Сонеты крымские
(Старая орфография)

Заявление о нарушении
авторских прав
Автор:Мицкевич А. Б., год: 1829
Примечание:Перевод П. А. Вяземского
Категория:Стихотворение в прозе
Связанные авторы:Вяземский П. А. (Переводчик текста)

Текст в старой орфографии, автоматический перевод текста в новую орфографию можно прочитать по ссылке: Сонеты крымские

П. А. Вяземскiй

Сонеты крымскiе

Вяземскiй П. А. Полное собранiе сочиненiй. Изданiе графа С. Д. Шереметева. T. 1.

Спб., 1878. 

Wer den Dichter will verstehen
Muse in Dichters Lande gehen.

Göthe.

Акерманскiя степи.

Вплывая въ пространство сухаго океана, колесница 1) ныряетъ въ зелени и какъ лодка зыблется среди волнъ шумящихъ нивъ, среди разлива цветовъ, минуя багряные острова бурьяна 2).

Уже сумракъ нисходитъ: нетъ ни стези, ни кургана; смотрю на небеса, ищу звездъ путеводительницъ ладьи; тамъ вдали блещетъ облако? Тамъ денница всходитъ? Нетъ, это блещетъ Днестръ, это загорелся маякъ Акерманскiй.

Остановимся! Какъ тихо! Слышу, какъ тянутся журавли, которыхъ не достигнулъ бы взоръ сокола; слышу, какъ мотылекъ колышется на траве, какъ змiя дотрогивается до растенiй скользкою грудью. Въ этой тиши - такъ напрягаю ухо любопытное, что могъ бы услышать голосъ съ Литвы - едемъ; никто не взываетъ.

1) Въ Польскомъ сказано woz возъ, повозка; жаль, что у васъ нетъ общаго Русскаго слова для выраженiя: équipage. Пер.

2) На Украйне называютъ бурьянами кусты травъ, которые летомъ бываютъ покрыты цветами и прiятно разнообразятъ равнины. Авторъ.

Морская тишь

На высоте Тарканкута.

Уже ветерокъ едва ласкаетъ ленты кормовой ставки, светлеющаяся вода разыгралась въ тихомъ лоне своемъ, какъ молодая невеста, которой снится о счастiи, пробуждается, чтобы вздохнуть, и опять засыпаетъ.

Паруса, подобно хоругвямъ, по окончанiи битвы, дремлютъ на мачтахъ нагихъ; корабль легкимъ движенiемъ колышется, будто прикованный цепью: матросъ отдохнулъ; плаватели развеселились.

1) есть полипъ, который спитъ на дне, когда небо мрачно, а въ тишь развиваетъ онъ долгiя рамена.

О мысль! въ твоей глубине есть гидра воспоминанiй: она спитъ въ годину бедствiй и въ бурю страсти, но, когда сердце спокойно, оно вонзаетъ въ него когти свои.

1) Въ Польскомъ Zyjątek; это слово въ маломъ употребленiи на Польскомъ языке, составлено было Трембецкимъ, на подобiе слова: zwiereątek, зверекъ. Слово: живчикъ существуетъ въ Русскомъ языке, хотя и нетъ его ни въ Словаре Академiи, ни въ Словаре Церковномъ. Нельзя-ли применить его къ живущей мелочи природы, къ малымъ тварямъ? Пер.

Примечанiе позднейшее: Въ Словаре Даля сказано: живчикъ, рыбка для ловли щукъ - о человеке: проворъ, егоза, непоседа.

Плаванiе.

Шумъ усиливается; морскiя страшилища движутся толпами, матросъ взбежалъ по лестнице: готовьтеся ребята! Взбежалъ, распростерся, повиснулъ въ невидимой сети, какъ паукъ, стрегущiй движенiе ткани.

Ветеръ! ветеръ! Бьется корабль, срывается съ удила, раскачивается, ныряетъ въ пенистой мятели, заноситъ выю, затопталъ волны, и сквозь небеса летитъ, челомъ разсекаетъ облака, и ветеръ подъ крылья хватаетъ.

