровленье. |
Так войский и надежду и страх внушал им всем. |
--"Есть, есть! " - он тихо молвил и встал с земли затем. |
Им не слыхать покамест. Чу!... пес пролаял. Скоро |
Другой, за ними двадцать... И вся собачья свора |
Попав на след, пустилась разсеянной толпой, |
Обычный бег в логове за зайцем или ланью: |
Сейчас же это слышно по ярому визжанью. |
Лай частый и короткий и отгадать легко, |
Что зверь уже наверно теперь не далеко |
И что медведя гонят. Псы смолкли на мгновенье; |
Догнали; снова лают. Зверь в бешеном смятеньи |
Борзых калечит верно: сквозь грозный лай порой |
Доносится все чаще собак предсмертный вой. |
Тут, каждый наготове с двустволкою своею, |
Вперед согнулся луком, протягивая шею. |
Ждать более не в силах, ловцы с постов своих |
Спешат навстречу зверю, хотя ужь войский их, |
Дозором объезжая, предупреждал при этом, |
Что это, оставив место, пренебрежет советом, |
Того, холоп он будет иль паныч, наравне |
Он смычкою своею отдует по спине. |
Но тщетно: убежали все, вопреки приказу, |
И три ружья по лесу тут загремели сразу. |
Открылась ванонада, вдруг, по дубраве всей; |
Отчаянья, и боли, и злобы рек безумный; |
За ним же звуки рога, и крик погони шумной, |
И лай собак, ловцы же иные в бор спешат, |
Курки другие взводят, и каждый очень рад. |
Один лишь войский грустно твердит, что плохо дело. |
Охотников толпа же вся вместе полетела, |
Чтобы прервать медведю дорогу в глушь лесов. |
Зверь, устрашенный криком охотников и псов, |
Назад пустился к месту, где ловчих было мало, |
В ту сторону, отеуда толпа их убежала |
И где остались только немногие из них: |
Тадеуш, граф и войский, да несколько других. |
Тут лес был реже; сучья в лесной глуши трещали; |
Как гром из туч, оттуда медведь пустился; рвали |
Его, гоня, борзые; на задних лапах он |
Попятился и, с ревом, врагами окружен, |
Передних лап когтями рвал из земли коренья, |
Пни смоляные, мохом обросшие каменья. |
Их во врагов швыряя и сук сломав большой, |
Тут на стоявших ловчих он ринулся с размаха; |
То был Тадеуш с графом; те, в двух шагах, без страха, |
Стояли, дуло ружей направив в пасть ему, |
Как даа громоотвода в грозовой тучи тьму. |
Стрелки, нацелив дружно, врага свалить хотели. |
(Неопытные!) Разом их ружья загремели |
И промахнулись. Быстро на них метнулся зверь. |
Они вдвоем схватили рогатину теперь, |
К себе таща поспешно. Глядят, а в пасти красной |
Зубов двумя рядами сверкает зев ужасный, |
А когти страшной лапы грозят уже в упор. |
Бледнея, отскочили, и где редеет бор, |
Туда бежали; зверь же за ними, во мгновенье, |
Ударил... Промахнулся... Привстал... Еще движенье - |
И с графа черной лапой сорвал он пол-волос... |
С мозгов и череп даже, как шляпу, он бы снес, |
Но регент и ассессор тут выскочили с боку, |
А спереди Гервасий ужь был неподалеку- |
За ним явился квестарь, хотя и не с ружьем, |
Медведь, как будто кошка, прыгнув перед борзыми, |
Упал об землю мордой и лапами своими |
Перевернулся кверху и тела своего |
Кровавой тушей к графу упал и, сбив его, |
Рычал и встать пытался, но тою же минутой |
В него со злостным "стряпчим" впился "исправник" лютый. |
Из-за пояса войский взял рог воловий свой - |
И длинный, и крапленый, как змей боа витой; |
Его прижал он ко рту обеими руками, |
Как бочки вздувши щеки, с кровавыми глазами, |
Полузакрывши веки, в себя втянул живот |
И всею силой легких в рог заиграл. И вот, |
Зарокотав как буря, раздался звук могучий |
И отозвался эхом вокруг в глуши дремучей. |
Охотники притихли, отдавшись всей душой |
Волшебной нощи звуков с их дивной чистотой. |
Старик свое искусство, забытое с годами, |
Во всей красе и блеске явил перед ловцами. |
Он оживил, наполнив немую глушь лесов, |
История охоты в игре его звучала: |
Сперва как будто резкий и громкий звук сигнала, |
