Любовь-целительница

"Любовь-целительница" - экспромт, в самом строгом смысле этого слова, так как эта пьеса была написана, разучена и поставлена в течение всего пята дней. Они была разыграна в Версале 15 сентября 1665 года, а в Париже, на сцене Пале-Руаяля, 22 числа того же месяца.

Было высказано и часто повторялось мнение, будто эта пьеса была первым выражением вражды Мольера по отношению к медицинскому факультету, как бы объявлением войны ему. Но это замечание совершенно неточно, так как нападки на докторов встречаются еще в "Дон-Жуане" (акт III, явление 1).

Говорили также, что Мольер написал эту пьесу, чтобы отомстить за оскорбления, которые жена одного врача нанесла его собственной жене; но этот факт был подвергнут сомнению - и с полным основанием, как нам кажется - самыми серьезными комментаторами, искавшими в менее личных мотивах причину насмешек автора и нашедших эту причину, вполне естественно, в смешных сторонах тех, кто тогда занимался лечением больных, а также в безсилии этого искусства, слишком часто обнаруживавшемся в то время.

Действительно, нужно только перенестись в XVII век. В эту пору медицина, еще верная традициям средних веков, не основывалась ни на каком положительном наблюдении. Ссылались обыкновенно из Гиппократа, но это делалось больше с целью показать свою эрудицию, и никто на практике не пользовался наукою, созданною этим великим человеком. Его часто цитировали, не понимая его. Совершенно наудачу приписывали тому или другому средству чудодейственные свойства, у каждого была своя панацея, а положительные умы могли с тем большим основанием обнаруживать скептицизм, чем более им выказывали доверия, - которое слишком жестоко опровергалось фактами...

Скомпрометированные уже одним своим невежеством, доктора вредили себе и своим формализмом и всем аппаратом совершенно безцельного церемониала. Не один Мольер схватывал тогда их смешные стороны, что видно, например, из следующих современных стишков:

Принять вид педанта и сыпать проворно

Подбором латинских и греческих фраз,

Из меха, атласа костюм смехотворный

И длинный парик выставлять на показ, --

Признали за лекаря вас.

Мольеру, безжалостно преследовавшему педантов всех родов и всех оттенков, шарлатанов знания так же, как и шарлатанов добродетели, Макротона, как Тартюфа, Мольеру, с его гениальною наблюдательностью, оставалось только делать выбор между типами. Все помнили, что произошло у смертного ложа кардинала Мазарини, во время консультации врачей Гено, Дефужере, Врейе и Вало, из которых первый утверждал, что кардинал страдает болезнью печени, второй - болезнью брыжейки, третий - селезенки, четвертый - легких ¹)!

Публика со смехом присутствовала при спорах о рвотном вине, при записках, направленных медицинскими факультетами Руана и Марселя против аптекарей этих двух городов. Комедия, так сказать, располагалась сама собою, - Мольеру нужно было только приспособить ее для сцены.

Базен, на которого здесь часто приходится ссылаться, так как он всегда углубляется с искусною проницательностью в самые интимные подробности жизни знаменитого автора, говорит следующее по поводу занимающей нас в данную минуту пьесы:

"Хотели подыскать ребяческий повод для этого резкого объявления войны медицине и докторам 2); мы полагаем, что гораздо ближе к истине было бы придумать для этого грустную причину... Этот человек, который так хорошо насмехался над предписаниями докторов и их лекарствами, чувствовал себя больным. Обладай он обычною долею слабости, он все же стал бы, пожалуй, ожидать от различных средств излечения своего недуга, хотя бы и совершенно невозможного. Но, так как он был наделен энергичною и горячею натурою, он предпочитал решительно отвергнуть могущество науки, закрыть ей доступ к себе и употребить ту долю здоровья, которая у него еще оставалась, на то, чтобы проводить свою жизнь сообразно со своими вкусами и страстью. В его поступке по отношению к медицине было нечто, напоминавшее возмущение неисправимого грешника против неба, - настоящая выходка неверия; но он выдерживал ее с таким постоянством и добродушием, он так весело делал самого себя как бы ставкою этого безумного пари, что нельзя не испытать сострадательного удивления при виде насмешки, порождаемой отчаянием и оканчивающейся только смертью".. Это - очень правдоподобное предположение, но, так как мы будем еще много раз иметь случай касаться нападок Мольера на врачей, мы сочли нужным привести его здесь, чтобы нам не приходилось более доискиваться первоначальной причины этих нападок, которые навсегда останутся знаменательными.

Четыре доктора, действующих в этой комедии, это - четыре главных придворных врача: Дефужере, Эспри, Гено и Даккен. "Так как Мольер, - говорит Сизерон-Риваль: - захотел скрыть их имена, он попросил Депрео придумать для них подходящия названия. Последний, действительно, придумал такия названия, взятые из греческого языка и обозначавшия характер каждого из докторов.. Он назвал Дефужере - Дефонандресом, что значит "убийца людей"; Эспри, который говорил невнятно, - Багисом, что значит "лающий"; Макротоном он назвал Гено, потому что тот говорил очень медленно; наконец имя Томес, то-есть кровопускател, он дал Даккену, который очень любил пускать кровь.

Если верить показаниям современников, эти четыре лица во всех отношениях были достойны саркастических нападок Мольера. "Я не думаю, - замечает Гюи Патен, говоря о Дефужере: - чтобы на свете существовал более развращенный шарлатан, чем этот ничтожный лекарь, хромой на обе ноги, как Вулкан, который убивает более людей своим антимонием, чем три знающих человека спасают при помощи обыкновенных лекарств. Я думаю, что, если бы этому человеку показать, что на свете есть другой шарлатан, покрупнее его, он постарался бы отравить его. В его мешечке есть белый, красный и желтый порошок. Он берется лечить всевозможные болезни и суется повсюду".

Отзыв о Даккене не лучше этого. Гюи Патен называет его "ничтожным скрягою", "жидом", "большим шарлатаном". "Это придворный врач, который положительно лишен всяких научных знаний, зато наделен в избытке химическими и фармацевтическими плутнями".

