Неуловимый.
Глава IX

IX

Письмо Шовелэна с известием о том, что ненавистный Красный Цветок через четыре дня будет в руках французского правительства, бесконечно обрадовало всех. Ради этот день двадцать восьмым фрюктидора.

Робеспьер саркастически улыбался, читая письмо. Гражданин Шовелэн, оказывается, умел цветисто выражаться! Слова: "Доверившим мне щекотливое поручение", - не вполне соответствовали понятию о приказе, исполнить который надлежало под угрозой смерти.

- Через четыре дня от сегодняшнего числа, а письмо помечено девятнадцатым сентября! Слишком пахнет аристократом - маркизом де Шовелэном! - фыркнул якобинец Мерлен. - Он не знает, что всякий добрый гражданин называет этот день двадцать восьмым фрюктидора первого года Республики.

- Не все ли равно! - нетерпеливо вмешался Робеспьер. - Важно то, что через двое суток проклятый англичанин попадет в силки, из которых ему уже не удастся выбраться.

- А вы верите в то, что гражданин Шовелэн не сомневается в успехе? - спросил Дантон.

- Верю только потому, что он просит помощи, - сухо ответил Робеспьер. - Он уверен, что тот человек придет, но неуверен, что его захватят.

Большинство членов комитета общественной безопасности было склонно считать письмо Шовелэна за пустое хвастовство; но, как бы там ни было, он требовал помощи, и в ней нельзя было отказать ему. Решили послать в Булонь Колло д'Эрбуа, только что вернувшегося из Лиона; этот человек сумеет обратить весь город Булонь в одну гигантскую тюрьму, из которой англичанину уже невозможно будет бежать.

Пока шли эти переговоры, от Шовелэна привезли второе письмо, и Робеспьер немедленно прочел его товарищам:

"Мы захватили женщину, его жену; возможно покушение на мою жизнь; немедленно пришлите кого-нибудь, кто мог бы выполнить мои инструкции в случае моей смерти".

Всем присутствовавшим стало ясно, что английский искатель приключений может решиться на какой-нибудь отчаянный шаг, чтобы спасти себя и жену, и что в то же время нельзя отказать Шовелэну в помощи. Колло д'Эрбуа будет в этом случае крайне полезен ему.

Поимка проклятого англичанина будет радостью для всей Франции, и Булонь должна иметь в этом отношении первенство. В тот день, когда Красный Цветок будет заключен в тюрьму, объявят всеобщую амнистию всем заключенным. Всем, без исключения, уроженцам Булони, которым грозит смерть, будет разрешено уехать на любом из английских судов, всегда стоящих на рейде. По этому поводу была немедленно составлена прокламация, подписанная Робеспьером и кровожадным советом десяти; Колло д'Эрбуа должен был взять ее с собой и приказать прочесть в Булони на всех перекрестках. Англичанин и его жена будут немедленно же доставлены в Париж, обвинены в заговоре против республики и гильотинированы, как английские шпионы.

Снабженный великодушными прокламациями, Колло д'Эрбуа тотчас же отправился в путь, не жалея ни себя, ни лошадей, и через сутки, изнемогая от усталости, но не утратив своей свирепости, уже стоял у ворот Булони, громко требуя "именем республики", чтобы его впустили.

Между тем вечером 22-го сентября Шовелэн отдал приказ, чтобы к нему привели в нижний этаж форта Гайоль женщину, содержащуюся в камере No 6.

Перед дверью комнаты, где ее ждал Шовелэн, Маргарите пришлось несколько минут простоять в ожидании, пока один из сопровождавших ее солдат ходил с докладом; затем изнутри послышалась какая-то команда, и Маргариту грубо втолкнули в комнату. Где-то по-видимому было открыто окно, и свежий осенний воздух приятно освежил ее пылающее лицо. За столом, низко наклонив голову, сидел какой-то человек; при входе Маргариты он встал, и на нее глянули маленькие, хитрые глаза Шовелэна. Удалив солдат с приказом быть наготове явиться по первому его зову, Шовелэн несколько времени молчал, пытливо глядя на Маргариту, и наконец сказал:

- Вам должно было показаться странным мое желание видеть вас сегодня вечером, но я хотел предупредить вас о тех неприятных новостях, которые вы можете услышать завтра, и, по возможности, смягчить передачу вам этих сведений, к чему меня побуждает мое искреннее дружеское чувство к вам.

