Испанские братья.
Часть первая.
XI. Свет отделяется от мрака.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Испанские братья. Часть первая. XI. Свет отделяется от мрака. (старая орфография)

XI. 

Свет отделяется от мрака.

В чудную осеннюю погоду дон Карлос проезжал через рощи пробковых и каштановых деревьев, по открытым бурым равнинам, через сады бледно-зеленых олив и сквозь темную листву, в которой виднелись золотые апельсины. Он уже давно отослал в Севилью конвой, данный ему дядей, и его едннственным товарищем был деревенский парен, воспитанный Диего, который должен был заменять ему слугу. Но хотя ему пришлось проезжать чрез ту самую страну, которую потом обезсмертил своими похождениями дон-Кихот, ему не встретилось никаких приключений. Если не считать то обстоятельство, что под конец его пути погода внезапно испортилась, полил дождь, и он принужден был искать себе какого нибудь приюта.

- Поезжай скорее, Иорге,-- сказал он своему спутнику, -- мне помнится тут есть вента (корчма) не далеко по дороге. Правда, место довольно убогое, где нельзя разсчитывать на ужин; но по крайней мере мы там укроемся от дождя и будем в тепле.

Приблизившись в венте, они к удивлению своему увидели, что ленивый хозян её вышел из своей обычной апатии и хлопотал около наружной двери, стараясь припереть ее, чтобы она не скрипела на ветру и не безпокоила посетителей, видимо находившихся внутри. Гордый испанец окинул спокойным взглядом приезжих и сказал, что он с своей стороны сделает что может для помещения Карлоса.

- Но на ваше несчастье, сеньор, сейчас только что приехал знатный вельможа, с большою свитой кавалеров и слуг и кухня, прихожая и комната полны народу.

Это была неприятная новость для Карлоса. Гордый, впечатлительный и застенчивый по природе, он особенно тяготился встречей с незнакомцем, хотя и равным ему по положению, но превосходившим его всем тем, что особенно бьет в глаза толпы.

- Нам лучше двинуться дальше к Эции,-- сказал он своему приунывшему спутнику, храбро поворачиваясь лицом в ветру и решаясь, еще в течение десяти миль, мокнуть под проливным дождем.

В это время на пороге двери, открывавшейся в кухни из внутренней комнаты, показалась высокая фигура незнакомца.

- Неужели вы решаетесь ехать далее, сеньор, в такую ужасную погоду,-- сказал этот кавалер, прекрасное лицо которого показалось знакомым Карлосу.

- Отсюда не далеко до Эции, сеньор,-- отвечал он вланядсь.-- И к тому же говорит пословица: "Кто первый приехал, тому и все услуги".

- Приехавший первым, однако, пользуется еще другою привилегией, от которой я не откажусь,-- это предложить гостеприимство приехавшему вторым. Прошу вас, войдите, сенъор. Вы найдете здесь яркий огонь.

Карлос не мог отвечать отказом на такое любезное приглашение и вскоре сидел около пылающого камина во внутренней комнате, обмениваясь обычными испанскими любезностями с своим гостеприимным хозяином.

Хотя ни на одну минуту нельзя было усумниться в знатном происхождении незнакомца, но в манере его было менее натянутости и церемонии, чем привык видеть Карлос в высшем севильском обществе. Впрочем, как выяснилось потом, это происходило от того, что он родился и воспитывался в Италии.

- Я с удовольствием узнаю в вас дона Карлоса Альварец де-Синтильянос и Менаня,-- сказал он.-- Я надеюсь, сеньор, что малютка, о котором вы выказывали тогда такое трогательное безпокойство, благополучно выздоровел?

Значит это был тот самый человек, которого Карлос застал во время их интимного разговора с доктором Лозадой. По ассоциации идей ему припомнились сказанные при этом слова, касавшияся его отца. Но оставив это, пока он отвечал: - совершенно, я благодарю ваше сиятельство. Мы приписываем спасение его исключительно искусству и вниманию почтенного доктора Христобало Лозады.

Карлос от души согласился с этим и прибавил от себе несколько примеров его доброты к тем людям, которые. не в состоянии были оплачивать его услуг. Они были неизвестны его собеседнику, и тот слушал его с большим вниманием.

Пока они разговаривали, был накрыт ужин. Благодаря провизии, привезенной с собою первым гостем, еда оказалась очень обильной. Прежде чем сесть за стол, Карлос вышел на минуту из комнаты, чтобы привесть в порядок свое платье, и пользуясь этим случаем, осведомился у xoзяина об имени незнакомца.

