Принцесса Элиды. Действие первое

За чувства нежные мне ль, принц, вас осуждать,

Когда причину их сумел я отгадать?

Скорбь дряхлых дней моих не получила власти

Родить в душе вражду к восторгам сладким страсти,

И, хоть моя судьба уже близка к концу,

Скажу я, что любовь подобным вам к лицу;

Что дань, платимая чертам лица прекрасным,

Душевной красоты залогом служит ясным,

Что, если никогда принц не бывал влюблен,

Не будет милостив, велик не будет он.

Мне это качество любезно во владыке:

В сердечной нежности я вижу знак великий,

Что не напрасно мы от принца много ждем,

Коль склонная к любви душа заметна в нем.

Поможет эта страсть - а ведь она всех краше -

Всем добродетелям проникнуть в души наши;

Деяний доблестных она родная мать,

И всем героям пыл ее пришлось узнать.

И на моих глазах в вас зрела добродетель,

Я знал в вас качества, достойные похвал,

В которых кровь отцов я ваших узнавал;

Глубокого ума я видел в ней истоки,

Ценил ваш нрав прямой, осанку, дух высокий;

Вы ловкостью своей блистали каждый час,

И был встревожен я, любви не видя в вас.

Но этой раны боль - знак неопровержимый,

Что стрелами ее вы тоже уязвимы.

Я радуюсь, восторг наполнил сердце мне:

Теперь свой сан носить достойны вы вполне.^[136]

За то, что мне смешна любви казалась сила -

Увы! - теперь, Арбат, она мне отомстила,

И, знай ты глубину моих сердечных мук,

Ты не желал бы мне любовь изведать, друг.

Ах, что сулит мне рок? Как приподнять завесу?

Я пламенно люблю элидскую принцессу!

Под внешней прелестью все чувства с юных дней

На этом празднестве она, его царица,

Бежит всех жаждущих ее любви добиться.

Неверно, будто все, что нравиться должно,

Нам стоит лишь узреть, как нас пленит оно,

И будто первый взгляд разжечь способен пламя,

Заложенное в нас с рожденья небесами.

Когда здесь шел мой путь из Аргоса домой,

Принцесса первый раз предстала предо мной,

Впервые лицезрел я красоту такую,

Но на нее взирал, как смотрят на статую.

Блеск юности ее был мною оценен,

Но тайной склонности в душе не вызвал он,

И вновь спокойно зрел Итаки берега я,

Два года образа ее не вспоминая.

Но вот разнесся слух о том, каким она

К любви презрением прославленным полна,

О том, что ненависть в душе ее надменной

К супружеству живет и крепнет неизменно,

Что, за спиной колчан и лук всегда в руках,

Охоту лишь любя, и юношам Эллады,

О ней вздыхающим, не должно ждать пощады…

Ну как, ты восхищен? Вот сходство душ, вот рок!

И то, что сделать вид красавицы не мог, -

Слух о надменности родил; необычаен

Восторг моей души, ему я не хозяин.

Прославленная спесь, таинственно маня,

Принцессу вспоминать заставила меня,

И взор мой, с прежними совсем уже несходный,

Воссоздал образ мне прекрасный, благородный

И столь пленительным представил мой удел -

Когда б я холодность ее преодолел, -

Что я, блистательной победе той в угоду,

Вмиг сердца своего пожертвовал свободу.

Хоть силилось оно приманку эту клясть,

Она приобрела над ним такую власть,

Что, увлекаемый какой-то тайной силой,

Сюда спешил приплыть я из Итаки милой.

Желанья страстные помог мне скрыть от всех

К которым Ифитас, отец принцессы славной,

Всей Греции владык к себе созвал недавно.

Какая, государь, стараний этих цель?

Зачем настойчиво вам страсть скрывать досель?

Принцессу полюбив - сказать, вам вторя, смею, -

Намерены блеснуть вы ловкостью пред нею,

И ни единый взор и ни единый звук

Ей не открыл еще сердечных ваших мук?

Мне непонятен смысл такого поведенья,

Что сердцу не велит добиться объясненья.

По-моему, любовь не может ждать плода,

Коль явною она не станет никогда.

Страданья ей открыв - поверь мне, - несомненно,

Презренья лишь добьюсь я от души надменной

И окажусь в ряду тех царственных рабов,

Чье чувство ей велит в них видеть лишь врагов.