И мой духъ паритъ полетомъ мачты средь бездны; воображенiе вздувается какъ руно 1) паруса, невольный кликъ соединяю съ веселою толпою.

Вытягиваю руки, падаю на лоно корабля: кажется, грудь моя поддаетъ ему бегу. Легко мне! любо! Знаю, каково быть птицею!

1) Въ Польскомъ warkocz, chevelure. У насъ нетъ подобнаго слова. Пер.

Буря.

Паруса сорваны, корма треснула, ревъ волнъ, шумъ вихря; голоса встревоженной громады, звонъ насосовъ зловещiй, последнiя верьви вырвались изъ рукъ матросовъ, солнце кроваво заходитъ, съ нимъ остатокъ надежды.

Торжественно буря завыла, а на влажныя горы, возносящiяся ярусами съ бездны морской, вступилъ Генiй смерти и пошелъ къ кораблю, какъ ратникъ въ проломленныя стены.

Одни лежатъ полумертвые, другой, ломаетъ себе руки, сей прощающiйся падаетъ въ объятiя друзей, иные предъ смертiю молятся, чтобы смерть отогнать.

Одинъ путникъ сиделъ безмолвно въ стороне и мыслилъ:

Счастливъ, кто утратилъ силы, или кто умеетъ молиться, или знаетъ, кому сказать прости!

Пилигримъ и Мирза.

ПИЛИГРИМЪ.

Тамъ? Не Алла ли поднялъ оледенелое море? Не Ангеламъ ли отлилъ онъ престолъ изъ замерзшихъ облаковъ? Не Дивы ли 1) вознесли стены изъ обломка вселенной, чтобы заградить каравану въездъ дорогу съ Востока?

Какое зарево на вершине! 2) Будто пожаръ Царь града! Не Алла-ли, когда ночь раскинула темный покровъ 3), засветилъ для мiровъ, плавающихъ по морю природы, те светильники среди небеснаго уруга!

МИРЗА.

Тамъ? Я туда доходилъ; тамъ зима обитаетъ: я виделъ, какъ клювы потоковъ и зевы рекъ пьютъ изъ ея гнезда; дохнулъ я, съ устъ моихъ летелъ снегъ; прокладывалъ следы тамъ, где орлы дороги не ведаютъ, где конецъ странствiю облаковъ; я прошелъ мимо грома, дремлющаго въ колыбели изъ тучъ, тамъ, где надъ чалмою моею была только звезда. Это Чатырдагъ 4)!

ПИЛИГРИМЪ.

Ага!!

1) Дивы, по древней Персидской мифологiи, злые генiи, некогда царствовавшiе на земле, потомъ изгнанные Ангелами и ныне живущiе на конце мiра, за горою Кафъ. Авт.

2) Вершина Чатырдага, по закате солнца, отъ отражающихся лучей, кажется несколько времени пламенеющею. Авт.

3) Въ Польскомъ употреблено Татарское слово: хилатъ, халатъ. Пер.

4) Самая высокая въ цепи горъ Крымскихъ, на южномъ берегу. Она видна издали почти въ 200-хъ верстахъ, съ разныхъ сторонъ, въ виде исполинской тучи синеватаго цвета. Авт.

Бахчисарайскiй дворецъ.

Еще и ныне величественное, уже пусто наследiе Гиреевъ; по преддверiямъ, некогда вытираемымъ лбами пашей, по софамъ, престоламъ власти и убежищамъ любви, ныне скачетъ саранча и вьется гадъ.

Сквозь оконъ разноцветныхъ, плющъ, продираяся по немымъ стенамъ и сводамъ, завладелъ созданiемъ человековъ во имя природы и пишетъ чертами Вальтасара 1): развалина.

Посреди храмины чаша, высеченная изъ мрамора: это фонтанъ гарема, уцелевшiй доныне; онъ точитъ перловыя слезы и разноситъ по пустыне голосъ свой:

1) Пророчество Данiилово, V, 25, 26, 27 и 28. Авт.

Бахчисарай ночью.

Расходятся изъ Джамидовъ 1) набожные жители, отголосокъ имама теряется въ тиши вечерней; закраснелась заря рубиновымъ лицомъ. Сребристый царь ночи спешитъ опочить при возлюбленной.

