Сонеты крымские

Заявление о нарушении
авторских прав
Автор:Мицкевич А. Б., год: 1829
Примечание:Перевод П. А. Вяземского
Категория:Стихотворение в прозе
Связанные авторы:Вяземский П. А. (Переводчик текста)

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Сонеты крымские (старая орфография)

П. А. Вяземский

Сонеты крымские

Вяземский П. А. Полное собрание сочинений. Издание графа С. Д. Шереметева. T. 1.

Спб., 1878. 

Wer den Dichter will verstehen
Muse in Dichters Lande gehen.

Göthe.

Акерманския степи.

Вплывая в пространство сухого океана, колесница 1) ныряет в зелени и как лодка зыблется среди волн шумящих нив, среди разлива цветов, минуя багряные острова бурьяна 2).

Уже сумрак нисходит: нет ни стези, ни кургана; смотрю на небеса, ищу звезд путеводительниц ладьи; там вдали блещет облако? Там денница всходит? Нет, это блещет Днестр, это загорелся маяк Акерманский.

Остановимся! Как тихо! Слышу, как тянутся журавли, которых не достигнул бы взор сокола; слышу, как мотылек колышется на траве, как змия дотрогивается до растений скользкою грудью. В этой тиши - так напрягаю ухо любопытное, что мог бы услышать голос с Литвы - едем; никто не взывает.

1) В Польском сказано woz воз, повозка; жаль, что у вас нет общого Русского слова для выражения: équipage. Пер.

2) На Украйне называют бурьянами кусты трав, которые летом бывают покрыты цветами и приятно разнообразят равнины. Автор.

Морская тишь

На высоте Тарканкута.

Уже ветерок едва ласкает ленты кормовой ставки, светлеющаяся вода разыгралась в тихом лоне своем, как молодая невеста, которой снится о счастии, пробуждается, чтобы вздохнуть, и опять засыпает.

Паруса, подобно хоругвям, по окончании битвы, дремлют на мачтах нагих; корабль легким движением колышется, будто прикованный цепью: матрос отдохнул; плаватели развеселились.

1) есть полип, который спит на дне, когда небо мрачно, а в тишь развивает он долгия рамена.

О мысль! в твоей глубине есть гидра воспоминаний: она спит в годину бедствий и в бурю страсти, но, когда сердце спокойно, оно вонзает в него когти свои.

1) В Польском Zyjątek; это слово в малом употреблении на Польском языке, составлено было Трембецким, на подобие слова: zwiereątek, зверек. Слово: живчик существует в Русском языке, хотя и нет его ни в Словаре Академии, ни в Словаре Церковном. Нельзя-ли применить его к живущей мелочи природы, к малым тварям? Пер.

Примечание позднейшее: В Словаре Даля сказано: живчик, рыбка для ловли щук - о человеке: провор, егоза, непоседа.

Плавание.

Шум усиливается; морския страшилища движутся толпами, матрос взбежал по лестнице: готовьтеся ребята! Взбежал, распростерся, повиснул в невидимой сети, как паук, стрегущий движение ткани.

Ветер! ветер! Бьется корабль, срывается с удила, раскачивается, ныряет в пенистой мятели, заносит выю, затоптал волны, и сквозь небеса летит, челом разсекает облака, и ветер под крылья хватает.

И мой дух парит полетом мачты средь бездны; воображение вздувается как руно 1) паруса, невольный клик соединяю с веселою толпою.

Вытягиваю руки, падаю на лоно корабля: кажется, грудь моя поддает ему бегу. Легко мне! любо! Знаю, каково быть птицею!

1) В Польском warkocz, chevelure. У нас нет подобного слова. Пер.

Буря.

Паруса сорваны, корма треснула, рев волн, шум вихря; голоса встревоженной громады, звон насосов зловещий, последния верьви вырвались из рук матросов, солнце кроваво заходит, с ним остаток надежды.