Пример властителей Мессены, Пила ярок:

И добродетелей напрасно высотой

Стремились подкрепить упорный пламень свой, -

Они отвергнуты, и грустное молчанье

Скрывает потому моей любви страданья;

Мою судьбу решил соперников позор:

В презренье к ним я свой читаю приговор.

Нет, на презренье к ним смотрите, принц, иначе:

В надменности ее для вас залог удачи.

Вам сердце победить дозволено судьбой,

Что лишь холодностью ограждено одной.

Не отразить ей страсть, которой вы палимы, -

Нет в нем к кому-нибудь любви непобедимой.

Коль сердце занято, бороться трудно с ним,

Свободное всегда скорей мы победим,

И пусть оно полно холодности надменной -

Терпенье верх над ним одержит непременно.

Так не скрывайте же вы власть ее очей,

Пусть ярко пламень ваш пылает перед ней,

Но силы вашего желанья приумножит.

Возможно, путь к ее суровой красоте

Найдете вы, - его не знали принцы те,

И, если спесь ее захочет своенравно

Не даровать и вам над ней победы славной,

Утешить вас должно сознанье в грустный миг,

Что и соперников такой удел постиг.

Признанья торопя, не согласясь со мною,

Большую радость мне доставил ты, не скрою.

Я выведать хотел, ведя беседу так:

Уже мной сделанный одобришь ли ты шаг?

Но раз его таить нет больше основанья,

Узнай: ей объяснить должны мое молчанье,

И, может быть, пока я здесь с тобою был,

Ей сердца моего открыли тайный пыл.

Скрываясь от толпы поклонников, с рассвета

Она охотится, и выбрал время это,

Чтоб страсть мою открыть ей за меня, Морон.

Морон, мой государь?..

Ты этим удивлен?

То, что он шут, поверь, мой выбор не порочит -

Он не такой дурак, каким казаться хочет,

И, вопреки всему, он разумом своим

Нередко выше тех, кто тешится над ним.

Принцессе все его дурачества по нраву,

Ее развеселить умеет он на славу

И может говорить тогда отважно то,

Что никогда бы ей не смел сказать никто.

Уверен, словом, я, что выбор мой удачен.

Желаньем доказать мне дружбу он охвачен

И, будучи к тому ж рожден в моей стране,

В ущерб соперникам в любви поможет мне.

Немного золота усердью для подкрепы…

Ко мне, ко мне скорей! Грозит мне зверь свирепый!

Ах, ни души кругом!

Впрямь он. Куда бежит он в ужасе таком?

От вепря улизну ль? В великой я тревоге…

От яростных клыков меня избавьте, боги,

А за спасенье вам я обещать готов

Три фунта ладана и жирных двух тельцов.

(Наталкивается на Эвриала и в страхе принимает его за зверя.)

Что с тобой?

Я принял вас сначала

За зверя страшного, чья пасть мне угрожала,

И ужас, государь, еще владеет мной.

Но что произошло?

Ах, этому виной

Принцессы странный нрав! Изволь охоться с нею!

И как не проклинать дурацкую затею?

Ну что за радость быть охотником, когда

Везде, черт побери, вас сторожит беда?

Согласен, так и быть, - охотиться приятно

На зайцев, кроликов, на ланей, и понятно:

Вся тварь подобная всегда кротка весьма

И, лишь завидит нас, скрывается сама.

Но если мы травить зверье такое будем,

В котором никогда нет уваженья к людям,

И, хоть вы от него, оно за вами вслед,

То к глупостям таким во мне охоты нет.

В чем дело? Объясни!

В работе той суровой,

Я поручиться б мог, что так произойдет:

Назначен нынче был бег колесниц, и вот

Пришлось охотиться, чтоб было основанье

Ей не присутствовать на этом состязанье

И показать… Но нет… Окончу свой рассказ

И возвращусь к тому, о чем вел речь сейчас…

О чем я говорил?

О трудностях охоты.

Ах да! Не избежав ужасной сей работы

(Охотник хоть куда, я был с утра одет

Как полагается и на ногах чуть свет),

Отстал я от других - во всем нужна сноровка -

И, место отыскав, соснуть где можно ловко,

Разлегся славно там, избрав благую часть,

И только похрапеть намеревался всласть,

Как слышу - грозный звук, все ближе и все чаще

Он повторяется, и вот из темной чащи

…

Ничего. Напрасен ваш испуг.

