Любовная досада. Действие второе

Да-да, известна вам вся истина о том,

Зачем был скрыт мой пол и скрыт мой отчий дом;

Вы знаете, что к ним была взята я с детства

Затем, чтоб сохранить у них в руках наследство;

Что смерть в младенчестве их сына унесла

И за наследника я выдана была.

Да, все известно вам, вот это и причина,

Что легче будет мне открыться вам, Фрозина.

Но ранее, чем я к рассказу приступлю,

Мои сомнения вас разрешить молю.

Ужели сыном он меня считает честно?

По правде, и меня смущало уж не раз

То обстоятельство, что занимает вас.

Затеи этой всей не знаю я начала,

Не более меня и мать моя узнала.

Вот все, что знаю я: когда их умер сын

(Он был надеждой их, и был у них один;

Богатый дядюшка ребенку до рожденья

В духовной завещал огромные владенья),

Отец в отъезде был; тогда решила мать

Кончины мальчика ему не открывать:

Он был бы вне себя вдвойне, лишась наследства,

Которое дало б ему такие средства.

Чтоб скрыть всю истину (и вот ее вина!),

Ребенка подменить придумала она.

Обман устроила она довольно тоно:

Как будто ваша мать - кормилица ребенка,

А та из выгоды взялась беде помочь

Так взяли вас от нас, где вы со мною жили;

Альберу ничего о том не сообщили.

Хранила свой секрет двенадцать лет жена;

Скоропостижно вдруг скончалася она,

И смерть не принесла загадки разрешенья.

Но с вашей матерью он не прервал сношенья,

И тайно деньгами он помогает ей,

Что подозрительно мне кажется, ей-ей.

С другой же стороны, Альбер женить вас хочет

И о невесте вам усиленно хлопочет.

Быть может, знает он не все, а только часть…

Но к отступлениям пора смирить мне страсть,

Так долго говорим, а все не ближе к цели.

Вернемся же к тому, что вы открыть хотели.

Так знайте ж: у любви, Фрозина, зоркий взгляд -

Не обмануть ее, надев чужой наряд,

И под мужским плащом любви коварной стрелы

До сердца девушки проникнули несмелой.

Люблю.

Постойте, я еще вас больше удивлю.

Приберегите же, прошу вас, изумленье,

Пока вам не скажу, о ком души томленье.

Вы любите его?

Вы правы. Полюбить наследника, кого

Лишает ваш обман огромного именья!

Когда бы навести его на подозренья,

Все состояние вернулось бы к нему.

Да, тут действительно дивиться есть чему.

Что я его жена.

Жена! Великий боже!

Как? Вы его жена?

Да, я его жена.

Да тут сойдешь с ума!

Еще сказать должна…

Он этого до сей поры не знает

И о моей судьбе и не подозревает.

Добейте! Вы меня поставили в тупик.

Но как же разгадать подобную загадку?

Коль вы хотите знать, скажу вам по порядку.

Когда к моей сестре Валер попался в сеть,

Я стала на него с участием смотреть,

Валер казался мне вполне любви достойным.

За ним следила я с смущеньем беспокойным,

Люсиль в холодности я стала обвинять,

Ей качества его старалась объяснять.

И что же! Поддалась влеченью незаметно,

Которое в сестре старалась вызвать тщетно.

Он обращался к ней - внимала я ему,

И каждый вздох его шел к сердцу моему.

Отвергнутые там, слова его печали

Как победители, мне в душу проникали,

И сердце слабое, Фрозина, захватил

Предназначавшийся не мне сердечный пыл.

Удар был отражен, а мне вся боль досталась,

И я за долг чужой с избытком рассчиталась.

Скрыв правду от него, взять счастие себе.

С ним ночью встретилась под именем Люсили;

Ему уста мои любовь мою открыли.

Тут все мне помогло: наряд мой, мрак ночной.

Он до конца не знал, что говорит со мной.