Потом визжанье псарни и лай по всех сторон, |
Порой же, словно выстрел, срывался твердый тон. |
Он смолк на миг, но рога не отнял, и казалось, |
Что он еще играет: то эхо отдавалось. |
Вновь заиграл, и мнилось, что рог менял свой вид |
В его устах: то грубо, то нежно зазвучит, |
Зверей изображая: сначала в волчью шею |
Он вытянулся с трелью протяжною своею, |
Потом медвежьей пасти послышался в нем рев, |
Затем мычанье зубра, по ветру долетев. |
Он смолк на миг, но рога не отнял, и казалось, |
Что он еще играет: то эхо отдавалось; |
И, выслушавши рога ту мастерскую трель, |
Ее передавали дуб дубу, ели ель. |
Вновь заиграл, и сотня рогов, казалось, в роге, |
И лай, и крик звериный, шум травли и тревоги. |
Тут рог приподнял войский и, грянув в небеса, |
Он смолк на миг, но рога не отнял, и казалось, |
Что он еще играет: то эхо отдавалось. |
Рогов как будто бездну таил дремучий бор, |
И разносил их звуки дерев несметный хор. |
Все шире и все дальше игра струилась эта, |
Все чище, тише, тоньше, пока далеко, где-то |
В преддверии небесном последний звук затих. |
Пан войский отнял руки и, выпавши из них, |
Повисший рог качался на кушаке ременном. |
С лицом багровым войский и словно вдохновлённым, |
В безмолвьи, неподвижно, поднявши в небу взор, |
Ловил последних звуков вдали смолкавший хор. |
Меж тем вокруг раздались и гром рукоплесканий, |
И крики поздравлений и громких восклицаний. |
Все стихло постепенно, и взоры всех теперь |
Огромный труп медведя привлек. Убитый зверь |
Ничком в траве высокой лежал окрававленный, |
В земле припавши грудью, весь пулями пронзенный, |
Передния же лапы он распростер крестом; |
Приподнимая вежи, лежал он без движенья* |
Псы впились в уши зверю, полны остервененья: |
Повис налево "стряимий", направо же терзал |
"Исправник" и из шеи кровь черную сосал. |
Рогатиной железной псам челюсти раздвинуть |
Распорядился войский и навзнич опрокинуть |
Прикладами медведя, и вслед за тем кругом |
Вновь троекратный виват раздался будто гром. |
- "А что? - вскричал ассессор, ружья погладив дуло, - |
"А что моя двустволка? Небойсь, не обманула! |
А что? моя? Хоть птичка не велика собой, |
А как хватила славно!... Ей это не в первой: |
Ужь не стрельнет на воздух, всегда добьется толку!... |
Ведь это князь Сангушко мне подарил двустволку". |
Он ружьецо работы отменной показал |
И все его при этом достоинства считал. |
Но тут вмешался регент, пот на лице стирая: |
- "Бежал я за медведем, вдруг войский, обгоняя, |
Кричит мне: "стой на месте!" - Да где-жь стоять? Медведь |
Все дальше... Потерял я надежду напоследок. |
Смотрю направо - валит, а лес тут вовсе редок. |
Тут я ружье прицелил: ну, Мишенька, постой! |
Подумал я, и баста!... Вот он и... не живой! |
На славу бьет двустволка, - вполне сагаласовка, |
С клеймом: Сагалас, Лондон, внизу Балабоновка". |
(Известный польский слесарь там жил, и ружья он |
Фабриковал для Польши на английский фасон.) |
- "Как! - заорал ассессор. - Как? Тысяча чертей! |
Пан застрелил медведя? Он не в уме, ей-ей!" |
- "Да, я! - тут вскринул регент, - и спорить пан не в праве: |
Тут всякий мне свидетель, - то было при облаве!.." |
Спор сделался всеобщим, большой размер приняв; |
Кто думал, что ассессор, а кто, что регент прав. |
Гервасия забыли: все с боку прибежали; |
Что было впереди же, знал кто-нибудь едва ли. |
"Ну, вот, паны, теперь |
Ужь есть о чем поспорить, - не маловажный зверь! |
Медведь - не жалкий заяц. Не стыдно в споре этом |
Искать решенья шпагой и даже пистолетом... |
Ваш спор уладить трудно. Итак, по старине, |
На поединок выйти вам надобно, по-мне. |
Я помню двух соседей в мои года былые, |
Порядочные люди, дворяне коренные, |
А жили близ Вилейки, разделены рекой; |
Один звался Домейкой, Довейкою - другой. |
