Жеманницы

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Жеманницы (старая орфография)

Действие в Париже, в доме Горжибюса.

Господин Лагранж...

Что?

Взгляните-ка на меня, только без смеха...

Ну?

Что скажете вы о нашем визите? Остались вы им довольны?

А вы как думаете? можем мы быть им довольны?

Правду сказать, не совсем.

А я, признаться, нахожу, что это даже скандально. Видано ли где нибудь, чтобы две чванливые провинциалки больше жеманничали, с большим презрением третировали подобных нам людей? Насилу решились оне. предложить нам сесть. Я никогда не видел, чтобы при гостях так часто говорили друг другу на ухо, так зевали, так протирали себе глаза, столько раз спрашивали: который час? Отвечали ли оне что нибудь, кроме да или нет, на все, что мы могли им сказать? И не согласитесь ли вы с тем, что если бы мы были последними из людей, то с нами нельзя было хуже обращаться?

Мне кажется, вы принимаете все это черезчур близко к сердцу.

Разумеется, принимаю, - и до того близко, что хочу отомстить им за эту наглость. Я знаю, почему оне отнеслись к нам с таким презрением. Дух жеманства заразил не только Париж, он распространился и в провинции, и наши смешные красотки довольно таки набрались этой заразы. Словом, их особы представляют смешение жеманства и кокетства. Я знаю, чем нужно быть, чтобы удостоиться от них хорошого приема; и, поверьте, мы вдвоем сыграем с ними такую штуку, которая докажет им всю их глупость и научит получше распознавать людей.

Каким же это образом?

У меня есть лакей, по имени Маскариль, которого многие считают своего рода остроумцем; ведь ныньче остроумие ни по чем. Это сумасброд, помешанный на желании разъигрывать знатного барина. Он обыкновенно хвастает галантерейностью и стишками, и до того презирает других лакеев, что называет их скотами.

Что же вы предполагаете сделать?

Что предполагаю сделать? А вот что.... Но прежде уйдем отсюда.

Об этом вы лучше узнаете от них самих, нежели от нас. Мы можем сказать только одно: очень благодарны вам за оказанную любезность и остаемся вашими покорнейшими слугами.

Вашими покорнейшими слугами.

Эге! Кажется, они уходят с недовольным видом. Что за причина? Надо разузнать. Эй!

Что прикажете, сударь?

Где барышни?

В своей уборной.

Что оне делают?

Губную помаду.

Эти бездельницы, с своею помадою, кажется, хотят меня раззорить. Только и видишь, что яичные белки, девичье молоко и разные другия притирания, о которых я не имею ни малейшого понятия. С тех пор, как мы здесь, оне извели на себя сала, по крайней мере, от дюжины свиней, и четверо лакеев могли бы ежедневно довольствоваться тем количеством бараньих ножек, которые оне истребляют.

Очень нужно тратить так много на то, чтобы намазать себе рожицу?.. Да скажите-ка. что вы такое сделали этим молодым людям, которые сейчас вышли отсюда с таким холодным видом? Разве я вам не приказывал принять их как лиц, которых я выбрал вам в мужья?

Какое же, батюшка, внимание мы могли оказать неправильному обращению этих господ?

Да как же, дяденька, сколько нибудь разумной девушке примениться к подобным личностям?

Что же в них дурного?

Какое тонкое ухаживанье! Возможно ли! начать прямо с разговора о браке!

С чего же прикажешь начать? С незаконного сожительства? Как вы, так и я должны лишь хвалить их за такие разговоры! Может ли быть более почтительное обращение? И эти священные узы, к которым они стремятся, не доказывают ли всю чистоту их намерений?

Ах, батюшка! вы говорите, как последний буржуа! Мне стыдно слушать ваши разсуждения; вы должны немножко поучиться хорошему обхождению.

Мне учиться нечего! Говорю тебе, что брак - дело священное и с этого честные люди должны начинать.

²)

Это еще что за чепуха?