Своею "Школою жен" Мольер создал себе врагов среди чопорных женщин; "Критикою на Школу жен" он возстановил против себя "жеманниц" и "маркизов";первыми актами "Тартюфа и "Дол-Жуаном" он навлек на себя ненависть набожных людей лицемеров и даже лиц искренно-благочестивых; написав комедию "Любовь-целительница", он поссорился с медицинским факультетом. Дружба с Людовиком XIV оказалась нелишнею, когда нужно было защитить его от всех этих возмутившихся партий; и на этот раз за него-были благосклонность монарха и публики. Король первый смеялся над своими медиками, а толпа, в свою очередь, устремилась в театр, чтобы посмеяться, - как говорит Гюи Патен, - над "придворными докторами"...

Пьесами, из которых Мольер, повидимому, почерпнул некоторые идеи для этой пьесы, были: итальянская "канва", "Il medico volante", "Осмеянный педант" Сирано де-Бержерака и "Формион" Теренция.

К читателю.

Это - лишь простой набросок карандашом, небольшой экспромт, которым пожелал развлечься король. Из всех тех, которые были мне заказаны его величеством, он был написан с наибольшею поспешностью: если я скажу, что он был предложен мне, выполнен, разучен и представлен в пять дней, - я скажу только чистую правду. Мне нет необходимости предупреждать вас, что многое в пьесе зависит от действия. Известно, что комедии пишутся только для того, чтобы быть разыгранными на сцене; и я советую читать эту пьесу только тем, у кого есть глаза, чтобы открыть при чтении то, что дополняется действием в театре. Я скажу только, что было бы желательно, чтобы подобного рода пьесы всегда показывались перед публикою с теми украшениями, которые им придаются при дворе короля. Тогда оне представились бы вам в гораздо более сносном виде; арии и симфонии несравненного Люлли, в соединении с красотою голосов и ловкостью танцоров, конечно, придают им такую прелесть, без которой им потом необыкновенно трудно бывает обойтись...

Боже мой! как трудно выпустить книгу, и каким новичком кажется автор, когда его печатают в первый раз! Если б мне дали еще время, я мог бы собраться с мыслями и употребил бы все приемы, К которым всегда прибегают авторы, теперь - мои собратья, в подобных случаях. Помимо того, что я мог бы указать на какого-нибудь вельможу, как покровителя моего произведения, даже против его Воли, и испытать его щедроты, написав очень цветистое посвящение, я постарался бы создать красивое и умное предисловие; у меня много книг, откуда я почерпнул бы все, что можно сказать ученого о трагедии и комедии, об их этимологии, происхождении, определении и т. д.

Я переговорил бы с моими друзьями, которые, для рекомендация моей пьесы, не отказали бы мне как во французских, так и в латинских стихах. У меня есть и такие друзья, которые похвалили бы меня даже по-гречески; всем известно, что похвала по-гречески производить чудесное впечатление в начале книга... Но меня печатают, не дав возможности собраться с мыслями; я не могу даже сказать двух слов, чтобы оправдать мои намерения в связи с сюжетом комедии, Я хотел бы указать, что она выдержана в пределах честной и дозволенной сатиры; что самые превосходные вещи рискуют быть неудачно скопированными в кругу дурных обезьян, заслуживающих насмешки ³); что эти негодный подражания тому, что есть наиболее совершенного, всегда служили материалом для комедии; что по этой самой причине настоящие ученые и храбрецы не считают до сих пор возможным обижаться на Доктора или Капитана в комедии, подобно тому, как судьи, князья или короли не обижаются, видя Тривлена ⁴), или еще кого-нибудь, изображающих в комическом свете судью, князя или короля; что настоящия жеманницы напрасно Обижались бы, если б на сцене изображали тех, кто их дурно копирует. В конце концов, как я уже сказал, у меня нет свободного времени, и де-Люин торопит меня; в добрый час, - если Богу угодно!

Комедия.

Балет.

Сганарель, отец Люцинды.

Люцинда, дочь Сганареля.

Клитандр, возлюбленный Люцинды.

Аминета, соседка Сганареля.

Лукреция, племянница Сганареля.

Лизета, горничная Люцинды.

Г. Гильом, торговец обойным товаром.

Г. Жосс, золотых дел мастер.

Г. Томес, Г. Дефонандрес, Г. Фидерен, врачи.

Нотариус.

Шампань, слуга Сганареля.

Шампань, слуга Сганареля, танцующий.

Четыре врача, танцующие.

Оператор, поющий.

Тривлен и Скарамуш, танцующие, из свиты оператора.

Комедия, Музыка, Балет, Игры, Смех, Удовольствия, танцующие.

ПРОЛОГ.

Оставим, оставим раздор наш пустой

И спор прекратим о талантах друг друга;

Стремление к славе иной --

Вот в нем наша будет заслуга,

Сольемся сегодня все трое в привете:

Потешим монарха, славнейшого в свете.

Сольемся сегодня все трое в привете:

Потешим монарха, славнейшого в свете,

Средь нас отдохнуть он приходит-на час

От тяжких, великих трудов всем на-радость.

Не слава ли это для нас?

Не счастья ль безмерная сладость?

Сольемся сегодня все трое в привете:

Потешим монарха, славнейшого в свете *).

*) Перевод как этих стихов, так и остальных в комедии принадлежит П. М. Быкову.

ДЕ

Сганарель. Ах, что это за странная вещь жизнь! Вот уж истинно могу сказать вместе с великим древним философом, что у кого земля, у того и война, и что беда никогда не ходит в одиночку. Выла у меня одна жена - и та умерла.

Г-н Гильом. А вам сколько же их еще хотелось бы иметь? ,

Сганарель. Умерла она, вот что, Гильом, друг мой! Для меня очень чувствительна эта утрата; я не могу вспомнить о ней без слез. Правда, я не очень-то был доволен её поведением, и мы с ней чаще всего ссорились, но ведь со смертью все забывается. Она умерла; я оплакиваю ее. Будь она жива, мы опять стали бы ссориться. Из всех детей, которых мне послало Небо, осталась у меня одна только дочь, и с этой дочерью я прямо затрудняюсь, как мне быть. Ибо вижу ее в меланхолии, самой мрачной в свете, в страшной тоске - и не в состоянии положить этому конец, даже причины не могу узнать. Я просто голову теряю; хоть бы кто мне дал хороший совет! (Лукреции) Ты, племянница, (Амните) и вы, соседка, (г-ну Гильому и г-ну Жоссу) и вы, кумовья и друзья мои, посоветуйте мне, я прошу вас, что мне тут предпринять.

