Крымские сонеты

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Крымские сонеты (старая орфография)

ГЯУР
БАЙРОНА

I.

Акерманския степи.

Телега подо мной, как лодка средь валов,

Ныряет в зелени раскинутых цветов,

Минуя острова багрового бурьяна.

Уж сходит мрак; нигде дороги, ни кургана;

Гляжу на свод, ищу меж звезд проводников:

Там занялась заря, там отблеск облаков....

Нет, это Днестр блестит, то лампа Акермана!

Стой!.... Что за тишь!.. Взвился журавль под облака,

Его и сокола глаз не найдет на воле.

Я слышу на траве качанье мотылька,

Я слышу где ползет уж скользкой грудью в поле...

В тиши так чуток слух, что я-б издалека

Услышал зов в Литве... Пошел!... не кликнут боле!

II.

Морская тишь.

На высоте Тарканкута.

Уж ленты вымпела чуть ветер развевает;

Играя взносит грудь прозрачная волна:

Как нареченная, в минуты грез она,

О счастье то вздохнет, то снова засыпает.

На голых мачтах спят и только зыбь одна

Качает весь корабль, прикованный до дна,

Матрос на отдыхе и путник в круг вступает.

О море! Средь твоих игривых вод, на дне

Покоится полип под чорной неба мглою

И рамена свои развеял по волне.

О дума! У тебя спит гидра в глубине

Среди озлобленных судеб перед грозою

И в сердце когтями вцепилась в тишине....

III.

Плавание.

Сильнее шум, вокруг страшилища морей;

Матрос на лестницу взбежал: - готовсь, ребята!

Взбежал, раскинулся вверху, в сетях каната

И как паук повис, качаясь меж снастей.

- Ветр! Ветер! - И корабль сорвался с якорей;

Нырнул он в пенистой мятели без возврата,

Кормою топчет вал, рвет облака с раската,

Под крылья ветр схватил и мчится меж зыбей.

Мой дух в полете мачт, пред буйной волн станицей;

И под невольный крик несутся вереницей.

Я руки вытянул, упал я меж бортов,

Сдается грудь моя обгонит строй валов:

Легко и любо мне! Я знаю, как быть птицей

IV.

Буря.

Сорвались паруса, корма уж затрещала,

Ветр с ревом массы, крик и стоны помп несет,

Последний он канат из рук матросов рвет,--

Покрылось солнце тьмой и с ним надежд не стало.

Вихр воет в торжестве, на влажный верх обвала,

Взвился по ярусам из мрачной бездны вод

И гений смерти с ним уж на корабль идет,

Как рядовой на штурм упавшого завала.

Одни без чувств лежат, тот руки стал ломать,

Иной спешит к друзьям в объятья для прощанья...

Пред смертью молятся, чтоб смерть им отогнать.

Лишь путник в стороне не изменил молчанья -

Он думает: - блажен, кто может снесть страданья,

Кто не забыл молитв, нашел кого обнять.

V.

Пилигрим.

Там!... Иль воздвигнута Аллахом льду громада?

Иль Он из мерзлых туч трон ангелов отлил?

Иль это Дивами, чтоб караван светил 1)

С востока не пустить, поставлена преграда?

Какое зарево вверху! Пожар Царь-града!...2)

Иль Богом, где хилат мрак ночи распустил,3)

Перед плывущими мирами в море сил,

Под сводами небес повешена лампада?...

Мирза.

Там? Был я: вечная там царствует зима;

В её гнезде - я зрел - пьют клювы рек с ручьями;

Дохнул - и снег! Иду я скорыми шагами,

Где нет пути орлам, не ходит в тучах тьма,

Минул колыбель тучь, со спящими громами,

И над чалмой звезда: то Чатырдаг сам

А!!

VI.

Бахчисарай.

Гиреев велико наследье, но уныло;

Где грозные паши стирали лбами пол,

Там власти умершей диваны и престол

Покрыла саранча и гадина обвила.

Меж разноцветных стекл растенье путь пробило,

По стенам лезет плющ, под сводами прошел

И времени рука, сменяя произвол,

Как в Бальтазара дни "РУИНА" начертила.

Средь залы высечен из мрамора сосуд,--

Гарема то фонтан, он цел и мне казалось,

Что перлы слез его к ответу глушь зовут:

Где слава прежняя, куда вся власть девалась?

Все это из русла на век уплыло тут;

О стыд! исчезло все - одно русло осталось.

VII.

Бахчисарай ночью.

Расходится народ, пустеет уж

И заглушен изан

Зардевшейся в лице рубиновой зарею;

Сребристый ночи царь к любовнице спешит.

Лампада вечных звезд в гареме сил блестит,

Средь них лишь облако плывет под синей мглою,

Как лебедь в озере, заснувший над волною;

Белеет грудь его, край золотом горит.

