Жан Поклен де-Мольер

В биографии Шекспира, находящейся во 2-м выпуске нашего издании, мы упоминали, что от великого английского драматурга не осталось ни единой строки, писанной его собственною рукою, - ни одного из тех документов, которые имеют громадную важность для биографа: - мы говорили также, что многия из сведений, сообщавшихся о Шекспире посторонними лицами, были больше легендарного, чем достоверно-фактического свойства. Точно такое же явление повторилось и с знаменитым французским драматургом, одна из лучших комедий которого представляется читателям в настоящем выпуске. "Жизнь Мольера, - говорит один французский писатель, - отличается тою двойною странностью, что после него не осталось на одной собственноручной строки его, что ни один из его современников и друзей не собрал и не сообщил ничего о его личности, и что первое сочинение, в котором было нечто похожее на биографию знаменитого писателя, народного комика, появилось в 1705 г., т. е. через тридцать два года после его смерти. Вследствие этого, позднейшим биографам стоило большого труда отделить правду от вымысла, наполнить пробелы новыми розысками и т. п. На основании всех этих новых исследований, которым французские критики и ученые предавались с рвением, достойным великого драматурга, составлявшого предмет их изучения, - биография Мольера в настоящее время представляется в следующем виде.

родился в январе 1622 г., и и первых годах его детства мы не знаем ничего; известно только, что он лишился матери, будучи десятилетним мальчиком и что у него были в то время два брата и одна сестра. Мальчик рос, окруженный всем житейским комфортом, благодаря очень хорошему состоянию его отца, но, по свидетельству некоторых биографов, этот отец был человек ограниченный и крутой, делавший все для подавления умственного развития своего сына: достаточно знать, что он не хотел, чтобы этот последний, учился чему нибудь, кроме чтения, письма и первых правил арифметики. К счастию, по свидетельствам тех же биографов, дед ребенка, любивший театр, часто водил своего внука на сценическия представления, где и возникла в нем страсть к сцене. Но эти сведения не подтверждаются несомненными доказательствами гораздо достовернее то, что он окончил курс в Клермонтской коллегии с Париже и получил хорошее классическое образование, что не помешало его отцу исходатайствовать для него звание "обойщика при короле" (tapissier ordinaire du roi), которое он сам получил незадолго до того и намеревался передать сыну после своей смерти. Действительно-ли будущий драматург занимался обойными работами, - в этом биографы спорят между собой, хотя есть довольно достоверные указания утвердительно отвечающия на этот вопрос; но, как бы ты ни было, а к 1648 г. Мольер получил от своего отца шестьсот тридцать ливров в счет той доли, которая должна была прийтись ему из материнского наследства, - и письменно отказался от всяких притязаний на звание придворного обойщика, предоставив отцу передать эту привилегию любому из остальных своих сыновей. С этих пор Мольер разрывает все связи с преданиями и взглядами своего семейства и идет туда, куда влечет его неодолимое призвание.