Г-н Жосс. По-моему, девушек больше всего радуют уборы и наряды, и если б я был в вашем положении, я бы нынче же купил ей красивый убор из брильянтов, изумрудов или рубинов.

Г-н Гильом. А я, будь я на вашем месте, купал бы ей хороший ковер с изображением зелени, или людей, и повесил бы в её комнате, чтобы он тешил ей и взор и Душу.

Аминта. А я без всяких фокусов выдала бы ее поскорее замуж за хорошого человека, - вот хоть за того господина, который, говорят, сватался за нее на-днях.

Лукреция. А я думаю, что вашей дочери вовсе не следует выходить замуж. Она слишком слабого здоровья и деликатного сложения. При таком здоровье подвергать ее риску рожать детей - это значит желать поскорее отправить ее в лучший мир. Да и для светской жизни она совсем не годится; я вам советую отдать ее в монастырь; там она найдет утехи, более подходящия к её настроению.

Сганарель век, которому хочется отделаться от своего товара. Вы, г-н Гильом, торгуете коврами, и мне видится по вашему лицу, что у вас завелся лишний, который вам хотелось бы сбыть. Про вас, соседка, говорят, что вашему милому нравится моя дочка, и вы не прочь бы видеть ее женой другого. Ну, а что до тебя, дражайшая племянница, - все знают, что я не собираюсь выдавать замуж свою дочь за кого бы то ни было, и на это у меня свои причины, но твой совет сделать из нея монахиню - совет женщины, которая, может-быть, питает великодушное желание стать моей единственной наследницей. Итак, судари и сударыни, хоть ваши советы и лучшие в мире, но вы хорошо поймете, что я ни одному из Них не последую.

Сганарель (один). Вот они, мои советчики!

Сганарель. А! вот и моя дочь вышла подышать воздухом. Она меня не видит. Она вздыхает, поднимает глаза к небу. (Люцинде) Храни тебя Господь ⁵)? Здравствуй, милочка. Ну что? Как живешь? Все печальна и грустна, и не хочешь сказать мне, что с тобою? Ну, полно, открой мае свое сердечко. Полно, моя бедняжечка. Разскажи, разскажи, разскажи о своих маленьких думах твоему милому папочке. Смелей! Хочешь, я тебя поцелую? Поди ко мне. (В сторону) Видеть ее не могу в таком настроении. Это меня бесит! (Люцинде) Ну, говори же! Разве ты хочешь, чтоб я умер от неприятностей? Неужели мне нельзя узнать, откуда у тебя такое уныние? Открой мне причину, и я обещаю сделать все, что ты захочешь. Тебе только стоит сказать мне о предмете твоей грусти; уверяю тебя, клянусь тебе, нет той вещи, которой бы я не сделал, чтоб успокоить тебя, - что я могу еще сказать? Может-быть, ты завидуешь которой-нибудь из своих подруг, что она одевается нарядней тебя, и хотела бы сшить себе платье из какой-нибудь новой материи? Нет. Может-быть, твоя комната кажется тебе не довольно хорошо убранной, и тебе хотелось бы, чтоб я привез тебе с ярмарки в Сен-Лоране какой-нибудь шкапчик или шифоньерку? Нет, не то. Может-быть, тебе хочется учиться чему-нибудь - ну, играть на клавесине? Тогда я найму тебе учителя. Может-быть, ты любишь кого-нибудь и желала бы выйти замуж? (Люцинда знаком отвечает: да).

Лизета. Ну что же, сударь, побеседовали вы с вашей дочерью, узнали причину её меланхолии?

Сганарель. Нет. Это негодница, которая только выводит меня из терпения.

Лизета. Сударь, позвольте мне с ней поговорить, вот я ее понащупаю немного.

Сганарель. Незачем. Если ей нравится быть в таком настроении, ну и пусть ее!

Лизета. Говорю вам, позвольте мне ее спросить. Может-быть, ей легче будет мне открыться, чем вам. Как, сударыня, вы не скажете нам, что у вас на душе, вы так хотите огорчить всех? Кто ж это так делает? Если вам почему-нибудь трудно объяснить все папаше, так уж мне-то можно бы открыть сердце. Признайтесь мне, может-быть, вы хотите о чем-нибудь попросить папашу? Он нам говорил не раз, что ничего не пожалеет, лишь бы вас успокоить. Может-быть, вас слишком строго держать, вам хотелось бы большей свободы? Нет? Разве не милы были бы душе вашей гулянья и подарки? А? Может, кто-нибудь причинил вам неудовольствие? Ну что? Вы, может-быть, кого-нибудь любите втайне и хотели бы, чтобы ваш батюшка выдал вас за него замуж? Ага! Вот в чем дело! Чорт возьми! Для чего же было разводить столько церемоний. Сударь, тайна открыта и...

. Уйди, неблагодарная дочь, не хочу я больше разговаривать с тобой. Оставляю тебя с твоим упорством.

Люцинда. Батюшка, раз вы желаете, чтоб я призналась вам...

Сганарель. Да, моя дружба К тебе утрачена.

Лизета. Сударь, вся её грусть...

Сганарель. Это негодная девчонка; она уморит меня.

Люцинда. Батюшка, да ведь я...

Сганарель. Хорошо ты меня отблагодарила за свое воспитание!

Лизета. Но, сударь...

Сганарель. Петь, я страшно зол на нее!

Люцинда. Но, батюшка...

. У меня нет больше нежности к тебе.

Лизета. Но...

Сганарель. Негодная...

Люцинда. Но...

Сганарель. Неблагодарная...

Лизета. Но...

Сганарель. Дрянная девчонка, которая не хочет сказать мне, что с нею.

Лизета. Да ей замуж хочется.

Сганарель (притворяясь, будто не слышит). Брошу ее!

Лизета. Мужа!

. Терпеть ее не могу.

Лизета. Мужа!

Сганарель. Она мне больше не дочь.