Под складками моей обманчивой одежды

Я возбудила в нем счастливые надежды;

Сказала, что к нему пылаю я давно,

Но что отцом моим другое решено,

Что потому при всех нам надо притворяться

И ночи лишь одной спокойно доверяться;

Что днем не должен он искать со мною встреч

Из опасения секрета не сберечь;

Что буду я при всех такою, как бывало,

Чтобы моей любви ничто не выдавало -

Ни жест, ни вздох, ни взгляд, ни слово, ни намек;

Что будет от меня, как прежде, он далек…

Ну, словом, долго я рассказывать не стану,

Как прибегала я не раз еще к обману

Своим супружеством с ним закрепила связь.

Талантов этаких не знала я за вами!

Ах вы притворщица с холодными глазами!

Но поспешили вы, пожалуй, тут слегка:

Хоть удавалось вам как будто все пока,

Но ведь рассчитывать на тайну безрассудно,

И долго все скрывать, пожалуй, будет трудно.

Чем удержать любви стремительный полет?

Она одним горит, она одним живет.

О, лишь бы цели ей достигнуть было можно,

А остальное все так кажется ничтожно!

Но все ж решила я открыться вам, мой друг;

Мне нужен ваш совет… Ах, вот и мой супруг!

Простите, может быть, явился я не в пору?

Я удалюсь.

О нет! К чему от вас скрывать?

Вы дали тему нам и вправе нас прервать.

Я здесь Фрозине объяснился,

Что, будь я женщиной, Валером бы пленился,

А если бы ему взаимно был я мил,

То счастье бы ему с восторгом подарил.

Увы! От этих слов мне проку очень мало,

Когда подобное нам «если» помешало.

Но что, когда бы вас я на слове поймал

И лестный отзыв ваш проверить пожелал?

Взаимность вы нашли б наверно в сердце этом.

Так если б вы могли моей любви помочь

Своим вмешательством, вы были бы не прочь?

Нет, обмануло б вас такое ожиданье.

Как? После ваших слов - подобное признанье?

Как? Вы хотели бы просить меня? О чем?

Была б я девушкой, влюбленной в вас притом,

Я обещала б вам оказывать услуги,

Чтобы добились вы любви иной подруги?

Нет! Слишком эта роль была бы тяжела.

Но вы не женщина.

Вся речь моя была

От сердца женского; так к ней и относитесь,

Так, значит, согласитесь,

Что, если небеса нам чуда не пошлют,

Не должен ни на что рассчитывать я тут.

Раз вы не женщина - прости вся ваша нежность,

И встретить я у вас могу одну небрежность.

Но я в делах любви ужасно щекотлив:

Легко меня смутить, безделкой оскорбив,

Когда пылаю я. Скажу вам откровенно:

Я лишь тогда готов служить вам неизменно,

Когда вы сможете поклясться в свой черед,

Что и у вас в душе любовь ко мне живет,

Что дружбу пылкую мою делить вы рады

И, будь я женщиной, не будь меж нас преграды,

Ко мне пылали б вы сердечных чувств огнем.

Подобной ревности я не встречал ни в ком,

Но, как бы ни было, мне это чувство лестно,

О, если так, я клятву вам даю,

Что ваши выгоды с своими я солью!

Я вскоре тайну вам одну открыть посмею,

И дружбой мне помочь вы сможете своею.

И я один секрет доверю тоже вам

И дружбу выказать мне вашу повод дам.

Каким же образом? Как я успею в этом?

Вздыхаю тайно я, а над моим предметом

Вы можете один иметь такую власть,

Чтоб увенчать мою мучительную страсть.

Откройтесь мне, Аскань. Когда мое участье

Способно вам помочь, своим считайте счастье.

Сказали больше вы, чем думали.

О нет!

Но назовите же скорее свой предмет.

Нет, время не пришло. Но будьте лишь готовы

Узнать, что то лицо вам очень близко.

Что вы!

О, как бы я был рад! Ужель моя сестра?..

Так. Не пришла пора.

Но позволения еще я не имею.

Добейтесь же его и возвращайтесь с ним;

Кто будет друг верней - тогда мы и сравним.