Батюшка! Вот и моя кузина подтвердит вам, что брак должен быть заключен только после многоразличных приключений. Для того, чтобы казаться приятным, влюбленный, прежде всего, должен высказывать возвышенные чувства, быть нежным, кротким и страстным; его искательство должно выражаться в известных формах. Сначала он должен видеть предмет своей любви в церкви или на прогулке, или на какой нибудь публичной церемонии, или, роковым образом, должен быть познакомлен с нею родственником или другом, и уйти от нея задумчивым и меланхолическим. Некоторое время скрывает он свою страсть пред любимым предметом, но тем не менее продолжает делать визиты в дом, где непременно заводит речь о каких нибудь чувствительных вещах, что и представляет упражнение для ума присутствующих. Затем наступает день объяснения в любви, которое обыкновенно происходит в аллее, в каком нибудь саду, в то время, как остальное общество остается в некотором отдалении; и это объяснение влечет за собою внезапный гнев, видимый по нашей краске на лице и изгоняющий на время влюбленного из нашего присутствия. Потом он находит средство нас умилостивить, нечувствительно приучить нас к страстным речам и добиться от нас признания, которое так дорого нам стоит. После этого, являются приключения, соперники строят ковы, чтобы помешать возникшему влечению, преследование родителей, ревность, основанная на ложных доказательствах, жалобы, отчаяние, похищения и так далее. Вот как ведется дело порядочными людьми, и этих правил в изысканном ухаживаньи нельзя нарушать. Но вдруг, ни с того, ни с сего, заговорить о брачном союзе, выражать любовь при подписании свадебного контракта и начать роман с конца - да это, батюшка, такое мещанство, что мне делается дурно при одной мысли об этом.

Что за галиматью ты нагородила! И это называется у вас высоким слогом?

В самом деле, дядюшка, кузина, как нельзя лучше, определила истину. Можно ли принимать людей, ничего не смыслящих в галантерейном обращении! Держу пари, что они никогда не видели Карту Нежности ³), и что Записочки, Ухаживанье, Посланьица и Мадригальчики для них совсем неведомые земли. Разве вы не видите, что это выражается в их внешности, что они совсем не похожи на тех людей, о которых сразу можно составить себе хорошее мнение? Явиться на любовное свидание в будничных чулках и башмаках, со шляпою без перьев, в незавитом парике и в одежде, бьющей в глава недостатком лент!.. Боже мой! Нечего сказать, хороши влюбленные! Какая простота в костюме, какая сухость в разговоре! Это невыносимо. Я даже заметила, что их кружева не из лучшого магазина и нижнее платье на четверть аршина уже, чем следует.

Кажется, оне обе с ума спятили, и я ничего не могу понять из их вранья! Послушайте, Като, и ты, Мадлон...

Пожалуйста, батюшка, отучитесь называть нас этими странными именами и зовите нас иначе.

Как, странными именами! Да ведь это имена, данные вам при крещении!..

Ах, Боже мой! что за вульгарность! Я, право, удивляюсь, между прочим, как это у вас могла родиться такая умная дочь, как я! Разве говорят, в высоком слоге о какой нибудь Като или какой нибудь Мадлон? Признайтесь, что довольно одного такого имени, чтобы опошлить самый лучший роман в мире!

Совершеннейшая правда, дядюшка: деликатное ухо жестоко страдает, слыша такия слова, и вы должны согласиться, что имена Поликсены и Аминты, выбранные моею кузиною и мною, гораздо прелестнее.

Вот мое последнее слово: я не хочу, чтобы у вас были другия имена, кроме тех, какие даны вам крестным отцом и крестной матерью. Что же касается этих молодых людей, о которых идет речь, то я знаю их семейство и состояние, и положительно требую, чтобы вы смотрели на них, как на своих будущих мужей. Мне, наконец, надоело видеть вас у себя постоянно на шее; и оберегать двух взрослых девушек - через-чур тяжелая обязанность для человека моих лет.

Дайте нам время осмотреться в высшем парижском обществе, - мы только что приехали. Предоставьте нам, как мы хотим, завязать роман и не торопите нас так развязкою.

Нечего и говорить, оне готовы! (Громко) Повторяю, я ничего не понимаю в этом вздоре; я хочу быть полным хозяином, и чтобы разом покончить со всеми этими речами, объявляю, что в самом скорейшем времени вы обе или будете замужем, или, чорт возьми! я засажу вас в монастырь. Клянусь в этом.

Боже мой, милая кузина! До какой степени у твоего отца форма погрязла в материи! Какие тупые понятия! Как мрачна его душа!

Что делать! я просто конфужусь за него: насилу могу уверить себя, что я действительно его дочь, и мне кажется, что настанет день, когда необычайный случай откроет мне, что я принадлежу к более знатному роду.

Я так и думаю; да. судя по всем признакам... И я тоже, как посмотрю на себя.

Какой-то лакей спрашивает, дома ли вы; говорит, что его барин хочет вас видеть.

Дура! не выражайся так по-мужицки! Скажи: явился гонец, спрашивающий, можете ли вы быть видимы.

Я ведь по-латыни не знаю и не училась философии в школе.

Какова дерзость! можно ли терпеть!.. Кто-же - барин этого лакея?

Он зовет его маркизом Маскарилем.

Кузина! маркиз! маркиз! Да, скажи, что нас можно видеть. Это, без сомнения, один из тех умных людей, которые слыхали о нас!

Наверное, мой ангел.

Лучше принять его в этой нижней зале, чем в нашей комнате. Поправим немножко прическу и поддержим нашу репутацию. Скорее принеси нам сюда советника граций.

