Жан Поклен де-Мольер
(Старая орфография)

Въ бiографiи Шекспира, находящейся во 2-мъ выпуске нашего изданiи, мы упоминали, что отъ великаго англiйскаго драматурга не осталось ни единой строки, писанной его собственною рукою, - ни одного изъ техъ документовъ, которые имеютъ громадную важность для бiографа: - мы говорили также, что многiя изъ сведенiй, сообщавшихся о Шекспире посторонними лицами, были больше легендарнаго, чемъ достоверно-фактическаго свойства. Точно такое же явленiе повторилось и съ знаменитымъ французскимъ драматургомъ, одна изъ лучшихъ комедiй котораго представляется читателямъ въ настоящемъ выпуске. "Жизнь Мольера, - говоритъ одинъ французскiй писатель, - отличается тою двойною странностью, что после него не осталось на одной собственноручной строки его, что ни одинъ изъ его современниковъ и друзей не собралъ и не сообщилъ ничего о его личности, и что первое сочиненiе, въ которомъ было нечто похожее на бiографiю знаменитаго писателя, народнаго комика, появилось въ 1705 г., т. е. черезъ тридцать два года после его смерти. Вследствiе этого, позднейшимъ бiографамъ стоило большаго труда отделить правду отъ вымысла, наполнить пробелы новыми розысками и т. п. На основанiи всехъ этихъ новыхъ изследованiй, которымъ французскiе критики и ученые предавались съ рвенiемъ, достойнымъ великаго драматурга, составлявшаго предметъ ихъ изученiя, - бiографiя Мольера въ настоящее время представляется въ следующемъ виде.

авторъ Скупаго родился въ январе 1622 г., и и первыхъ годахъ его детства мы не знаемъ ничего; известно только, что онъ лишился матери, будучи десятилетнимъ мальчикомъ и что у него были въ то время два брата и одна сестра. Мальчикъ росъ, окруженный всемъ житейскимъ комфортомъ, благодаря очень хорошему состоянiю его отца, но, по свидетельству некоторыхъ бiографовъ, этотъ отецъ былъ человекъ ограниченный и крутой, делавшiй все для подавленiя умственнаго развитiя своего сына: достаточно знать, что онъ не хотелъ, чтобы этотъ последнiй, учился чему нибудь, кроме чтенiя, письма и первыхъ правилъ арифметики. Къ счастiю, по свидетельствамъ техъ же бiографовъ, дедъ ребенка, любившiй театръ, часто водилъ своего внука на сценическiя представленiя, где и возникла въ немъ страсть къ сцене. Но эти сведенiя не подтверждаются несомненными доказательствами гораздо достовернее то, что онъ окончилъ курсъ въ Клермонтской коллегiи съ Париже и получилъ хорошее классическое образованiе, что не помешало его отцу исходатайствовать для него званiе "обойщика при короле" (tapissier ordinaire du roi), которое онъ самъ получилъ незадолго до того и намеревался передать сыну после своей смерти. Действительно-ли будущiй драматургъ занимался обойными работами, - въ этомъ бiографы спорятъ между собой, хотя есть довольно достоверныя указанiя утвердительно отвечающiя на этотъ вопросъ; но, какъ бы ты ни было, а къ 1648 г. Мольеръ получилъ отъ своего отца шестьсотъ тридцать ливровъ въ счетъ той доли, которая должна была прiйтись ему изъ материнскаго наследства, - и письменно отказался отъ всякихъ притязанiй на званiе придворнаго обойщика, предоставивъ отцу передать эту привилегiю любому изъ остальныхъ своихъ сыновей. Съ этихъ поръ Мольеръ разрываетъ все связи съ преданiями и взглядами своего семейства и идетъ туда, куда влечетъ его неодолимое призванiе.