Торжественно буря завыла, а на влажные горы, возносящияся ярусами с бездны морской, вступил Гений смерти и пошел к кораблю, как ратник в проломленные стены.

Одни лежат полумертвые, другой, ломает себе руки, сей прощающийся падает в объятия друзей, иные пред смертию молятся, чтобы смерть отогнать.

Один путник сидел безмолвно в стороне и мыслил:

Счастлив, кто утратил силы, или кто умеет молиться, или знает, кому сказать прости!

Пилигрим и Мирза.

ПИЛИГРИМ.

Там? Не Алла ли поднял оледенелое море? Не Ангелам ли отлил он престол из замерзших облаков? Не Дивы ли 1) вознесли стены из обломка вселенной, чтобы заградить каравану въезд дорогу с Востока?

Какое зарево на вершине! 2) Будто пожар Царь града! Не Алла-ли, когда ночь раскинула темный покров 3), засветил для миров, плавающих по морю природы, те светильники среди небесного уруга!

МИРЗА.

Там? Я туда доходил; там зима обитает: я видел, как клювы потоков и зевы рек пьют из её гнезда; дохнул я, с уст моих летел снег; прокладывал следы там, где орлы дороги не ведают, где конец странствию облаков; я прошел мимо грома, дремлющого в колыбели из туч, там, где над чалмою моею была только звезда. Это Чатырдаг 4)!

ПИЛИГРИМ.

Ага!!

1) Дивы, по древней Персидской мифологии, злые гении, некогда царствовавшие на земле, потом изгнанные Ангелами и ныне живущие на конце мира, за горою Каф. Авт.

2) Вершина Чатырдага, по закате солнца, от отражающихся лучей, кажется несколько времени пламенеющею. Авт.

3) В Польском употреблено Татарское слово: хилат, халат. Пер.

4) Самая высокая в цепи гор Крымских, на южном берегу. Она видна издали почти в 200-х верстах, с разных сторон, в виде исполинской тучи синеватого цвета. Авт.

Бахчисарайский дворец.

Еще и ныне величественное, уже пусто наследие Гиреев; по преддвериям, некогда вытираемым лбами пашей, по софам, престолам власти и убежищам любви, ныне скачет саранча и вьется гад.

Сквозь окон разноцветных, плющ, продираяся по немым стенам и сводам, завладел созданием человеков во имя природы и пишет чертами Вальтасара 1): развалина.

Посреди храмины чаша, высеченная из мрамора: это фонтан гарема, уцелевший доныне; он точит перловые слезы и разносит по пустыне голос свой:

1) Пророчество Даниилово, V, 25, 26, 27 и 28. Авт.

Бахчисарай ночью.

Расходятся из Джамидов 1) набожные жители, отголосок имама теряется в тиши вечерней; закраснелась заря рубиновым лицом. Сребристый царь ночи спешит опочить при возлюбленной.

Блистают в гареме небес вечные пламенники звезд; посреди их плавает по сапфирному пространству одно облако, как сонный лебедь на озере: белые перси его отливаются золотом по краям.

Здесь падает тень с минарета и верхов кипариса; далее, полукружием чернеются исполины гранитные, подобные сатанам, сидящим в диване Эвлиса 2).

Под наметом мрака, иногда на вершине их пробуждается молния, и быстротою Фариса 3) пробегает по безмолвным пустыням лазури

1) Месдзид илии Джами - обыкновенные мечети. Извне, по углам их, возвышаются тонкия башенки, называемые минаретами (менаре); оне в половине своей высоты бывают обведены галереею (шурфе), с которой мюеззины, или известители, созывают народ к молитве. Этот призыв с галереи называется изаном. Пять раз в день, в опредеденные часы, повторяется изан со всех минаретов, и чистый, далеко слышный голос мюеззинов приятно раздается по городам мусульманским, в коих не слышно стука колес и царствует величайшая тишина (Сенковский, Collectanea, T. I, 68). Авт.