Блистаютъ въ гареме небесъ вечные пламенники звездъ; посреди ихъ плаваетъ по сапфирному пространству одно облако, какъ сонный лебедь на озере: белыя перси его отливаются золотомъ по краямъ.

Здесь падаетъ тень съ минарета и верховъ кипариса; далее, полукружiемъ чернеются исполины гранитные, подобные сатанамъ, сидящимъ въ диване Эвлиса 2).

Подъ наметомъ мрака, иногда на вершине ихъ пробуждается молнiя, и быстротою Фариса 3) пробегаетъ по безмолвнымъ пустынямъ лазури

1) Месдзидъ илии Джами - обыкновенныя мечети. Извне, по угламъ ихъ, возвышаются тонкiя башенки, называемыя минаретами (менаре); оне въ половине своей высоты бываютъ обведены галереею (шурфе), съ которой мюеззины, или известители, созываютъ народъ къ молитве. Этотъ призывъ съ галереи называется изаномъ. Пять разъ въ день, въ опредеденные часы, повторяется изанъ со всехъ минаретовъ, и чистый, далеко слышный голосъ мюеззиновъ прiятно раздается по городамъ мусульманскимъ, въ коихъ не слышно стука колесъ и царствуетъ величайшая тишина (Сенковскiй, Collectanea, T. I, 68). Авт.

2) Эвiвсъ, или Гаразель, у мугаммеданъ - Люциферъ. Авт.

3) Рыцарь Арабскихъ Бедуиновъ. Авт.

Гробница Потоцкой 1)

Въ стране весны, среди роскошныхъ садовъ, ты увяла, юная роза! Ибо мгновенiя протекшаго, улетая отъ тебя, какъ золотые мотыльки, заронили въ глубину сердца червь воспоминанiй.

Тамъ, на Севере, къ Польше, сiяютъ сборища звездъ; почему же по той стезе сiяетъ ихъ столько? Не твой ли взоръ, исполненный огня, предъ темъ какъ угаснуть въ могиле, безпрерывно туда обращенный, зажегъ эти ясные следы?

Полячка! И я дни свои отживу въ скорби уединенной. Пусть здесь прiязненная рука броситъ мне горсть земли. Путники, часто беседуя при твоемъ гробе,

Пробудятъ тогда и для меня звуки языка роднаго, и вещiй, замысля о тебе одинокую песню, заметитъ близкую могилу и песню заведетъ и про меня.

1) Недалеко отъ дворца хановъ возвышается могила, устроенная въ восточномъ вкусе, съ крутымъ куполомъ. Есть преданiе въ Крыму, между простымъ народомъ, что памятникъ сей поставленъ былъ Керимъ-Гиреемъ невольнице, которую онъ любилъ страстно. Говорятъ, что она была полька, изъ дому Потоцкихъ. Сочинитель Путешествiя по Тавриде, Муравьевъ-Апостолъ, полагаетъ, что преданiе неосновательно, и что въ гробнице сокрыто тело какой-то грузинки. Не знаемъ, на чемъ онъ основываетъ свое мненiе, ибо возраженiе его, что татары въ половине XVIII столетiя не могли столь легко увозить невольницъ изъ дому Потоцкихъ, недостаточно. Известны последнiе мятежи казаковъ на Украйне, когда немалое число народа уведено и продано было соседнымъ татарамъ. Въ Польше есть многочисленныя дворянскiя семейства Потоцкихъ, и невольница могла и не принадлежать знаменитому дому владетелей Умани. Изъ простонароднаго разсказа о гробнице Бахчисарайской, Русскiй поэтъ А. Пушкинъ, съ свойственнымъ ему талантомъ, написалъ повесть: Бахчисарайскiй Фонтанъ. Авт.

1).

Мирза къ пилигриму.

Здесь изъ виноградника любви взяты были на столъ Аллы недозрелыя кисти; здесь, съ моря утехъ и счастiя, смерть преждевременно похитила перлы восточные и сложила ихъ въ мрачное лоно гробницы, раковины вечности.