Лизета. Мужа!

Сганарель. И слушать не хочу.

Лизета. Мужа!

Сганарель. Не слушаю.

Лизета. Мужа!

Сганарель. Не слушаю.

Лизета. Мужа, мужа, мужа!

Лизета. Правду говорят, что нет хуже того глухого, который не хочет слышать.

Люцинда. Ну что ж, Лизета, я была неправа, тая себя свое горе? Мне стоило только сказать слово, чтобы батюшка все сделал по-моему? Ты сама видишь!..

Лизета. Ей-Богу, он нехороший человек! Признаюсь, я с особенной радостью сыграла бы с ним какую-нибудь штуку. Но, почему же вы, сударыня, все время таились от меня?

Люцинда. Увы! Что пользы было бы, если бы я раньше открылась тебе? Не все ли мне равно, хоть бы я всю жизнь носила в душе свое горе! Ты думаешь, я не предвидела, как все это выйдет, не знала заранее, как отнесется к этому отец? Ты думаешь, его отказ тому, кто просил моей руки через друга, не убил в моей душе всякую надежду?

Лизета. Как! Это тот самый, который сватался за вас?..

Люцинда. Может-быть, и неприлично девушке так свободно говорить о себе, но я все-таки тебе признаюсь, что, если бы мне дозволено было чего-нибудь желать, я бы желала иметь его своим мужем. Мы ни разу не разговаривали друг с другом; его уста никогда не признавались мне в любви, но всюду, где только он мог меня встретить, его взоры и поступки так нежно говорили моей душе, а его сватовство за меня показалось мне таким доказательством его порядочности, что мое сердце не могло остаться нечувствительным к его страсти. И вот ты видишь, что сталось со всей этой нежностью, благодаря жестокости моего отца!

Лизета. Полноте, дайте-ка я возьмусь за дело. Хотя мне и обидно, что вы так долго все скрывали от меня, я все же готова послужить вашей любви; и если только у вас хватит решимости....

Люцинда. Но что же ты хочешь, чтоб я пошла против отцовской власти? Если он останется неумолим...

Лизета. Да будет вам! Нельзя позволить водить себя на веревочке, как какого-нибудь гусенка. Была бы честь соблюдена, а от родительской жестокости можно немножко и поосвободиться. Скажите на милость! Да чего же он-то от вас хочет? Как будто вам не пора замуж? Или он думает, что-вы из мрамора? Погодите-ка, уж я вам услужу! Я теперь все берусь устроить; вы увидите, как я сумею извернуться... Однако, я вижу, сюда идет ваш батюшка. Войдемте в дом, и предоставьте мне действовать..

Сганарель (один). Иной раз не худо притвориться, будто не слышишь того, что слышишь слишком хорошо, и я разумно сделал, не дав ей высказать желание, которое мне нежелательно исполнять. Что за нелепый обычай и что за наглость требовать, чтобы все отцы подчинялись ему! Видано ли такое тиранство! Смешно, право! Трудись, работай, копи деньгу, расти дочь, окружая ее нежными заботами, - а потом, все это изволь отдать человеку совсем тебе чужому! Нет, нет, смешон мне этот обычай; я предпочитаю сохранять мое добро и дочь для себя.

Лизета (бежит через сцену, притворяясь, будто не видит Сганареля). Ах, несчастье! Ай, напасть-то какая! Ах, бедный господин Сганарель! Где бы мне застать его!

Сганарель (в сторону), Что она такое говорит?

Лизета (бегая по сцене). Ах, несчастный отец, что ты станешь делать, когда узнаешь эту новость?

Сганарель (в сторону). Что бы это было такое?

Лизета. Бедная моя госпожа!

Сганарель. Я теряюсь.

Лизета. Ах!

Сганарель (бегая за нею). Лизета!

. Какое несчастье!

Сганарель. Лизета!

Лизета. Какой ужасный случай!

Сганарель. Лизета!

Лизета. Что за судьба!

Сганарель. Лизета!

Лизета (останавливаясь). Ах, барин!

Сганарель. Что случилось?

Лизета. Барин!..

Сганарель. Что такое?

. Ваша дочь...

Сганарель. А-а ⁶)!

Лизета. Не плачьте же так, сударь, не то расхохочусь.

Сганарель. Да говори же скорей!..

Лизета. Ваша дочь, потрясенная тем, что вы ей сказали, и вашим ужасным гневом, поспешила поднять. свою комнату и, полная отчаяния, отворила окно на реку.

Сганарель. Ну, ну!

Лизета. Затем, подняв глаза к небу, она сказала: "Нет, мне невозможно жить, раз папаша так прогневался на меня; и так как он меня не признает своей дочерью; я хочу умереть".

Сганарель. И - выбросилась?

Лизета. Нет, сударь, она тихонько затворила окно, пошла и легла на свою постель. Тут она принялась плакать горько. И вдруг вся побледнела, глаза закатились, сердце не бьется, и замерла у меня на руках.

Сганарель. О, дочь моя! Она умерла?

. Нет, сударь. Я столько возилась с нею, что наконец привела ее в чувство, но это с ней повторялось уже несколько раз, и я боюсь, что она не протянет до вечера.

Сганарель. Шампань! Шампань! Шампань!

Сганарель. Скорей беги за докторами, приведи побольше! На такой случай их не найдешь слишком много. Ах, дочь моя, моя бедная дочь!

ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ.

Лизета. На что же вам, сударь, целых четыре доктора?

Разве не довольно одного, чтобы уморить человека?

Сганарель

Лизета. Как будто ваша дочь не может умереть, как надо, без помощи этих господ!

Сганарель. Разве врачи морят людей?.

Лизета. Само собой! У меня был один знакомый,.так тот отлично доказывал, что никогда не следует говорить: такой-то умер от лихорадки или от воспаления легких, но: он умер от четырех лекарей и двух аптекарей.

Сганарель. Тсс... По оскорбляй этих господ.

Лизета. Да ей-Богу же правда! Знаете сударь, наша кошка недавно еле жива осталась: прыгнула вниз на улицу с самой крыши; трое суток бедняга лежала не евши, лапкой шевельнуть не могла, но она очень счастлива, что нет кошачьих лекарей; а будь они, так уж ей бы не сдобровать; они бы не замедлили закатить ей слабительное и кровопускание.