2) Эвивс, или Гаразель, у мугаммедан - Люцифер. Авт.

3) Рыцарь Арабских Бедуинов. Авт.

Гробница Потоцкой 1)

В стране весны, среди роскошных садов, ты увяла, юная роза! Ибо мгновения протекшого, улетая от тебя, как золотые мотыльки, заронили в глубину сердца червь воспоминаний.

Там, на Севере, к Польше, сияют сборища звезд; почему же по той стезе сияет их столько? Не твой ли взор, исполненный огня, пред тем как угаснуть в могиле, безпрерывно туда обращенный, зажег эти ясные следы?

Полячка! И я дни свои отживу в скорби уединенной. Пусть здесь приязненная рука бросит мне горсть земли. Путники, часто беседуя при твоем гробе,

Пробудят тогда и для меня звуки языка родного, и вещий, замысля о тебе одинокую песню, заметит близкую могилу и песню заведет и про меня.

1) Недалеко от дворца ханов возвышается могила, устроенная в восточном вкусе, с крутым куполом. Есть предание в Крыму, между простым народом, что памятник сей поставлен был Керим-Гиреем невольнице, которую он любил страстно. Говорят, что она была полька, из дому Потоцких. Сочинитель Путешествия по Тавриде, Муравьев-Апостол, полагает, что предание неосновательно, и что в гробнице сокрыто тело какой-то грузинки. Не знаем, на чем он основывает свое мнение, ибо возражение его, что татары в половине XVIII столетия не могли столь легко увозить невольниц из дому Потоцких, недостаточно. Известны последние мятежи казаков на Украйне, когда немалое число народа уведено и продано было соседным татарам. В Польше есть многочисленные дворянския семейства Потоцких, и невольница могла и не принадлежать знаменитому дому владетелей Умани. Из простонародного рассказа о гробнице Бахчисарайской, Русский поэт А. Пушкин, с свойственным ему талантом, написал повесть: Бахчисарайский Фонтан. Авт.

1).

Мирза к пилигриму.

Здесь из виноградника любви взяты были на стол Аллы недозрелые кисти; здесь, с моря утех и счастия, смерть преждевременно похитила перлы восточные и сложила их в мрачное лоно гробницы, раковины вечности.

Скрыла их завеса забвения я времени; над ними, посреди сада, блещет хладная чалма 2), как бунчук войска тевей, и едва сохранились под нью ямена, вырезанные рукою гяура 3).

О вы, розы Эдемския! У источника непорочности отцвели дни ваши под листами застенчивости, навеки утаенные от ока неверного.

Ныне гробницы ваши оскорбляет воззрение иноземца. Позволяю, прости, о великий пророк! Он один из иноземцев, смотрел на них со слезами.

1) В роскошном саду, среди высоких тополей и шелковиц, находятся гробницы из белого мрамора Ханов и Султанов, их жен и родственников. Неподалеку в двух зданиях лежат гробы, сваленные безпорядочно; они были некогда богато обиты, ныне видны голые доски и лоскутья саванов. Авт.

2) Мусульмане ставят над гробами каменные чалмы, разной формы, соответственно тому, мужчина или женщина покоится в могиле. Авт.

3) Гяур - неверный. Так называют мусульмане христиан. Авт.

Байдары 1).

Пускаю на ветер коня и не щажу ударов: леса, долины, скалы, то порознь, то вместе, уплывают из-под ног моих, теряются, как волны потока; хочу обезуметь, упиться вихрем явлений.

А когда огненный конь не слушает велений; когда мир утрачивает краски свои под саваном мрака: тогда в моем разгоревшемся сне, как в разбитом зеркале, мелькают привидения лесов, долин и скал.

Спит земля, я не сплю, кидаюсь в лоно морское; черный, вздутый вал, с шумом стремится к берегу: склоняюсь в нему челом, протягиваю руки.