никакiя ходатайства влiятельныхъ людей - ничто не помогло. Отецъ и его друзья главнымъ поводомъ къ своимъ увещанiямъ выставляли то униженное положенiе, въ которомъ въ то время находились актеры. Мольеръ съ одной стороны отвечалъ на это собственными соображенiями о высокомъ значенiи драматическаго искусства и о нелепомъ невежестве техъ, которые продолжали смотреть на актеровъ, какъ на людей, которыхъ следовало держать не иначе, какъ въ черномъ теле, - съ другой, сослался на незадолго до того, именно въ 1641 г., обнародованный королевскiй эдиктъ, по которому профессiя актера выводилась изъ опальнаго, такъ сказать, состоянiя. Какъ ни незначительны были нравственныя привилегiи, дававшiяся актерамъ этимъ эдиктомъ, онъ все-таки былъ шагомъ впередъ и, вероятно, способствовалъ тому, что къ Мольеру, въ качестве актеровъ, примкнули несколько молодыхъ людей изъ порядочныхъ семействъ. Изъ нихъ составилась труппа подъ управленiемъ молодаго Поклена. Чтобъ отличить ее отъ другихъ въ глазахъ публики, зараженной предразсудками, онъ далъ ей названiе "Знатнаго Театра" (Illustre Théâtre). Но, какъ и следовало ожидать, "знатные" юноши оказались далеко не знатными актерами, и такъ какъ свистки, которыми стала осыпать ихъ публика, прежде всего отражались неблагопрiятнымъ образомъ на кошельке антрепренера, т. е. Мольера, то онъ поспешилъ установить дело на более рацiональныхъ основанiяхъ. Главное ядро его труппы составили теперь актеры настоящiе, пользовавшiеся более или менее значительною репутацiею, прежнiе деятели, такъ сказать "любители", осталась только какъ второстепенныя липа. Но названiе "Знатнаго Театра" сохранилось и за новою группою. Директоромъ ея остался по прежнему Мольеръ, пополамъ съ девицею Бежаръ, соединившею свою труппу съ Мольеровскою. Дела, однако, не пошли особенно блистательно; главному директору приходилось не разъ закладывать вещи для добыванiя денегъ на расходы, даже высиживать по несколько дней въ тюрьме за долги. Дошло наконецъ до того, что большая часть актеровъ, не получая жалованья, разбрелась, - а Мольеръ - это было въ 1646 г. - съ жалкими остатками своей труппы, отправился искать счастiя въ провинцiи, въ сопровожденiи семейства Бежаровъ, состоявшаго въ то время изъ трехъ лицъ: одного брата и двухъ сестеръ. О путешествiи его сохранилось весьма мало точныхъ сведенiи; достоверно только то, что, черезъ два года после своего отъезда изъ Парижа, онъ былъ въ Нанте, потомъ очутился въ Бордо, где поставилъ на сцену свою "Фиваида", въ Вьенне и, наконецъ, въ Лiоне. Это было въ 1663 г. Пребыванiе его въ Лiоне замечательно темъ, что здесь была поставлена на сцену первая самостоятельная пьеса Мольера; "Ветренникъ" (L'Etourdi); до техъ поръ онъ писалъ только фарсы въ итальянскомъ роде и вкусе, какъ напр. "Доктора-Соперники", "Школьный Учитель", "Влюбленный Докторъ" и т. п. "Ветренникъ" былъ очень хорошо принятъ публикой, такой же притомъ имела, годъ спустя, вторая капитальная пьеса: "Любовная Досада" (Le dépit amoureux", поставленная на сцену въ Монпелье, где авторъ находился въ то время съ своею труппою. Странствованiя Мольера по провинцiи продолжались до 1658 г., когда, благодаря ходатайству принца Конти и герцога Орлеанскаго, ему было разрешено прiехать въ Парижъ для того, чтобы давать представленiя на придворномъ театре. Первое представленiе состоялось 24 октября 1658 г., въ присутствiи Людовика XIV; король остался доволенъ, и съ этихъ поръ судьба Мольера была решена: у него была постоянная труппа и постоянная сцена; зрителями его были дворъ и знатный классъ Парижа, покровителемъ - самъ король.