Пусть так, я очень рад.

Я буду клятве верен.

Он дружбу братскую найти у вас намерен.

Так, решено! Пойми: одна возможна месть -

Хоть чем-нибудь его в отчаянье привесть.

О, сердцу моему так сладко будет мщенье!

Мой брат! Вам предстоит увидеть превращенье.

Не буду больше я с Валером так горда,

Ему отдать любовь решаюсь навсегда.

Что слышу! Вы шутить хотите, вероятно?

Мне переменчивость такая непонятна.

Но непонятнее ответ ваш для меня:

Не вы ль достоинства Валера оценя,

Из-за него меня бранили так? Не вы ли

Меня в жестокости и гордости винили?

И что ж: решила я исполнить ваш совет -

И порицание встречаю вдруг в ответ!

Я позабыл о нем, судьбою вашей занят.

Я знаю, что Валер вам отвечать не станет,

Другая страсть теперь душе его закон.

А вдруг на ваш призыв не отзовется он?

Поверьте, за него тревожиться не стоит:

Он от меня не скрыл своей любви огня.

Скажите же ему всю правду от меня,

А не хотите вы - сама сказать сумею,

Что нежностью меня растрогал он своею…

Что это значит, брат? Чем вы так смущены?

Увы, сестра моя! От сердца глубины

Я умоляю вас: одумайтесь, сдержитесь

И от намерений подобных откажитесь.

Сестра! Валер любим несчастною одной, -

Она мне дорога не менее родной.

Внемлите же мольбам и заклинаньям брата,

Подумайте: она ни в чем не виновата.

Она открылась мне, и власть любви такой

Должна торжествовать над гордостью людской.

Да, вы бы сжалились, наверно, над бедняжкой,

Поняв, какой удар готовите ей тяжкий.

Страдая вместе с ней, скажу вам наперед:

Невозвратимую потерю обнаружа.

Эраст достоин вас, для вас нет лучше мужа;

Взаимная любовь…

Я, брат, не знаю той,

О ком печетесь вы с такою добротой…

Но прекратим наш спор. Довольно, ради бога!

Я в одиночестве хочу побыть немного.

Жестокая сестра! Вы губите меня,

Свое ужасное намеренье храня.

Какое быстрое, сударыня, решенье!

Любовь оскорблена - ей нужно утешенье.

Что близко под рукой, берет она, спеша,

Изменник! Наглое такое оскорбленье!

Я не могу прийти в себя от изумленья,

Кругом да около напрасно я брожу.

Что приключилось тут - ума не приложу.

Едва ли можно быть - скажу я вам по чести -

Восторженней, чем он, от вашей доброй вести:

Он так возликовал от вашего письма,

Звал божеством меня, был прямо без ума.

Однако же, когда явилась я вторично,

Я встречена была ну прямо неприлично.

Все изменилось так, что просто чудеса!

Но что произошло за эти полчаса?

Что б ни произошло, мне это безразлично,

И ненависть моя отныне безгранична.

Как! Этой низости причину ищешь ты

Не в глубине его душевной черноты?

Письмо мое, винюсь, есть слабости излишек.

Вы правы. Сознаюсь: он виноват кругом

И мы нигде черней измены не найдем.

Вперед наука нам. Развешиваем уши,

Когда бездельники смущают наши души,

Клянутся нам в любви, страдают без конца,

И эти россказни смягчают нам сердца.

Мы поддаемся им затем, что слишком слабы.

Мы глупы, а они… Чума их всех взяла бы!

О, пусть он надо мной смеется - ничего!

Недолго ведь его продлится торжество.

Я покажу ему, как в сердце благородном

Легко сменить любовь презрением холодным.

Да хорошо еще, что мы не в их руках;

Что было б иначе - подумать просто страх!

Нет, что ни говори, недаром в вечер темный,

Как расшалимся мы, я оставалась скромной.

«Брак, мол, прикроет грех». Но я nescio vos.^[29]

Послушай: неужель твой ум совсем не чуток,

Что этакий момент ты выбрала для шуток?