ходатайства влиятельных людей - ничто не помогло. Отец и его друзья главным поводом к своим увещаниям выставляли то униженное положение, в котором в то время находились актеры. Мольер с одной стороны отвечал на это собственными соображениями о высоком значении драматического искусства и о нелепом невежестве тех, которые продолжали смотреть на актеров, как на людей, которых следовало держать не иначе, как в черном теле, - с другой, сослался на незадолго до того, именно в 1641 г., обнародованный королевский эдикт, по которому профессия актера выводилась из опального, так сказать, состояния. Как ни незначительны были нравственные привилегии, дававшияся актерам этим эдиктом, он все-таки был шагом вперед и, вероятно, способствовал тому, что к Мольеру, в качестве актеров, примкнули несколько молодых людей из порядочных семейств. Из них составилась труппа под управлением молодого Поклена. Чтоб отличить ее от других в глазах публики, зараженной предразсудками, он дал ей название "Знатного Театра" (Illustre Théâtre). Но, как и следовало ожидать, "знатные" юноши оказались далеко не знатными актерами, и так как свистки, которыми стала осыпать их публика, прежде всего отражались неблагоприятным образом на кошельке антрепренера, т. е. Мольера, то он поспешил установить дело на более рациональных основаниях. Главное ядро его труппы составили теперь актеры настоящие, пользовавшиеся более или менее значительною репутациею, прежние деятели, так сказать "любители", осталась только как второстепенные липа. Но название "Знатного Театра" сохранилось и за новою группою. Директором её остался по прежнему Мольер, пополам с девицею Бежар, соединившею свою труппу с Мольеровскою. Дела, однако, не пошли особенно блистательно; главному директору приходилось не раз закладывать вещи для добывания денег на расходы, даже высиживать по несколько дней в тюрьме за долги. Дошло наконец до того, что большая часть актеров, не получая жалованья, разбрелась, - а Мольер - это было в 1646 г. - с жалкими остатками своей труппы, отправился искать счастия в провинции, в сопровождении семейства Бежаров, состоявшого в то время из трех лиц: одного брата и двух сестер. О путешествии его сохранилось весьма мало точных сведении; достоверно только то, что, через два года после своего отъезда из Парижа, он был в Нанте, потом очутился в Бордо, где поставил на сцену свою "Фиваида", в Вьенне и, наконец, в Лионе. Это было в 1663 г. Пребывание его в Лионе замечательно тем, что здесь была поставлена на сцену первая самостоятельная пьеса Мольера; "Ветренник" (L'Etourdi); до тех пор он писал только фарсы в итальянском роде и вкусе, как напр. "Доктора-Соперники", "Школьный Учитель", "Влюбленный Доктор" и т. п. "Ветренник" был очень хорошо принят публикой, такой же притом имела, год спустя, вторая капитальная пьеса: "Любовная Досада" (Le dépit amoureux", поставленная на сцену в Монпелье, где автор находился в то время с своею труппою. Странствования Мольера по провинции продолжались до 1658 г., когда, благодаря ходатайству принца Конти и герцога Орлеанского, ему было разрешено приехать в Париж для того, чтобы давать представления на придворном театре. Первое представление состоялось 24 октября 1658 г., в присутствии Людовика XIV; король остался доволен, и с этих пор судьба Мольера была решена: у него была постоянная труппа и постоянная сцена; зрителями его были двор и знатный класс Парижа, покровителем - сам король.

"Смешные Жеманницы" (Les Précieuses Ridicules), в которой он в первый раз вполне отрешился от латинских и итальянских традиций, бывших с то время в большой моде (особенно итальянския) во Франции, и перестал, по его собственному выражению, "ощипывать" (éplucher) Меннандра; "Précieuses" представляют уже результат основательных и метких наблюдений поэта над современною жизнию, его окружившею. В период с 1659 по 1665 г. он написал комедии: "Сганарель" (Sganarelle), "Дон Гарция" (Don Garde), "Школа Мужей" (l'Ecole des maris), "Недовольные" (Les Facheux), "Школа женщин" (L'Ecole des femmes), "Критика Школы женщин" (La Critique de l'Ecole des femmes), "Версальский экспромт" (L'Impromptu de Versailles), "Брак по принуждению" (Le Mariage forcé), "Элидская Принцесса" (La princesse d'Elide) и три первых действия знаменитого "Тартюфа". Некоторые из этих пьес к настоящее время пришли в забвение, так как оне действительно лишены художественного достоинства; другия и тогда имели большой успех, и теперь занимают место в числе лучших литературных произведений.

В 1661 г. (9-го марта) умер кардинал Мазарен, и Людовик XIV сделался полновластным и самостоятельным владыкою государства. "В первое же время, последовавшей за этим вступлением во владение Франциею, - говорит один из биографов Мольера, - обнаружилось со стороны государя, в отношении к поэту нечто более значительное, чем обыкновенное и высокомерное покровительство - обнаружилось движение привязанности разумной, сознательной. С той минуты, как эти два человека, стоявшие, по своему общественному положению, так неизмеримо далеко друг от друга, один - король, вышедший из под опеки, другой - заслуженный актер и еще робкий моралист, сошлось и поняли один другого, между ними установилось нечто в роде безмолвной ассоциации, позволявшей последнему, - поэту, - свободно высказывать свои мысли и обещавшей ему защиту и покровительство, под единственным условием - чтить особу первого, государя, и доставлять ему приятное развлечение. Нужно прибавить, что ни один государственный трактат, скрепленный словом монарха, не был, может быть, исполнен с такою точностию, как этот безмолвный договор; никогда и ни при никаких обстоятельствах драматург не видел себя лишенным покровительства и защиты государя. Те биографы просто смеются над нами, которые ставят Мольера в число мыслителей, страдавшем в свое время от правительственных преследований. Напротив того, редкий писатель шел к своей цели так прямо, как это делал Мольер, и в тоже время встречал на своей дороге так мало препятствий..."