Ей-Богу, не знаю, что это за вверь; коли хотите, чтобы нас понимали, говорите по-человечески.

Принеси нам зеркало, невежда, и постарайся не запачкать стекла отражением своей фигуры!.. (Уходят).

Эй, носильщики! Эй! Ой, ой, ой! Кажется эти негодяи хотят переломать мне ребра: до такой степени толкают о стены и по мостовой!

Да ведь двери узки. А вы хотели непременно, чтобы вас внесли сюда.

Еще бы! Неужели, мошенники, вы думаете, что я подвергну полноту моих перьев невзгодам дождливого времени и отпечатаю на грязи следы моих башмаков? Ну, уберите ваше кресло отсюда!

Прежде заплатите, барин!

Что?

Говорю, извольте отдать нам прежде деньги.

Как, негодяй! ты смеешь спрашивать деньги у такого знатного барина, как я?

Вот как вы платите бедным людям! Разве вашею знатностью мы будем сыты?

Ого! погодите, погодите! я вам покажу ваше место... Эти канальи смеют еще шутить со мною!

Ну давайте скорее, нечего разговаривать!

Что такое?

А то, что давайте деньги сейчас же.

Так скорее же!

Да, да, ты разсуждаешь как следует, но тот - просто мошенник и не знает, что говорит. Вот тебе; ну, что, доволен?

Нет, не доволен. Вы закатили пощечину моему товарищу и... (поднимает палку).

Потише, потише! Вот и за пощечину. Вежливостью можно от меня всего добиться. Идите и возвращайтесь за мною через несколько времени, нести меня в Лувр, на выход короля.

Мои барышни, сударь, сейчас придут.

Пусть не торопятся; я здесь удобно расположился и могу подождать.

Вот оне.

Если вы гоняетесь за достоинством, то должны охотиться не на наших полях.

Чтобы видеть здесь достоинство, надо было привести его с собою.

О! я протестую против ваших слов. Напротив, молва вполне верно определила вам цену; и вы положительно сделаете шах и мат всем галантным людям в Париже.

Ваша снисходительность слишком далеко простирает щедрость своих похвал, и мы, с кузиной, не придадим серьёзного значения приятности ваших льстивых речей.

Милочка, надо велеть подать стулья.

Эй, Альманзор!

Что прикажете?

Скорее подайте нам сюда удобства для разговора.

Но, по крайней мере, безопасен ли я здесь? (Альманзор уходит)

Чего же вы опасаетесь?

как с неприятелем. Еще бы, чорт возьми! чуть подойдешь к ним, сейчас же они принимают угрожающую позицию! О, я их боюсь; я или сбегу, или потребую надежной поруки, что они не причинят мне зла.

Милочка, да у него превеселый характер.

Я хорошо вижу, что это настоящий Амилькар ¹).

Не бойтесь ничего; наши глаза не имеют дурных намерений, и ваше сердце может спать спокойно, не сомневаясь в их прямодушии.

Но, умоляю вас, сударь, не будьте непреклонны к этому креслу, которое уже четверть часа простирает к вам ручки; удовлетворите его желанию обнять вас.

Ну, что, mesdames, скажете вы о Париже?

Увы! что можем мы сказать? Надо быть антиподом разума, чтобы не признать, что Париж есть сборище чудес, центр изящного вкуса, остроумия и галантности.

По моему мнению, вне Парижа нет спасения для порядочных людей.

Истина неопровержимая.

Бывает иногда грязновато; но у нас заведены носилки.

Правда, что носилки - чудесная ограда против оскорблений грязи и дурной погоды.

Увы! нас еще не знают, но мы надеемся, что вскоре сделаемся известными; у нас есть одна близкая знакомая, которая обещала привести к нам всех этих господ, участвующих в сборнике избранных пьес.

А также и других, о которых нам говорили, как о высших ценителях всего изящного.

Я могу услужить вам лучше, нежели кто либо другой; они все у меня бывают и могу сказать, что никогда не встаю без того, чтобы около меня не стояло с полдюжины любителей изящного.

Боже мой! Мы были бы вам до нельзя обязаны, еслиб вы оказали нам такую услугу. Когда хочешь принадлежать к высшему обществу, то необходимо быть знакомой с этими господами; они создают репутации в Париже, и вы знаете сами, что иногда одного знакомства с таким лицом достаточно для женщины, чтобы прослыть знатоком, хотя бы она и не имела ни о чем понятия. Я же, с своей стороны, обращаю особенное внимание на то, что, при помощи таких духовных общений, приобретаешь знание множества вещей, которые знать необходимо и которые составляют квинт-эссенцию ума. Таким образом, каждый день слышишь о разных галантных приключениях, узнаешь об обмене хорошеньких вещей в прозе или стихах. Тогда узнаешь до тонкости, что такой-то написал прелестную статью на такую-то тему; такая-то сочинила слова на такой-то мотив; тот написал мадригал об упоении; этот сочинил стансы на неверность; другой написал вчера вечером шесть стихов такой-то барышне, которая послала ему ответ сегодня в восемь часов утра; такой-то автор составил такой-то план сочинения; тот пишет третью часть своего романа, а этот отдал свои произведения в печать. Эти-то вещи и придают вам цену в обществе, а если кто их не знает, то я и гроша не дам за весь его ум.

