Испанские братья.
Часть первая.
І. Детство.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Испанские братья. Часть первая. І. Детство. (старая орфография)

Испанские братья 

Историческая повесть времен шестнадцатого века. 

(В двух частях). 

Перевод с английского. 

Часть первая. 

И. 

ДЕТСТВО.

В половине шестнадцатого столетия, на одном из зеленых склонов Сиерры-Морены, под тенью группы пробковых дерев, с каменистыми возвышенностями и дикими, бурыми пустынями, тянувшимися позади его, стоял замок, и тогда уже старый и пострадавший от времени.

Небольшого размера, но когда-то это было сильно укрепленное место, хотя по нашам современным понятиям об удобствах, внутренность его не могла представлять собою особенно приятного жилища. Большая часть постройки была занята громадным вестибюлем, стены которого были увешаны вылинявшими, но хорошо сохранившимися коврами и уставленного тяжелыми дубовыми столами, креслами и скамейками, с вычурной резьбой, носившими следы глубокой старины. Узкия, без стекол, щели в толстой стене пропускали сюда свет и воздух; около одной из них стояли два мальчика и следили за лившем без перерыва дождем.

Они были одеты совершенно одинаково, в широких синяго сукна курточках, правда, из материи домашняго изделия, но так хорошо сшитых, что оне сидели на них лучше другого более дорогого платья. На них были длинные шелковые чулки и их манжеты и большие воротнички из тонкого голландского полотна были тщательно накрахмалены и гофрированы. У старшого, - красивого мальчика, на вид лет четырнадцати, но в действительности моложе, - были черные как смоль волосы, черные полные энергии глаза, правильные, но резкия черты и смуглое от природы, сильно загоревшее лицо. Более широкий лоб, большие ноздри и слабее очерченный рот отличали более нежного по сложению его брата, у которого волосы были светлее и лицо менее смуглое.

- Дождь... все дождь! Неужто он никогда не перестанет? - воскликнул с нетерпением старший, которого звали Жуаном, или по его полному титулу (и сильно бы он разсердился, еслиб кто посмел укоротить его), - Дон Жуан Родриго Альварец де-Сантилано-и-Менаня. В его жилах текла самая чистая испанская кровь: по отцу он происходил из благороднейшей кастильской семьи, по матери - из одной древней астурийской фамилии. Он хорошо знал это и гордо подымал свою молодую голову, несмотря на бедность и, что было еще хуже, на одну таинственную напасть, поразившую его дом, затмившую блеск его имени и которая привела за собою бедност вместе с другими более важными бедами.

- "Ранним вставаньем не ускоришь разсвета", и солнце не выйдет, потому что мы смотрим на дождь, - сказал сметливый Карлос, быстро усвоивавший все, что он слышал и бывший уже знатоком разных поговорок, в которых сохраняется народная мудрость и которые и теперь унаследовала его раса.

- Это правда. Так достанем трости и поиграем. Или, еще лучше, рапиры и будем фехтовать.

Карлос согласился без возражения, хотя не обнаружил при этом особенного удовольствия. По внешности, как например в выборе занятий и игр, Жуан несомненно был вожаком; Карлосу никогда не приходило в голову оспаривать его приказания. Но в других, в сущности более важных случаях, Карлос, сам нисколько того не подозревая был руководителем своего более отважного, но менее сообразительного брата.

Жуан принес рапиры с защищенными концами, на которых обыкновенно фехтовали мальчики, или в виде забавы как теперь, или под руководством старого Диего, еще служившого с их отцом в войнах императора и исполнявшого тепер одновременно обязанности мажордома, ключника и кастеллана, от него-же Карлос выучился и народным поговоркам.

- Ну, становись в позицию. Нет, ты слишком мал, но подожди минутку. - Тут Жуан вышел из залы и быстро вернулся с большим фолиантом в руках, который он бросил на пол и велел своему брату стать на него.

Карлос колебался. - Что если увидит Фра {Фра - брат-монах, бывший домашним воспитателем.}, как мы обращаемся с нашим Горацием?

- Я бы желал услышать, что он скажет при этом, - отвечал Жуан и в его черных глазах блеснул зловещий огонек.

Когда вопрос о разнице в росте бойцев был улажен, началась игра и несколько времени продолжалась к их обоюдному удовольствию. Следует отдать справедливость старшему брату, что он давал всякое преимущество своему менее искусному и подвижному товарищу; причем часто кричал ему громким голосом, предупреждая о выпаде, боковом ударе, отпарировке и т. д. Наконец в один несчастный момент, благодаря своему же неловкому движению, против правил игры, Карлос получил довольно сильный удар рапирою по щеке, так что показалась кровь. Жуан моментально бросился к нему с криком: - "Ау de mi". Но Карлос отвернулся от него и закрыл лицо руками; и Жуан, к своему негодованию, вслед затем услышал всхлипыванья.

