Золотые глаза.
Глава II.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Золотые глаза. Глава II. (старая орфография)

II.

Нечего было сомневаться: этот господин Ле-Фарек был один из тех дворянчиков с частицей де или без нея, которые занимались возделыванием своей земли. Генриета подумала, что была минута, когда она хотела обратиться к нему назвав его просто: "мой друг". У ней уже готова была сорваться фраза: - Мой друг, это вы меня ищите.-- Между вновь пришедшим и писцом в клетке завязался разговор, в который вмешался артельщик, пришедший на помощь своему товарищу. Пьер Ле-Фарек говорил очень мягким голосом, немного нараспев.-- Пришла ли посылка?

Артельщик проворчал, что у них нет времени искать! Писец прибавил, что этого знать нельзя и хотел закрыть свою форточку. Но Пьер Ле-Фарек спокойно посмотрел на них и заметил господину чиновнику, что это надо знать, а носильщику,-- что должно иметь время, а особенно снимать шапку, когда разговариваешь с публикой. Оба проворчали что-то и начали оба искать; волки были укрощены.

Генриета Борбен с живым интересом следила за этой сценой. Господин Ле-Фарек тотчас же сделался чем-то в её глазах; это был человек, умеющий заставить себя слушаться; это прекрасный дар природы, но к чему может послужить он для одинокой женщины, говорящей с животными?

Он прохаживался по зале, ожидая результатов поисков. Необъяснимая вещь, чувство одиночества и страха, удручавшее её минуту тому назад, теперь успокоилось. В поведении Ле-Фарека проглядывала сила, которая как бы распространяла тень покровительства вокруг него. К несчастию, поиски артельщика были кончены; посылки не было. Дворянчик должен был сесть в свой экипаж и слабая надежда, которая было зажглась в сердце мадемуазель Борбен, должна была исчезнуть вместе с топотом гнедой лошади господина Ле-Фарека.

Но нет. Она увидела, что он направляется прямо к ней. Тотчас же, так как она все еще стояла у порога, взгляд её обратился на деревню. Она сделала вид, будто совершенно не знает, что он приближается, так что на минуту он поколебался, спрашивая себя, чем он вызовет её внимание. Он ни минуты не подумал, что она насторожилась; это был человек простой. Ему показалось самым лучшим действовать прямо; он взял свою большую черную шляпу в руки:

- Извините меня, сударыня, мне кажется вы в затруднении?

Поклон его был безукоризнен; но это "извините меня" отдавало деревней.

Генриета Борбен совершенно успокоилась, у ней была минута тревоги. Ей приходили на помощь. Могла же она ее принять также дружески, как она была предложена?

- Это правда, сударь,-- отвечала она.-- О, в большом затруднении!..-- И тотчас же очень тихим голосом, так как она остерегалась своей досады, она начала рассказывать цель своего путешествия и своей неудачи по приезде. Несмотря на то, что она продолжала глядеть на дорогу с елками, рассказывая о себе этому неожиданному в пустыне другу, она видела его удивленное движение, когда он узнал, что перед ним находится "компаньонка". Дочь Евы была этим польщена, и быстро ободрившись она подняла, наконец, на Пьера Ле-Фарека свои глубокие, темные с переливами глаза. Не думает ли он, что письмо, которое она написала хозяевам Буа-Ру, не дошло до них?

Он покачал головою.-- Это не могло быть!

- Как не могло быть? Но как тогда назвать поступок барона?

- Ну да, поступок странный для всякого другого. Надо знать барона де-Вожирон; надо знать в особенности, что на прошлой неделе он открыл старые камни, древния могилы в степи, и что с этих пор он не от мира сего.

- Как! Могилы! Старые камни! Но разве это извинение? Да, наконец, если память изменила барону де-Вожирон, то баронесса, вероятно, получила извещение, адресованное в Буа-Ру.

Пьер Ле-Фарек пожал плечами. Баронесса была старая, очень фантастичная особа, жившая постоянно в облаках. Да к тому же она была всецело за интересы своей дочери.

Генриета не замедлила возразить.-- Значит, в интересах мадемуазель де-Вожирон было - чтобы они изменили данному слову? Ле-Фарек казался смущенным. Однако же он объяснился: он хотел сказать, что девушка, внезапно решившаяся выйти замуж, не нуждается в компаньонке.-- Таково было намерение мадемуазель Женевьевы де-Вожирон, но не её отца.-- Генриета Корбен слушала его с злой улыбкой:

- А, мадемуазель Женевьева желала выйти замуж?.. Может быть, жених не сдержал слова?..

- Мадемуазель де-Вожирон имеет сто тысяч экю приданого,-- отвечал Пьер своим серьезным голосом.

- Я беру назад свои слова!-- воскликнула Генриета Корбен.-- Она будет иметь мужа.

Она уже имела его. Это был её кузен, племянник барона. Но напрасно думают, что добряк де-Вожирон не умеет считать. Он отлично знал, что этот "зять" имеет долгов ровно столько, сколько составляет приданое его дочери.

Генриета снова улыбнулась, положительно ой становилось весело.

- Еслиб это было наоборот,-- сказала она,-- еслибы мадемуазель де-Вожирон имела долги, а молодой человек приданое, барону не надо было бы отказывать ему.

Затем она сказала уже серьезно:

- Сударь, я вас не знаю, но вы великодушно пришли мне на помощь, когда угадали мое затруднение; позвольте же мне спросить у вас совета. Надо ли ответить на унижение, которое мне причинили, тем, что прямо вернуться в Париж? Или, наоборот, не обращать внимания, и отправиться в Буа-Ру?