Скрыла ихъ завеса забвенiя я времени; надъ ними, посреди сада, блещетъ хладная чалма 2), какъ бунчукъ войска тевей, и едва сохранились подъ нью ямена, вырезанныя рукою гяура 3).

О вы, розы Эдемскiя! У источника непорочности отцвели дни ваши подъ листами застенчивости, навеки утаенные отъ ока невернаго.

Ныне гробницы ваши оскорбляетъ воззренiе иноземца. Позволяю, прости, о великiй пророкъ! Онъ одинъ изъ иноземцевъ, смотрелъ на нихъ со слезами.

1) Въ роскошномъ саду, среди высокихъ тополей и шелковицъ, находятся гробницы изъ белаго мрамора Хановъ и Султановъ, ихъ женъ и родственниковъ. Неподалеку въ двухъ зданiяхъ лежатъ гробы, сваленные безпорядочно; они были некогда богато обиты, ныне видны голыя доски и лоскутья савановъ. Авт.

2) Мусульмане ставятъ надъ гробами каменныя чалмы, разной формы, соответственно тому, мужчина или женщина покоится въ могиле. Авт.

3) Гяуръ - неверный. Такъ называютъ мусульмане христiанъ. Авт.

Байдары 1).

Пускаю на ветеръ коня и не щажу ударовъ: леса, долины, скалы, то порознь, то вместе, уплываютъ изъ-подъ ногъ моихъ, теряются, какъ волны потока; хочу обезуметь, упиться вихремъ явленiй.

А когда огненный конь не слушаетъ веленiй; когда мiръ утрачиваетъ краски свои подъ саваномъ мрака: тогда въ моемъ разгоревшемся сне, какъ въ разбитомъ зеркале, мелькаютъ привиденiя лесовъ, долинъ и скалъ.

Спитъ земля, я не сплю, кидаюсь въ лоно морское; черный, вздутый валъ, съ шумомъ стремится къ берегу: склоняюсь въ нему челомъ, протягиваю руки.

Треснулъ надъ головою валъ, хаосъ меня окружаетъ, жду, пока мысль, какъ челнъ, вращаемый водоворотомъ, закружится и на мгновенiе потонетъ въ забвенiи.

1) Прелестная долина, чрезъ которую обыкновенно въезжаютъ на южный берегъ Крыма. Авт.

Алушта днемъ 1).

Уже гора отрясаетъ съ персей мглистые покровы, шумитъ раннимъ намазомъ 2) нива златовласая, преклоняется лесъ и сыплетъ съ зеленыхъ волосъ, какъ съ четокъ калифовъ 3), рубины и гранаты 4).

цветахъ, надъ поляною летучiе цветы - пестрые мотыльки, какъ бы коса радуги заслонила небеса брилiантовымъ балдахиномъ; далее, саранча тянетъ свой саванъ крылатый.

Тамъ, где лысая скала глядится въ водахъ, море кипитъ и, отраженное, новымъ приступомъ напираетъ; въ его пене играетъ лучъ дневной, какъ въ очахъ тигра, предвещая свирепейшую бурю для земныхъ береговъ, а тамъ, въ открытомъ море, волны легко колышутся, и въ нихъ купаются флоты и стаи лебедей.

1) Одно изъ самыхъ роскошныхъ местъ Крыма; туда никогда не доходятъ северные ветры и путникъ въ ноябре часто ищетъ прохлади подъ тенью огромныхъ Итальянскихъ орешниковъ, еще зеленыхъ. Авт.

2) Молитва музульманская, во время которой они сидятъ и кладутъ поклоны. Авт.

3) Мусульмане употребляютъ во время молитвъ четки; у знатныхъ особъ бываютъ они изъ драгоценныхъ камней. Авт.

4) Дерева гранатныя и шелковичныя, съ краснеющимися прелестными плодами, встречаются везде, на всемъ южномъ берегу Крыма. Авт.

Алушта ночью.

Свежеетъ ветеръ, дневной зной утихаетъ; на рамена Чатырдага падаетъ лампада мiровъ, разбивается, разливаетъ пурпурныя струи и гаснетъ. Заблудившiйся пилигримъ, оглядывается, вслушивается.

