Неуловимый.
Глава X

X

Как только Маргарита вошла в комнату, сэр Пэрси встал и низко поклонился ей. Она сразу увидела мужа и поняла, что несчастье разразилось.

- Леди Блэкней, - начал Шовелэн, отпустив солдат, - расставаясь с вами, я не ожидал, что так скоро буду иметь удовольствие видеть сэра Пэрси. Через двадцать четыре часа вы можете быть на вашей яхте; сэр Пэрси может сопровождать вас, так как не одобряет вашего пребывания в Париже. Я почти уверен, что он примет те условия, которые должен будет исполнить, прежде чем я подпишу приказ о вашем освобождении.

- Ты очень устала, дорогая, - сказал Блэкней, - не хочешь ли сесть?

Опускаясь в придвинутое им кресло, она тщетно старалась прочесть что-нибудь на его лице.

- Это - просто обмен подписей, - продолжал Шовелэн. - Вот здесь приказ о разрешении сэру Пэрси Блэкней и его жене беспрепятственно покинуть Булонь. Можете быть спокойны, - прибавил он: все в порядке; недостает только моей подписи. Эта бумага вступит в действие немедленно после того, как сэр Пэрси собственноручно подпишет письмо по тому образцу, который я ему дам, и подпишет свое имя. Документ будет в виде письма. Вот он: "Гражданин Шовелэн! При условии получения мною суммы в миллион франков и прекращения начатого против меня странного обвинения в заговоре против французской республики, я готов сообщить Вам имена и намерения тех лиц, известных под названием ''Лиги Красного Цветка", которые даже теперь составили заговор с целью освобождения гражданки Марии-Антуанетты и ее сына и возведения их на французский престол. Вам известно, что, считаясь вождем кружка англичан, не сделавших ни французской республике, ни французскому народу никакого существенного вреда, я в действительности открыл Вам несколько роялистских заговоров и довел наиболее упорных из заговорщиков до гильотины. Меня удивляет, что Вы не соглашаетесь на ту сумму, которую я прошу на этот раз за очень важное сообщение, тогда как Вы платили более крупные суммы за дела, не представлявшие для меня таких затруднений. Для того, чтобы приносить существенную пользу Вашему правительству, как в Англии, так и во Франции, я должен располагать большими деньгами для придания моему дому блеска, соответствующего моему званию. Если бы я оказался вынужденным вести иной образ жизни, я не мог бы вращаться в той среде, к которой принадлежат все мои друзья и в которой, как Вам известно, получают начало все роялистские заговоры. Надеясь через сутки получить благоприятный ответ на свою справедливую просьбу, я немедленно сообщу Вам требуемые имена. Имею честь остаться Вашим, гражданин, покорным слугой"...

Не успел Шовелэн кончить чтение, как в комнате раздался громкий, веселый смех: это сэр Пэрси от души хохотал, откинув назад голову.

- Чудное письмо! - воскликнул он. - Клянусь, что если бы я подписал такое письмо, да еще по-французски, то никто не поверил бы, что я могу так великолепно объясняться.

- Я и это все обдумал, сэр Пэрси, - сухо заметил Шовелэн, - и во избежание всяких сомнений в подлинности письма ставлю условием, чтобы каждое слово было вами собственноручно написано при мне, в этой самой комнате, в присутствии леди Блэкней, моего товарища и по крайней мере еще полдюжины лиц по моему выбору.

- Это чудесно придумано, - подтвердил сэр Пэрси, - но мне интересно знать, что будет дальше с этим интересным посланием? Простите мое любопытство, но я вполне естественно тревожусь этим... А ваша изобретательность превосходит всякие вероятия!

"Gazette de Paris" с интересными заглавиями. Я думаю, вам, сэр, нельзя опасаться забвения; мы постараемся, чтобы письмо получило заслуженную известность.

- Я не сомневаюсь, мсье... э-э... Шобертен, в вашем замечательном умении с любезным видом обливать людей грязью, - сказал Блэкней. - Но... я перебил вас, - простите! Продолжайте, прошу вас!

