Принцесса Элиды.
Предисловие

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Принцесса Элиды. Предисловие (старая орфография)

РЕДАКЦИЯ П. И. ВЕЙНБЕРГА и П. В, БЫКОВА

С КРИТИКО-БИОГРАФИЧЕСКИМ ОЧЕРКОМ Е. В. АНИЧКОВА. ПРЕДИСЛОВИЯМИ В ПЕРЕВОДЕ Ю. А. ВЕСЕЛОВСКОГО, ПРИМЕЧАНИЯМИ П. И. ВЕЙНБЕРГА И П. В. БЫКОВА И ПОРТРЕТОМ МОЛЬЕРА

М. Е.

"Эта пьеса, - говорит Бре: - поставлена была в первый раз в Версале, 8-го мая 1664 года. Она входила в состав тех празднеств, которые Людовик XIV устроил в честь королевы-матери и своей супруга Марии-Терезы, под названием: "Развлечения волшебного острова" {Описание этих празднеств, составленное по приказанию Людовика XIV, воспроизводилось целиком в некоторых изданиях Мольера. Мы устранили его, как ненужный балласт, ограничиваясь теми его частями, которые имеют непосредственное отношение к Мольеру.}. Эти знаменитые празднества, в которых хотели видеть также скрытое чествование m-lle де-ла-Вальер, предлагали вниманию собравшихся, в течение семи дней, все, что великолепие и тонкий вкус государя, гений и таланты тех, кто ему служил, могли создать самого чудесного и разнообразного. Итальянец Вигарани, один из самых искусных декораторов и изумительных театральных машинистов, какие когда-либо были; знаменитый Люлли, услаждавший слух во время этого праздника прелестью своих мелодий; президент Периньи, которому поручено было составить стихи, прославлявшие королев; Бенсерад, известный своим двояким талантом - уменьем соединять прославление действующого лица с прославлением актера; наконец Мольер, который чествовал гостей на второй день своею "Принцессою Элиды", а на шестой - тремя первыми актами "Тартюфа", - все они сделали этот праздник одним из самых удивительных, какие только когда-либо видела Европа. Имея мало времени для работы, Мольер заимствовал сюжет своей пьесы из "Принцессы Элиды" Агостино Морето, весьма известного испанского драматурга; со стороны Мольера было тонкою любезностью - поднести обеим королевам, испанкам по происхождению, подражание одной из лучших пьес их национального репертуара. Пьеса Морето озаглавлена "El desdén con ei desdén", - "Презрение за презрение".

этому суждению. По его взгляду, серьезный и "галантный" жанр совсем не подходил к гению Мольера. "Этот род поэм, - говорит он: - не отличаясь ни веселостью комедии ни сильными страстями трагедии, естественно становится нелепым. "Принцесса Элиды" имела большой успех при дворе, который думал об одних наслаждениях и, посреди стольких развлечений, не мог строго критиковать пьесу, приготовленную второпях, чтобы только украсить праздник. Но очень редко пьесы, написанные по случаю тех или других празднеств, имеют успех на парижской сцене... Те, в честь кого Дается праздник, всегда бывают очень снисходительны; по настоящая публика всегда сурова". Крайняя поспешность, с какою пьеса была составлена, может однако послужить извинением для автора. Это была, скорее, только канва, а не настоящее драматическое произведение, это видно из того, что автор мог написать в стихах только первый акт и первую сцену второго.