Треснул над головою вал, хаос меня окружает, жду, пока мысль, как челн, вращаемый водоворотом, закружится и на мгновение потонет в забвении.

1) Прелестная долина, чрез которую обыкновенно въезжают на южный берег Крыма. Авт.

Алушта днем 1).

Уже гора отрясает с персей мглистые покровы, шумит ранним намазом 2) нива златовласая, преклоняется лес и сыплет с зеленых волос, как с четок калифов 3), рубины и гранаты 4).

цветах, над поляною летучие цветы - пестрые мотыльки, как бы коса радуги заслонила небеса брилиантовым балдахином; далее, саранча тянет свой саван крылатый.

Там, где лысая скала глядится в водах, море кипит и, отраженное, новым приступом напирает; в его пене играет луч дневной, как в очах тигра, предвещая свирепейшую бурю для земных берегов, а там, в открытом море, волны легко колышутся, и в них купаются флоты и стаи лебедей.

1) Одно из самых роскошных мест Крыма; туда никогда не доходят северные ветры и путник в ноябре часто ищет прохлади под тенью огромных Итальянских орешников, еще зеленых. Авт.

2) Молитва музульманская, во время которой они сидят и кладут поклоны. Авт.

3) Мусульмане употребляют во время молитв четки; у знатных особ бывают они из драгоценных камней. Авт.

4) Дерева гранатные и шелковичные, с краснеющимися прелестными плодами, встречаются везде, на всем южном берегу Крыма. Авт.

Алушта ночью.

Свежеет ветер, дневной зной утихает; на рамена Чатырдага падает лампада миров, разбивается, разливает пурпурные струи и гаснет. Заблудившийся пилигрим, оглядывается, вслушивается.

Уже горы почернели, в долинах глухая ночь, ручей лепечет, как сквозь сон, на ложе из цветов, говорит сердцу языком, утаенным от уха.

Засыпаю под крылами тишины и сумрака; вот будят меня поражающия блески метеора; небеса> дол и горы облил потоп золота.

Ночь восточная! Ты подобно восточной одалиске ласками усыпляешь, а когда сон уже близок, ты искрою ока вновь пробуждаешь к ласкам.

Чатырдаг.

МИРЗА.

Трепещущим мусульманином целую подошвы твоей твердыни, мачта Крымского корабля! Великий Чатырдаг! О минарет вселенной! Падишах гор 1)! ты от дольних скал убежал в облака.

Сидишь себе под вратами небесными, как высокий Гавриил 2), стерегущий Эдемскую обитель. Темный лес твой плащ, и янычары ужаса вышивают струями молний твою чалму, сотканную из облаков.

Печет ли нас солнце, осеняет ли мгла, пожирает ли саранча нашу жатву, гяур предает ли огню наши домы, Чатырдаг! ты завсегда пребываешь глух, неподвижен.

Между миром и небом, как дрогман создания, подостлавши под стоны свои землю, людей, громы, ты внимаешь только тому, что Бог глаголет творению.

1) Авт.

1) Оставляю имя Гавриила, как более известное, но собственно, страж неба - по восточной мифологии, есть Рамег (созвездие Арктура, одна из двух больших звезд, называемых фс-семекейн). Авт.

Пилигрим.

У ног моих страна богатств и прелестей, над головою небо ясное, кругом пригожия лица: отчего же сердце порывается в края далекие, и увы! во времена еще отдаленнейшия!

Литва! для меня очаровательнее пели твои шумящие леса, чем соловьи Байдары и Сальгирския девы 1); веселее было топтать твои влажные тундры, чем рубиновые ягоды и золотые ананасы.

Я так далеко! Сколько различных приманок меня привлекает: отчего же в раздумии вздыхаю безпрерывно о той, которую любил на утре дней моих?

Она в милой отчизне, у меня отнятой, где ей все поведает о верном друге; попирая мои свежие следи, помнит ли она обо мне?