В конце 1661 г. Мольер, хотя отец его был в это время еще жив, принял по смерти своего брата титул "королевского камердинера", без прибавления однако звания "обойщика". В 1662 г., он, будучи уже сорока лет от роду, женился на девице Бежар, незаконной дочери той самой Мадлены. Бекар, с которою Мольер начал свое сценическое поприще: жене его было "сего семнадцать лет, и эта разность в возрасте, в соединении с легкомысленностью и ветреностью молодой г-жи Мольер, была причиною того, что в семейной своей жизни он был очень несчастлив. Ничто не могло утешить его в этом несчастии, потому что, не смотря на дурные поступки жены, он все-таки продолжал сильно любить ее: ни ухаживанье лучших представителей высшого общества, ни искренния дружба, с которою относились к нему такие писатели, как Буало и Лафонтен, ни постоянная благосклонность короля, не перестававшого давать ему доказательства этой приязни, сперва назначением пенсии в тысячу лавров, после представления "Школы Женщин", потом - отдачею под его управление своей придворной труппы, с ежегодною субсидиею в семь тысяч ливров и титулом "Труппы Короли",

"Тартюфа", - остроумной и грозной сатиры на ханжей-лицемеров. Пьеса была хорошо принята двором; но в массе публики, узнавшей о ней только по наслышкам, скоро поднялся такой скандал, что король, сам апплодировавший ей на первом представлении и сознавший полную благонамеренность, руководившую автором при сочинении этой комедии, увидел себя в необходимости запретить ее для публики. Снятие этого запрещения последовало только через три года, именно в 1667 г. Но треволнения с "Тартюфом" далеко не кончились. На другой же день после представления, Людовик XIV был в эти время во Фландрии - первый президент парламента отдал приказание немедленно снять с афиши "Обманщика" (под этим названием был теперь поставлен "Тартюф"). Напрасно Мольер ссылался на королевское разрешение; пришлось подчиниться воле парламента, но к тоже время он написал к королю просьбу, в которой напоминал о полученном разрешении и почтительно просил заставить чиновников чтить слово, данное их государем. "Если - говорить он в этой просьбе - победа останется на стороне Тартюфов, то мне, конечно, надо навсегда отказаться от сочинения комедий". В то время, когда просьба была ни пути к тому городу, где находился Людовик XIV, на злосчастную комедию обрушилась новая гроза; бывший учитель короля, парижский архиепископ, отдал распоряжение, которым запрещал "всякому смотреть на сцене, читать самому или слушать, как декламируют другие, комедию под заглавием "Обманщик", - как публично, так и частным образом, под страхом отлучения от церкви". Между тем посланные от Мольера с вышеупомянутой просьбой представились государю, были ласково приняты им и возвратились с ответом, что король, по возвращении в Париж, снова прикажет пересмотреть пьесу, и она будет поставлена на сцену. Но постановка эта совершилась только через два года, именно в 1669 г.

"Дон-Жуан", "Любовь-Доктор", (L'Amour Médecin), "Мизантроп", "Врач поневоле" (Lе Médesin malgré lui), "Амфитрион", "Жорж Данден", "Скупой" (L'Avare). Жеманные кокетки, невежественные доктора, педанты, пустые щеголи высшого света, плохие писатели, иезуиты, ханжи - все, что задевалось и метко осмеивалось пером знаменитого драматурга, поочередно, по поводу той или другой комедии, бурно возставало на автора, причинило ему всевозможные неприятности, - но он не гнушался ничем и прямо шел вперед, обнаруживая не только громадную даровитость, но и изумительную неутомимость и легкость в работе; так напр., комедия "Les Fâcheux" была написана и поставлена на сцену в течении пятнадцати дней. "L'amour Médecin" в пять дней; не забудем при этом, что автор их продолжал оставаться актером и директором труппы, т. е. нес на себе труд, тоже весьма многосложный. Не было почти ни одной комедии его, в которой он не играл бы одной из главных ролей; так наприм., он создал тип Маскарилла в "Ветреннице" и "Смешных жеманниках"; Альберта - в "Любовной Досаде"; Сганареля в "Школе Мужей", "Браке по неволе", "Дон-Жуане" и др., Арнольфа - в "Школе женщин", Алцеста - в "Мизантропе", Оргона в "Тартюфе", Жоржа Дандена - в комедии тем-же названием; Гарпагона - в "Скупом"; Журдини - в "Мещанине-Дворянине". Аргала - в "Мнимом Больном", и много других. Что касается до того, как он исполнял эти роли, то все современные свидетельства сходятся в искренних похвалах его сценическому таланту, особенно блистательно обнаруживавшемуся в ролях чисто-комических и оказывавшемуся очень слабым в ролях серьезных. Как директор труппы и главный режиссер её, он занимался и этим делом с неутомимым рвением и горячею любовью. Но постоянные неприятности, неизбежно сопряженные с этом занятием, слабость здоровья и некоторые другия обстоятельства заставили его, под конец жизни, разочароваться к прелестях своей профессии. Не смотря, однако, на это разочарование, не смотря и на то, что материальные средства вполне позволяли Мольеру оставить занятие актера и антрепренера, - он до последней минуты (и, как мы ниже увидим, в буквальном смысле слова последней) оставался верен своему призванью. За два месяца до смерти Мольера, его посетил известный поэт Буало и, застав его очень больным, сильно страдающим от кашля, стал увещевать его, говоря: "Послушайте вы ведь в очень жалком положении. Постоянное напряжение вашего ума, безпрестанная работа ваших легких на сцене, все, одним словом, должно было бы, наконец, побудить вас отказаться от игры на театре. Неужели-же во всей вашей труппе не сыщется никто, способный, кроме вас, на исполнение первых ролей? Ограничьтесь актерскою деятельностью и предоставьте сценическое исполнение кому нибудь из ваших товарищей. Это принесет вам более почета в глазах публики, которая будет смотреть на ваших актеров, как на ваших наемщиков; да при этом и ваши актеры, которые ведь не особенно мягки в отношении к вам, лучше почувствуют ваше превосходство". На это увещание Мольер отвечал. "Ахь, что вы такое говорите мне? Честь для меня заключается в том, чтобы не покидать моей профессии".