Я в сердце самое поражена навек,

И если б захотел тот низкий человек…

Но нет, я и на то рассчитывать не смею,

Что как-нибудь отмстить удастся мне злодею

(Уж слишком был небес несправедлив удар,

Чтоб ждать от них себе могла я мести в дар).

Когда б он захотел по воле провиденья

Мне жизнью заплатить за эти заблужденья, -

В слезах у ног моих проступок свой кляня, -

Не вздумай за него упрашивать меня.

Напротив, я хочу, чтоб ты без сожаленья

Напоминала мне всю дерзость оскорбленья;

И если б в слабости сердечной я могла

Забыть, как честь моя унижена была, -

И справедливый гнев опять во мне разбудит.

О нет, не бойтесь вы, чтобы мой гнев утих:

Оскорблена и я не меньше вас самих,

И лучше в девушках всю жизнь свою останусь,

Но с толстяком своим коварным я расстанусь.

Люсиль! Нельзя ль ко мне учителя позвать?

Хочу наедине я с ним потолковать.

Быть может, он мое рассеет беспокойство

И брата вашего мне объяснит расстройство.

В какие пропасти мучений и забот

Дурной поступок нас безжалостно влечет!

Корыстолюбия презренного избыток

Уж сколько моему доставил сердцу пыток!

Наследство столько уж мне принесло вреда,

То мне представится, что стал обман известным,

Что в нищете семья, я заклеймен «бесчестным»;

То я за жизнь его пугаюсь и дрожу,

О мальчике чужом совсем с ума схожу;

Уеду ль по делам, боюсь по возвращенье

О бедствии таком услышать сообщенье:

«Как! Вы не знаете? У вашего сынка

Горячка, сломана нога или рука».

О чем ни думаю, а в мыслях неотвязных

Сто разных горестей и бед разнообразных.

А!

Mandatum tuum curo diligenter.^[30]

Учитель! Я хотел…

Учитель - magister,^[31]

А! Не знал, скажу по чести.

Но это все равно. Учитель! Надо вместе…

Прошу вас продолжать.

Я рад бы продолжать,

Но красноречие вас попрошу сдержать.

Итак, учитель, я - уж в третий раз, заметьте -

Хочу просить у вас: на мой вопрос ответьте.

Мой сын - вы знаете, мне очень дорог он…

«Filio non potest…»^[32]

Э, бросьте ваш жаргон!

Чтоб с вами по душам потолковать о сыне,

Совсем не надобно нам прибегать к латыни.

Я верю на слово - готов поклясться в том! -

И в ваши знания и в докторский диплом.

Вы вашу не должны выкладывать доктрину

И поучать меня и слов пускать картечь,

Как будто с кафедры вы говорите речь.

Покойный мой отец (он был высоких правил)

Лишь Часослов меня весь выучить заставил;

Полвека я его читаю день за днем

И все же ничего не понимаю в нем.

Так от науки вы на время оторвитесь

И речью как-нибудь ко мне приноровитесь.

Сыну моему внушает ужас брак.

Напрасно я его пытаю так и сяк -

Холодность вижу в нем одну и нежеланье.

Не Марка ль Туллия сказалось здесь влиянье?^[33]

Подобных склонностей его держался брат:

Еще Athanoton, как греки говорят…

Оставьте греков вы, славян всех и албанцев

И всяческих тому подобных иностранцев,

Ученый мой магистр! Они тут ни при чем,

У нас нет с ними дел, он с ними не знаком.

Отлично. Что ж ваш сын?

Меня берет сомненье:

А вдруг он тайное скрывает увлеченье?

Он грустен, молчалив. Уж тут не жди добра.

Как по хозяйству лес я обходил вчера,

Я подглядел его в непроходимой чаще,

Уединения он стал искать все чаще.

«В уединении скрывался он лесном».

Такое место мы secessus назовем.

Вергилий так сказал: …^[34]

Вергилий вам сказал? Однако вот так фокус:

Откуда он узнал? Ведь в той лесной глуши

Мы были - я да сын, и больше ни души.