Сганарель. Угодно вам помолчать? Этакая наглость!.. Они идут сюда.

Лизета. Ну, теперь берегитесь: сейчас они начнут докладывать вам по-латыни о болезни вашей дочери.

Сганарель. Ну-с, господа!

Г-н Томес. Мы внимательно осматривали больную, и, конечно, в ней много всякой нечистоты.

. Моя дочь не чиста?

Г-н Томес. Я хочу сказать, что в её теле много нечистого, много испорченных мокрот.

Сганарель. Ага, понимаю!

Г-н Томес. Но сейчас мы устроим консилиум.

Сганарель. Скорей, принесите стулья.

Лизета (г-ну Томесу). А! сударь, и вы здесь!

Сганарель (Лизете). Откуда ты знаешь этого господина?

Лизета. Видела его на-днях у одной приятельницы вашей племянницы.

Г-н Томес. Как себя чувствует её кучер?

Лизета. Отлично. Он умер.

Г-н Томес. Умер?

Лизета. Да.

Г-н Томес. Не может быть!

. Не знаю, может ли это быть, но только знаю, что это есть.

Г-н Томес. Говорю вам: он не мог умереть!

Лизета. А я вам говорю: он умер и похоронен.

Г-н Томес. Вы ошибаетесь.

Лизета. Сама его видела.

Г-н Томес. Это невозможно. Гиппократ говорит, что такого рода болезни оканчиваются на четырнадцатый или на двадцать первый день, а он всего шесть дней как заболел.

Лизета. Гиппократ может говорить, как ему нравится, а кучер все-таки умер.

Сганарель. Молчи, спорщица. Уйдем отсюда. Господа, умоляю вас хорошенько посоветоваться между собою. Хоть вперед платить и не принято, а все-таки, чтоб не забыть и чтобы покончить с этим, вот... (Дает каждому из врачей деньги; и, принимая их, каждый делает различные жесты).

Г-н Дефонандрес. Париж удивительно большой город; чтобы заработать что-нибудь практикой, приходится делать длиннейшие концы.

Г-н Томес. Признаться, у меня для этого имеется чудеснейший мул. Поверить трудно, сколько я заставляю его бегать ежедневно.

Г-н Дефонандрес. У меня тоже дивная лошадь, неутомимое животное.

Г-н Томес Маре к воротам Сент-Оноре; от ворот Сент-Оноре в предместье Сен-Жак; из предместья Сен-Жак к воротам Ришелье; от ворот Ришелье сюда; а отсюда мне еще надо на Королевскую площадь.

Г-н Дефонандрес. И моя лошадь сделала столько же, да кроме того я еще навестил больного в Рюэле.

Г-н Томес. Кстати, в споре двух врачей, Теофраста, и Артемия, вы на чьей стороне? Ведь из-за этого спора разстраивается вся наша корпорация.

Г-н Дефонандрес. Я за Артемия.

Г-н Томес. Я тоже. Не потому, чтобы его суждение было правильнее; как мы видели, оно убило больного, и, конечно, суждение Теофраста было немногим лучше; но все же он неправ в частностях, и не следовало ему быть того мнения, чем те, кто старше его. Что вы на это скажете?

Г-н Дефонандрес. Само собой. Будь, что будет, надо всегда соблюдать формальности

Г-н Томес, Я в таких вещах дьявольски-строг, - конечно, не тогда, когда я среди друзей. Нас как-то пригласили - троих наших и одного чужого лекаря - на консилиум: так я все дело затормозил - не позволил подавать голоса не по порядку да и баста. Домашние из кожи лезут, больной худо, но я твердо стою на своем; ну, пока мы препирались между собою, больная-то померла.

Г-н Дефонандрес. Так и следует. Надо учить людей жизни и показать им, когда они еще желторотые

Г-н Томес. Умер человек, так и умер, не велика важность! А пренебрежение формальностью - это страшный вред всему врачебному сословию.

Сганарель. Господа, дочери моей все хуже; прошу, скажите мне скорее, на чем вы порешили.

Г-н Томес (г-ну Дефонандресу). Прошу вас, сударь.

Г-н . Нет уж, пожалуйста, говорите вы, сударь.

Г-н Томес. Смеетесь вы, что ли?

Г-н Дефонандрес. Я первый говорить не стану.

Г-н Томес. Сударь!

Г-н Дефонандрес. Сударь!

Сганарель. Господа, помилосердуйте, оставьте вы все эти церемонии; подумайте, ведь дело не ждет.

Г-н Томес. Болезнь вашей дочери...

Макротон. По-сле тща-тель-на-го со-ве-ща-ния...

Г-н Дефонандрес. По мнению всех этих господ...

Г-н Батс. В разсуждении болезни...

Сганарель. Достоите, господа, пожалуйста, говорите по очереди.

Г-н Томескрови, поэтому заключаю, что нужно скорее сделать кровопускание.

Г-н Дефонандрес. А я говорю, что её болезнь происходит от порчи мокрот, вызванной чрезмерным переполнением желудка; поэтому нужно дать ей рвотного.

Г-н Томес. Я утверждаю, что рвотное убьет ее.

Г-н Дефонандрес. А я - что она умрет от кровопускания.

Г-н Томес, Куда как вам пристало разыгрывать из себя знающого врача!

Г-н Дефонандрес. Мне пристало, и я могу поспорить с вами во всех отраслях эрудиции.

Г-н Томес. Вспомните-ка человека, которого вы уморили на этих днях.

Г-н Дефонандрес. Вспомните-ка даму, которую вы отправили на тот свет три дня тому назад.

Г-н Томес (Сганарелю). Я вам высказал свое мнение.

Г-н Дефонандрес (Сганарелю). Я сказал вам, что я думаю.

Г-н Томес. Если вы сейчас же не пустите кровь вашей дочери, она погибла. (Уходит).

Г-н Дефонандрес. Если вы пустите ей кровь, через четверть часа её уже не будет в живых ⁸

Сганарель. Кому из двух верить? И какое принять из решений, столь противоречивых? Господа, заклинаю вас, выведите меня из недоумения, скажите безпристрастно, что по-вашему лучше всего может помочь моей дочери.