"Смешныя Жеманницы" (Les Précieuses Ridicules), въ которой онъ въ первый разъ вполне отрешился отъ латинскихъ и итальянскихъ традицiй, бывшихъ съ то время въ большой моде (особенно итальянскiя) во Францiи, и пересталъ, по его собственному выраженiю, "ощипывать" (éplucher) Меннандра; "Précieuses" представляютъ уже результатъ основательныхъ и меткихъ наблюденiй поэта надъ современною жизнiю, его окружившею. Въ перiодъ съ 1659 по 1665 г. онъ написалъ комедiи: "Сганарель" (Sganarelle), "Донъ Гарцiя" (Don Garde), "Школа Мужей" (l'Ecole des maris), "Недовольные" (Les Facheux), "Школа женщинъ" (L'Ecole des femmes), "Критика Школы женщинъ" (La Critique de l'Ecole des femmes), "Версальскiй экспромтъ" (L'Impromptu de Versailles), "Бракъ по принужденiю" (Le Mariage forcé), "Элидская Принцесса" (La princesse d'Elide) и три первыхъ действiя знаменитаго "Тартюфа". Некоторыя изъ этихъ пьесъ къ настоящее время пришли въ забвенiе, такъ какъ оне действительно лишены художественнаго достоинства; другiя и тогда имели большой успехъ, и теперь занимаютъ место въ числе лучшихъ литературныхъ произведенiй.

Въ 1661 г. (9-го марта) умеръ кардиналъ Мазаренъ, и Людовикъ XIV сделался полновластнымъ и самостоятельнымъ владыкою государства. "Въ первое же время, последовавшей за этимъ вступленiемъ во владенiе Францiею, - говоритъ одинъ изъ бiографовъ Мольера, - обнаружилось со стороны государя, въ отношенiи къ поэту нечто более значительное, чемъ обыкновенное и высокомерное покровительство - обнаружилось движенiе привязанности разумной, сознательной. Съ той минуты, какъ эти два человека, стоявшiе, по своему общественному положенiю, такъ неизмеримо далеко другъ отъ друга, одинъ - король, вышедшiй изъ подъ опеки, другой - заслуженный актеръ и еще робкiй моралистъ, сошлось и поняли одинъ другаго, между ними установилось нечто въ роде безмолвной ассоцiацiи, позволявшей последнему, - поэту, - свободно высказывать свои мысли и обещавшей ему защиту и покровительство, подъ единственнымъ условiемъ - чтить особу перваго, государя, и доставлять ему прiятное развлеченiе. Нужно прибавить, что ни одинъ государственный трактатъ, скрепленный словомъ монарха, не былъ, можетъ быть, исполненъ съ такою точностiю, какъ этотъ безмолвный договоръ; никогда и ни при никакихъ обстоятельствахъ драматургъ не виделъ себя лишеннымъ покровительства и защиты государя. Те бiографы просто смеются надъ нами, которые ставятъ Мольера въ число мыслителей, страдавшемъ въ свое время отъ правительственныхъ преследованiй. Напротивъ того, редкiй писатель шелъ къ своей цели такъ прямо, какъ это делалъ Мольеръ, и въ тоже время встречалъ на своей дороге такъ мало препятствiй..."

Въ конце 1661 г. Мольеръ, хотя отецъ его былъ въ это время еще живъ, принялъ по смерти своего брата титулъ "королевскаго камердинера", безъ прибавленiя однако званiя "обойщика". Въ 1662 г., онъ, будучи уже сорока летъ отъ роду, женился на девице Бежаръ, незаконной дочери той самой Мадлены. Бекаръ, съ которою Мольеръ началъ свое сценическое поприще: жене его было "сего семнадцать летъ, и эта разность въ возрасте, въ соединенiи съ легкомысленностью и ветреностью молодой г-жи Мольеръ, была причиною того, что въ семейной своей жизни онъ былъ очень несчастливъ. Ничто не могло утешить его въ этомъ несчастiи, потому что, не смотря на дурные поступки жены, онъ все-таки продолжалъ сильно любить ее: ни ухаживанье лучшихъ представителей высшаго общества, ни искреннiя дружба, съ которою относились къ нему такiе писатели, какъ Буало и Лафонтенъ, ни постоянная благосклонность короля, не перестававшаго давать ему доказательства этой прiязни, сперва назначенiемъ пенсiи въ тысячу лавровъ, после представленiя "Школы Женщинъ", потомъ - отдачею подъ его управленiе своей придворной труппы, съ ежегодною субсидiею въ семь тысячъ ливровъ и титуломъ "Труппы Короли",