- Ведь вы приняли обязательство?

- Конечно. Но картина обитателей замка, которую вы мне представили сейчас...

Солдат-земледелец был жестоко логичен.

- Благодарю вас за напоминание,-- произнесла Генриета.-- Но каким образом сдержать мое обещание? Надо-ли, чтобы я явилась в Буа-Ру, как настоящая служанка?

- Разве не решено, что я провожу вас в своем кабриолете?

- Решено?-- повторила она...

- Я так полагаю, мадемуазель, вы, конечно, можете думать, что вы меня совсем не знаете, это моя вина. Вы сказали мне, кто вы...

- О,-- произнесла она вполголоса,-- я сказала так мало.

- Этого было достаточно. Остальное видно. Вы не были рождены, чтобы быть компаньонкой, вы видели лучшие дни. Когда же наступили плохие - вы увидели вокруг себя одне каменные сердца... Может быть, я ошибаюсь?

- Нет, нет - сказала она,-- это верно, слишком верно.

- Хорошо, узнайте же меня в свою очередь. Я Пьер Ле-Фарек, из рода людей, которые встречаются только в деревне,-- ни господин, ни крестьянин, немного и того, и другого. Мой отец был самый богатый фермер в этой стране, где почти все бедняки. Я учился, и раньше чем заняться хозяйством, я думал сделаться священником. Наступила война, я отправился туда, мой отец тоже. Он был стар, он мог все потерять: но он был добрый француз. Я сделался лейтенантом, старик был моим солдатом. Он был убит, я остался. После войны мне сказали: "оставайтесь в полку, вы будете капитаном". Но моя мать была одна; я воротился и занимаюсь именьем. Это очень просто, но зато честно.

- Это прекрасно!-- сказала она взволнованная,-- я принимаю ваше предложение; но что скажут в Буа-Ру, когда увидят, что вы меня провожаете?

- Те, которые увидят дурное там, где его нет, не заслуживают, чтобы о них заботились. Достаточно их пожалеть.

Мадемуазель Корбен улыбнулась искренно на этот раз. Эта встреча имела странный характер, что восхищало ее.

- У вас есть ответы на все. Ответы иногда даже черезчур чистосердечные, но они исходят от редкой гордости чувства.

Конечно, Ле-Фарек был прав, говоря, что он представлял собою неизвестный тип; он очень верно определил себя: ни крестьянин, ни господин, немного и того, и другого - эта смесь проглядывала и в его разговоре.

Она протянула ему руку и крепко пожала его руку; она не показалась ей мозолистой. Это движение не ускользнуло от Ле-Фарека, он улыбнулся в свою очередь без ложного стыда.

- О,-- сказал он,-- я только распоряжаюсь, но не хожу за сохой и не работаю лопатой.

Генриета покраснела.

- Сударь,-- проговорила она,-- вы проводите меня в Буа-Ру? Теперь я прошу вас об этом.

Пьер Ле-Фарек позвал артельщика и велел привязать сзади кабриолета багаж путешественницы.

Тот опять послушался его.

Генриета почти весело вскочила на подножку экипажа; она не нуждалась в посторонней помощи.

Гнедая лошадь топталась на одном месте; сильное животное пошло с места крупной рысью, экипаж задребезжал. В одну минуту они проехали деревеньку с низкими домиками, закопчеными и закрытыми лавченками; тут не ожидали покупателей. Деревня казалась бы пустою, если бы на дороге не играла кучка детей. Затем проехали необработанные каменистые пространства. Терновые кусты покрывали изрытые дождем места и качали свои иглистые ветви и золотистые, могучие цветы. На возвышенных точках вертелись мельницы. Однако деревня мало по малу потеряла этот характер безплодности и запустения; дорога пошла через поля, окаймленные откосами с обсаженными узловатыми деревьями, заботливо подстригаемыми каждые три года. Море показалось снова на горизонте, серое и мрачное, с плоской стороны граничащее с заброшенными солончаками, из которых некоторые были обращены в луга. Белая пена в старых канавах заставляла еще сильнее выделяться их бледную зелень. Солнце окончательно разорвало тучи; сильный восточный ветер гнал огромные черные обрывки облаков, а когда дорога повернула, когда въехали в аллею, проходящую через дубовый лес, тот же свирепый ветер сгибал ветви деревьев. В конце аллеи, на разстоянии пятисот шагов, мадемуазель Корбен увидела между деревьями высокия скругленные крыши:

- Это замок?-- саросила она.

она должна была увидеть человека... Если бы ветви не были так густы, она бы лучше его разсмотрела... Вон там... Он одет в охотничьем костюме с ружьем через плечо. Это и был зять, кузен! Не дурно будет ей узнать общество, в котором она будет находиться. Он казался так занятым этим "зятем", что забыл сдержать возжи на неровном месте, изрезанном колеями; аллея очень дурно содержалась и гнедая лошадь оступилась, Генриета слегка вскрикнула, испугавшись, но тотчас же оправилась.

- Вы говорите о женихе мадемуазель де-Вожирон?

В это время охотник приблизился к краю...

Действительно, он приближался... Вдруг он сделал поворот и быстро скрылся в чаще. Удивленный Пьер обернулся к мадемуазель Корбен. Она была страшно бледна; она положила свою руку на его руку.