Но между вами стать мне лучше разрешите,

Так я не упущу скорей рассказа нити.

Итак, передо мной травимый вепрь стоит,

Он ощетинился зловеще - страшный вид!

Глаза горят, грозят вас растерзать на части,

А из уродливой его разверстой пасти,

Покрытой пеною, на страх его врагам,

Торчат клыки… Ясна теперь картина вам?

Я за оружье вмиг, что близ меня лежало,

Но кровожадный зверь, тем не смутясь нимало,

Направился ко мне, хоть я не звал его.

Отважно встречи с ним ты ждал?

Ты был вооружен - и вепря устрашился?

Где ж честь твоя, Морон?

Пускай страдает честь,

Но здравый смысл зато в поступке этом есть.

Мы только подвигом достигнем славы вечной.

Слуга покорный ваш! Я предпочту беспечно,

Чтоб говорили: «Здесь улепетнул Морон

От вепря злобного, и этим спасся он»,

Чем если б прославлять так это место стали:

«Бесстрашие и честь Морона здесь блистали,

Когда пред кабаном не дрогнул он, храбрец,

И от клыков обрел печальнейший конец».

Чем - славе не во гнев - в преданьях пять столетий.

Конечно, смертью скорбь ты вызвал бы в друзьях,

Но, если наконец преодолел ты страх,

Скажи: про мой огонь, который так безмерен…

Скрыть правду, государь, от вас я не намерен:

Не мог я улучить минуту до сих пор,

Чтоб с нею завести об этом разговор.

Мне преимущества шута даются званьем,

Но много ставится преград моим стараньям.

О вашей страсти речь начать непросто с ней -

Дел государственных то для нее важней.

Известно, как она горда и как всецело

Ее головкою премудрость овладела,

Которая врагом своим считает брак

И божеством любовь не признает никак.^[137]

Чтоб не разгневалась в ней спящая тигрица,

Мне надо, государь, ой-ой как изловчиться!

Не то от них себя потом не уберечь.

Коль я потороплюсь, ошибку вы простите ль?

Пыл рвенья моего безмерен. Вы властитель

Страны моей родной, но крепость уз иных

Поможет также мне в стараниях моих.

Когда-то мать моя красавицей считалась,

Жестокостью большой притом не отличалась;

Покойный ваш отец, наш добрый государь,

В делах сердечных слыл весьма опасным встарь,

И Эльпинор (его отцом моим звал всякий

Затем, что с матерью моею был он в браке)

Рассказывал не раз, на зависть пастухам,

Что прежде государь являлся часто к нам

И что в те времена, полны к нему почтенья,

Раскланивались с ним все жители селенья…

Довольно! Я хочу, чтоб доказал мой труд…

Но вот с ней ваши два соперника идут.

Те же, принцесса, Агланта, Цинтия, Аристомен, Теокл и Филида.

Принцесса! Нас корить вы будете ужели

За то, что от беды мы вас спасти посмели?

Я думал, что сразить отважно кабана,

Чья злоба против вас была обращена, -

Удача (кто же знал, что мы нарушим травлю?)

И за нее судьбу благую я прославлю.

Но, видя холод ваш, так ясно понял я,

Что не возликовать должна душа моя,

А горько возроптать на власть слепую рока,

Мне повелевшую вас оскорбить жестоко.

По мне, принцесса, я блаженством вправе счесть

Поступок свой, что мне внушили страсть и честь,

И я свою судьбу, хоть слышу ваши пени,

За происшедшее не обвиню в измене.

Кто ненавистен вам - всегда нам всем не мил,

Но, если б в вас я гнев и больший пробудил,

Пусть: счастью меры нет, когда, любя безмерно,

Любимую спасем мы от угрозы верной.

Вы думаете, принц, - спросить должна я вас, -

Что угрожала мне и впрямь беда сейчас?

Что лук мой и копье, хоть мне весьма любезны,

В моих руках оплот пустой и бесполезный?

Что, наконец, затем знаком мне с давних пор

Здесь каждый уголок лесов, долин и гор,

Чтоб я, охотясь тут, надеяться не смела

Сама своею быть защитницею смелой?

Прибегнуть бы пришлось, бесспорно, мне тогда

К заботливости той, которой я горда,

Когда моя рука мне изменить могла бы

И в этой схватке верх зверь одержал бы слабый.