Действительно, я думаю, что крайне смешно, если особа считает себя умницей, а не знает всех четверостиший, которые сочиняются ежедневно. Мне было бы ужасно стыдно, если бы меня спросили, видела ли я что-нибудь новое, а я этого не видала.

Правда, ужасно совестно, когда, в числе первых не узнаешь того, что делается. Но не безпокойтесь: я хочу устроить у вас академию любителей изящного, и ручаюсь, что в Париже не будет написано ни одного стишка без того, чтобы вы не знали его наизусть прежде других. Я ведь тоже пописываю, когда придет фантазия; и вы увидите, как в роскошных, парижских будуарах читаются двести моих песенок, столько же сонетов, четыреста эпиграмм и более тысячи мадригалов, не считая загадок и портретов.

Признаюсь, я ужасно люблю портреты, ничего нет милее.

Портреты трудны и требуют глубокого ума: вы прочтете принадлежащие моему перу и, надеюсь, похвалите.

А я ужасно люблю загадки.

Это упражняет ум: сегодня утром я сочинил четыре загадки и дам вам их разгадать.

Мадригалы приятны, когда они хорошо составлены.

К этому у меня удивительная, способность; теперь я хочу написать в мадригалах всю римскую историю.

Ах, это будет прелестно! Заранее беру хоть один экземпляр, если вы напечатаете.

Обещаю каждой из вас по одному, и в отличном переплете. Все это ниже моего достоинства; но я делаю это для книгопродавцев, которые надоедают мне своими просьбами.

Воображаю, какое наслаждение видеть себя в печати.

Разумеется. Но, кстати; мне хочется сказать вам экспромт, сочиненный мною вчера у герцогини, моей хорошей знакомой, у которой я был с визитом; я ведь чертовски силен в экспромтах.

Именно экспромт и есть оселок для ума.

Итак, слушайте.

Слушаем обоими ушами.

Все, что я сочиняю, имеет оттенок развязности; здесь не видно педанта.

Его не отыщешь и за две тысячи верст!

Заметили вы это начало: Ого! Знак чего-то необычайного: Ого! как будто человек, который о чем-то спохватился; Ого! Удивление: Ого!

Да, я нахожу это Ого! удивительным.

Это как будто ничего.

Что вы говорите! Да ведь этаким вещам цены нет.

Без сомнения; и я хотела бы скорее сочинить это Ого! чем эпическую поэму.

Да! могу сказать, не особенно дурен.

Но разве не нравится вам также это: ожидал я этого совсем, - я не замечал этого, - совершенно простая форма разговора, - не ожидал я этого совсем. В невинности, - совершенно невинно, не помышляя ни о чем дурном, как бедная овечка, - на вас гляжу, т.-е. любуюсь вами, смотрю, созерцаю; хвать за сердце меня украдкой ваши взоры... Как вам нравится это слово украдкой? ведь ловко подобрано?

Очень ловко.

Украдкой - тайком; как будто кошка цапнула мышку. Украдкой.

Ничего лучше и не может быть.

Хвать за сердце меня - похитили, украли у меня сердце ваши взоры. Ловите! воры! воры! воры! Точно человек, который кричит и бежит за вором, с целью его нагнать. Ловите! воры! воры! воры!

Должно признаться, что это замечательно остроумно и любезно!

Вот какую музыку сочинил я на эту тему.

А вы учились музыке?

Я? совсем не учился.

Как же так?

Порядочные люди знают все, никогда ничему не учившись.

Разумеется, кузина.

Послушайте, понравится ли вам мелодия: Гм, гм! ла, ла, ла, ла!.. Ненастная погода отвратительно подействовала на нежность моего голоса; но все равно, куда ни шло!.. (Поет).

Ого! не ожидал я этого совсем и т. д.

Боже, сколько страсти в этой музыке! Просто умрешь от наслаждения!

Тут, кажется, хроматическая гамма?

Не -находите ли, что мысль хорошо выражена в пении? Воры! воры! воры! И потом, точно во все горло кричат во-во-воры! А затем, задыхающимся голосом - воры!

Вот что называется знать суть дела, настоящую суть, - суть всякой сути! Уверяю вас, все чудесно. Я в восхищении и от музыки, и от слов!