- Ах ты трусишка! - воскликнул он, - плакать из-за такого пустяка? Стыдись!

- Сам трус, когда ругаешься, если я слабее тебя, - отвечал Карлос сквозь слезы.

- Ты всегда такой плакса. А еще хочешь розыскиват нашего отца! Нечего сказать, годишься ты, чтобы плыть в Индию и драться с дикарями. Лучше тебе оставаться дома и сидеть за пряжей с матушкой Долорес.

Слишком обиженный, чтобы подыскать подходящую пословицу, или что нибудь ответить, Карлос в слезах быстро вышел из зала и спрятался в маленькой, примыкавшей в ней комнате.

посматривая на ливший снаружи дождь и злобствуя в душе на брата, который так больно поранил его, потом обозвал трусом и в заключение, что было обиднее всего, укорил его в непригодности к тому предприятию, на котором были сосредоточены все помыслы ребенка.

Но он был не в состоянии серьезно поссориться с Жуаном, да и не мог долго обойтись без него. Немного спустя гнев его заменило чувство одиночества и грусти, и у него явилось страстное желание "помириться".

Жуан чувствовал себя не лучше, хотя старался уверить себя, что он был прав, укоряя брата в недостатке мужества, и ему казалось, что он умрет со стыда, если Карлос, Когда они поедут в Севилью, осрамится перед своими кузенами, заплакав из-за пустой раны, как девочка или дитя. Правда, в глубине души, он сожалел, что не промолчал или что высказался так резко; но он старался подавить в себе это чувство и ходил взад и вперед по зале, напевая с напускным весельем:

"Сид ехал под дугой ворот, а Омеха

 Стоял, склонив голову,

Как полумесяц поблекший пред

 Христианским крестом.

Он был в золотой кольчуге, в белой

 Как саван епанче;

С опущенным забралом, с обнаженным

 Мечем, ехал он, в мертвом молчании, - гордый".

- Рюи! - наконец кликнул Карлос, нерешительным голосом из другой комнаты, - Рюи!

Рюи, испанское уменьшительное от Родриго, бывшого вторым именем Жуана, которое он почему то предпочитал другим; так что употребление его Карлосом являлось как бы началом мирных переговоров. Жуан с видимою радостью явился на призыв и убедившись, после краткого осмотра, что рана брата пустяшная, завершил примирение, обняв его по-детски за шею рукою. Таким образом без всяких слов ссора была скоро закончена. Случилось так, что к этому же времени перестал дождик и выглянуло солнце, появление которого и было предлогом для Карлоса, чтобы позвать к себе Жуана.

- Посмотри, Рюи, - сказал он, - как светит солнце на слова, начертанные нашим отцом!

У этих детей была своя тайна, тщательно сохраняемая даже от их преданной няньки, Долорес, бывшей при них с самого дня рождения и заменявшей им мать; потому что Жуан не помнил никого из своих родителей, а Kapлос никогда не видел отца; мать же умерла при его рождении.

Но выходило так, что в том мире фантазии, который окружал этих детей и в котором они главным образом жили, отец занимал главное место. Все великия нации имеют в юности свои легенды и поэмы, писанные или неписанные, своих героев, около которых в течение многих веков свободно разыгрывается народная фантазия, в то время как постепенно развивается их язык, характер и литература. Так бывает и с отдельными личностями. У детей, одаренных воображением, - особенно если они воспитаны в уединении и удалены от грубого товарищества, - обыкновенно слагаются свои легенды, не написанные поэмы и всегда бывает свой герой. И эти детския грезы не одне пустые фантазии. В свое время оне являются драгоценным даром небес, - здоровым в настоящем и полезным в будущем. Поэт прав, говоря: - "Когда ты станешь человеком, уважай мечты твоей юности".

Сид Кампеадор, Карл великий, или король Артур для наших юных испанских братьев был никто другой, как дон Жуан-Альварец де-Менаня, второй и последний граф де-Нуэра. Как почти все национальные былины построены на самых скудных исторических событиях (а часто и вопреки историческому факту), так бывает и с детскими фантазиями. Все говорили, что кости их отца давно уже белеются на каком нибудь диком поле сражения в Араукании; но это ничего не значило в глазах Жуана и Карлоса Альварец. Уже однех слов, которые как-то шептала по секрету деревенскому цирульнику Долорес (полагая, что они спят) во время одной из их детских болезней: - "Нет в живых! Молю только всех святых и Царицу Небесную, чтобы нам увериться в этом!" - было вполне достаточно, чтобы внести сомнение в их детскую душу.