- Я уже почти все сказал. Все меры будут приняты, чтобы вы не могли впоследствии отречься от своего письма. Вы напишете его в присутствии свидетелей и получите деньги из рук одного из моих товарищей, на глазах у всех... И все будут знать, что ваша роль предводителя известного кружка служила только для прикрытия вашей настоящей деятельности - оплачиваемого шпиона французского правительства.

- Замечательно остроумно придумано! - повторил сэр Пэрси.

- Прибавлю еще, - заговорил опять Шовелэн, стараясь казаться спокойным, хотя его голос слегка дрожал от сознания удачи, - что теперь во всей Франции предполагаются торжества в честь новой религии; эти празднества начнутся в Булони, имевший счастье захватить Красный Цветок, причем богиню новой религии - Разума - будет изображать известная вам мадемуазель Кандейль...

- Да, весело! - воскликнул Шовелэн с каким-то диким торжеством, - потому что мы своими глазами увидим то, что должно наполнить радостью сердце каждого честного патриота. Не смерти Красного Цветка добивались мы, а его унизительного поражения и бесчестия! Вы спросили меня, каким образом намерен я осуществить это: теперь вы это знаете: заставив вас написать письмо и взять из наших рук деньги, которые навсегда опозорят вас, как лжеца и доносчика, и покроют вас несмываемым бесчестием...

- Черт побери, - любезно прервал его сэр Пэрси, - как вы удивительно владеете английским языком! Если бы я наполовину так хорошо владел французским!

В эту минуту Маргарита медленно, как автомат, поднялась со своего места, чувствуя, что не в силах больше выдержать.

- Кажется, наш разговор немного утомил вас, - с вежливым поклоном произнес сэр Пэрси. - Будьте так добры, мсье, прикажите проводить миледи в ее комнату.

На губах Шовелэна промелькнула довольная улыбка. Блэкней быстро сделал шаг назад, и это движение привело Маргариту в себя. Устыдившись, что на минуту выдала свои чувства, она гордо подняла голову и с нескрываемым презрением взглянула на своего непримиримого врага. Сэр Пэрси позвонил в стоявший на столе колокольчик.

- Простите за самовольство, - вежливо произнес он, - но миледи слишком утомлена и нуждается в отдыхе.

Маргарита бросила ему благодарный взгляд и, проходя к двери в сопровождении солдата, протянула мужу холодную, как лед, руку. Он поцеловал ее, низко склонившись перед женой. Только теперь почувствовала она, как дрожала эта красивая аристократическая рука.

Как только Маргарита скрылась за дверью, сэр Пэрси обратился к Шовелэну:

- Мне больше нечего говорить, - отозвался Шовелэн. - Мои условия вам вполне ясны, не так ли? Если письмо не будет написано, вашей жене предстоит долгое, унизительное заключение в Темпле и, как счастливый исход, - гильотина. Я прибавил бы то же самое и для вас, но, должен отдать вам справедливость, вы об этом вовсе не заботитесь.

- Вы ошибаетесь - это меня очень интересует. Я вовсе не желаю кончить жизнь под ножом гильотины. Скверная, неудобная вещь - ваша проклятая гильотина! Мне говорили, что волосы стрижет неумелый цирюльник. Брр!.. А мысль о национальном празднестве мне очень нравится. Кстати, к какому времени должно быть готово мое письмо?

- Когда вам будет угодно, сэр Пэрси.

- "Мечта" должна сняться с якоря в восемь часов. Вам удобно будет получить письмо за час до этого?

- Должен ли я понять, что вы...

- Что я принимаю ваши условия, любезный? - ответил Блэкней, звонко смеясь. - Черт возьми, говорят вам - я согласен! Я напишу и подпишу письмо, а вы позаботьтесь, чтобы паспорта и деньги были готовы. В семь часов, вы сказали? Чему вы изумляетесь, любезный? А теперь, ради всех демонов ада, дайте мне ужин и постель; признаюсь, я чертовски устал!

Сэр Пэрси без дальнейших разговоров позвонил, продолжая громко смеяться; затем его смех внезапно перешел в страшную зевоту и, бросившись на стул и вытянув свои длинные ноги, он положил руки в карманы, после чего через минуту уже крепко спал.