- Прошу вас, оставьте эти уверения в дружбе, - холодно сказала она, - здесь некому их слушать. Говорите прямо, для чего вы меня позвали.

Шовелэн не сразу приступил к объяснениям. Для него было удовольствием заставить страдать человека, находившегося от него в полной зависимости, и Маргарите пришлось испытать это на себе в этот памятный ей вечер. Долго играл он с нею, как кошка с мышкой, пока она наконец не потеряла терпения.

- Бросьте свою дипломатию, мсье Шовелэн! - воскликнула она. - Нам не к чему притворяться. Ни для кого не секрет, для чего вы ехали в Англию. Для чего было устраивать комедию в моем доме, припутав к ней еще Кандейль? Для чего подстраивать вызов на дуэль, если не для того только, чтобы заманить сэра Пэрси Блэкнея во Францию?

- И также его очаровательную супругу, - докончил Шовелэн с насмешливым поклоном.

- Хорошо, не будем притворяться! - продолжал он. - Ваша светлость теперь в Булони, вскоре явится сюда и сэр Пэрси и будет стараться освободить вас, но верьте мне, прекрасная леди, что для обратного путешествия в Англию ему понадобится нечто побольше смелости и находчивости Красного Цветка, если только...

- Если только?..

У Маргариты захватило дыхание, а Шовелэн с намерением молчать, наслаждаясь ее тревогой, и наконец добавил с любезной улыбкой:

- Ваша светлость слишком серьезно относитесь к моим словам. Вы так трагично повторяете мое невинное "если только", как будто я приставил кинжал к вашему очаровательному горлышку. Разве я не сказал вам, что я - ваш друг? Дайте мне возможность доказать это!

- Вы убедитесь, что это - нелегкая задача, - сухо сказала она.

- Все-таки я хочу попытаться и позволю себе идти прямо к делу. Если не ошибаюсь, вы думаете, что я стремлюсь послать на гильотину английского джентльмена, которого, поверьте, я глубоко уважаю? Не правда ли, это - ваше мнение?

- Разумеется!

- Ни одна женщина не заблуждалась еще так сильно. Ваша светлость должны верить, что гильотина - последнее место в целом мире, где мне было бы приятно видеть эту загадочную и неуловимую личность.

- Вы хотите дурачить меня? Если да, то ради чего? Зачем так лгать?

- Простите, это - сама правда, клянусь честью! В мои расчеты вовсе не входит смерть сэра Пэрси Блэкнея; мне лишь нужно уничтожить его. Верьте мне, я очень уважаю сэра Пэрси. Это - такой настоящий джентльмен, остроумный, блестящий, неподражаемый щеголь. Отчего бы ему не украшать своим присутствием светских гостиных Лондона и Брайтона еще долгие-долгие годы?

Маргарита смотрела на него с нескрываемым изумлением. Неужели он усомнился в тождественности Пэрси с Красным Цветком?

- Мои слова кажутся вам загадкой, - продолжал Шовелэн. - Однако такая умная женщина должна понимать, что кроме смерти, есть еще другие способы уничтожить человека.

- Например, мсье Шовелэн?

- Отнять у него честь, - медленно произнес он.

В ответ ему раздался громкий, горький смех.

- Отнять честь!.. Ха-ха-ха! Поистине ваша изобретательность превосходит самые смелые мечты! Ха-ха-ха! Сэр Пэрси Блэкней и лишение чести! Разве эти понятия совместимы?

Дождавшись, пока ее смех замолк, Шовелэн спокойно произнес: " Может быть ", - а затем добавил:

- Не разрешит ли ваша светлость проводить вас к тому окну? Вечер свежий, и то, чего я еще не договорил, лучше сказать в виду этого уснувшего города.

Тон француза был вежлив, даже почтителен, без малейшей насмешки, и Маргарита, будучи заинтересована его намеками и не чувствуя никакого страха, молча поднялась со стула, подошла к окну и, прислонившись головой к глубокой каменной амбразуре, устремила взор в темноту. Шовелэн молча протянул руку по направлению к городу, как бы приглашая Маргариту взглянуть на него. Она не отдала себе отчета во времени, но по-видимому было уже поздно, так как городок был погружен в глубокий сон. Мягкий свет луны серебрил крыши зданий. Направо Маргарита увидела угрюмую башню Бэфруа, с которой как раз в эту минуту раздались глухие удары колокола, возвестившие десять часов вечера. Затем снова настала мертвая тишина.