Медведицу однажды они убили оба, |
Кто-жь именно - Бог знает, возникли спор и злоба; |
И чисто по-шляхетски потом решили спор: |
Через медвежью шкуру стрелялися в упор. |
Все много говорили о поединке этом, |
И даже песнопений он послужил предметом. |
А я был секундантом. Как было все, сейчас |
Я с самого начала вам поведу рассказ". |
Но тут конец Гервасий вдруг положил всем спорам. |
Осматривал медведя внимательным он взором; |
Разрезал мозг медвежий и из него достал |
Засевшую в нем пулю, обтер ее полою |
И, приложивши к дулу, ее перед толпою |
Он поднял на ладони, промолвивши: - "Друзья, |
Смотрите, эта пуля - не ваша, а моя, |
Из этой одностволки, горешковской... (При этом |
Ружье плохое стало внимания предметом |
С обмотанным простою веревкою стволом.) |
Не я стрелял однако... О, в случае таком |
Нужна отвага... Руки и ноги задрожали... |
Ко мне же, - вспомнить страшно, - два паныча бежали, |
За ними зверь, хватая последнее дитя |
Горешковского рода (по матери хотя)... |
О, Господи! - я вскрикнул... Услышал Вседержитель, |
И бернардин на понощь явился как спаситель... |
Всех нынче пристыдил он... О, бравый он монах! |
Курка не смел я тронуть, дрожа и впопыхах. |
Из рук моих он вырвал ружье; нацелясь живо, |
Стрельнул он по медведю... О, это просто диво! |
У зверя выбив зубы, как раз в медвежью пасть! |
Панове! одного лишь в теченье долгой жизни |
Стрелка я знал такого, известного в отчизне |
По стольким поединкам- у дамских башмачков |
Отстреливал каблук он... А плут из всех плутов! |
В ту памятную пору известен он был краю... |
Усач... Известный Яцек... Фамилии не знаю. |
Но ужь ему не время ходить на медведей: |
В аду бездельник верно погрязнул до ушей. |
Ксендзу и честь и слава! Он спас двоих от смерти, |
И даже трех. Гервасий не хвастает, поверьте. |
Но если только в зубы медвежьи бы попал |
Последний из Горешков, и я бы жить не стал, - |
И старческия кости медведь изгрыз бы вместе... |
Пойдемте-жь, отче, выпьем за здравье вашей чести!" |
Ксендза искали тщетно. Все видели, что он, |
Лишь только меткой пулей медведь был поражон, |
К Тадеушу и графу спешил среди дубровы; |
Увидя же, что оба и целы, и здоровы, |
И, словно от погони, сокрылся второпях. |
Меж тем охабки сучьев, по войского приказу, |
И пни в костер сложили. Огонь блеснул, и сразу |
Дым как сосна разросся сереющим столбом |
И балдахином сверху раскинулся кругом. |
Со скрещенных рогатин, под острыми концами, |
Там котелки повисли пузатыми боками. |
Муку, жаркое, зелень с возов уже несут |
И хлеб. Судья же отпер ларец дорожный- тут |
Белеет ряд бутылок головками своими. |
Большой кувшин хрустальный он выбрал между ними. |
(То Робака подарок) Он гданской водкой был |
Наполнен, - тем напитком, что для поляков мил. |
Кувшин поднявши кверху, судья промолвил слово: |
--"В честь Гданска! Он был нашим и - нашим будет снова!" |
Серебряную влагу лил в чары он кругом. |
И золото, сверкая, закапало потом 6). |
В котлах кипел ужь бигос. Сказать словами трудно, |
Как дивно вкусен бигос и как он пахнет чудно. |
Но не поймет их сути желудок городской: |
Чтоб кушанья и песни в Литве ценить как надо, - |
Нужны облава, бодрость и сельская отрада. |
Но бигос превосходен и в сущности своей; |
Он стряпается вкусно из добрых овощей: |
Из рубленой капусты заквашеной варится, |
Что в рот сама собою идет, как говорится. |
Изысканного мяса отборные куски |
Она содержит, скрывши во влажные листки; |
Кипит она, покуда не выпустит все соки, |
Пока начинка пустит паров своих потоки, |
А вкруг распространится приятный аромат. |
Готово. Троекратно стрелки кричат виват; |
Вооружившись ложкой, берут начинку с бою. |
Звон меди, дым, и бигос ужь тает камфорою |
И вот исчез; лишь пасти котлов дымят кругом, |