Ничего подобного я не слыхивала!

Все, что я делаю, делается совершенно просто, без всякого изучения.

Природа обращалась с вами, как страстно любящая мать, и вы просто её баловень.

Но, скажите, чем вы занимаетесь?

Ничем.

Все это время точно был тяжелый пост, - никаких развлечений.

Предлагаю на днях сопровождать вас в театр, если вам угодно принять мое предложение: дают новую комедию и мне было бы очень приятно посмотреть ее вместе с вами.

Отказа не будет.

Но, когда мы там будем, прошу вас хорошенько апплодировать; я обещал поддержать пьесу; еще сегодня утром просил меня о том автор. Здесь такой обычай, что к нам, порядочным людям, приходят авторы и читают свои новые произведения с целью, чтобы мы их похвалили и составили им репутацию. Можете себе представить, смеет ли публика нам противоречить, раз мы высказали свое мнение. И всегда держу свое слово, и как скоро обещал поэту, всегда кричу: великолепно! - даже прежде, чем зажжены свечи.

Уж не говорите! Париж - восхитительный город! Каждый день случаются в нем тысячи вещей, о каких, при всем своем уме, не имеешь понятия в провинции.

Этого достаточно; теперь мы знаем что делать и будем апплодировать каждому слову.

Не знаю, может быть, я и ошибаюсь, но по лицу вашему вижу, что вы сочинили комедию.

Может быть, что нибудь и есть в таком роде.

Ага! надо посмотреть. Между нами, я ведь тоже сочинил пьесу, которую хочу поставить на сцену.

Вот вопрос! Разумеется, актерам Бургоньского отеля; только они одни и способны показать товар лицом; все другие - невежды, читают - точно говорят, не умеют хорошенько вздувать стихи и останавливаться на хороших местах. Как распознать хороший стих, если актер на нем не остановится и не предупредит вас, что здесь-то и нужно аплодировать?

Конечно, надо уметь давать публике почувствовать красоты произведения, и всякая вещь имеет только ту цену, какую ей придают.

Какого вы мнения об этом уборе? подходит ли он к моему платью?

Вполне подходит.

Хорошо ли подобраны ленты?

Замечательно хорошо. Это, наверное, из магазина Пердрижона.

Что скажете о моих канонах?

Выглядят прелестно.

Могу похвастать, по крайней мере, что они на добрую четверть шире, чем носят.

Признаюсь, никогда не видала я такой тонкости в изяществе наряда.

Ах, как оне пахнут! Ужасно хорошо.

Никогда не вдыхала я таких отличных духов.

А эти? (Дает ей понюхать напудренные волосы своего парика).

Превосходные духи; удивительно нежный запах!

Вы ничего не говорите о моих перьях. Как вы их находите?

Ужасно красивыми.

А знаете ли, что каждое перышко стоить луидор? У меня уж такая привычка тратиться вообще на все, что только есть самого лучшого.

В этом мы с вами вполне симпатизируем. Я ужасно деликатна ко всему что ношу, и не могу терпеть, если даже мои чулки сделаны не самой лучшей мастерицей.

Ай, ай, ай! Пожалуйста, потише! Клянусь честью, сударыни, так поступать нельзя! Я буду жаловаться на ваш образ действия: так обращаться не годится.

Что случилось? что с вами?

Как, обе в одно время против моего сердца! Осаждать меня и справа, и слева! О, это противно международному праву. Наши шансы не одинаковы, я позову на помощь.

Признаюсь, у него совершенно особая манера выражаться.

У него замечательный склад ума.

Вы больше чувствуете страх, нежели боль, и ваше сердце кричит прежде, чем оно ранено.

Помилуйте! оно изранено с головы до ног!

Барышня, вас желают видеть.

Кто?

Виконт Жодле.

Виконт Жодле?

Да, сударь.

Вы его знаете?

Скорее просите его сюда.

Мы некоторое время не виделись, и я очень рад случаю.

Вот он.

А, виконт!

А, маркиз!

Как я рад встретиться с тобою!

Как я счастлив, что вижу тебя!

Ну, обнимемся еще разок, прошу тебя.

Позвольте мне, сударыни, представить вам этого дворянина; честное слово, он достоин знакомства с вами.

Справедливость требует, чтобы вам воздавали должное, и ваши прелести предъявляют свои права на лиц всякого рода.

Ваша учтивость доходит до последних границ лести.

Этот день будет отмечен в нашем календаре в числе счастливых.

Эй, мальчик, сто раз повторять тебе одно и то же? Разве не видишь, что нужно прибавить еще кресло?

Не удивляйтесь такому виду виконта: он перенес болезнь, сделавшую лицо его бледным.