Уже горы почернели, въ долинахъ глухая ночь, ручей лепечетъ, какъ сквозь сонъ, на ложе изъ цветовъ, говоритъ сердцу языкомъ, утаеннымъ отъ уха.

Засыпаю подъ крылами тишины и сумрака; вотъ будятъ меня поражающiя блески метеора; небеса> долъ и горы облилъ потопъ золота.

Ночь восточная! Ты подобно восточной одалиске ласками усыпляешь, а когда сонъ уже близокъ, ты искрою ока вновь пробуждаешь къ ласкамъ.

Чатырдагъ.

МИРЗА.

Трепещущимъ мусульманиномъ целую подошвы твоей твердыни, мачта Крымскаго корабля! Великiй Чатырдагъ! О минаретъ вселенной! Падишахъ горъ 1)! ты отъ дольнихъ скалъ убежалъ въ облака.

Сидишь себе подъ вратами небесными, какъ высокiй Гаврiилъ 2), стерегущiй Эдемскую обитель. Темный лесъ твой плащъ, и янычары ужаса вышиваютъ струями молнiй твою чалму, сотканную изъ облаковъ.

Печетъ ли насъ солнце, осеняетъ ли мгла, пожираетъ ли саранча нашу жатву, гяуръ предаетъ ли огню наши домы, Чатырдагъ! ты завсегда пребываешь глухъ, неподвиженъ.

Между мiромъ и небомъ, какъ дрогманъ созданiя, подостлавши подъ стоны свои землю, людей, громы, ты внимаешь только тому, что Богъ глаголетъ творенiю.

1) Авт.

1) Оставляю имя Гаврiила, какъ более известное, но собственно, стражъ неба - по восточной мифологiи, есть Рамегъ (созвездiе Арктура, одна изъ двухъ большихъ звездъ, называемыхъ фсъ-семекейнъ). Авт.

Пилигримъ.

У ногъ моихъ страна богатствъ и прелестей, надъ головою небо ясное, кругомъ пригожiя лица: отчего же сердце порывается въ края далекiе, и увы! во времена еще отдаленнейшiя!

Литва! для меня очаровательнее пели твои шумящiе леса, чемъ соловьи Байдары и Сальгирскiя девы 1); веселее было топтать твои влажныя тундры, чемъ рубиновыя ягоды и золотые ананасы.

Я такъ далеко! Сколько различныхъ приманокъ меня привлекаетъ: отчего же въ раздумiи вздыхаю безпрерывно о той, которую любилъ на утре дней моихъ?

Она въ милой отчизне, у меня отнятой, где ей все поведаетъ о верномъ друге; попирая мои свежiе следи, помнитъ ли она обо мне?

1) Сальгиръ, река въ Крыму, вытекающая изъ подошвы Чатырдага. Авт.

Дорога надъ пропастью въ Чуфутъ-кале 1).

МИРЗА И ПИЛИГРИМЪ.

МИРЗА.

Сотвори молитву, брось повода, отврати лицо; здесь седокъ доверяетъ свой разсудокъ ногамъ коня 2). Добрый конь! смотри, какъ онъ сталъ, меритъ окомъ глубину, гнетъ колена, уцепляется копытомъ о края берега.

И повисъ! Туда не гляди, тамъ опущенный взоръ какъ въ кладязе Ал-Каира о дно не ударится. И руки туда не протягивай, рука твоя не крыло; и мысли туда не опускай, ибо мысль какъ якорь, съ мелкой ладьи брошенный въ неизмеримость, ринется перуномъ, во дно морское не вонзится и ладью съ собою опрокинетъ въ бездну хаоса.

ПИЛИГРИМЪ.

Мирза! а я заснулъ! сквозь щель мiра тамъ виделъ - чтожъ виделъ, поведаю после смерти, ибо на языке живущихъ нетъ на то выраженiя.