Пусть ваш удар верней, пусть в большинстве своем

Мы в этом первенство всегда вам отдаем, -

Не откажите все ж мне, принцы, в большей славе

И верьте оба мне (не верить вы не вправе),

Что, как бы ни был вепрь сегодня разъярен,

Без вас сражала я других, страшней, чем он.

Хорошо, пусть так. Я вижу в вас стремленье

Уверить, что одной мне не было б спасенья;

Согласна. Да, без вас конец моим бы дням;

За помощь всей душой я благодарна вам

И тотчас же иду к отцу, ему открою,

Как вы добры ко мне, чему любовь виною.

Принцесса, Агланта, Цинтия, Аристомен, Теокл и Филида уходят.

Такой суровый нрав встречался где едва ль.

Что этот мерзкий вепрь преставился - ей жаль,

А я б не отказал тому в награде славной,

Кто от него меня избавил бы недавно.

Убиты, вижу, вы надменностью ее,

Но нет причин менять решенье вам свое.

Настанет час ее - и вам, возможно, будет

До игр ей следует о вашем знать огне,

И я…

Нет, этого не надо больше мне.

Я буду действовать, а ты безмолвствуй строго.

Решенье принял я пойти другой дорогой,

Уверился я в том, что чувства глубина,

Ей посвященного, все так же ей смешна,

И бог, по воле чьей я страстью пламенею,

Мне способ вдруг открыл власть обрести над нею.

Да, от него порыв внезапный мой идет

И обещает мне счастливейший исход.

Какой вы, государь, надеетесь победой…

Увидишь сам. Молчи. Теперь за мной последуй.

До свиданья! Я останусь здесь и побеседую с деревьями и скалами.

Лес, луг, цветы, ручей! Пред вами лик мой бледный.

Коль неизвестно вам, скажу: люблю я, бедный!

Филида чудная моя

На привязь сердце посадила.

Влюбился я тогда в нее,

Когда она коров доила.

Она сосок сжимать умеет бесподобно.

Уф! Эта мысль свести способна

Меня, несчастного, с ума.

Морон один, замечает направляющегося к нему медведя.^[138]

А, господин медведь! Ваш всепокорнейший слуга. Пожалуйста, пощадите меня! Уверяю вас, что я совсем не гожусь в пищу, я - кожа да кости, а вон там я вижу кое-кого, кто будет вам вполне по вкусу. Ну-ну, сударь, спокойнее, прошу вас! Ла (дрожа от страха, гладит медведя), ла-ла-ла! Ах, ваша светлость! Как же вы красивы и хорошо сложены! Вы очень изящны, у вас необыкновенно тонкая талия. Ах, какая прекрасная шерсть, какая прекрасная голова, какие прекрасные блестящие глаза, какой красивый у них разрез! Ах, какой прелестный носик, прелестный ротик, хорошенькие зубки! Ах, какая прекрасная шейка! Лапки! Какие хорошенькие ноготки!

Так, господа, укокошьте это мерзкое животное. О небо, помоги им! Так! Он бежит. Вот он остановился и бросился на них. Так! Вот один нанес ему удар в морду. Вот они окружили его. Смелей! Нападайте, друзья мои! Так, сильней, сильней, еще! Ах, вот он свалился, готов, издох! Теперь спустимся и хорошенько угостим его. (Слезает с дерева.) Я ваш покорный слуга, господа. Приношу вам благодарность за то, что вы меня избавили от этого зверя. Теперь, когда вы его убили, я его прикончу и вместе с вами отпраздную победу над ним.

Охотники танцуют, выражая радость по случаю одержанной победы.

…. - Восхваление «сердечной нежности», дополняющей прочие добродетели юного монарха, было лестным намеком на любвеобильное сердце молодого Людовика XIV.

…и божеством любовь не признает никак. - Жанр галантной комедии, в котором была написана «Принцесса Элиды», требовал от Мольера идеализированного изображения нетерпимости к живому любовному чувству, в то время как в обычных комедиях подобного рода прециозные причуды драматург подверг открытому осмеянию.

…замечает направляющегося к нему медведя. - Недопустимая вольность для классицистической комедии. Медведь был введен в «Принцессу Элиды», входящую в состав феерического празднества («Увеселения волшебного острова»), во время которого демонстрировалось маскарадное шествие с дрессированными животными. В сценарии «Увеселений» значится выход двух медведей.

Автор:	Мольер Ж.
Категория:	Комедия


Предыдущая страница	Оглавление	Следующая страница