значительной ширины, метров в тридцать; по обеим их сторонам шла гранитная ограда, осененная двумя рядами старых вязов.

- Эти широкие валы составляют особенность Булони, - раздался рядом с нею голос. - В мирное время они представляют приятную прогулку в тени деревьев и восхитительное место свиданий для возлюбленных... или врагов.

Маргарита молча кивнула головой.

Немного помолчав, Шовелэн спросил, приходилось ли ей слышать публичных глашатаев на городских улицах, и, получив утвердительный ответ, добавил:

- Для вашей светлости крайне важно то, что теперь будут кричать на улицах.

- Почему это?

- Ваша светлость представляете драгоценный залог, и мы принимаем все меры для его охраны.

Маргарите пришел на память о. Фуке, которого вероятно обеспокоило ее долгое отсутствие.

- Кажется, вами и вашими товарищами для этого сделано уже все возможное, - сказала она.

- Но не в такой мере, как было бы желательно. Нам известна смелость Красного Цветка, и мы не стыдимся признаться, что нас пугают его удачи, наглость и поразительная находчивость. Этому загадочному джентльмену ничего не стоит похитить старого священника и двоих детей, между тем как леди Блэкней на наших глазах может исчезнуть неизвестно куда. Не примите моих слов за признание собственного бессилия, - быстро оговорился он, заметив на ее лице слабый проблеск надежды, - ведь подобное признание есть первый признак силы. Наша заложница под надежной охраной, и Красный Цветок непременно попадет в наши руки, хотя в настоящую минуту еще находится на свободе.

- Ага, еще на свободе! - повторила Маргарита. - Неужели вы думаете, что вы и ваши товарищи, при всей вашей изобретательности, при помощи даже самого дьявола, можете помешать Красному Цветку, если он захочет освободить меня из ваших когтей?

- Может быть, и нет! - насмешливо произнес Шовелэн. - Все будет зависеть от ваших личных чувств и от того, захочет ли английский джентльмен спасать свою собственную шкуру за счет других.

Маргарита невольно вздрогнула.

- Я знаю, - спокойно продолжал Шовелэн, - что освободить и переправить в Англию леди Блэкней и священника Фуке с двумя детьми - пустяки для могущественного заговорщика, который только еще недавно вырвал из лионской тюрьмы целых двадцать аристократов; не их имел я в виду, когда говорил о спасении собственной шкуры за счет других.

- Так кого же, мсье Шовелэн?

- Всю Булонь.

- Я вас не понимаю!

- Я сейчас все объясню. На долю Булони выпало большое счастье: ей приходится охранять важную заложницу, леди Блэкней, и захватить ее мужа. При неблагоприятном исходе дела Булонь должна понести наказание, в случае успеха - получить награду не в пример прочим. Слышите вы крик глашатая? Он объявляет о награде и наказании. Если Красный Цветок попадет в руки комитета общественной безопасности, объявляется общая амнистия всем уроженцам Булони, находящимся в настоящее время под арестом, и прощение всем булонцам, которым уже подписан смертный приговор. Мудрено ли, что каждый горожанин и каждая горожанка заинтересованы в поимке Красного Цветка? Здесь, - он указал на стол, - у меня есть сведения, что булонских уроженцев, заключенных в тюрьмах или осужденных на смерть, много и в здешних тюрьмах, и в парижских, и все они с нетерпением ожидают поимки Красного Цветка. Если же в тот день, когда этот заведомый английский шпион будет арестован, его жене удастся покинуть Булонь, комитет общественной безопасности сочтет этот город гнездом изменников и в наказание расстреляет в каждой семье ее кормильца!

- Только дьявол мог придумать такую вещь! - с ужасом и отвращением воскликнула Маргарита.

- Между нами есть и дьяволы, - сухо подтвердил Шовелэн, - но ведь от вас и этого неуловимого Красного Цветка зависит, чтобы эта угроза не была приведена в исполнение.