"Принцесса Элиды" ничего не прибавила к славе Мольера; но, если верить большинству комментаторов, она составила известную дату в его жизни, так как была для его жены поводом к первому нарушению верности, - а известно, какое влияние оказывали всегда на гений "поэта" несчастья "мужа"... Вот что мы читаем об этом в работе Ташеро:

"Г-жа Мольер, игравшая до того времени только второстепепные роли и не имевшая поэтому возможности обнаружить во всем блеске свою обаятельность и свое симпатичное дарование, играла на этот Раз роль самой принцессы. Исполнением этой роли она заслужила одобрение всего, что Версаль заключал в себе тогда самого блестящого, - и молодые аристократы стали ухаживать за него. Гордясь таким поклонением, новый кумир был несколько опьянен им. Г-жа Мольер Увлеклась графом де-Гишем, сыном герцога де-Граммона, самым приятным человеком при дворе, и в течение некоторого времени отвергала ухаживание графа де-Лозена. Но, под влиянием ли природной холодности, как дает понять один историк, или потому, сердце было уже занято, граф де-Гиш не ответил на шаги, сделанные г-жою Мольер. Последняя, когда ей наскучило напрасно вздыхать, согласилась выслушивать признания Лозена, - который тогда начинал с артисток, чтобы вскоре подняться до королевских дочерей... Эта связь продолжалась несколько времени; но обязательные друзья, другие говорят - обманутый любовник, аббат де-Ришельё, сообщили об этом Мольеру. Он потребовала объяснений у своей жены, которая вышла из этого затруднительного положения со всем талантом и искусством, с каким она исполняла свои роли... Она искусно призналась в своей склонности к графу де-Гишу, о которой её муж ничего не знал; утверждала, что между ними никогда не было никаких преступных отношений, - не сказав, конечно, от кого это зависело; наконец уверяла, что посмеялась над Лозеном, и сопроводила эти объяснения таким количеством слез и клятв, что бедный Мольер был растроган и даль себя убедить".

как ложный. Пикантное разсуждение, которому предается автор "Исторических заметок о жизни Мольера", настолько ясно показывает, с какою прискорбною легкостью распространяют ложные биографическия данные и с каким недоверием нужно относиться к сведениям, полученным из вторых рук, что мы не можем не привести его здесь. К тому же книга, из которой Ташеро заимствовал приведенные выше факты, содержит в себе недостойную клевету по адресу Мольера, которую нельзя оставить без ответа. По этим двум вопросам опровержение Базена следует признать блестящим. Приводим его дословно:

"Разсказывают, будто роль принцессы Элиды, исполненная женою автора, стала роковою для него, как мужа; будто её красота и изящество в этой роли доставили ей многочисленных поклонников, причем среди них было трое, далеко не самых неизвестных, которых она осчастливила по очереди, одного - из расчета, другого - из любви, третьяго - из досады. Не вдаваясь в подробности этой интриги, нужно прежде всего посмотреть, откуда она была заимствована писателями, заслуживающими все же некоторого доверия. Среди тысяч памфлетов, вымышленных историй, глупых романов, которые распространяла за границею протестантская эмиграция 1685 года, нашлась грязная книжка, составленная для увеселения наименее разборчивой категории актеров и продиктованная ненавистью очень низкой пробы по отношению к вдове Мольера, хотя бы, действительно, недостойной. Это сочинение, вышедшее в 1688 году во Франкфурте, озаглавлено было: "Знаменитая артистка, или История г-жи Герен". Хотя оно и выдержало в короткое время два или три издания, можно сказать с уверенностью, что оно еще не распространилось далее того класса читателей, для которого было предназначено, когда Генлю, который быль пепрочь от непристойных сплетен, вздумалось извлечь оттуда несколько цитат для своего словаря (1697); с этих пор биографы стали заимствовать из этой книги целые страницы. Принялись допытываться, кто был её автором, - и в нашем распоряжении есть следующий отрывок из сочинения, пользующагося заслуженною известностью: "Лансело и аббат Лебёф думали, что это произведете написано Бло или знаменитым Лафонтеном" (примечание, извлеченное из "Stromates" Жаме младшого аббатом Сен-Леже). Таким образом мы находим здесь ссылку на четыре имени для поддержания, по меньшей мере, безсмыслицы, так как это сочинение появилось несомненно после 1685 года, а Бло умер в 1655 году; то же касается Лафонтена, то мы предоставляем желающим отыскивать следы его стиля в пошлом и вульгарном пустословии этого пасквиля, происходящого из закулисной среды п призванного остаться там,--в чем может легко убедиться всякий, кто сколько-нибудь знаком с этим миром. Нужно сказать, что автор, все равно - был ли это актер или актриса, мог еще выведать что-нибудь от привратника отеля Генего, но совершенно не знал, что делается при французском дворе, который является местом действия этой вымышленной истории. Он утверждает, что "Принцесса Элиды" разыграна была в Шамборе, и называет любовниками г-жи Мольер аббата Ришелье, графа де-Гита п графа де-Лозена. Вставить эти имена было не трудно, так как они пользовались достаточною известностью; но, помимо того, что мы нигде не находим ни малейших следов подобной связи, особенно у двух последних, как нарочно, оказывается еще, что первых двух не было тогда ни в Версале, ни в Париже, ни вообще во Франции, что аббат Ришелье находился в Венгрии, а граф де-Гиш - в Польше... Это избавляет нас, конечно, от обязанности допытываться, нельзя ли доказать "alibi" третьяго лица...