Г-н Макротон. Су-дарь, в та-ких ве-щах нуж-но дей-ство-вать о-смо-три-тель-но и ни-че-го не де-лать, как го-во-рит-ся, на-о-бум; тем бо-ле-е, что воз-мож-ны-я о-шиб-ки, по сло-вам на-ше-го у-чи-те-ли Гип-по-кра-та, мо-гугь и-меть о-пас-ны-я по-след-стви-я.

Г-н Батс (скороговоркой). Это правда; нужно всегда быть осторожным; ведь это не шутка, не детская игра, если ошибешься, не так-то легко исправить промах и наверстать упущенное по своей же вине; experimenlum periculosum. Вот почему сначала нужно более зрело обсудить, присмотреться к темпераменту больного, изследовать причины болезни и тогда уж выбирать лекарства.

Сганарель (в сторону). Один тащится, как черепаха; другой летит на почтовых.

Г-н Макротон. И-так, су-дарь, воз-вра-ща-ясь к де-лу, я на-хо-жу, что дочь на-ша стра-да-ет хро-ни-ческим не-дугтом и мо-жет по-гиб-нуть, ec-ли ей не подать сво-е-вре-мен-но по-мо-щи, тем бо-ле-е, что сим-пто-мы бо-ле-зни у-ка-зы-на-ю-т на скоп-ле-ни-е в об-ла-сти че-ро-на ед-ких га-зов, раз-дра-жа-ю-щих о-бо-лоч-ки моз-га. Га-зы же э-ти, ко-то-ры-е мы на-зы-на-ем до-гре-че-ски по-ро-жда-ют-её гни-лост-ми-ми, клей-ки-ми и вязки-ми ве-ще-ства-ми, ско-пля-ю-щи-ми-ся вни-зу жи-во-та.

Г-н Батс. А так как эти вещества копились там долгое время, они сгустились и приобрели злокачественное свойство выделять газы, достигающие области мозга.

Г-н Макротон. И по-то-му, что-бы вы-тя-нуть, отделить, вы-рвать, из-гнать и вы-не-сти из те-ла э-ти зловред-мые ве-ще-ства, не-об-хо-ди-мо о-сно-ва-тель-но о-чистать же-лу-док. Но пред-ва-ри-тель-но я по-чи-та-ю нелиш-мим и не-без-по-лез-ным при-бег-нуть к лег-ким про-мы-ва-тель-ным и сла-бы-тель-ным, про-хла-ди-тельным и ос-ве-жа-ю-щим си-ро-пам, ко-то-ры-е сле-ду-ет при-ме-ши-вать к е-я пи-тью.

Г-н Батис

Г-н Макротон. Э-то не зна-чит, что-бы при всем том дочь на-ша не мо-гла у-ме-реть; но по край-ней ме-ре вы бу-де-те у-те-шать се-бя мы-слью, что ко-е-что сде-ла-ли для не-я, и что о-на у-мер-ла по всем пра-ви-лам.

Г-н Батс. Лучше умереть по правилам, чем выздороветь против правил.

Г-н Макротон. Мы от-кро-вен-но вы-ска-за-ли вам на-ше мне-ни-е.

Г-н Батс. И говорили с вами так, как говорили бы с родным братом.

Сганарель (Макротону, растягивая слова). По-кор-нен-ше вас бла-го-да-рю. (Багису, скороговоркой) Безконечно вам обязан за все ваши труды. (Врачи уходят).

Сганарель (один). Ну вот, теперь я колеблюсь немного больше прежнего - только и всего. Ба! Прекрасная мысль. Не купить ли мне орвиетану и не дать ли ей? Орвиетан хорошее средство, многим помогает. Идет!

Сганарель. Прошу вас, сударь, дать мне коробочку вашего орвиетана, за которую я заплачу вам.

За золото всех стран возможно ль приобресть

Мое лекарство вмиг приносит исцеленье

И лечить нёдуги, которых в год не счесть:

Чесотку,

Все сыпи,

Чуму,

Лихорадку,

Краснуху

И оспу,

Подагру,

Грыжу,

Так вот орвьетана

Великая сила!

Сганарель. Сударь, я уверен, что всего золота мира не хватит, чтобы заплатить за ваше лекарство, но все-таки вот вам тридцать су - будьте любезны, возьмите их.

Дивитесь, как я добр! Я полное чудес

Сокровище мое пускаю в обращенье.

С ним можете встречать без страха и смущенья

Все болести, что шлет на землю гнев небес:

Чесотку,

Чуму,

Лихорадку,

Краснуху

И оспу,

Подагру,

Грыжу.

ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ.

Фидерен. Не стыдно ли вам, господа, в ваши годы выказывать такое неблагоразумие и ссориться, как молодые вертопрахи! Разве вы не понимаете, как вредят нам в глазах света подобные ссоры? Не достаточно ли того, что ученые видят противоречия и распри между нашими авторами и нашими старыми наставниками? К чему еще нашими пререканиями и ссорами обнаруживать перед народом шарлатанство нашего искусства? По-мне это плохая политика, и я понять не могу, почему некоторые из нашей братии держатся её; надо сознаться, что все эти споры в последнее время выставляют нас в странном свете, и, если мы не остережемся, мы сами себя погубим. Я хлопочу не о себе; благодаря Бога, мои делишки уже устроены. Дождь ли, ветер ли, град ли, - мертвых не воскресить, а с тем, что у меня есть, я могу обойтись без живых; но для медицины то все эти диспуты ровно ничего не стоят. Сколько веков уже человечество носится с нами, - мы должны быть благодарны за это Небу, не разочаровывать людей своими чудачествами и ссорами и пользоваться их глупостью возможно легче. Не мы одни, как вам известно, стараемся использовать человеческую-слабость; на это охотников много, и каждый старается сыграть на слабой струнке ближняго ради собственной выгоды. Льстецы, например, пользуются тем, что люди любят, чтоб их хвалили, и тешат их тщеславие, воскуряя им фимиам; этим искусством можно составить себе целое состояние. Алхимики стараются пользоваться страстью человека к обогащению и сулят золотые горы тем, кто согласен их слушать. Составители гороскопов в своих обманчивых предсказаниях пользуются тщеславием и честолюбием доверчивых простаков. Но самая слабая струна человека - это его любовь к жизни, и наш брат извлекает из этого выгоды при помощи торжественной галиматьи; люди боятся смерти и потому чтят наше ремесло, а нам это и на руку. Мы должны дорожить их уважением и не вступать в препирательства у постели больного; тогда всякое улучшение в болезни будет приписано нам, а все наши промахи мы можем валить на природу. Было бы глупо с нашей стороны разрушать выгодное для нас предубеждение, которым кормился столько народу.