- Его сиятельство знатный вельможа из Кастилии,-- отвечал тот с многозначительным видом. - Его зовут, как слышал, дон Карлос де-Сезо; а его уважаемая супруга, донна Изабелла, королевской крови.

- Где он живет?

- Сеньоры из его свиты сказывали мне, что большею частью в его большом северном поместье Вилламедиана, как они его называют. Он также коррегидор (бургомистр) Торо. Он ездил по важному делу в Севилью и теперь возвращается домой.

Довольный быть гостем такого человека, Карлос занял свое место за столом и ел с аппетитом. Разговор с умным человеком, много видевшим и путешествовавшим, был для него редким удовольствием. Кроме того, он был очарован тем изысканным вниманием, которое оказывал ему, старший его по летам де-Сезо, с видимым интересом выслушивавший все его замечания.

Он говорил с восторгом о проповедях фра-Константино, и Карлосу пришлось пожалеть, что он недостаточно внимательно слушал их.

- Случалось ли вам видеть его маленький трактат, под названием "Исповедь грешника"? - спросил де-Сезо.

Когда Карлос ответил отрицательно, он вынул из кармана книжку и дал ему прочесть, пока он пишет письмо.

Карлос тотчас же углубился в нее.

Почти с первых слов его внимание было возбуждено и он уже не мог оторваться от книжки. "Такова была гордость человека,-- читал он,-- что он сам возмечтал быть Богом; но велико было Твое милосердие к нему в его падении, и Ты решился унизиться и не только принять его образ, но сам сделался рабом, чтобы освободить его и чтобы силою Твоей любви, Твоей мудрости и праведности человек мог возвратить с избытком то, что он потерял, благодаря своей безумной гордости..."

Некоторое время он читал в молчании, потом книга выпала из его рук и он невольно сказал:

- Как странно!

- Что вы находите странным, сеньор? - спросил удивленный де-Сезо, с пером в руке.

- Что он... что фра-Константино... именно чувствовал то, об чем тут говорит.

- Что такой святой человек, как он, глубоко сознает свой собственный грех? Но вам конечно известно, что первые святые церкви испытывали то же самое, так например: св. Августин, с творениями которого, как ученый богослов, вы конечно знакомы.

- Святые, стоящие выше других,-- отвечал Карлос,-- сознают себя недостойными грешниками.

- Это верно. Рядом с образцом божественной чистоты самая совершенная жизнь может показаться жалкою. Мрамор наших церквей и жилищ кажется нам белым, пока мы не увидим свег Божий, свежий и чистый, упавший с небес на них.

- Да, сеньор,-- сказал Карлос с живою радостью во взоре;-- но рука, указывающая на пятна, может и очистить от них. Никакой снег не может сравниться по чистоте с белыми одеждами праведных.

- Вероятно я вижу в вас, сеньор, одного из посвятивших себя изучению того языка, на котором писали святые апостолы. Вы знаток греческого?

Карлос отрицательно покачал головою:

- Теперь в Комилутуме мало занимаются греческим языком,-- сказал он; - и я ограничивался обычным богословским курсом.

- В котором, как я слышал, вы достигли блестящих успехов. Но как нам должно быть стыдно и какая потеря для нашего юношества, что язык св. Павла и св. Иоанна не заслуживает более нашего внимания.

- Вашему сиятельству конечно известно, что в прежние годы было иначе,-- отвечал Карлос. - Может быть это происходит от того, что величайшие из греческих ученых нашего времени подозревались в ереси.

- Жалкое заблуждение; продукт монашеского невежества, зависти и суеверия толпы. Прозвище ереси очень удобно, чтобы заклеймить то доброе, которое мы не в состоянии понять.

- Истинная правда, сеньор. Даже фра-Константино не избавился от этого.

- Его преступление заключалось в том, что он старался сосредоточить внимание людей не на внешних формах и церемониях, а на истине, которой оне служат выражением. Для толпы религия только ряд обрядностей.

- Но сердце, истинно любящее Бога и Спасителя, научается отводить им их настоящее место.

- Сеньор дон Карлос,-- сказал де-Сезо, будучи не в состоянии более сдерживать своего изумления,-- вы должно быть посвятили себя изучению священного писания.