1) Сальгир, река в Крыму, вытекающая из подошвы Чатырдага. Авт.

Дорога над пропастью в Чуфут-кале 1).

МИРЗА И ПИЛИГРИМ.

МИРЗА.

Сотвори молитву, брось повода, отврати лицо; здесь седок доверяет свой разсудок ногам коня 2). Добрый конь! смотри, как он стал, мерит оком глубину, гнет колена, уцепляется копытом о края берега.

И повис! Туда не гляди, там опущенный взор как в кладязе Ал-Каира о дно не ударится. И руки туда не протягивай, рука твоя не крыло; и мысли туда не опускай, ибо мысль как якорь, с мелкой ладьи брошенный в неизмеримость, ринется перуном, во дно морское не вонзится и ладью с собою опрокинет в бездну хаоса.

ПИЛИГРИМ.

Мирза! а я заснул! сквозь щель мира там видел - чтож видел, поведаю после смерти, ибо на языке живущих нет на то выражения.

1) Чуфут-Кале, местечко на высокой скале; домы, стоящие на берету, подобны гнездам ласточек, тропинка, ведущая на гору, весьма трудна и висит над бездною. В самом городе, стены домов почти соединяются с краем скалы, из оков взор теряется в неизмеримой глубине. Авт.

2) Конь Крымский, в трудных и опасных проездах, кажется, имеет особый инстинкт предосторожности и уверенности. Прежде нежели сделает шаг держа ногу на воздухе, он ищет камня и испытывает, можно ли стать ему безопасно. Авт.

Гора Кикиненс.

Взгляни в пропасть; там небеса лежащия: это море; среди валов сдается, что птица-гора 1), убитая громом, расточила свои мачтовые перья в очерк обширнейший, чем радужная полоса.

И накрыла снежным островом голубую степь вод. Остров плавающий в бездне - туча 2): с её лона падает на пол-мира темная ночь. Видишь-ли на челе её огнистую ленту?

Это молния! Но приостановимся; бездна под ногами: должно взмахом коня перескочить ущелье; я кинусь, ты будь готов с бичем и шпорою;

Когда сгину из очей, смотри на тот край скалы; если там блеснет перо, то это будет чалма моя; если нет, то знай: людям не ехать по той дороге.

1) Известная из Тысячи одной ночи, славная в Персидской мифологии и многократно восточными поэтами описанная птица Симургь. "Она велика", говорит Фирдуси в Шах-Намэ, "как гора; сильна как крепость; слона уносит в своих когтях"... И далее: "увидев рыцарей, Симург сорвался, как туча, со скалы, на которой живет, и потянулся во воздуху как ураган, бросая тень на войска конников". См. Гаммера, Geschichte der Redekunste Fersiens. Вена. 1818, стр. 66. Авт.

2) С вершины гор, вознесенных за облава, взглянув на тучи, плавающия над морем, думается, что оне лежат на нем, в виде больших белых островов. Я смотрел на сие любопытное явление с Чатырдага. Авт.

Развалины замка в Балаклаве. 1)

Сии замки, развалившиеся в обломках без порядка, украшали и сторожили тебя, о Крым неблагодарный! Ныне торчат они на горах, как черепы великанов, в них гнездятся гады или человек презреннее самых гадов.

Взберемся на башню; ищу остатки гербов, есть и надпись, здесь может быть имя богатыря, которое было ужасом войск и ныне дремлет в забвении, обвитое как червь виноградным листом.

Здесь Грек высекал на стенах Афинския украшения; отсюда Итальянец метал железа на Монголов и Меккский пришелец пел песню намаза.

Ныне чернокрылые коршуны облетают гробницы; как на месте, которое побито язвою, развевают с башен вечно-черные хоругви.

1) Над заливом сего имени стоят развалины замка, построенного некогда Греками, выходцами из Милета. Потом Генуэзцы построили на том же месте крепость Чембало. Авт.