"Тартюфа", - остроумной и грозной сатиры на ханжей-лицемеровъ. Пьеса была хорошо принята дворомъ; но въ массе публики, узнавшей о ней только по наслышкамъ, скоро поднялся такой скандалъ, что король, самъ апплодировавшiй ей на первомъ представленiи и сознавшiй полную благонамеренность, руководившую авторомъ при сочиненiи этой комедiи, увиделъ себя въ необходимости запретить ее для публики. Снятiе этого запрещенiя последовало только черезъ три года, именно въ 1667 г. Но треволненiя съ "Тартюфомъ" далеко не кончились. На другой же день после представленiя, Людовикъ XIV былъ въ эти время во Фландрiи - первый президентъ парламента отдалъ приказанiе немедленно снять съ афиши "Обманщика" (подъ этимъ названiемъ былъ теперь поставленъ "Тартюфъ"). Напрасно Мольеръ ссылался на королевское разрешенiе; пришлось подчиниться воле парламента, но къ тоже время онъ написалъ къ королю просьбу, въ которой напоминалъ о полученномъ разрешенiи и почтительно просилъ заставить чиновниковъ чтить слово, данное ихъ государемъ. "Если - говорить онъ въ этой просьбе - победа останется на стороне Тартюфовъ, то мне, конечно, надо навсегда отказаться отъ сочиненiя комедiй". Въ то время, когда просьба была ни пути къ тому городу, где находился Людовикъ XIV, на злосчастную комедiю обрушилась новая гроза; бывшiй учитель короля, парижскiй архiепископъ, отдалъ распоряженiе, которымъ запрещалъ "всякому смотреть на сцене, читать самому или слушать, какъ декламируютъ другiе, комедiю подъ заглавiемъ "Обманщикъ", - какъ публично, такъ и частнымъ образомъ, подъ страхомъ отлученiя отъ церкви". Между темъ посланные отъ Мольера съ вышеупомянутой просьбой представились государю, были ласково приняты имъ и возвратились съ ответомъ, что король, по возвращенiи въ Парижъ, снова прикажетъ пересмотреть пьесу, и она будетъ поставлена на сцену. Но постановка эта совершилась только черезъ два года, именно въ 1669 г.