Здесь от минаре тень, там тень от кипариса, 5)

А далее скала чернеет за скалой,

Как мрачный сатана в диване у Эвлиса.6)

Под кровом тьмы, на их вершине вековой,

Встает тут молния и с быстротой Фарша,7)

Перебегает даль пустыни голубой.

VIII.

Гробница Потоцкой.

В стране одной весны, средь роскоши садов.

Увяла роза! Да, - как мотыльки порою

Оставя в памяти, на сердце оводов.

На полночь, к Польше - там громада звезд - миров....

Зачем так много их горит над той страною?

Иль полный взор огня, угаснув под землею,

Прожег на небесах следы твоих шагов?

О, полька! Тут и я, в печали издалека,

Дни кончу, горсть земли пусть бросят надо мной!--

В беседах пред твоей могилою глубокой

Разбудит путника звук слова, звук родной

И вещий про тебя запев в стране далекой

Припомнит обо мне, курган увидя мой.

IX.

Могилы гарема.

Тут, в винограднике приязни сорвана

Гроздь недозрелая еще на стол пророка*

Из моря радостей тут перлы все востока

И раковина - гроб до мрака им дана.

Уже прикрыла их забвенья пелена,

Над ними лишь чалма белеет издалёка,

Как призраков бунчук и только не глубоко

О, розы райския! Пред чистыми струями

Дни ваши отцвели стыдливою красой;

От глаз неверного вы скрыты за гробами.

Но чуждый и в гробу нарушил ваш покой!--

Простите, - о, пророк! Будь милостив над нами,--

Из чужеземцев он один тут со слезой.

X.

Байдары.

Пускаю вихрь-коня, гоню без сожаленья;

Леса, долины, рвы, как волн игривый строй,

У ног моих плывут и гибнут предо мной -

Безумья я хочу, от видов опьяненья!

Уставший мой скакун не слышит понужденья,

Весь мир под саваном утратил свет дневной,

Как в битых зеркальцах, так в глазе сбитом тьмой

Мелькают долы, лес и разные виденья.

Мир дремлет, - нет мне сна! Скачу над морем я,

Чернея вздутый вал несется на меня,

Я руки вытянул, челом пред ним склоняюсь.

Вал лопнул надо мной, хаосом окружаюсь,

И я на миг один в забвенье погружаюсь.

XI.

Алушта днем.

Уже гора с груди стряхнула мглы хилаты;

Намазом дня шумит колосьев полоса

И сыплет темный лес, спуская волоса,

Как с четок сам Калиф рубины и гранаты.

Роскошный луг в цветах, над ним цветник богатый

Различных мотыльков, как радуги коса

Брильянтовый намет скрывает небеса

И тянет саранча вдаль саван свой крылатый.

Утес, с обнаженным челом, глядясь в водах,

Штурм моря отразил; опять штурмует море

И в пене блещет свет, как в тигровых очах.

Для жителей грозу он предвещает вскоре;

А там купаются, качаясь на волнах,

И стадо лебедей и флоты на просторе.

XII.

Алушта ночью.

За Чатырдагь зашла лампада всех миров,

Разбилась, разлила свой пурпур с облаков

И гаснет. Пилигрим глядит на все внимая.

Ряд гор уж почернел; в долинах ночь глухая,

Поток журчит сквозь сон, на ложе васильков,

Повеял аромат, - то музыка цветов,

Для слуха тайный звук, то к сердцу речь живая.

Сон клонит под крылом безмолвной темноты,--

Проснулся - метеор! Его лучи так низки...

Все небо и земля в потоке красоты!

О, ночь востока! тип восточной Одалиски,

Ты лаской к сну ведешь, когда-ж к нему мы близки -

Вновь искрами очей нас будишь к ласкам ты.

XIII.

Чатырдаг.

Мирза.

Цалую с трепетом твой прах я под стопами

О, мачта крымская, великий Чатырдаг!

Ты света минарет, утесов Падишах,

И под небесными возсел себе вратами,

Как верный Габриель в эдеме при дворцах.

Твой плащ - дремучий лес; а янычара страх

Тюрбан - из облаков, шит молнии струями.

Печет ли солнце нас, знобит ли осень мглой,

Несется-ль саранча, иль жжет гяур селенья -

О, Чатырдаг! ты глух, невозмутим бедой.

Под небом на земле, как драгоман творенья

Ты подостлал людей и громы пред собой

И только слушаешь Господния веленья.

XIV.

Пилигрим.

У ног моих страна избытка и красот,

Над головой блестит на небе лучь денницы,

А подле чудные пленительные лицы:

Зачем же сердце вдаль, к минувшему влечет?

Литва! твой мрачный лес отраднее поет,

Чем соловьи Байдар, Салгирския девицы!

И ананас златой, рубины шелковицы

Не заменят твоей трясины и болот.