Как будто бы волканы с угаснувшим жерлом. |
Когда уже довольно напились и поели, |
Сложили зверя на воз и все верхами сели. |
Лишь регент и ассесор вступили в новый спор: |
Один - о превосходстве двустволки сангушковской, |
Другой - сагаласовки своей балабановской. |
Был сумрачен Тадеуш, а вместе с ним и граф: |
Они стыдились оба, в охоте оплошав. |
Кто на Литве добычу упустит из облавы, |
Тому труда не мало в возстановленьи славы. |
Граф говорил, что первый рогатину взял он, |
Но был ему помехой в то время компаньон. |
Тадеуш утверждал же, что так как он сильнее |
И ловче той тяжелой рогатиной владея, |
Хотел спасти он графа. Так меж собой они |
Средь шума толковали и общей болтовни. |
В средине ехал войский. Старик достопочтенный |
Был говорлив и полон веселости отменной. |
Противников желал он развлечь и помирить |
И продолжал рассказа перерванную нить: |
--"Касательно вот этих Домейки и Довейки, - |
Они в соседстве жили на берегах Вилейки. |
Хоть мой фольварк далеко был над рекой Ушой. |
Пан регент, пан ассесор! хоть я желал дуэли, |
Не думайте однако, чтоб я и в самом деле |
Кровопролитья жаждал... Спаси Господь! Я вас |
Комедийкой потешить хотел на этот раз, |
Состроить вновь ту штуку, что сделал я когда-то, |
Назад тому лет сорок, да как замысловато! |
Ее не помнит юность; во время же мое |
До самого Полесья все знали про нее. |
"И странно: для соседей зерном вражды служили |
Фамилии, что слишком уже похожи были, - |
До крайности. На сейме для партии своей |
Сторонники Довейки, ища себе друзей, |
Раз шляхтичу шепнули: "дай голос за Довейку!" |
А этот не разслышал и подал за Домейку. |
Раз маршалок Рупейко обеденной порой |
Домейке виват крикнул, другие же толпой |
Довейке закричали, а посреди соседи |
Смешали их и вовсе при шуме на обеде. |
"Был хуже случай в Вильне: там шляхтич под хмельком |
С Домейкой бился, ранен был саблей, а потом, |
Из Вильны возвращаясь в обратный путь до дома, |
С Довейкою случайно сошелся у парома. |
Поплыв с ним по Вилейке, соседа он спросил: |
Кто он такой? - "Довейко" - сосед проговорил. |
Тут шляхтич хвать рапиру без слов, и у Довейки - |
Раз, два - и ус обрублен соперником Домейки. |
Всему де в довершенье случилось там потом, |
Как будто бы нарочно, что, вновь сойдясь вдвоем, |
На полеваньи тезки вблизи друг друга стали |
И, высмотревши разом, в медведицу попали. |
Она сейчас же, правда, повалена была, |
Но пуль с десяток в брюхо ужь перед тем несла; |
Зараз у многих ружья один размер имели. |
Кем зверь убит, возможно-ль увериться на деле? |
"Тут молвили: "Довольно! Ждать нечего добра! |
Связал нас Бог ли, чорт ли, а развязать пора! |
Мы в свете как два солнца, - ужь это через меру!..." |
Итак, берут рапиры, становятся к барьеру. |
Напротив, у обоих запальчивость сильней- |
Оружие меняют, прибегли к пистолетам. |
Кричим, что слишком близко становятся при этом; |
Они-жь, на зло, чтоб смертью верней решился спор, |
Через медвежью шкуру стрелять хотят в упор. |
"Будь секундант, Гречеха!" - Стреляли-жь превосходно. |
"Готов... но вырыть яму, когда вам так угодно. |
Нельзя-жь ничем окончить дуэль таких бойцов... |
Но бейтесь по-шляхетски, - не в роде мясников... |
Вы - молодцы: так что же сближаться попустому? |
Приставьте ружья прямо в живот один другому. |
Нет?... Ну, так пистолеты я вам согласен дать! |
Не дальше и ни ближе однако же стрелять, |
Как чрез медвежью шкуру. Моими же руками |
Я разстелю ту шкуру, как секундант, меж вами |
И сам же вас разставлю: вам в сторону вон ту |
Стать возле самой морды, а вам вот здесь, к хвосту. |
Согласны!.... Время? - Утром. Где? - За корчмой Ушою". |
Разстались. Я же, взявши Виргилия с собоюи..." |
Шмыгнул серяк. Ужь "сокол" и "куцый" вслед бегут. |
Псы бросились в облаву, они, конечно, знали, |