"Донъ-Жуанъ", "Любовь-Докторъ", (L'Amour Médecin), "Мизантропъ", "Врачъ поневоле" (Lе Médesin malgré lui), "Амфитрiонъ", "Жоржъ Данденъ", "Скупой" (L'Avare). Жеманныя кокетки, невежественные доктора, педанты, пустые щеголи высшаго света, плохiе писатели, iезуиты, ханжи - все, что задевалось и метко осмеивалось перомъ знаменитаго драматурга, поочередно, по поводу той или другой комедiи, бурно возставало на автора, причинило ему всевозможныя непрiятности, - но онъ не гнушался ничемъ и прямо шелъ впередъ, обнаруживая не только громадную даровитость, но и изумительную неутомимость и легкость въ работе; такъ напр., комедiя "Les Fâcheux" была написана и поставлена на сцену въ теченiи пятнадцати дней. "L'amour Médecin" въ пять дней; не забудемъ при этомъ, что авторъ ихъ продолжалъ оставаться актеромъ и директоромъ труппы, т. е. несъ на себе трудъ, тоже весьма многосложный. Не было почти ни одной комедiи его, въ которой онъ не игралъ бы одной изъ главныхъ ролей; такъ наприм., онъ создалъ типъ Маскарилла въ "Ветреннице" и "Смешныхъ жеманникахъ"; Альберта - въ "Любовной Досаде"; Сганареля въ "Школе Мужей", "Браке по неволе", "Донъ-Жуане" и др., Арнольфа - въ "Школе женщинъ", Алцеста - въ "Мизантропе", Оргона въ "Тартюфе", Жоржа Дандена - въ комедiи темъ-же названiемъ; Гарпагона - въ "Скупомъ"; Журдини - въ "Мещанине-Дворянине". Аргала - въ "Мнимомъ Больномъ", и много другихъ. Что касается до того, какъ онъ исполнялъ эти роли, то все современныя свидетельства сходятся въ искреннихъ похвалахъ его сценическому таланту, особенно блистательно обнаруживавшемуся въ роляхъ чисто-комическихъ и оказывавшемуся очень слабымъ въ роляхъ серьезныхъ. Какъ директоръ труппы и главный режиссеръ ея, онъ занимался и этимъ деломъ съ неутомимымъ рвенiемъ и горячею любовью. Но постоянныя непрiятности, неизбежно сопряженныя съ этомъ занятiемъ, слабость здоровья и некоторыя другiя обстоятельства заставили его, подъ конецъ жизни, разочароваться къ прелестяхъ своей профессiи. Не смотря, однако, на это разочарованiе, не смотря и на то, что матерiальныя средства вполне позволяли Мольеру оставить занятiе актера и антрепренера, - онъ до последней минуты (и, какъ мы ниже увидимъ, въ буквальномъ смысле слова последней) оставался веренъ своему призванью. За два месяца до смерти Мольера, его посетилъ известный поэтъ Буало и, заставъ его очень больнымъ, сильно страдающимъ отъ кашля, сталъ увещевать его, говоря: "Послушайте вы ведь въ очень жалкомъ положенiи. Постоянное напряженiе вашего ума, безпрестанная работа вашихъ легкихъ на сцене, все, однимъ словомъ, должно было бы, наконецъ, побудить васъ отказаться отъ игры на театре. Неужели-же во всей вашей труппе не сыщется никто, способный, кроме васъ, на исполненiе первыхъ ролей? Ограничьтесь актерскою деятельностью и предоставьте сценическое исполненiе кому нибудь изъ вашихъ товарищей. Это принесетъ вамъ более почета въ глазахъ публики, которая будетъ смотреть на вашихъ актеровъ, какъ на вашихъ наемщиковъ; да при этомъ и ваши актеры, которые ведь не особенно мягки въ отношенiи къ вамъ, лучше почувствуютъ ваше превосходство". На это увещанiе Мольеръ отвечалъ. "Ахь, что вы такое говорите мне? Честь для меня заключается въ томъ, чтобы не покидать моей профессiи".