- Не обманывайте сами себя, прекрасная леди. Я допускаю, что эта прокламация звучит, как простая угроза, но позвольте вас уверить, что если Красный Цветок не попадет к нам в руки, а вы будете похищены этим таинственным рыцарем и исчезнете из крепости, то мы несомненно расстреляем или гильотинируем всякого булонца, способного к работе, будь то мужчина или женщина.

Шовелэн говорил со спокойной уверенностью, без малейшей напыщенности, и на его лице Маргарита читала холодную решимость, наполнявшую ее душу ужасом; однако она старалась не показать ему охватившего ее безнадежного отчаяния: она знала, что от него нельзя ждать пощады.

- Я думаю, леди Блэкней --сказал он с усмешкой, заставившей Маргариту подумать о злых духах ада, радующихся мучениям грешников, - что ваш покорный слуга наконец перехитрил неуловимого до сих пор героя.

Шовелэн спокойно отошел к столу, а Маргарита, измученная разговором, осталась у окна, прислушиваясь к крикам глашатая, раздававшимся все ближе; теперь она ясно различала, что он говорил об амнистии и прощении в награду за поимку Красного Цветка.

- Спите, граждане Булони! Все спокойно! - это возглашал ночной сторож, сменивший умолкшего глашатая.

В городе настала тишина, только в некоторых окнах виднелся еще свет, и недалеко от окна, у которого стояла Маргарита, скрытая от ее взора углом дома, собралась небольшая кучка людей около ворот, ведущих во двор форта Гайоль. До Маргариты долетел неясный шум голосов, большей частью сердитых и угрожающих, а один раз она явственно расслышала слова: "Английские шпионы! " и "На фонарь! ".

- Булонские граждане охраняют сокровища Франции! - сухо заметил Шовелэн с прежним жестким смехом.

- Наше свидание окончено? - с наружным спокойствием спросила Маргарита. - Могу я удалиться?

- Когда вам будет угодно, - насмешливо ответил он, видимо любуясь ее красотой. - Неужели вы все-таки не верите, леди Блэкней, что у меня на сердце нет никакой вражды к вам или к вашему супругу? Ведь я сказал вам, что не хочу его смерти!

- И однако пошлете его на эшафот, как только он попадет в ваши руки.

- Я уже объяснил вам, что хочу лишь захватить его, а там уже от него будет зависеть, куда отправиться: под нож гильотины или вместе с вами на свою яхту.

- Вы хотите предложить сэру Пэрси на выбор: сохранить свою жизнь... взамен чего?

- Взамен его чести.

- Вы получите отказ!

- Посмотрим!

На звонок Шовелэна явился солдат, который привел Маргариту. Шовелэн встал со своего места и низко поклонился ей, когда она с гордо поднятой головой проходила мимо него.

Как только Маргарита скрылась за дверью, из глубины комнаты послышалось громкое зевание, за которым последовал целый поток самых грубых ругательств, и из темного угла вылезла нескладная, с ног до головы покрытая еще пылью фигура, и грузно уселась в кресло, на котором недавно сидела Маргарита.

- Ушла, наконец, проклятая аристократка? - хриплым голосом спросила фигура.

- Ушла, - коротко ответил Шовелэн.

- И сделали бы то, на что не имеете никакого права, гражданин Колло, - спокойно заметил Шовелэн.

- Если бы со мной посоветовались, я при первой возможности свернул бы ей шею, - свирепо проворчал Колло.

- И Красный Цветок не попал бы в ваши руки, - ответил Шовелэн. - Если бы его жены здесь не было, англичанин ни за что не сунул бы головы в ту западню, которую я ему так заботливо подготовил.

- Оттого-то я и настаивал на принятии всевозможных мер, чтобы эта женщина не убежала.

- Вам нечего опасаться, гражданин Колло: она отлично поняла, что наша угроза - не пустая шутка.

- Не шутка? Вы правы, гражданин! Если эта женщина сбежит, клянусь, я сам стану управлять гильотиной и собственноручно отрублю головы всем мужчинам и женщинам, которые могут работать. А что касается проклятого англичанина, то - попади он только в мои руки - я застрелю его, как бешеную собаку, и освобожу Францию от поганого шпиона.

- Этим вы ничего не достигнете, так как он действует не один, а своим убийством вы только создадите ему славу героя, погибшего за свои благородные поступки.