Что с поворотом в поле с ним встретятся едва ли. |
Они без смычек были и кинулись стремглав: |
В догоню зайца, ловчим опомниться не дав, |
Ужь регент и ассесор собрались для облавы, |
Но удержал их войский и крикнул им: "Куда вы? |
Стоять! Ни с места! Шагу я более не дам! |
Ужь заяц к полю близок, - отсюда видно вам..." |
Серея в пашне, рвался, растянутый струною. |
Торчали уши, будто, у серны двое рог: |
Почти не видно было под ним мелькавших ног; |
Он словно их не- двигал, земли касаясь ими, |
За зайцем пыль клубилась, неслися псы за ним, |
И все казались, чем-то как будто бы одним, |
Как будто бы чрез поле ползло подобье змея: |
Был заяц головою, за ним, так будто шея, |
Борзые-жь извивались двойным хвостом вдали. |
И регент, и асессор дыханье притаили. |
Как мертвый бледен регент, глядя на тучи пыли; |
Бледнеет и асессор: предстал для их очей |
Но вот он разорвался, как будто на две пряди; |
Ужь голова у леса, а хвост далеко сзади... |
Вот голова исчезла, мелькнув еще в леске, |
A хвост перед опушкой остался вдалеке. |
Как будто обоюдно исполнены укора, |
И поплелись обратно тихонько между ними, |
Хвосты поджавши к брюху и уши опустив, |
И глаз поднять не смели в стыде понурив рыло, |
Пан регент ехал мрачно, с опущенным челом; |
Ни весело асессор поглядывал кругом.... |
Доказывали оба, что будто без привычки. |
Ужасно трудно бегать борзым их не на смычке, - |
А путь от острых камней так был на пашне плох, |
Что псов бы не мешало снабдить и сапогами, |
Охотничья премудрость вещала их устами, |
И ловчие мало могли бы почерпнуть. |
Свистали иль смеялись и, вспомнив о медведе, |
Облаву обсуждали в живой своей беседе. |
На бегство зайца войский небрежно кинул взор |
И продолжал спокойно свой прежний разговор: |
"На чем остановился, однако-ж я, панове?-- |
Да, вот на чем: обоих я их поймал на слове: |
Через медвежью шкуру стреляться им; но тут |
Все в крик, что оба на смерть друг в друга попадут... |
А я смеюсь, от друга Марона верно зная, |
Ведь про Дидону, верно, паны; известно вам, |
Что в Ливию приплывши, она насилу там |
Земли кусов достала с великою нуждою, |
Что лишь воловья шкура могла прикрыть собою, |
7) |
И, вот, не мало- ночью подумал я о том. |
"Едва разсвет занялся, как едет ужь Довейко |
В двуколке, а на встречу верхом спешить Домейко, |
И видят мост косматый чрез ширину реки - |
Был у хвоста Довейко сейчас поставлен мною, |
На стороне-жь противной Домейко за рекою. |
Теперь хоть век стреляйте, но только знайте: вам, |
Пока не помиритесь, я разойтись не дам... |
Я с помощью ксендза их увещевал не мало: |
И Божие писанье привел им, и статут. |
Что делать?... Засмеялись и помирились тут. |
"Приязнью неразрывной сменилася их ссора |
Довейкину сестру же Домейко взял женой |
И разделили ровно именье межь собой; |
На месте же событий и им в воспоминанье |
Корчму воздвигли, дав ей "Медведицы" названье". |
Примечания
1) Великий князь Гедымин, по преданию, на Понарской горе раз увидал во сне железного волка и, до совету вайделота Лиздейки, основал город Вильно.
2) Сигизмунд-Август, по старинному обычаю возведенный в литовские великие князья и очень любивший охоту.
3) В повете Росенском, в имении Паскевича, земского писаря (pisarza ziemskiego), рос дуб, известный под именем "Baublis" и некогда, во времена язычества, чтимый за святыню. В дупле этого исполина Паскевич устроил кабинет остатков литовской старины.
4
5) Поэма Гашинского - "Zamek Kaniowski".
6) В бутылках гданской водки на дне бывают листы золота.
7) Царица Дидона велела изрезать на тесьму воловью шкуру и этою длинною тесьмой окружила обширное поле, где построила Карфаген. Войский вычитал описание этого события не в "Эненде", а вероятно, в комментариях схоластиков.
"Русская Мысль", No 6, 1882