Испанские братья.
Часть первая.
IV. Алькала де-Генарец.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Испанские братья. Часть первая. IV. Алькала де-Генарец. (старая орфография)

IV. 

Алькала де-Генарец.

Мало таких людей, у которых семь лет жизни проходят без событий. Но, во всяком случае, те годы, когда дети превращаются в взрослых, должны иметь особенное значение. Три года из этих важных семи лет Жуан и Карлос Альварец провели среди гор родного дома, остальные четыре - в университете Алькала или Комилутуме.

Университетсвое образование было необходимо для младшого брата, предназначавшагося в церковь. И если старшему, которому предстояла военная карьера, пришлось разделить с ним такое преимущество, то это случилось по стечению обстоятельств. Его опекун, дон Мануэль Альварец, хотя корыстный светский человек, все же сохранил некоторое уважение к памяти брата, который в последнем своем завещании просил его "позаботиться о воспитании его мальчика". К тому же было жаль оставить этого пылкого юношу в течение еще нескольких лет, прежде чем он мог получить назначение в армии, в томительном одиночестве горного замка, в обществе одной Долорес и Диего, с несколькими борзыми собаками. Он решился дать ему возможность испытать свои силы в Алькале, где он мог развлекаться как съумеет, не стесненный усиленными занятиями и с одним только строго внушенным ограничением - не делать долгов.

Пребывание в университете осталось не без пользы для него, хотя он и не был увенчан академическими лаврами и не получил ученой степени. Брат Себастиан выучил его читать и писать и даже успел пройти с ним латинскую грамматику, впоследствии почти совершенно вылетевшую из головы его ученика. Понудить его в усвоению больших знаний потребовало бы со стороны учителя известной строгости, столь обычной тогда, на которую, однако, по благоразумию или из боязни, брат Себастиан не решался,-- ему и в голову не приходило заинтересовать своего ученика в его занятиях. В Алькале, однако, в нем пробудился такой интерес. Он, правда, относился безучастно к обычному схоластическому курсу, но зато нашел в упиверситетской библиотеке почти все книги, написанные на родном языке, а то было время процветания испанской литературы. Начиная с поэм и романов, касавшихся истории его страны, он перечел все, что только попадалось,-- поэзию, историю, романы, науки,-- не гнушаясь ничем, кроме разве одного богословия. Он изучал с особым вниманием все сочинения, касавшияся нового света, который он надеялся увидеть. Он посещал лекции по этому предмету и даже познакомился настолько с латинским языком, чтобы получить те интересовавшия его сведения, которых он не находил в испанских сочинениях.

Таким образом, после четырехлетняго пребывания в университете, он приобрел не мало полезных, хотя и не систематических знаний; кроме того, он выучился выражаться, как словесно, так и письменно, на чистейшем кастильском языке, полном силы и выразительности.

Шестнадцатое столетие дает нам много примеров такких людей, и между ними было не мало испанцев, военных по ремеслу, но обладавших развитым и образованным умом, которые также искусно владели пером, как и мечем, и могли не только совершать славные подвиги, но и описывать их с большим талантом.

Жуан пользовался любовью своих товарищей, потому что его гордость не имела в себе ничего вызывающого и его вспыльчивый характер не мало смягчался его великодушной натурой. Во время своего пребывания в Алькале ему пришлось драться на трех дуэлях; из них одна - со студентом, пазвавшим его брата "Донной Карлоттой". Поводом другой была более серьезная причина - оскорбление памяти его отца. Он также побил хлыстом другого товарища, который по своему происхождению, как ему казалось, не заслуживал чести драться с ним на шпагах,-- только за его замечание, когда Карлос отбил у него приз, что "дон Карлос соединяет талант с трудолюбием, что необходимо тому, кто сам устраивает свою будущность". Но вскоре после того, когда этому же студенту, по его бедности, грозило исключение из университета, Жуан тайком прокрался в его отсутствие к нему в комнату и положил четыре дуката (в которых и сам нуждался) между страниц его молитвенника.

С большим наружным успехом, хотя и не обещавшая хорошого в будущем, проходила университская жизнь его брата, Карлоса. Непроизводительно тратил он свежия силы своего молодого ума над тяжелыми томами схолостического богословия, представлявшими в сущности только плохую метафизику. Изучение церковной казуистики было еще хуже, потому что тут уже было прямое развращение ума. Плохо идти тяжелым путем, который не приводит никуда; но еще хуже, когда этот путь представляет собою сплошную грязь, на каждом шагу пристающую к ногам путника.