- А все-таки вы до сих пор не поймали его, - фыркнул Колло.

- Это будет сделано завтра, после солнечного заката.

- Каким образом?

- Я приказал звонить к вечерней молитве в одной из запертых церквей, а он принял вызов на дуэль со мной на южном крепостном валу как раз в то время.

- Вы вероятно принимаете его за дурака? - сказал Колло.

- Нет, за безумно смелого искателя приключений. Он, наверно, придет.

- А что будет дальше?

- На валу будут ждать двенадцать вооруженных людей, готовых схватить его при первом появлении.

- И немедленно расстрелять?

- Я предпочитаю получить его жизнь, имея в виду оружие, которое для него гораздо действительнее смерти.

- Что это за оружие, гражданин Шовелэн?

- Бесчестье и осмеяние - взамен его жизни и жизни его жены.

- Щадя его жизнь? - расхохотался Шовелэн. - Нет, гражданин, тогда в Англии этот человек, обожаемый, как какой-то бог, вдруг сделается посмешищем и предметом всеобщего презрения. Только тогда будем мы в безопасности от этой шайки английских шпионов, когда ее предводитель будет принужден в самоубийстве искать спасения от губительного презрения целого мира. А теперь не пойти ли нам спать? - предложил Шовелэн, стремившийся остаться наедине с собою.

К его удовольствию, Колло что-то проворчал себе под нос, что выражало согласие, и, кивнув товарищу мимоходом, вышел из комнаты.

Удобно усевшись в кресле, Шовелэн предался приятным размышлениям.

- Ну, мой неуловимый герой, - шептал он, - мне сдается, что мы с тобой теперь расквитаемся! Бесчестье и осмеяние! - почти вслух повторял он, с наслаждением лакомки произнося эти слова, как вдруг до его слуха долетел знакомый беззаботный смех.

- Ради Бога, скажите, мсье Шобертен, как намерены вы привести в исполнение эти приятные вещи?

В одно мгновение Шовелэн был на ногах и с широко раскрытыми от изумления глазами смотрел на ярко освещенного луной сэра Пэрси, который в широком плаще, накинутом поверх его обычного элегантного костюма, спокойно сидел на окне.

- Услышав, как вы повторяли такие интересные слова, я не мог устоять от искушения заглянуть сюда, - хладнокровно пояснил сэр Пэрси. - Человек, разговаривающий сам с собой, находится в незавидном положении: он или дурак, или сумасшедший. Разумеется, эти эпитеты к вам не могут относиться, мсье Шобертен... э... э... простите... Шовелэн!

Одна его рука покоилась на рукоятке шпаги Лоренцо Ченчи, в другой он держал золотой лорнет.

Шовелэн так растерялся, что даже не подумал позвать вооруженную стражу. Наконец, рассердившись на себя за собственное замешательство, он попытался подражать хладнокровию своего врага и прямо подошел к сэру Пэрси, причем, протянув руку, почти коснулся его плеча.

- Может быть, вы хотите завладеть одной моей ногой? - весело спросил Блэкней, протягивая ему ногу в изящном башмаке. - Это средство вернее, чем брать за плечо. А за другую ногу могут держать ваши шесть гвардейцев. Да не смотрите так на меня, я - не призрак.

- Нет, сэр Пэрси, я вовсе не думаю, что вы собираетесь сбежать. Вы вероятно желали говорить со мной, если решились на такой поздний визит?

- Нет, я просто шел вдоль валов, думая о нашей завтрашней встрече, как вдруг увидел открытое окно. Подумав, что сбился с пути, я зашел сюда, чтобы узнать дорогу.

- К ближайшей камере, сэр Пэрси? - сухо спросил Шовелэн.

- Все равно, куда, лишь бы мне сесть удобнее, чем на этом жестком торчке. Здесь чертовски неудобно!

- Я полагаю, сэр Пэрси, что вы сделали мне и моему товарищу честь слушать наши разговоры. Впрочем у нас не было секретов. Мы говорили о том, о чем толкует весь город. Но кроме того я имел разговор и с леди Блэкней. Его вы тоже слышали?

По-видимому сэр Пэрси не слышал этого вопроса: он был усердно занят чисткой своей шляпы.