Томес. Вы безусловно правы, но иногда кровь бросается в голову и перестаешь владеть собой.

Фидерен. Итак, господа, оставим всякие раздоры и давайте сговоримся.

Дефонандрес. Согласен. Пусть он одобрить прописанное мною рвотное этой больной, и я поддержу, бы лечение он ни назначил следующему больному.

Фидерен. Чудесно, вот что значит разсуждать блого разумно. ₀

. Значить, по рукам.

Фидерен. По рукам. Прощайте! В другой раз, господа, будьте осторожнее.

Лизета. Как, господа, вы здесь, и не думаете отмстить за оскорбление, нанесенное медицине?!

Томес. Как! Что такое?

Лизета. Некий наглец имел дерзость заняться без спроса вашим ремеслом и без вашего предписания убил человека, пронзив его насквозь шпагой.

Томес. Послушайте, вы, насмешница, попадетесь вы, в один прекрасный день, в наши руки.

Лизета. Позволяю вам убить меня, если я когда-нибудь обращусь к вам. (Врачи уходят).

Клитандр. Ну, Лизета, что скажешь о моем наряде? Как ты думаешь, могу я в этом платье провести доброго человека? Идет оно ко мне?

Лизета. Как не надо лучше. Я с нетерпением ждала вас. Небо создало меня необыкновенно человеколюбивою, и я не могу видеть, как двое влюбленных вздыхают друг по друге: сейчас мне становится их так жалко, так жалко, и так страстно хочется облегчить их страдания! Я хочу во что бы то ни стало освободить Люцинду от тирании отца и отдать ее вам. Вы мне сразу понравились; я знаю толк в людях, и лучшого выбора она сделать не могла. Любовь не отступает ни перед чем, и мы с ней придумали одну хитрость; может-быть, она нас вывезет. Все меры уже приняты; тот, с кем мы имеем дело, довольно-таки прост, его не трудно провести; а если эта штука нам не удастся, мы придумаем тысячу других и все-таки добьемся своего. Подождите меня вон там, я приду за вами.

(отходит в глубину сцены).

Лизета. Развеселитесь, сударь! развеселитесь!

Сганарель. В чем дело?

Лизета. Возрадуйтесь!

Сганарель. Да чему?

Лизета. Возрадуйтесь, говорю вам!

Сганарель. Скажи, в чем дело, тогда я, может-быть, я обрадуюсь.

Лизета. Нет, я хочу, чтобы вы раньше обрадовались, чтобы вы пели, чтобы вы плясали от радости.

Сганарель. Да ради чего?

. Ради моих слов.

Сганарель. Ну, изволь. (Поет и приплясывает)

Лизета. Сударь, ваша дочь спасена!

Сганарель. Моя дочь спасена?

. Да. Я вам привела врача, но врача особенного, который чудеса делает и остальных врачей он высмеивает.

Сганарель. Где он?

Лизета

Сганарель (один). Посмотрим, пойдет ли у него дело успешнее, чем у других.

(ведет Клитандра). Вот он!

Сганарель. Вот врач, у которого борода уж очень моложава.

Лизета

Сганарель. Мне сказали, сударь, что у вас есть чудеснейшее лекарство от запора.

Клитандр. Мои лекарства, сударь, не таковы, как у других. Те лечат рвотным, кровопусканием, пиявками, микстурами, промывательными; а я лечу словами, звуками, письменами, талисманами и кольцами с изображением созвездий.

. Что я вам говорила?

Сганарель. Вот великий человек!

Лизета

Сганарель. Да, сходи за ней.

Клитандр (щупая пульс Сганарелю). Ваша дочь очень больна.

. Вы узнали это по мне?

Клитандр. Да, - по симпатии, которая существует

Лизета (Клитандру). Присядьте, сударь, вот здесь, возле нея. (Сганарелю) Ну, оставьте их вдвоем.

. Почему? Я хочу присутствовать.

Лизета. Вы шутите? Надо уйти. У врача найдется множество вещей, которые ему надо спросить у больной, а мужчине слушать неловко.

(тихо Люцинде). Сударыня, я вне себя от радости! Я даже не знаю, с чего начать. Пока я разговаривал с вами только глазами, мне казалось, что мне нужно много-много сказать вам, а теперь, когда я могу свободно говорить с вами, как я того желал, я робею; от избытка радости я растерял все мои слова.

Люцинда. Я могу сказать то же о себе; и меня, как вас, душит радость и мешает мне говорить.

Клитандр хитрость, позволяющую мне наслаждаться вашим обществом, что этим счастьем я обязан вам?

Люцинда. Хоть и не я это выдумала, но я с радостью одобрила выдумку, - за это вы все-таки можете быть мне благодарны.

Сганарель (Лизете). Сдается мне, что он слишком близко наклоняется к ней?

(Сганарелю). Это потому, что он наблюдает за физиономией и изучает черты лица.

Клитандр (Люцинде). Будете ли вы всегда так милостивы ко мне?

Люцинда

Клитандр. До самой смерти! У меня нет более горячого желания, как быть вашим, и я вам буду доказывать это каждым своим поступком.

Сганарель (Клитандру). Ну что, как наша больная? Она как будто чуточку повеселела.

. Это оттого, что я уже испробовал на ней мое искусство. Так как дух имеет большую власть над телом и нередко является источником болезни, я взял себе за правило исцелять сначала дух, а затем уже браться за тело. Я изследовал взоры вашей дочери, черты её лица, линии си обеих рук, и с помощью науки, дарованной мне Небом, распознал, что она больна душою, что вся её болезнь проистекает от распущенности воображения, от нескромного желания выйти замуж. Что касается меня лично, я не могу представить себе ничего более дикого и смешного, чем эта страсть к замужеству.