Прошу прощения: назвал я имя это

Не как свидетеля - как славного поэта.

А я вам говорю: мне вовсе дела нет,

Что скажет вам любой свидетель иль поэт.

Я подтверждаю сам свои предположенья.

Однако выбирать должны мы выраженья

У лучших авторов. Tu vivendo bono,^[35] -

Нас учат, - scribendo sequare peritos.^[36]

Черт или человек! Меня ты слушать будешь?

Квинтилиан^[37] сказал…

Терпенье с ним забудешь!

Болтун!

Его слова сейчас вам приведу

И, верно, к ним у вас сочувствие найду.

О, черт тебя возьми! Ужель тебе все мало?

Вот искушение меня вдруг обуяло:

Вкатить бы парочку хороших оплеух!

Что вас так гневает? Зачем бранитесь вслух?

Чего хотите вы?

В двадцатый раз: нельзя ли,

Чтоб вы дослушали меня и не прервали?

Давно бы так!

Я слушать вас готов.

Пускай сойду на ранней смерти ложе,

Когда хоть слово я скажу.

Помилуй боже!

Мне не поставите болтливости в вину.

Начните же рассказ ваш.

Не бойтесь, чтоб я вас прервал неделикатно.

Слушать вас мне будет лишь приятно.

Обещал я замолчать совсем…

Довольно же!

…и я отныне буду нем.

Ну, смелей! Но говорите кратко.

В моем внимании не будет недостатка,

Я не раскрою рта.

Предатель и злодей!

Но говорите же, кончайте поскорей!

Я долго слушал вас, и слушал бескорыстно,

Пора начать и мне.

Так слушай, ненавистный!..

Как? Слушать все еще? Сбегу со всех я ног,

Коль мы не превратим беседу в диалог.

Мое терпение…

Все говорит! Per Iovem!^[38]

Я не сказал…

Потока быстрого стремительных речей?

Я просто изумлен! Он льется как ручей!

Я наконец взбешусь!

О пытка без названья!

Открыть мне дайте рот хотя б из состраданья!

Молчащего глупца смешают наконец

С безмолвным мудрецом.

Ты замолчишь, мудрец!

Здесь мысль разумную припомнить не пора ли?

Мысль эта: «Говори, чтобы тебя познали».

Да, если у меня речь будет отнята,

То превратиться я скорей готов в скота

И уподобиться безмолвному творенью…

Ну вот, опять на всю неделю я с мигренью!

Но если замолчать ученые должны

И не внимает мир их речи вдохновенной,

Пускай изменится порядок во вселенной:

Пусть курица начнет лисицу загрызать,

Пусть смет старику младенец приказать,

Пускай охотятся ягнята за волками,

Законом правит шут, а женщины - полками,

Преступник над судьей пусть совершает суд,

А школьники пускай учителя секут,

Здоровому больной лекарство предлагает,

Пугливый заяц же…

Альбер, вернувшись, звонит над ухом, Метафраста в колокольчик и этим обращает его в бегство.

Спасите! Убивают!

Учитель . - В прижизненных изданиях Мольера слово magister (учитель) писалось через дефис (magis-ter) и так же произносилось Метафрастом. Пародируя схоластическую форму доказательств, Мольер разлагает слово на magis (больше) и ter (в три раза).

Сыну нельзя предпочесть… (никого, кроме другого сына) (латин.).

Не Марка ль Туллия сказалось здесь влиянье? - Знаменитый писатель Марк Туллий Цицерон (106-43 гг. до н. э.) в письме к Аттику рассказывает о брате Квинте, постоянно ссорившемся со своей женой Помпонией, сестрой Аттика.

Есть уединенное место… (латин.) (Вергилий, Энеида, кн. 1, стих 159).

Квинтилиан - римский ритор I в. н. э., автор книги «Наставления в ораторском искусстве».

Автор:	Мольер Ж.
Категория:	Комедия


Предыдущая страница	Оглавление	Следующая страница