1) Чуфутъ-Кале, местечко на высокой скале; домы, стоящiе на берету, подобны гнездамъ ласточекъ, тропинка, ведущая на гору, весьма трудна и виситъ надъ бездною. Въ самомъ городе, стены домовъ почти соединяются съ краемъ скалы, изъ оковъ взоръ теряется въ неизмеримой глубине. Авт.

2) Конь Крымскiй, въ трудныхъ и опасныхъ проездахъ, кажется, имеетъ особый инстинктъ предосторожности и уверенности. Прежде нежели сделаетъ шагъ держа ногу на воздухе, онъ ищетъ камня и испытываетъ, можно ли стать ему безопасно. Авт.

Гора Кикиненсъ.

Взгляни въ пропасть; тамъ небеса лежащiя: это море; среди валовъ сдается, что птица-гора 1), убитая громомъ, расточила свои мачтовыя перья въ очеркъ обширнейшiй, чемъ радужная полоса.

И накрыла снежнымъ островомъ голубую степь водъ. Островъ плавающiй въ бездне - туча 2): съ ея лона падаетъ на полъ-мiра темная ночь. Видишь-ли на челе ея огнистую ленту?

Это молнiя! Но прiостановимся; бездна подъ ногами: должно взмахомъ коня перескочить ущелье; я кинусь, ты будь готовъ съ бичемъ и шпорою;

Когда сгину изъ очей, смотри на тотъ край скалы; если тамъ блеснетъ перо, то это будетъ чалма моя; если нетъ, то знай: людямъ не ехать по той дороге.

1) Известная изъ Тысячи одной ночи, славная въ Персидской мифологiи и многократно восточными поэтами описанная птица Симургь. "Она велика", говоритъ Фирдуси въ Шахъ-Намэ, "какъ гора; сильна какъ крепость; слона уноситъ въ своихъ когтяхъ"... И далее: "увидевъ рыцарей, Симургъ сорвался, какъ туча, со скалы, на которой живетъ, и потянулся во воздуху какъ ураганъ, бросая тень на войска конниковъ". См. Гаммера, Geschichte der Redekunste Fersiens. Вена. 1818, стр. 66. Авт.

2) Съ вершины горъ, вознесенныхъ за облава, взглянувъ на тучи, плавающiя надъ моремъ, думается, что оне лежатъ на немъ, въ виде большихъ белыхъ острововъ. Я смотрелъ на сiе любопытное явленiе съ Чатырдага. Авт.

Развалины замка въ Балаклаве. 1)

Сiи замки, развалившiеся въ обломкахъ безъ порядка, украшали и сторожили тебя, о Крымъ неблагодарный! Ныне торчатъ они на горахъ, какъ черепы великановъ, въ нихъ гнездятся гады или человекъ презреннее самыхъ гадовъ.

Взберемся на башню; ищу остатки гербовъ, есть и надпись, здесь можетъ быть имя богатыря, которое было ужасомъ войскъ и ныне дремлетъ въ забвенiи, обвитое какъ червь винограднымъ листомъ.

Здесь Грекъ высекалъ на стенахъ Афинскiя украшенiя; отсюда Итальянецъ металъ железа на Монголовъ и Меккскiй пришелецъ пелъ песню намаза.

1) Надъ заливомъ сего имени стоятъ развалины замка, построеннаго некогда Греками, выходцами изъ Милета. Потомъ Генуэзцы построили на томъ же месте крепость Чембало. Авт.

Аюдагъ.

Люблю смотреть, опершись на скалу Аюдага, какъ пенистыя волны, то въ черный строй сомкнувшись кипятъ, то какъ сребристые снега въ неисчетныхъ радугахъ великолепно кружатся.

Сокрушаются о мели, разбиваются о зыби, какъ рать китовъ облегаютъ берега, завоевываютъ сушь съ торжествомъ и вспять убегаютъ, меча за собою раковины, жемчуги и кораллы.

песни, изъ коихъ века соплетаютъ венецъ для твоей главы".

Одинъ изъ сихъ сонетовъ: Чатыръ-Дагъ, былъ въ Петербурге переведенъ на Персидскiй языкъ съ предисловiемъ переводчика и литографированъ. Намъ доставшiй буквальное преложенiе сего любопытнаго образца красноречiя восточнаго: поделимся удовольствiемъ нашимъ съ читателями и выпишемъ изъ него, что показалось намъ особенно замечательнымъ.