- Я ищу в писании источника вечной жизни и, кроме того, оно свидетельствует о Христе,-- отвечал с жаром Карлос.

- Я замечаю, что вы не пользуетесь Вульгатой.

- Нет, сеньор,-- отвечал с улыбкой Карлос,-- я не боюсь сказать всю правду пред таким просвещенным человеком, как вы. Я видел... но зачем колебаться, я владею безценным сокровищем... Новым Заветом нашего Спасителя, переведенным на благородный Кастильский язык.

Даже сквозь сдержанную манеру своего нового знакомца Кардос заметил, какое впечатление произвело на него это известие. После краткого молчания, он сказал тихо, с глубоким чувством:-- Я разделяю с вами обладание этим совровищем.

В сердце Карлоса внезапно загорелась любовь в человеку, разделявшему с ним пользование драгоценною книгою, а также, без сомнения и его веру. Он с радостью обнял бы его. Но сила привычки и природная сдержанность оставовили этот порыв. Он сказал только с выражением, в котором слышалось самое искреннее чувство: - Я знал это. Слова ваши, сеньор, сразу обличили человека, которому близка истина Христова.

- Но помните, слово его отрицается многими,-- сказал де-Сезо.-- Одно только упоминание об этом соединено с порицанием и опасностью.

- Это только другой пример ужасных господствующих предразсудков о ереси, о которых мы говорили раньше, я знаю, что многие готовы заклеймить меня, студента-богослова, позорным именем еретика, только потому, что я читал слово Божие на моем родном языке. Но как нелепо такое обвинение! Блаженная книга только укрепила меня в учении святой матери церкви.

- В самом деле? - сказал тихо, с некоторою сухостью де-Сезо.

- Истинно так, сеньор,-- добавил Карлос с горячностью.-- Только теперь я уразумел, или скорее, стал сознательно верить в эти святые истины. Начиная с credo и нашего католического догмата о воплощении и искуплении.

их обоих.

До сих пор Карлос чувствовал себя как человек, блуждающий в незнакомой ему стране. Понятно, с каким поглощающим интересом стал бы он слушать слова ученого путешественника, встретившагося ему на пути, который изучил и нанес на карту всю эту неизвестную ему землю и начертал бы его собственный путь по ней.

Де-Сезо не только уяснил Карлосу истинное значение терминов священного писания и соотношение между разными евангельскими истинами; но сделал ему понятными многие факты из его собственной жизни и дал им точные определения.

- Кажется я понимаю теперь,-- сказал Карлос, после продолжительного разговора, во время которого он высказал много обуревавших его сомнений и ставил возражения, и на все это его новый друг давал вполне удовлетворявшие его ответы.-- Будем благодарить Бога, мы избавлены от вечного осуждения и наказания. Ни делом, ни страданиями мы ничего не можем прибавить к тому, что уже сделано для нас Христом. Но страдание все-таки очищает как огонь?

- Не само по себе. Преступники, возвращенные с галер, часто делаются хуже.

После этого де-Сезо встал и погасил уже догоравшую лампу, между тем как Карлос в глубокой задумчивости продолжал смотреть на огонь.-- Сеньор,-- сказал он после продолжительного молчания, во время которого раз возбужденная мысль не покидала его,-- сеньор, полагаете вы, что Слово Божие, разъясняющее столько тайн, может дать ответ на все вопросы?

- Едва-ли. Мы можем поднять такие вопросы, понять которые мы решительно не приготовлены в настоящем состоянии нашего ума. На другие могут последовать ответы, но мы не в силах уловить их смысла, вследствие недостаточности нашей веры.

- Например.

- Я бы предпочел не приводить его теперь,-- сказал де-Сезо, и Карлосу показалось, что на лице его появилось грустное выражение в то время, как он смотрел на огонь.

- Намеренно я не пропустил бы ничего из учения Божия. Я желаю во всем знать Его волю и следовать ей,-- сказал с горячностью Карлос.

- Может вы не вполне сознаете чего желаете. Но, во всяком случае, выскажите свое сомнение; и я скажу вам откровенно, может-ли Слово Божие дать вам ответ.

Карлос сообщил ему о том затруднении, в которое поставил его вопрос Долорес. Повторяя его, Карлос не сознавал, что теперь именно он, подобно пловцу в челноке, покидает тихую гавань и пускается на встречу бурь, ожидающих его в открытом море.