К его счастью, а может и на его беду, дон Карлос представлял для своих преподавателей удивительный сырой материал, из которого можно было выработать будущого выдающагося, даже великого церковного деятеля. Он явился к ним невинным, правдивым, одаренным любящим сердцем мальчиком. У него были способности; острый восприимчивый ум, благодаря которому он легко пробирался чрез запутанные дебри схоластики. И нужно отдать справедливость его наставникам, развившим до необычайной остроты это умственное оружие, которое подобно знаменитому мечу Саладина могло одним ударом разсекать самую тонкую газовую ткань. Каково только было вести борьбу при помощи одного этого оружия с чудовищемь, охранявшим золотые яблоки правды? Но это было праздным вопросом; потому что правда представлялась этим воспитателям какою-то роскошью, о которой Карлос не должен был и думать. Не искание правды, а того, что лучше для церкви, для него, для его семейства,-- вот что ставилось перед ним как цель жизни.

Он обладал воображением, изобретательностью и находчивостью. Все это были прекрасные сами по себе качества; но оне являлись крайне опасными, когда в соединении с ними было притуплено всякое сознание правды. Карлос был робок, подобно большинству впечатлительных, рефлективных натур, а также может быть и по физической слабости. И в эти грубые времена церковь представляла собою единственную карьеру где робкий человек не только мог избежать позора, но и достигнуть почестей. На службе её, недостаток мужества более чем вознаграждался умственными силами. Не покидая своей кельи или капеллы, не подвергая опасности свою жизн, служитель её мог достигнуть всяких почестей, славы и богатства, конечно при соблюдении одного условия, чтобы его более развитой ум мог руководить грубыми вооруженными мечем руками, или (что было еще лучше) повелевавшею ими коронованною головою.

В этом самом университете могла быть небольшая группа студентов (и такие действительно там были несколько лет раньше), задававшихся другими целями, и которые занимались приобретением другого рода знаний. Но "библистов", как их называли, было в это время немного и они скрывались в массе; так что Карлосу, во все время пребывания в университете, ни разу не пришлось столкнуться с кем либо из них. Изучение еврейского, и даже греческого языка, в это время не поощрялось; по распространенному между испанскими католиками понятию с ними соединялось представление о зловредной "ереси". Карлосу в голову не приходило выйти из намеченной для него колеи, по которой он шел с таким успехом, оставляя за собою почти всех своих товарищей.

Но Жуан и Карлос не забывали своей старой мечты; хотя под влиянием расширившагося круга знаний, она изменилась в своих подробностях. По крайней мере Карлос уже не был так уверен в существовании Эль-Дорадо; хотя его, как и его брата, не покидала твердая решимость проникнуть тайну, скрывавшую судьбу их отца и розыскать его живого или мертвого. Любовь и доверие, существовавшее между братьями, только усилились с годами и представляли собою самое трогательное зрелище.

Их однообразная жизнь изредка прерывалась только праздничными поездками в Севилью, которые не оставались без последствий.

Наступило лето 1556 г. Великий Карл, бывший недавно повелителем Германии и королемь, снял с себя тяжелое бреня правления и собирался в приятное уединение монастыря св. Юста, для умерщвления плоти и приготовления к близившемуся концу, как думало большинство его подданных; но в действительности,-- чтобы пить, есть и веселиться, на сколько еще позволяли его изможженные - дух и тело. В это время наш молодой Жуан, полный надежд и сил, с открывавшимся перед ним целым миром, получил наконец давно ожидаемое назначение в армии нового испанского короля, Филиппа II.

Братья только что кончили свой скромный обед, в довольно красивой комнате, занимаемой ими в Алькале. Жуан отодвинул от себя кубок, который только что хотел наполнить Карлос, и в задумчивости играл с дынною коркою.

- Конечно, брат; хотя тебе нечего опасаться.

- Нечего опасаться!-- и его глаза заблистали постарому.-- Разве потому только, что ради эгоизма моей тетки и тщеславия кузин, она не должна появляться ни в театре, ни на балах, ни на праздниках боя быков? Достаточно ей показаться на Аламеде или на мессе, чтобы у меня явилось множество соперников.

- Но все же дядя расположен к тебе, и сама донна Долорес вряд ли изменится, когда ты вернешься прославленный домой, мой Рюи.

моего законного повелителя.

montera. Дон Карлос вышел вместе с ним, они сели на лошадей, которых держал под уздцы мальчик из их родной деревни и поехали рядом по улице и из ворот Алькалы. Восхищенные взгляды и добрые пожелания товарищей сопровождали дон-Жуана.