Болезнь, о которой мы упомянули, была смертельная. Мольер находился в апогее своей славы (после названных нами пьес им были еще написаны: "Г. Пурсоньяк", "Мещанин-Дворянин" (Le Bourgeois Gentilhomme), "Плутни Скапена" (Les Fourberies de Scapin), "Ученые женщины" (Les Femmes Savantes), и несколько менее значительных), и академия наук предлагала ему место в своей среде, под условием, однако, чтобы он перестал играть на сцене, - когда судорожный кашель, никогда не покидавший его, начал заметно усиливаться. В разгаре этой болезни он написал и поставил на сцену свою последнюю комедию "Мнимый Больной", в которой играл главную роль. В разгаре её четвертого представления, Мольер чувствовал себя хуже обыкновенного. Друзья убеждали его не играть и отложить представление. "Да как-же это возможно? - ответил он; ведь в спектакле заняты пятьдесят рабочих, которые только этим и живут. Что же они станут делать, если я отменю спектакль! Я бы тогда упрекал себя в том, что лишил их заработка хоть один вечер, когда очень мог не делать этого". И он, действительно, отправился в театр и стал играть с величайшим трудом. При произнесении слова juro "клянусь", в четвертом действии, с ним сделался припадок, который он имел силу преодолеть и не обнаружить; но это было последнее усилие. По окончании акта, его отнесли домой. Чувствуя приближение смерти, он послал, последовательно, на двумя священниками; оба отказались прийти: напутствовать в вечную жизнь актера, считалось у тогдашняго духовенства грехом, осквернением святыни. Третий священник пришел, но поздно. В припадке кашле, в груди больного лопнул один сосуд, и он умер в десять часов вечера, 17 февраля 1673 г. Священник того прихода, где он жил, отказался похоронить его, как актера; тогда вдова обратилась к архиепископу парижскому с просьбой, в которой напоминала ему, что её покойный муж умирал как христианин, потому что хотел причаститься св. Тайн; кроме того, она просила короля, который приказал дать разрешение на похороны. Архиепископ велел произвести следствие, чтобы удостовериться, действительно ли Мольер, умирая, был проникнут чувством истинного христианина; результат следствия оказался утвердительный, и тогда архиепископ дал разрешение, которое мы приводим здесь подлинными его словами, как любопытный документ: "Принимая в соображение и пр..... во внимание к доказательствам, обнаруженным следствием, произведенным по моему приказянию, мы позволили священнику церкви св. Евстахия, похоронить по церковному обряду тело покойного Мольера, на приходском кладбище, с тем, однако, условием, чтобы это погребение было совершено без всякой торжественности, не более, как двумя священниками, и не днем, и чтобы за упокой души его не было отправляемо торжественного богослужении ни в вышеупомянутой церкви св. Евстахия, ни в какой либо другой..."