Зачем без устали вздыхаю я по ней,

По той, что так любил в дни юности моей?

Она на родине, утраченной уж мною,

Где все еще твердит о верном друге ей,

Там след мой, - обо мне мечтаешь ли порою?--

XV.

Дорога над пропастью в Чуфут-кале.

Мирза.

Читай молитву, брось поводья, отвернись:

Тут скакуна ногам ездок свой ум вверяет.

Прекрасный конь! Смотри, как глубь он измеряет,

Склонился, захватил копытом край - повис...

Туда ты не смотри! Там устремляясь вниз,

Как в Ал-Кайре дна наш взор не достигает. 8)

Рукою не маши - она не окрыляет

И мысль не выпускай: как якорь - берегись!

Перуном с челнока, над страшной глубиною,

Она слетит, но дна не сыщет в море бед

И челноку приют даст хаос под волною...

Пилигрим.

Увидел я...но что? по смерти лишь открою:

На языке живых на это звуков нет.

XVI.

Гора Кикинеис.

Мирза.

Взгляни ты - небеса лежать на всей долине;

То море, средь валов, как будто

Убитая грозой. С той мачты без пера

Все дальше разнеслось, чем тучи на вершине.

Вот снежный островок на синих вод равнине:

Он плавает вдали, - нет, это туч кора!

И ночь с её груди слетает до утра:

Ты ленту на челе заметил-ли в пучине?

То молния!... Постой!.. Обрыв у самих ног.

На всем бегу коня сдержи ты поводами -

Я брошусь, - приготовь свой бич и сталь острог.

Где я исчезну с глаз, смотри там меж скалами:

Блеснет перо - то мой колпак и путь пред нами,

А если нет, - людям не ведать тут дорог.

XVII.

Из замка свалена обломков лишь громада;

Он, украшая Крым, его был первый щит!

Теперь, как черепы гигантов с гор торчит -

В нем обитает гад, иль люд подлее гада.

Всхожу на башню я - найти гербы мне надо;

Есть надпись: может быть о витязях гласит,

О грозном войске том, что здесь в забвеньи спит,

Обвитое как червь листами винограда.

Здесь Грек афинскую резьбу в стенах долбил,

Здесь Итальянец сталь Монголов притупил

И внес сюда пришлец из Меки песнь

Теперь у ворона гроба под сенью крыл;

Так чорная хоругвь, где выбьет все зараза,

На башню поднята и веет меж могил.

XVIII.

Аюдагь.

Люблю я, опершись на Аюдага скалы,

Смотреть, как в строе вал, то удержавши бег

Бушует и кипит, то как сребристый снег

Ударившись о мель, разбившись на обвалы,

Как войско грозных рыб он облегает брег

И мечет в торжестве, окончив свой набег,

И бездну раковин, и перлы, и коралы.

Так точно у тебя, о, молодой поэт!

Бушует в сердце страсть, поднятая грозою,--

Но лиру поднесли и снова страсти нет -

Ушла, в забвении погрязла пред тобою;

Ты песнь безсмертную роняешь за собою

И из нея венок тебе сплетает свет.

В рукописи - в альбоме г. Петра Мошинского - найдены разные мелкие варьанты "Крымских сонетов". Два из них (I и XVI), как более замечательные, мы помещаем в нашем переводе. Тут же находится, с неоконченным последним куплетом, сонет "Ястреб"; но сам Мицкевич,-при издании, исключил его из собрания "Крымских сонетов".

I.

Акерманския степи.

Нас окружает степь, подобье океана;

Почтовая ладья ныряет средь валов

Шумящей зелени, раскинутых цветов,

Лишь кой-где острова багрового бурьяна.

Застигла ночь меня в обширном поле лана. 10)

Смотрю на свод, ищу меж звезд проводников...

Там звездочка взошла, там отблеск облаков...

В глухом безмолвьи тьмы мне слышится полет

Трепещущих гусей пред соколом на воле;.

Я слышу, что сверчок наложнице поет

И где касается уж скользкой грудью в поле.

Прислушиваясь вдаль мечтать о нашей доле.

XVI.

Кикинеис.

Пилигрим.

Блеснула синева в долине меж холмов...

То море.

Пилигрим.

По воде кружится снег клочками....

Мирза.

Пилигрим.

Там мох на берегу?...

Мирза.

Мох?...это ряд дубов.

Путь заслонил завал....

Мирза.

Остатки хуторов.

Гроза их свергла в глубь; еще торчат из ямы

А вот летят...Ты ждешь, увидеть комаров?

Нет, то орлы.... Постой! Пучина под ногами!...

Отъедем. Я опять со всех пущуся ног;

Поводья подбери и не жалей острог.

Блеснет перо, то мой тюрбан и путь пред нами;

А если нет, людям не ведать тут дорог.