Но кроме того, у них было нечто другое. Почти каждый день они читали эти таинственные слова, написанные алмазным перстнем рукою их отца (и они никогда не сомневались в этом) на стекле в этой самой, его любимой комнате: 

"El Dorado 

Jo hé trovado". 

(Я нашел Эль-Дорадо).

Никто кроме них не замечал этой надписи и какой только фантазии не строило их воображение на этих пяти загадочных словах. Они слышали от Диего все басни, ходившия тогда между испанскими искателями приключений, о "золотой стране", которой они безуспешно доискивались в Новом Свете. Им было известно, что их отец в молодости совершил путешествие в Индию, и этого было достаточно, чтобы убедить их, что он-то и открыл Эль-Дорадо, что он возвратился туда и царствовал теперь, счастаивый и богатый, над этою новою страной, сожалея только об одном, что с ним нет его бравых малъчиков. И когда нибудь да соединятся они с ним, несмотря на все опасности (между другими, великаны в двенадцат футов роста и огненные драконы, в которых они безусловно верили), которыми будет усеян их путь, подобно тому, как осенний вихрь приносит на дорогу кучу листьев пробковых дерев из горных ущелий.

- Посмотри, Рюи, - сказал Карлос, - как блестят на солнце слова нашего отца!

- Это правда? Какое же новое счастье ожидает нас? Так всегда бывает, когда оне имеют такой вид.

- Новый лук и пучек настоящих стрел с стальными головками. А ты?

- Я... пожалуй хронику Сила.

- Я также не прочь. Но мне еще более хотелось бы...

- Чего?

- Чтобы Фра Себастиан заболел простудой, или горный воздух показался ему нездоровым, или чтобы он нашел хорошее место в своем излюбленном Комилутуме {Complutum - Алкала, - древний испанский город, основанный римлянами.}.

- С нами может выйдти еще хуже как с теми, которые ищут хлеба лучше пшеничного, - отвечал Карлос со смехом. - Пожелай еще что нибудь Жуан; и хорошенько этот раз... самое лучшее из твоих желаний.

- Что же другое, как отыскать нашего отца?

- Ну, а после того.

- Ну, еще раз съездить в Севилью, увидеть лавки, бой быков и большую церковь; побиться с нашими кузенами и протанцовать качучу с донной Беатрисой.

- Я не иду на это. Иные люди едут за шерстью и ворочаются обстриженные. Хотя мне также нравится донна Беатриса.

- Шш! Идет Долорес.

В комнату вошла высокая, худая женщина, в черном шерстяном платье, с белой повязкой на голове. Благодаря черным волосам с проседью и бледному, исхудалому, изсушенному заботами лицу, она казалась старше своих лет. Когда-то она была прекрасна; но казалось, что красота её сгорела в огне каких-то ужасных мук, а не завяла постепенно с годами. Со всею горячностью сильной глубокой натуры она сосредоточила всю свою любовь на детях своей бывшей госпожи и молочной сестры. Только благодаря её распорядительности и энергии, удалось сохранить жалкий остаток их наследия. Она окружала их всеми удобствами, насколько то позволяли средства; хотя, как истая испанка, она в каждый момент готова была пожертвовать всем этим, еслиб того потребовал их сан и достоинство их имени. Она держала теперь открытое письмо в руке.

замок своим посещением.

- В правду, хорошия вести! Я так рад, как будто вы мне подарили атласный колет. Вероятно он возьмет нас в Севилью, - воскликнул Жуан.

- Лучше бы он, по добру по здорову, оставался дома, - пробормотал Карлос.

- Поедете вы в Севилию или нет, сеньор дон Карлос, - сказала серьезным тоном Долорес, - будет вероятно зависить от того, насколько ваш благородный дядя останется доволен вашими успехами в латыни, грамматике и других науках.

- Многого стоит одобрение моего благородного дяди! - сказал непочтительно Жуан. - Я уже теперь знаю достаточно для дворянина и в десять раз более его самого.

пожалуй угодишь ему.

- Сеньор дон Карлос, что это с вашим лицом? - спросила Долорес, в первый раз заметив следы полученной им раны.

- Это пустая царапина... и то по моей вине, - проговорил торопливо Карлос.

- Это я случайно поранил его своей рапирой. Мне так жаль, - сказал Жуан, положив руку на плечо своего брата.

- Молодые дворяне, желающие быть рыцарями и военачальниками, должны не только наносить удары, но и получать их. При этом она добавила мысленно: - Боже храни их! Пусть через десять или двадцать лет они также стоих друг за друга как теперь.