самоубийц и детей, умерших без крещения {На том же кладбище был похоронен знаменитый баснописец Лафонтен, Члены парижской коммуны (во время революции 1793 г.), постановили вырыть кости этих двух писателей и сложить их в месте, более достойном их славы. Так и было сделано, хотя очень сомнительно, чтобы вырыты кости принадлежали действительно Мольеру и Лафонтену. В продолжении семи лет их перетаскивали с места на место, наконец в 1799 г. окончательно сложили в музее французских памятников. Но так как он был упразднен в 1817 г., то останки двух знаменитостей, или, по крайней мере, считавшиеся именно их останками, были погребены на кладбище Отца-Лашеза, где они покоятся и до сих пор.}. Но общественное мнение возмутилось такою нетерпимостью архиепископа. Не смотря на его запрещение, было отслужено множество частных панихид по усопшем, и друзья выбили в честь его бронзовую медаль, с изображением, на одной стороне, его бюста, а на другой - гробницу, на которой написано: "Поэт и актер, умер в 1673 г."

"Он обладал - говорят один из его современников - всеми качествами, составляющими вполне честного человека: он был великодушен и добр, честен во всех своих действиях, скромен в отношении к похвалам, которыми осыпали его, учен без хвастовства своим познаниями, и такой мастер говорить, что первые лица двора и города наперерыв искали наслаждения беседовать с ним. Другой современник восхваляет его за ненарушимую прямоту характера, верность в дружбе и неистощимую обязательность.

и поэтам, которые создают в области фантазии мир действительный, которые, из вымышленных ими личностей, творят живые типы, - типы, никогда не умирающие и известные каждому, называются-ли они Фальстафами, дон-Кихотами, Санчо-Пансами, Тартюфами, Алцестами или Гарпагонами. Правда, которою проникнуты его произведения, так глубока, так общечеловечна, что, подобно его славе, она постепенно молодеет, стареясь. Когда он говорил: "я беру свое добро везде, где нахожу его, (французская поговорка: "je prends mon bien partout où je le trouve"), то имел право выражаться таким образом, потому что искал в книгах не остроумных выходок или удачных фраз, чтобы присвоивать их себе, а результатов опыта и наблюдения прошедшого, с целью исправлять и расширять их опытом настоящого и наблюдением над жизнью современной. Он брал в займы медь и превращал ее в золото. Его пьесы - будь то серьезные комедии или фарсы - все представляют собою психологические этюды, глубокие и полные, - и если вы станете анализировать, одного вслед за другим, его действующих лиц, то, сведя итог различным характерах, которых эти лица служат представителями, получите всю сумму наших страстей, наших пороков, наших чувств, а тип различных классов общества. Гарпагон - это гнусная скупость; его сын, Клеанть - безпорядочность и расточительность; Тартюф - безсовестное лицемерие: дон-Жуан - нахальство в порочности; Арган - эгоизм и малодушие; Журден - тщеславие, соединенное с глупостию и невежеством; Вадиус и Триссотен - глупость и тщеславие ученого педантизма; Селимена - ум, соединенный с сухостью сердца; Акасть - болезненные щекотливость душевной нежности и чести, Жорж-Данден - слабость и нерешительность; Сганарель - безсмысленная и грубая ревность; Аглора - ревность и зависть женщины; Дорант - плут и мошенник большого света; Сотанвиль - деревенский дворянчик и т. д., и т. д...

"Человек с прямым сердцем, с здравым и твердым умом, откровенный, как его стиль, слишком глубокий мыслитель для тоги, чтоб не стоять выше мелочей литературного тщеславия" - Мольера", главным образом, стоял за здравый смысл и правду. Он был, в одно и тоже время, великий живописец, великий сатирик, великий моря, лист. В "Тартюфе" он преследовал лицемерие религиозное; в "Жеманницах" - лицемерие языка; в "Ученых женщинах" - лицемерие чувств; в личностях Панкраса и Морфурия - лицемерие знания. Подобно Кольберу {Известный министр Людовика XIV.}, он ратовал за великия реформы: рядом с Декартом {Знаменитый французский философ.} он сражался с схоластическим варварством; рядом с Баконом {Знаменитый английский философ.} - против науки, отделывающейся словами. Каждый раз, как Мольеру приходится выступать на защиту своих собственных произведения, он является великим критиком. Его достоинство состоит не только в изображении пороков и смешных сторон, но и в начертании правил жизни, и если редкий писатель понимал лучше его всю безпредельность человеческой глупости, то редкий писатель также умел глубже и проще его говорить языком разума...

"Пьесою "Пурсоньяк" Мольер представил образец самого уморительного фарса; его "Мизантроп" - самая глубокая комедия; "Дон-Жуан"--прекраснейшая из французских романтических драм. Таким образом, он прошел по всем ступеням драматического искусства, и ни на одной из них не встретил себе соперника".