- По таким шляпам вся Англия сходит теперь с ума, - проговорил он, но мне уже надоели. Когда я вернусь в Лондон, я употреблю все старания, чтобы придумать новый фасон.

- А когда вы думаете вернуться в Англию, сэр Пэрси? - с насмешкой спросил Шовелэн.

- Завтра вечером, когда начнется прилив.

- Разумеется!., и с вами, если вам будет угодно удостоить нас своим обществом.

- Боюсь, что леди Блэкней не будет в состоянии сопровождать вас.

- Вы поражаете меня, сэр! Кто же может помешать ей?

- Все те, чья смерть явится следствием бегства миледи из Булони. .. Разве вы не слышали о мерах, принятых для того, чтобы помешать миледи покинуть этот город без нашего разрешения?

- Нет, мсье Шобертен, - спокойно ответил сэр Пэрси, - ничего не слыхал. За границей я веду очень уединенную жизнь.

- Желаете вы узнать это теперь?

- Уверяю вас, это бесполезно, да и становится поздно.

- Сэр Пэрси, если вы не выслушаете меня, то через сутки ваша жена будет доставлена в Париж на суд комитета общественной безопасности, - твердо заявил Шовелэн.

- Однако какая у вас быстрая лошадь! - любезно сказал сэр Перси. - А я всегда слышал, что французские лошади не в состоянии побить наших.

обязательно будет кормилец семьи. Поэтому мы крепко сторожим леди Блэкней. Что касается Красного Цветка...

- То вам стоит лишь позвонить - и через минуту он уже будет под замком, не так ли?.. Но вам, как я вижу, ужасно хочется что-то сказать мне. Продолжайте, пожалуйста: ваше любезное внимание своей серьезностью начинает интересовать меня.

- Я хочу предложить вам сделку, сэр Пэрси. Желаете узнать условия?

- Я еще не знаю, что могу выиграть, но предположим, что я интересуюсь лишь тем, что выигрываете вы... В чем же дело?

- Леди Блэкней, в сопровождении вас и некоторых из ваших друзей, которые окажутся в Булони, будет завтра вечером отправлена в Париж и водворена в Тампль, в освободившемся помещении Марии-Антуанетты; обращаться с нею будут совершенно так же, как с Марией-Антуанеттой. Вы понимаете, что это значит? Дни, недели, может быть, месяцы нищеты и унижений. Подобно Марии-Антуанетте, она ни на минуту не будет оставаться одна ни днем, ни ночью, будет постоянно в обществе солдат, полных жестокости и ненависти... Оскорбления, насмешки...

Нападение было так неожиданно, что Шовелэн не успел позвать на помощь.

- Грязный пес! - повторял Блэкней, сдавливая ему горло. - Я убью тебя, если ты не возьмешь назад своих слов!

Но Блэкней быстро опомнился; к бледным от гнева щекам снова прилила кровь, и он отшвырнул от себя француза, как надоедливое животное, и провел рукой по лбу.

Шовелэн быстро оправился и принялся приводить в порядок помятый галстук.

предложить вам для ее спасения.

Блэкней стоял теперь посреди комнаты, спокойно заложив руки в карманы.

- Я чуть не забыл, - сказал он, - ведь вы говорили о какой-то сделке?

- Предупреждаю вас, сэр Пэрси, что я вовсе не желаю вашей смерти...

- Как странно! А я очень желаю вашей, - по крайней мере одним гадом на земле будет меньше... Простите, я вас перебил!

- не атлет, сэр Пэрси, и служу своей родине чаще пером, нежели кулаками.

Сказав несколько слов о том, что строгие меры, которые предполагалось применять в тюрьме к леди Блэкней, зависели не от него, Шовелэн удивился, что не слышит возражений, и, подняв взор на Блэкнея, увидел, что тот спит. С губ Шовелэна сорвалось ругательство, и он крепко ударил кулаком по столу.

- Тысячу извинений! - сказал Блэкней зевая, - но я чертовски устал, а ваше предисловие было так страшно длинно! Признаю, что сон во время проповеди показывает дурные манеры, но я так устал!

Шовелэн не знал, что ему делать; наконец он встал, подошел к двери, не теряя Блэкнея из вида, бесшумно отворил дверь и быстро шепнул сержанту:

- Пошлите двух солдат немедленно привести сюда заключенную из камеры номер шесть.