Сганарель (в сторону). Нот умный человек!

Клитандр

Сганарель (в сторону). Вот великий врач!

Клитандр. Но фантазиям больных нельзя итти наперекор. А так как я подметил в ней некоторое затмение ума, и так как это может быть даже опасным, если ей не подать скорой помощи, то я стал играть на её слабой струнке: сказал ей, что я пришел сюда просить у вас её руки. У нея сразу лицо переменилось и глаза оживились; и если вы согласны на несколько дней оставить ее в этом заблуждении, вы увидите, мы ее вылечим.

. Конечно, конечно, я этого очень желаю.

Клитандр. А затем мы прибегнем к другим средствам, чтобы окончательно вылечить ее от этой фантазии

Сганарель

Люцинда. Увы, возможно ли это?

Сганарель. Да.

Люцинда

Сганарель. Да, да.

Люцинда (Клитандру). Как! Вы хотите быть моим мужем?

. Да, сударыня.

Люцинда. И мой отец согласен?

Сганарель

Люцинда. Ах, как я счастлива, если только это правда!

Клитандр. Отбросьте всякия сомненья, сударыня. Я не с сегодняшняго дня люблю вас и сгораю желанием быть вашим мужем. Я только за этим и пришел сюда; если хотите, я вам скажу всю правду: эта одежда только предлог; я разыграл роль врача только для того, чтобы иметь возможность приблизиться к вам и легче добиться желаемого.

. Все это--доказательство нежной любви, и я не могу остаться к ним нечувствительной.

Сганарель (в сторону). О, безумие! О, безумие! О, безумие!

Люцинда

Сганарель. Да, да. Давай сюда руку. И вы, сударь, дайте свою.

Клитандр. Но, сударь...

(давясь от смеха). Нет, нет; это чтос... успокоить её дух. Возьмите ее за руку. Вот так. Значить, дело сделано.

Клитандр. Примите в залог моей верности вот это кольцо. (Тихо Сганарелю) Это кольцо выковано под влиянием созвездий, которое излечивает от помешательства.

Люцинда

Клитандр. Я готов, сударыня. (Тихо Сганарелю) Я сейчас позову моего помощника, который пишет мне рецепты, и уверю ее, что это нотариус.

Сганарель. Отлично!

. Эй, кто там! Позовите сюда нотариуса, которого я привел с собою.

Люцинда. Как, вы привели с собой нотариуса?

Клитандр

Люцинда. Я в восторге.

Сганарель. О, безумие! О, безумие!

Клитандр (тихо разговаривает с нотариусом).

Сганарель

Люцинда. Я вам очень благодарна, отец мой.

Нотариус. Готово, вам остается только подписать.

. Вот так живо состряпали контракт!

Клитандр (Сганарелю). Но, по крайней мере, сударь...

Сганарель

Люцинда. Нет, нет, я хочу, чтобы контракт был у меня.

Сганарель. Ну, изволь; изволь. (Подписывает). Теперь ты довольна?

. Больше, чем вы можете себе представить.

Клитандр. А, впрочем, захватил с собой не только нотариуса; я взял еще певцов, я музыкантов, и танцоров, чтобы потешить нас и отпраздновать такой торжественный день. Позовите их. Я всегда вожу их с собою. Каждый день почти пользуюсь их услугами, музыкой и танцами, исцеляя умственные разстройства.

Все люди, правду говоря,

Без нас хворали б бесконечно,

И это мы - их лекаря,

Коль исцелить быстрей хотят

Больную печень или почки,

Не нужен вовсе Гиппократ,--

К нам поспешить без проволочки

Все люди, правду говоря,

Без нас хворали б бесконечно,

Врачи великие, конечно!

Сганарель

Лизета. Они пошли завершить свой брак.

Сганарель. То-есть как - брак? j

. Что делать, сударь, вас провели ⁹): вы думали, что это шутка, а это правда.

Сганарель. Как правда? Что за чорт! (Хочет бежать вслед за Клитандром и Люциндой; танцоры его удерживают). Пустите меня, пустите, говорят вам! (Танцоры все-таки его удерживают). Ну, что еще? (Танцоры силой хотят заставить его танцовать). Ах, чорт бы вас побрал!

Приме

¹) По вине того же Вало умерла Генриетта английская, приняв дозу опиума, которая была прописана несвоевременно; это событие послужило поводом к следующей эпиграмме: "Поверите ли вы, будущия поколения, что дочь великого Генриха испытала, умирая, ту же судьбу, что её покойный отец и муж?.. Все трое погибли от руки убийцы: - Равальяка, Кромвеля или доктора: Генрих - от удара штыком. Карл - на эшафоте, и вот теперь умирает Генриетта вследствие невежества Вало".

²) Здесь имеется в виду ссора между двумя женами врачей, о которой в предисловии говорилось выше.

³) Это место тем более искусно выражено, что Мольер нападал на очень влиятельный кружок. "Две провинциалки" заслуживают насмешки - но оне копируют "превосходные вещи". Между тем вполне ясно, что именно эти вещи Мольер собирается осмеять (Эме Мартен).

⁴) Доктор, Капитан, Тривлен - трое характерных лиц, принадлежащих к итальянскому фарсу (Мартен).

⁵"Храни вас Бог", или "Бог вас хранит". Это выражение было в постоянном обиходе в разговорах во времена Мольера.

⁶) Мольер повторяет эту сцену в "Плутнях Скапена".

⁷) Желторотые - это птенцы, недавно вылупившиеся из яйца и находящиеся еще в гнезде. "Желторотыми" в XVII веке называли клерков и учеников ремесленного цеха.

⁸) Здесь намек на знаменитую консультацию врачей Гено, Брене, Вало и Дефужере у смертного одра кардинала Мазарини, в Венсенском замке. См. вступительную статью к этой пьесе, стр. 243--246.

⁹) В оригинале стоит: "la becasse est bridée", т. е. "бекас взнуздан". Это поговорка, взятая из охоты. Бекасам ставят на земле петли, силки, в которые они и затягиваются сами.