Это результаты дежурства при дворе и утомления от войны.

А знаете ли, сударыни, что в лице виконта вы видите одного из храбрейших людей нашего столетия? Это настоящий герой.

Вы ни в чем мне не уступите, маркиз, и мы знаем, что вы умеете делать.

И в местах, где бывало жарко.

Да, но не так жарко, как здесь. Ха, ха, ха!

Мы свели знакомство в армии, и в первый раз, когда мы свиделись, он был командиром кавалерийского полка на галерах острова Мальты.

Да, да; но вы занимали там пост уже прежде, чем я прибыл; я помню, что был еще простым офицером, а вы начальствовали над двумя тысячами всадников.

Война - чудная вещь; но, чорт возьми, ныньче при дворе плохо награждают людей, отличившихся на войне подобно нам.

Вот почему я хочу повесить шпагу на гвоздь.

Что касается до меня, то я чувствую ужасную нежность к военным!

Я тоже их люблю; но требую, чтобы храбрость была приправлена умом.

А помнишь, виконт, тот полу-люнет, который мы захватили у неприятеля в Аррасе?

Пожалуй, ты прав.

Еще бы не помнить, чорт возьми! Я был там ранен в ногу гранатой и до сих пор остались следы. Прошу вас, пощупайте; увидите, что это за рана.

Да, рана большая.

Пожалуйте вашу ручку и дотроньтесь здесь; на самом на затылке. Нашли?

Да, что-то есть.

Это ружейная рана, которую я получил во время последней кампании.

Вот удар, пронзивший меня насквозь при аттаке на Гравелин.

Я покажу вам теперь ужасную рану.

Это раны почетные, прямо указывающия, с каким человеком имеешь дело.

Мы не сомневаемся, что вы за люди.

Виконт, здесь ли твоя карета?

А что?

Мы поедем с этими дамами прогуляться за город и сделаем им подарок.

Мы не можем выехать сегодня.

Так позовем сюда музыку для танцев.

Отличная мысль!

На это мы согласны; но необходимо увеличит наше общество.

Эй, Шампань, Пикар, Бургиньон, Каскаре, Баск, Лавердюр, Лоррен, Провансаль, Лавиолетт! Чорт бы побрал этих лакеев! Кажется, ни одному дворянину во Франции не служат так скверно, как мне! Эти канальи вечно оставляют меня одного!

Альманзор, скажите людям господина маркиза, чтобы они позвали скрипачей, и пригласите наших соседей, кавалеров и дам, наполнить пустоту нашего бала. (Альманзор уходит).

Виконт, что скажешь ты про эти глазки?

А ты сам, маркиз, что скажешь о них?

Говорю, что наша свобода едва ли выберется отсюда без хлопот. По крайней мере, что касается меня, - я ощущаю странные потрясения и мое сердце висит на волоске.

Как естественно все, что он говорит! Он высказывает свои мысли самым приятным образом!

Да, он расходует ужасно много ума!

В доказательство, что говорю правду, я сейчас же сочиню на это экспромт (придумывает).

Умоляю вас всеми силами моей души, дайте нам услышать что нибудь, сочиненное собственно для нас!

И мне желательно сделать тоже самое; но чувствую некоторую слабость в моей поэтической жилке, вследствие сильных из нея кровопусканий на этих днях.

Что за дьявольщина! первый стих всегда отлично удается; но мне трудно подобрать остальные. Нет, вы ум черезчур меня торопите; я сочиню вам этот экспромт на свободе и вы найдете его великолепнейшим произведением.

Он умен как чорт!

И галантен, и изящен в выражениях!

Скажи, пожалуйста, виконт, давно ли ты видался с графиней?

Вот уже три недели, как я не был у нея с визитом.

А знаешь ли, что герцог был у меня сегодня утром и хотел меня увезти на охоту за оленем?

А! вот и наши соседки!

Боже мой! извините, дорогия мои! Эти любовные кавалеры выдумали призвать сюда вдохновителей ног и мы послали пригласить вас, чтобы пополнить пробел в нашем обществе.

Мы, конечно, обязаны вам как нельзя более.

Это бал на скорую руку; но на днях мы зададим настоящий бал. Пришли ли скрипачи?

Что же, милые мои, становитесь на место.

Ла, ла, ла, ла, ла, ла, ла, ла!

Как он изящно сложен!

И, кажется, славно танцует.

Моя свобода закружится, как и мои ноги. В такт, скрипачи! в такт! О, что за невежды! Нельзя танцовать под их музыку. Чорт вас побери, вы не можете играть в такт? Ла, ла, ла, ла, ла, ла, ла, ла! Смелее! Настоящая деревенщина!

Эй! не так скоро! я только что оправился от болезни!

Ах, мошенники! что вы здесь делаете? Уже три часа, как мы вас ищем!