"Конечно, если бы речь шла только о чести Арманды Бежар, для нас не представило бы. особенного интереса--отмечать эти вымыслы, и мы охотно предоставили бы жену Герена болтовне подобных ей женщин; но здесь идет речь также о Мольере, и в этой книге, вышедшей через 15 лет после его смерти, его заставляют действовать и говорить, вследствие чего иные его биографы искали здесь его подлинных разговоров, откровенных признаний, и готовы были с благоговением воспринимать все это... Что было всего хуже в этом заимствовании, так это то, что рядом с теми листками, которые переписывались с любовью, были и другие, которых все старались не замечать, так как они заключали в себе обвинения Мольера в постыдном пороке... Между тем нужно было, наоборот, решиться взглянуть н па эти листки, не более правдивые, чем все остальное, проверить их, как мы уже сделали, с помощью исторического исследования; это сличение с действительностью заставило бы их отбросить с таким же презрением. В грязном и отвратительном рассказе, касающемся Мольера и Барона, фигурирует и третье лицо, названное "герцогом де-Бельгардом"; одного этого имени достаточно было бы, чтобы убедиться, что мы имеем дело с вымыслом. Единственным герцогом де-Бельгардом, какой был во Франции, был Роже-де-Сен-Лари, умерший в 1646 году. У него, правда, был племянник, сын его сестры и муж его племянницы, Жан-Аитуан-Арно де-Гоидрен, маркиз де-Монтеспан, безуспешно заставлявший своих друзей называть его "герцогом де-Бельгардом"; но в ту пору, к какой относят эту отвратительную историю, он был уже семидесятилетним стариком и жил в уединении; когда он умер, в очень преклонном возрасте, он не оставил по себе никакой памяти. Знаменитые имена, в особенности те, которые блистали в летописях галантного общества, повидимому, всегда находятся в распоряжении невежественных романистов; не-подлежит сомнению, что автор "Знаменитой артистки" вставил имя Бельгарда под влиянием смутного воспоминания о блестящем вельможе, носившем это имя при Генрихе IV и Людовике XIII, не более заботясь об избежании анахронизмов, чем заботились - увы! - и наши ученые, приписывавшие, как мы только-что видели, человеку, умершему в 1655 г., сочинение, относящееся к 1688-му... К этому можно смело прибавить, что, помимо такого осязательного доказательства ложности этого рассказа, он опровергается и всею жизнью Мольера, даже тем, что в ней было наименее славного. Его тройное сожительство с Бежар, де-Ври и своею женою достаточно указывает на вкусы, противоположные тем, которые ему хочет навязать автор "Знаменитой артистки", правда, рассказывающий об этом совершенно просто, как будто речь шла о самых обыкновенных нравах. Мы знаем наконец, что, благодарение Богу, этот род разврата всегда был неразлучен с позором, - между тем Мольеру никогда не приходилось склонять голову под обвинением, которое смешало бы его с такими людьми, как Буаробер или д'Ассуси".