Болезнь, о которой мы упомянули, была смертельная. Мольеръ находился въ апогее своей славы (после названныхъ нами пьесъ имъ были еще написаны: "Г. Пурсоньякъ", "Мещанинъ-Дворянинъ" (Le Bourgeois Gentilhomme), "Плутни Скапена" (Les Fourberies de Scapin), "Ученыя женщины" (Les Femmes Savantes), и несколько менее значительныхъ), и академiя наукъ предлагала ему место въ своей среде, подъ условiемъ, однако, чтобы онъ пересталъ играть на сцене, - когда судорожный кашель, никогда не покидавшiй его, началъ заметно усиливаться. Въ разгаре этой болезни онъ написалъ и поставилъ на сцену свою последнюю комедiю "Мнимый Больной", въ которой игралъ главную роль. Въ разгаре ея четвертаго представленiя, Мольеръ чувствовалъ себя хуже обыкновеннаго. Друзья убеждали его не играть и отложить представленiе. "Да какъ-же это возможно? - ответилъ онъ; ведь въ спектакле заняты пятьдесятъ рабочихъ, которые только этимъ и живутъ. Что же они станутъ делать, если я отменю спектакль! Я бы тогда упрекалъ себя въ томъ, что лишилъ ихъ заработка хоть одинъ вечеръ, когда очень могъ не делать этого". И онъ, действительно, отправился въ театръ и сталъ играть съ величайшимъ трудомъ. При произнесенiи слова juro "клянусь", въ четвертомъ действiи, съ нимъ сделался припадокъ, который онъ имелъ силу преодолеть и не обнаружить; но это было последнее усилiе. По окончанiи акта, его отнесли домой. Чувствуя приближенiе смерти, онъ послалъ, последовательно, на двумя священниками; оба отказались прiйти: напутствовать въ вечную жизнь актера, считалось у тогдашняго духовенства грехомъ, оскверненiемъ святыни. Третiй священникъ пришелъ, но поздно. Въ припадке кашле, въ груди больнаго лопнулъ одинъ сосудъ, и онъ умеръ въ десять часовъ вечера, 17 февраля 1673 г. Священникъ того прихода, где онъ жилъ, отказался похоронить его, какъ актера; тогда вдова обратилась къ архiепископу парижскому съ просьбой, въ которой напоминала ему, что ея покойный мужъ умиралъ какъ христiанинъ, потому что хотелъ причаститься св. Тайнъ; кроме того, она просила короля, который приказалъ дать разрешенiе на похороны. Архiепископъ велелъ произвести следствiе, чтобы удостовериться, действительно ли Мольеръ, умирая, былъ проникнутъ чувствомъ истиннаго христiанина; результатъ следствiя оказался утвердительный, и тогда архiепископъ далъ разрешенiе, которое мы приводимъ здесь подлинными его словами, какъ любопытный документъ: "Принимая въ соображенiе и пр..... во вниманiе къ доказательствамъ, обнаруженнымъ следствiемъ, произведеннымъ по моему приказянiю, мы позволили священнику церкви св. Евстахiя, похоронить по церковному обряду тело покойнаго Мольера, на приходскомъ кладбище, съ темъ, однако, условiемъ, чтобы это погребенiе было совершено безъ всякой торжественности, не более, какъ двумя священниками, и не днемъ, и чтобы за упокой души его не было отправляемо торжественнаго богослуженiи ни въ вышеупомянутой церкви св. Евстахiя, ни въ какой либо другой..."

самоубiйцъ и детей, умершихъ безъ крещенiя {На томъ же кладбище былъ похороненъ знаменитый баснописецъ Лафонтенъ, Члены парижской коммуны (во время революцiи 1793 г.), постановили вырыть кости этихъ двухъ писателей и сложить ихъ въ месте, более достойномъ ихъ славы. Такъ и было сделано, хотя очень сомнительно, чтобы вырыты кости принадлежали действительно Мольеру и Лафонтену. Въ продолженiи семи летъ ихъ перетаскивали съ места на место, наконецъ въ 1799 г. окончательно сложили въ музее французскихъ памятниковъ. Но такъ какъ онъ былъ упраздненъ въ 1817 г., то останки двухъ знаменитостей, или, по крайней мере, считавшiеся именно ихъ останками, были погребены на кладбище Отца-Лашеза, где они покоятся и до сихъ поръ.}. Но общественное мненiе возмутилось такою нетерпимостью архiепископа. Не смотря на его запрещенiе, было отслужено множество частныхъ панихидъ по усопшемъ, и друзья выбили въ честь его бронзовую медаль, съ изображенiемъ, на одной стороне, его бюста, а на другой - гробницу, на которой написано: "Поэтъ и актеръ, умеръ въ 1673 г."

"Онъ обладалъ - говорятъ одинъ изъ его современниковъ - всеми качествами, составляющими вполне честнаго человека: онъ былъ великодушенъ и добръ, честенъ во всехъ своихъ действiяхъ, скроменъ въ отношенiи къ похваламъ, которыми осыпали его, ученъ безъ хвастовства своимъ познанiями, и такой мастеръ говорить, что первыя лица двора и города наперерывъ искали наслажденiя беседовать съ нимъ. Другой современникъ восхваляетъ его за ненарушимую прямоту характера, верность въ дружбе и неистощимую обязательность.