Ай, ай, ай!

Пристало ли тебе, негодяй, разыгрывать роль барина?

Это, по крайней мере, научит вас знать свое место.

Что это значит?

Это пари.

Как! вы позволили так бить себя?

Ах, Боже мой! Я не хотел обращать на это внимания! Я очень вспыльчив и вышел бы из себя.

Претерпеть такое оскорбление в нашем присутствия!

Это ничего! Будем продолжать! Мы старые знакомые, а друзья не ссорятся из за таких пустяков!

Уж вы, канальи, не будете над нами насмехаться! Эй, войдите сюда! (Входят трое четверо дюжих молодцов).

Кто смеет так тревожить нас в нашем доме?

Возможно ли, сударыня! Мы будем терпеть, чтобы наши лакеи были приняты лучше нас самих, чтобы на наш счет они объяснялись вам в любви и давали вам бал?

Ваши лакеи?

Да, наши лакеи; и с вашей стороны неприлично и не хорошо баловать их до такой степени!

О, небо! какая наглость!

Но им не удастся воспользоваться нашим платьем, чтобы вам понравиться, а если вы хотите их любить, то любите ради их самих - чорт возьми! Скорее, снять с них это платье!

Прощай наше щегольство!

Конец нашим титулам маркиза и виконта!

Да, уж это черезчур - занят наше место и, притом, в нашем же платье!

О, судьба! как ты непостоянна!

Скорей! пусть снимут с них все до последней нитки!

Скорее, пусть унесут все эти наряды! Теперь, милостивые государыни, в настоящем их виде, вы можете продолжать любезничать с ними сколько угодно: мы предоставляем вам полнейшую свободу и оба уверяем вас, что нисколько не будем ревновать. (Уходят).

Ах, какой позор!

Я из себя выхожу от досады!

Что же это такое? кто же нам заплатит?

Обратитесь к господину виконту.

Кто же даст нам денег?

Спрашивайте у господина маркиза.

А, негодницы! Как посмотрю, славные штуки вы понаделали! Хорошия вещи узнал я от этих кавалеров и дам, которые только что ушли!

Батюшка! они нанесли нам кровную обиду!

Да, да! но эта кровная обида - последствие вашего нахальства, безстыдницы! Они припомнили вам ваш прием, а я, несчастный, должен испить чашу оскорблений!

О, клянусь, мы будем отмщены, или я умру с горя! А вы, негодяи, осмеливаетесь еще оставаться здесь посте такой наглости?

Обращаться так с маркизом! Вот что значит свет: малейшая неудача внушает к нам презрение тех, которые ласкали нас! Пойдем, товарищ! пойдем искать счастия в другом месте; вижу, здесь любят только пустую внешность, а не ценят добродетели без прикрас.

Сударь, не угодно ли хоть вам вместо них заплатить за то, что мы здесь играли.

безразсудством! Идите, с глаз долой, противные! Спрячьтесь, чтобы я вас никогда не видел! (Один). А вас, виновники их безумия, глупые причуды, зловредные забавы праздных умов: романы, стихи, песни, сонеты и куплеты, - чтобы вас черти побрали!

¹) Тип précieuse, осмеянный Мольером в этой пьесе, настолько специфическое явление французского общества 17-го века, что требует исторического объяснения (см. Биографический очерк), и потому перевести заглавие этой пьесы буквально невозможно. Но разлагая этот тип, так сказать, на его составные части, мы находим, что он состоит из переутонченности и жеманства. Поэтому нам кажется, что заглавие этой пьесы можно перевести словами "Утонченные Жеманницы" или просто "Жеманницы". Слово ridicules можно опустить уже на том основании, что оно, как известно, прибавлено Мольером только потому, что он задевал порок слишком распространенный в высшем обществе своего времени. При этом Мольер по-французски мог противопоставить prédenses ridicules и précieuses véritables; по-русски-же о жеманницах этого сказать нельзя, и выражение "Смешные Жеманницы" есть плеоназм.

²) Кир и Мандана, Аронс и Клелия - главные действующия лица двух знаменитых в свое время романов г-жи Скюдери: "Артамен или Великий Кир" и "Клелия".

³) Считаем нелишним привести здесь эту "Нежности" (la carte de Tendre), с некоторыми подробностями об этой наивной аллегории.

