Испанские братья.
Часть вторая.
IV. Ангел милосердия.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Испанские братья. Часть вторая. IV. Ангел милосердия. (старая орфография)

IV. 

Ангел милосердия.

Невыносимая жара андалузского лета увеличивала страдания узников; в этому следовало еще прибавить жалкое питание, какое доходило до них через руки алчного Беневидео.

Но последнее лишение было незаметно для Карлоса. Ему с излишком хватало доходившей до него малой порции и часто эта грубая пища оставалась вовсе нетронутою.

Однажды утром, к величайшему его изумлению, он увидел, что кто-то просунул свертов сквозь нижнюю решетку внутренней двери: наружная - как всегда в это время, была открыта. Таинственный сверток заключал в себе белый хлеб и кусок свежого мяса, и Карлос съел его с благодарностью, недоумевая, откуда мог явиться подарок.

Но этот ничтожный случай, нарушивший невыносимое однообразие его жизни, доставил ему еще большее удовольствие, чем самая еда.

Дело милосердия теперь повторялось почти каждый день. Иногда, кроме мяса и хлеба, ему просовывали виноград и другие чудные сочные плоды этого южного климата. Он ломал себе голову, чтобы разрешить эту загадку. Ему хотелось открыть своего таинственного благодетеля, не только чтобы благодарить его, но просить, чтобы эти благодеяния распространялись и на других его товарищей-узников, особенно Юлиано. Кроме того, он надеялся чрез него получить какие нибудь известия из внешняго мира, или от своих собратьев по заключению, что было для него дороже пищи.

В начале он подозревал, что это был помощник тюремщика, которого звали Хереро.

Этот человек был добрее Беневидео. Карлосу иногда казалось, что ему хотелось даже заговорить с ним. Но он боялся коснуться этого вопроса, опасаясь, чтобы этим не навести подозрений на своего невидимого благодетеля.

Это бывало обыкновенно ранним утром, когда открывались наружные двери. Если тому, кто просовывал в дверь свертки, случалось запоздать, то Карлосу слышались легкие торопливые шаги, точно ребенка.

Наконец настал один день, отмеченный белым в хронике его тюремной жизни. После того, как по обыкновению, в келью были просунуты хлеб и мясо, послышался легкий стук в нижнюю часть двери. Карлос, стоявший около нея, отвечал с живостью: "кто там".

- Друг. Наклонитесь, сеньор, и приложите свое ухо к решетке.-- Узник прислушался и до него долетел женский голос, говоривший шепотом:

- Не падайте духом, сеньор, Друзья думают о вас.

- Один друг не покидает меня и здесь,-- отвечал Карлос.-- Но я умоляю вас, назовите мне имя того, кого я должен благодарить ежедневно за милосердие, облегчающее мою участь.

- Я бедная женщина, сеньор, служанка тюремщика. То, что я вам приношу, принадлежит вам, и это только малая часть.

- Мне! Как это?

- Это отнимает от вас мой хозяин, который готов лишить несчастных узников даже их жалкой пищи. И если кто осмеливается пожаловаться на него сеньорам инквизиторам, то он бросает его в масмурру.

- Что это такое?

- Это ужасная, глубокая цистерна в его доме,-- отвечали ему едва слышным шепотом. Карлос еще далеко не был знаком со всеми ужасами этого места.

- Я трепещу при мысли о той опасности, которой вы подвергаетесь ради меня.

- Это из любви к Господу, сеньор.

- Вы также чтите Его имя! - проговорил Карлос, и глаза его наполнились слезами.

- Тише, тише, сеньор! Я люблю Его, на сколько это позволительно бедной женщине,-- прибавила она испуганным шепотом.-- Я хотела сказать, что благородный сеньор, ваш брат...

- Мой брат! - воскликнул Карлос; - что вы знаете о нем? Скажите мне, ради самого Христа.

- Говорите тише, сеньор. Нас могут услышать. Я знаю, что он не раз виделся с моим хозяином и дал ему много денег, чтобы снабжать вас пищею и всем необходимым; но тотх не побоялся Бога и...-- Карлос не мог разслышать остальные слова, но он догадывался насчет их значения.

- Но, добрый друг мой, еслиб вы могли передать ему несколько слов от меня.

Может быть, умоляющий тон его голоса пробудил скрытые материнския чувства в сердце бедной женщины. Она знала, что он был так молод и в течение многих месяцев заключен в этой темнице вдали от мира, который только что открывался перед ним и от которого он был заперт навсегда.

- Я сделаю все, что могу сеньор,-- сказала она голосом, в котором слышалось чувство.

- Тогда,-- просил ее Карлос,-- скажите ему, что со мною все хорошо. И пусть он прочтет псалом "Господь заступник мой" Но прежде всего скажите ему, чтобы он покинул эту страну и уезжал в Германию, или Англию. Потому что я боюсь... нет, не говорите ему, чего я боюсь. Только умоляйте его уехать скорее. Вы сделаете это?

- Я сделаю, сеньор, что могу, да поможет Бог и ему и вам.

- Да вознаградит вас Бог, добрый друг мой. Но еще одно слово, если это не опасно для вас. Скажите мне о моих дорогих товарищах, заключенных здесь. Особенно о д-ре Кристобало Лозада, дон-Жуане Понче де-Леон, фра-Константино и Юлиано Фернандец, которого прозывают Юлиан маленький.

- Мне ничего неизвестно о фра-Константино. Кажется, его нет здесь. Но все прочие, что вы называете - претерпели.

- Смерть!.. неужто смерть! - сказал Карлос в ужасе.

- Есть нечто хуже смерти, сеньор,-- отвечала бедная женщина.-- Даже мой хозяин, у которого железное сердце, поразился твердостью сеньора Юлиано. Он ничего не боится, кажется, ничего не чувствует. Самые ужасные пытки не могли заставить его сказать ни одного слова, которое могло бы повредить кому-нибудь.

- Я знаю, сеньор. Я стараюсь...

В это время послышались шаги и Карлос отпрыгнул от двери, но бедная женщина сказала:

- Её отец! Неужто ребенок самого Беневидео помогает вам в помощи узникам?

- Идите с Богом, добрая душа, и да вознаградит Он вас за ваше милосердие.