"Во дни счастiя моего случилось мне иметь удовольствiе быть въ доме науки, въ гнезде письменъ, ученаго изъ съ молодымъ человекомъ, совершеннымъ, красноречивымъ, мудрымъ, ученымъ, дружелюбнымъ, хочу сказать съ г-мъ Мицкевичемъ, Полякомъ, который въ изяществе поэзiи своего века достигъ до высшей ступени лестницы совершенства и отличается среди ученыхъ своего отечества, и коего перлы рифмъ прекраснаго блеска высоко ценятся знатоками Польскаго языка. Съ той поры, каждое мгновенiе присутствiя его приносило мне радость и счастiе. Но вскоре после намеренiе посетить страны чужiя созрело въ немъ и, проливая мне въ сладость пребыванiя съ нимъ отраву прощанiй, онъ поднялъ крылья полета своего изъ столицы С.-Петербурга къ землямъ Крыма.

"Полно скорбеть объ отъезде этомъ,

"Не здесь место повествовать о немъ".

"Пробегая Крымъ, онъ остановилъ шаги и взоры свои передъ великою горою; при взгляде на сiю гору море воображенiя его взъерошилось огромными валами, и онъ нанизалъ на нить описанiя каждый сребристый перлъ, брошенный на берегъ рифмы. Онъ желалъ, чтобы творенiе его было переведено на языкъ Персидскiй; по причине старинной прiязни, въ которой онъ жилъ съ беднымъ (со мною), онъ благоволилъ приказать ему перевесть оное стихами. Чувствуя въ себе недостатокъ дарованiя бедный, бедный, Мирза Джафаръ, Бенъ-Алимъ Данъ-Бегъ, уроженецъ Тусскiй, сынъ Топчи-Баши, извинился. Но после, разсудивъ во-первыхъ, что должно задобрить съ себе сердца друзей, а во-вторыхъ, что доселе никто еще не переводилъ Европейскихъ стихотворенiй на Персидскiй языкъ, онъ покорился симъ двумъ побужденiямъ, и они ухватились за воротъ его воли, такъ, что по возможности онъ пропустилъ это творенiе на нить рифмы и изъясненiя.

"Пространно расплодился я въ речи своей, но надеюсь, что закинутъ полу забвенiя на то, что было".

Для пополненiя сей статьи о сонетахъ Польскихъ, впрочемъ и такъ уже слишкомъ обширной, сообщаемъ здесь еще приложенiе, которое, безъ сомненiя, удостоится вниманiя читателей, въ совершенно другомъ отношенiи. Заслуженный поэтъ, покоящiйся на лаврахъ, но еще чувствительный въ воззванiямъ поэзiи и верно откливающiйся на ея голосъ, былъ такъ сильно пораженъ красотою сонетовъ, что внезапно и, такъ-сказать, невольно перевелъ одинъ изъ нихъ стихами.

Плаванiе.
 
Волневье, шумъ! Матросъ по вервiямъ бежитъ;
Готовьтесь, молодцы! товарищамъ кричитъ.
Взбежалъ, и размахнувъ проворными руками,
Въ невидимой сети повиснулъ, какъ паукъ,
О радость! ветръ! Корабль, какъ съ удила сорвался;
Зашевелился, раскачался. Ныряетъ въ пенистыхъ зыбяхъ.
Подъемлетъ выю, топчетъ волны;
Челомъ бьетъ облакъ, мчится къ небу,
Съ нихъ вместе и поэтъ средь бездны
Уносится порывомъ мачты;
Надулся духъ его, какъ парусъ, и съ толпой,
И грудью мнитъ ея движенью помогать;
О, какъ ему легко и любо!
Отныне только онъ узналъ
Завидную пернатымъ долю.

оденутъ они волшебными красками своими голое мое начертанiе, и такимъ образомъ выразятъ языкомъ живымъ и пламеннымъ то, что я передалъ на языке мертвомъ и безцветномъ.