Страна Нежности граничит с севера морем Опасным, с завала морем Враждебным, а с востока озером Равнодушия. В ней текут три реки. Главная река Inclination прорезывает всю страну с юга на север и впадает в Опасное море. На берегах её лежат: на юге большой город Nouvelle amitié, а повыше, в центре страны, главный город Tendre sur Inclination. Другия две реки, Estime и Reconnaissance, текут с востока и с запада и также впадают в Опасное море. На берегах их лежат города Tendre sur Estime и Tendre sur Reconnaissance. Таким образом, если кто отправляется из Nouvelle amitié в Tendre sur Inclination, то ему предстоит прямая дорога без затруднений. Если же он отправляется из Nouvelle amitié в Tendre sur Estime или в Tendre sur Reconnaissance, то ему предстоит путь по гористой земле, со многими приостановками и опасностями. Первый путь лежит через одиннадцать деревень: grand Esprit, jolis Vers, Billet galant, Billet doux, Sincérité, grand Coeur, Probité, Générosité, Exactitude, Respect, Bonté. Путешественник рискует заблудиться направо в деревню Negligence, и тогда он попадает, через Inégalité, Tiédeur, Légéreté и Oubli, в Lac d'indifférence. Второй путь проходит через десять деревень: Complaisance, Soumission, Petits soins, Assiduité, Empressement, grands Services, Sensibilité, Tendresse, Obéissance и Constante Amitié, и путешественник рискует попасть, через Indiscrétion, Perfidie, Orgueil, Médisance и Méchanceté в mer d'inimitié.

⁴) Амилькар - действующее лицо романа "Клелия".

⁵) Канонами назывались украшения из кружев и лент, которыми заканчивались короткие панталоны внизу, поверх колен.

Странное дело, что печатают авторов помимо их желания! Я не вижу ничего более несправедливого, и скорее простил бы всякое другое насилие, нежели это.

публика есть полный судья подобного рода произведений, то с моей стороны было бы наглостью противоречить ей, и если бы я даже имел самое дурное мнение о моих "Précieuses ridicules" до их представления на сцене, то теперь должен верить, что оне чего нибудь да стоят, - ибо столько лиц единогласно отозвались о них с одобрением. Но в виду того, что большая часть достоинств, найденных в этой пьесе, зависит от игры и голоса, мне было очень важно, чтобы ее не лишили этих украшений, и я находил, что приобретенный ею успех на сцене достаточно полон, чтобы им удовлетвориться. Я решился показывать пьесу лишь при свечах, чтобы не дать кому либо повода к известной поговорке {Французская поговорка о женщине: "Elle est belle à la chandelle; mais le grand jour gâte tout".}, и не желал, чтобы она перескочила из Бурбонского театра в палеройяльскую галлерею. Однако я не мог этого избегнуть и с неудовольствием узнал, что копия с моей пьесы попала в руки книгопродавцев и разрешена к напечатанию без моего ведома. Напрасно восклицал я: "о, времена! о, нравы!" Мне предоставили одно из двух: или быть напечатанным, или завести процесс; а последнее зло еще хуже первого. Поэтому нужно покориться судьбе и согласиться на такое дело, которое совершили бы и без меня.

Боже мой! какое странное замешательство издать книгу в свет, и как автор чувствует себя новичком, когда в первый раз печатается его произведение! Если бы еще дали мне время, я мог бы лучше позаботиться о себе и принял бы все меры предосторожности, какие обыкновенно принимают в подобных случаях господа авторы, ныне мои сотоварищи. Кроме того, что я, не спросись, избрал бы в покровители моего сочинения какого нибудь важного вельможу и искусил бы его щедрость цветистым посвящением, я постарался бы написать красивое и ученое предисловие, а у меня нет недостатка в книгах, которые снабдили бы меня всем, что можно сказать ученого по поводу трагедии и комедии, об из этимологии, происхождении, определении и прочее. Я поговорил бы также с моими друзьями, которые не отказались бы рекомендовать мою пьесу французскими или латинскими стихами. Есть у меня даже такие друзья, которые восхвалили бы меня по-гречески; а известно, что похвала на греческом языке в начале книги производит чудеса. Но меня издают в свет, не давая мне времени опомниться, и я даже не могу добиться возможности сказать два слова для оправдания моих намерений относительно сюжета этой комедии. Я хотел бы показать, что она нигде не выходить из пределов честной и дозволенной сатиры, что наилучшия вещи могут быть копируемы плохими подражателями, заслуживающими осмеяния, что эти жалкия подражания всему, что существует самого совершенного, во все времена служили предметом для комедии; что истинно ученые и действительно храбрые люди до сих пор не думали обижаться личностями доктора и капитана в комедии, точно так, как судьи, принцы и короли не обижались, видя, как Тривелен или кто нибудь подобный смешно представляли на сцене судью, принца или короля, и что, по этой самой причине, настоящия "précieuses" напрасно сердились бы, когда представляют смешных, которые дурно подражают им. Но одним словом, как я уже сказал, мне не дают времени вздохнуть и г. де Люинь {Книгопродавец в палеройяльской галлерее.} хочет сейчас же отдать меня в переплет. В добрый час, видно так угодно Богу!