- Я согласен с вами, что Священное Писание ничего не упоминает о чистилище,-- отвечал его друг, и оба в безмолвии несколько времени смотрели на огонь.

- Такия открытия, я сознаюсь, возбуждали во мне чувство разочарования и даже повергали меня в ужас,-- сказал наконец Карлос.

- Я не могу сказать, чтобы мысль прямого перехода от смерти в присутствие Бога моего повергала меня в ужас.

- Как? Что вы говорите?-- воскликнул Карлос, видимо вэдрогнув.

- Все-таки я позволю себе думать, что после всего, что вы узнали из Слова Божия, вам будет довольно трудно доказать существование чистилища.

- Нисколько,-- и он подобно рыцарю, выезжающему на арену турнира бросился с горячностью в богословский спор с своим новым другом, возражавшим ему как лютеранский противник, роль которого, так думал Карлос, он временно принял на себя.

Но не один храбрый рыцарь был повержев в прах и встретил смерть во время таких игрищ. На каждом его положении Карлоса ожидал отпор и он был разбит. Но ему было страшно сознаться перед самим собой в своем поражении, когда с опроверженным учением для него погибало все, во что он привык верить.

Он продолжал отчаянную борьбу. Ужас казалось изощрил его красноречие и память. Сбитый наконец с поля священного писания и разума, он остановился на схоластическом богословии. Пользуясь тем оружием, которым его научили владеть с такою ловкостью, он строил самые хитросплетенные силлогизмы, в которых надеялся запутать своего противника. Но де-Сезо силою своего ума разрывал эту ткань как паутину.

- Я ничего не могу сказать более.

- И все что я говорил, разве не согласно с Словом Божиим?

С криком ужаса Карлос повернулся к нему.

- Боже милосердный! Неужели мы лютеране?

- Христос спрашивает нас лишь об одном - из числа тех ли мы, которые следуют за ним, куда бы Он ни пошел?

- О, не туда,-- не туда! - воскликнул Карлос, вскакивая с места и ходя в волнении по комнате.-- Я ненавижу ересь, я страшился одной мысли о ней с самой колыбели. Все кроме этого!

Остановившись наконец против де-Сезо, он спросил:

- И вы, сеньор, подумали ли, куда это поведет?

- Я подумал. Я не убеждаю тебя следовать за мною. Но вот что я скажу: когда Христос просит человека покинуть лодку и идти к Небу по темным, бурным волнам, разве он не протягивает ему руки помощи?

- Покинуть корабль - Его церковь? Это все равно, что покинуть Его. Покинув Его... я погиб телом и душою... погиб... погиб!

- Не бойся. У ног Его, под Его защитой, еще не погиб ни один человек.

- Я буду держаться за него и также за Его церковь.

- Но ужь если придется кого покинуть... то конечно, не Его.

- Никогда... никогда, да пособит мне Бог! - и он прибавил, как бы говоря сам с собою: - Господи, куда мне идти? У Тебя только Слово вечной жизни.

Он стоял несколько времени задумавшись, охваченный одною мыслью. В это время де-Сезо подошел к окну и открыл грубую ставню.

- Ночь ясная,-- проговорил Карлос, как во сне. - Должно быть взошла луна.

- Это разсвет,-- отвечал его товарищ с улыбкой.-- Пора путникам подумать об отдыхе.

- Молитва лучше сна.

- Правда; тогда мы, соединенные одной верой, можем соединить и наши молитвы.

Кто теперь должен был руководить его путями.

Когда они поднялись с колен, то в каком-то невольном порыве крепко сжали руку друг другу.

- Между нами полное доверие,-- сказал де-Сезо;-- так, что нам не нужно обмениваться обетами в сохранении тайны.

Карлос склонял свою голову.

- Молитесь за меня, сеньор,-- сказал он.-- Молитесь, чтобы Бог, пославший вас для моего просветления, довершил начатое дело.

Человек, встретившийся на его пути, был пожалуй благороднейшею жертвою из той небольшой кучки испанских мучеников, которые погибли за новую веру. Высокое положение в свете, громадные дарования, всех очаровывавшия грация и простота его манеры,-- все это он принес в жертву той идее, которой служил. Эта величавая, благородная фигура невольно останавливает наше сочувствие. Но наш простой рассказ должен перенести нас теперь на другое поприще, где рука об руку работали знатный вельможа де-Сезо и бедный погонщик мулов Юлиано Фернандец.