темъ мыслителямъ и поэтамъ, которые создаютъ въ области фантазiи мiръ действительный, которые, изъ вымышленныхъ ими личностей, творятъ живые типы, - типы, никогда не умирающiе и известные каждому, называются-ли они Фальстафами, донъ-Кихотами, Санчо-Пансами, Тартюфами, Алцестами или Гарпагонами. Правда, которою проникнуты его произведенiя, такъ глубока, такъ общечеловечна, что, подобно его славе, она постепенно молодеетъ, стареясь. Когда онъ говорилъ: "я беру свое добро везде, где нахожу его, (французская поговорка: "je prends mon bien partout où je le trouve"), то имелъ право выражаться такимъ образомъ, потому что искалъ въ книгахъ не остроумныхъ выходокъ или удачныхъ фразъ, чтобы присвоивать ихъ себе, а результатовъ опыта и наблюденiя прошедшаго, съ целью исправлять и расширять ихъ опытомъ настоящаго и наблюденiемъ надъ жизнью современной. Онъ бралъ въ займы медь и превращалъ ее въ золото. Его пьесы - будь то серьезныя комедiи или фарсы - все представляютъ собою психологическiе этюды, глубокiе и полные, - и если вы станете анализировать, одного вследъ за другимъ, его действующихъ лицъ, то, сведя итогъ различнымъ характерахъ, которыхъ эти лица служатъ представителями, получите всю сумму нашихъ страстей, нашихъ пороковъ, нашихъ чувствъ, а типъ различныхъ классовъ общества. Гарпагонъ - это гнусная скупость; его сынъ, Клеанть - безпорядочность и расточительность; Тартюфъ - безсовестное лицемерiе: донъ-Жуанъ - нахальство въ порочности; Арганъ - эгоизмъ и малодушiе; Журденъ - тщеславiе, соединенное съ глупостiю и невежествомъ; Вадiусъ и Триссотенъ - глупость и тщеславiе ученаго педантизма; Селимена - умъ, соединенный съ сухостью сердца; Акасть - болезненныя щекотливость душевной нежности и чести, Жоржъ-Данденъ - слабость и нерешительность; Сганарель - безсмысленная и грубая ревность; Аглора - ревность и зависть женщины; Дорантъ - плутъ и мошенникъ большаго света; Сотанвиль - деревенскiй дворянчикъ и т. д., и т. д...

"Человекъ съ прямымъ сердцемъ, съ здравымъ и твердымъ умомъ, откровенный, какъ его стиль, слишкомъ глубокiй мыслитель для тоги, чтобъ не стоять выше мелочей литературнаго тщеславiя" - Мольера", главнымъ образомъ, стоялъ за здравый смыслъ и правду. Онъ былъ, въ одно и тоже время, великiй живописецъ, великiй сатирикъ, великiй моря, листъ. Въ "Тартюфе" онъ преследовалъ лицемерiе религiозное; въ "Жеманницахъ" - лицемерiе языка; въ "Ученыхъ женщинахъ" - лицемерiе чувствъ; въ личностяхъ Панкраса и Морфурiя - лицемерiе знанiя. Подобно Кольберу {Известный министръ Людовика XIV.}, онъ ратовалъ за великiя реформы: рядомъ съ Декартомъ {Знаменитый французскiй философъ.} онъ сражался съ схоластическимъ варварствомъ; рядомъ съ Бакономъ {Знаменитый англiйскiй философъ.} - противъ науки, отделывающейся словами. Каждый разъ, какъ Мольеру приходится выступать на защиту своихъ собственныхъ произведенiя, онъ является великимъ критикомъ. Его достоинство состоитъ не только въ изображенiи пороковъ и смешныхъ сторонъ, но и въ начертанiи правилъ жизни, и если редкiй писатель понималъ лучше его всю безпредельность человеческой глупости, то редкiй писатель также умелъ глубже и проще его говорить языкомъ разума...

"Пьесою "Пурсоньякъ" Мольеръ представилъ образецъ самаго уморительнаго фарса; его "Мизантропъ" - самая глубокая комедiя; "Донъ-Жуанъ"--прекраснейшая изъ французскихъ романтическихъ драмъ. Такимъ образомъ, онъ прошелъ по всемъ ступенямъ драматическаго искусства, и ни на одной изъ нихъ не встретилъ себе соперника".