Аюдаг.

Люблю смотреть, опершись на скалу Аюдага, как пенистые волны, то в черный строй сомкнувшись кипят, то как сребристые снега в неисчетных радугах великолепно кружатся.

Сокрушаются о мели, разбиваются о зыби, как рать китов облегают берега, завоевывают сушь с торжеством и вспять убегают, меча за собою раковины, жемчуги и кораллы.

песни, из коих века соплетают венец для твоей главы".

Один из сих сонетов: Чатыр-Даг, был в Петербурге переведен на Персидский язык с предисловием переводчика и литографирован. Нам доставший буквальное преложение сего любопытного образца красноречия восточного: поделимся удовольствием нашим с читателями и выпишем из него, что показалось нам особенно замечательным.

"Во дни счастия моего случилось мне иметь удовольствие быть в доме науки, в гнезде письмен, ученого из человеком, совершенным, красноречивым, мудрым, ученым, дружелюбным, хочу сказать с г-м Мицкевичем, Поляком, который в изяществе поэзии своего века достиг до высшей ступени лестницы совершенства и отличается среди ученых своего отечества, и коего перлы рифм прекрасного блеска высоко ценятся знатоками Польского языка. С той поры, каждое мгновение присутствия его приносило мне радость и счастие. Но вскоре после намерение посетить страны чужия созрело в нем и, проливая мне в сладость пребывания с ним отраву прощаний, он поднял крылья полета своего из столицы С.-Петербурга к землям Крыма.

"Полно скорбеть об отъезде этом,

"Не здесь место повествовать о нем".

"Пробегая Крым, он остановил шаги и взоры свои перед великою горою; при взгляде на сию гору море воображения его взъерошилось огромными валами, и он нанизал на нить описания каждый сребристый перл, брошенный на берег рифмы. Он желал, чтобы творение его было переведено на язык Персидский; по причине старинной приязни, в которой он жил с бедным (со мною), он благоволил приказать ему перевесть оное стихами. Чувствуя в себе недостаток дарования бедный, бедный, Мирза Джафар, Бен-Алим Дан-Бег, уроженец Тусский, сын Топчи-Баши, извинился. Но после, разсудив во-первых, что должно задобрить с себе сердца друзей, а во-вторых, что доселе никто еще не переводил Европейских стихотворений на Персидский язык, он покорился сим двум побуждениям, и они ухватились за ворот его воли, так, что по возможности он пропустил это творение на нить рифмы и изъяснения.

"Пространно расплодился я в речи своей, но надеюсь, что закинут полу забвения на то, что было".

Для пополнения сей статьи о сонетах Польских, впрочем и так уже слишком обширной, сообщаем здесь еще приложение, которое, без сомнения, удостоится внимания читателей, в совершенно другом отношении. Заслуженный поэт, покоящийся на лаврах, но еще чувствительный в воззваниям поэзии и верно откливающийся на её голос, был так сильно поражен красотою сонетов, что внезапно и, так-сказать, невольно перевел один из них стихами.

Плавание.
 
Волневье, шум! Матрос по вервиям бежит;
Готовьтесь, молодцы! товарищам кричит.
Взбежал, и размахнув проворными руками,
В невидимой сети повиснул, как паук,
О радость! ветр! Корабль, как с удила сорвался;
Зашевелился, раскачался. Ныряет в пенистых зыбях.
Подъемлет выю, топчет волны;
Челом бьет облак, мчится к небу,
С них вместе и поэт средь бездны
Уносится порывом мачты;
Надулся дух его, как парус, и с толпой,
И грудью мнит её движенью помогать;
О, как ему легко и любо!
Отныне только он узнал
Завидную пернатым долю.

волшебными красками своими голое мое начертание, и таким образом выразят языком живым и пламенным то, что я передал на языке мертвом и безцветном.