В борьбе за трон.
Глава шестнадцатая. Темница Лувра

ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ

Темница Лувра

I

Прежде чем описывать дальнейшие происшествия этой богатой событиями ночи, необходимо объяснить читателям встречу Марии Стюарт с маркизом Боскозелем Кастеляром.

Едва минул год с тех пор, как однажды вечером трое всадников промчались по великолепной аллее, ведущей от Сен-Жерменского дворца к женскому монастырю с таким же именем. Двор, находившийся в это время в Сен-Жермене, был на охоте, и трое всадников воспользовались этим случаем, чтобы посетить монастырь.

- Ей Богу, интересно узнавать тайны друзей, - смеясь проговорил самый юный из всадников. - Теперь мне следует быть жестоким по отношению к Боскозелю и наказать его за то, что он питает тайную любовь; для этого я оставлю его на страже вне стен монастыря.

- Тогда вы не узнаете, кого я обожаю, и неудовлетворенное любопытство отомстит за меня! - слегка краснея, ответил Боскозель. - Кроме того ведь, и я не имею чести быть поверенным вашей любви.

- Ба! Это - нечто другое. Вы вот уже целый месяц мечтаете и под всевозможными предлогами избегаете нашего общества, я же, напротив, даже не знаю, какая прелестница очаровала меня своим пением сирены. Может быть, она отвратительна... Впрочем нет, это невозможно.

Между тем всадники достигли монастырских стен. Они соскочили с коней, и самый юный из них постучал кольцом в железную дверь, давая знать, чтобы их впустили.

Привратница открыла дверь. Прежде чем она успела спросить прибывших, что им нужно, и указать на то, что мужчинам строжайше воспрещен доступ в монастырь, все трое молодых людей, по предварительному уговору, перескочили порог и пробежали в сад, где тотчас же исчезли за кустами, скрывшись таким образом из поля зрения старухи-привратницы. Последней не оставалось ничего другого, как пойти к игуменье с докладом о случившемся.

Молодые люди между тем осторожно пробирались через парк.

- Они там, у павильона; я слышу серебристый голосок прелестницы среди щебетания других, - восторженно проговорил самый юный. - Теперь осторожнее, друзья, мы поразим их своим неожиданным появлением. Говорят, что крылатый божок Амур с первого взгляда попадает в цель и что сердцем, которое не ранить с первого взгляда, впоследствии уже не овладеть. Вот они... Подкрадемся.

Толпа девушек-подростков в возрасте от десяти до шестнадцати лет резвилась на траве под роскошной зеленью деревьев. Это были пансионерки монастыря. Все они были дочерьми знатных дворян.

Молодые люди подкрались ближе и страстными взорами стали смотреть эту веселую, увлекательную сцену.

- Это она, - вдруг шепнул младший из прибывших, когда среди венка этих живых цветов поднялась белокурая головка, вся в локонах, украшенных белыми розами, и запела прекрасным голосом.

- Вот та в белом платье с белыми розами? - затаив дыхание, спросил Боскозель, и его голос задрожал, а лицо зарделось румянцем.

- Ангел белых роз! Смотрите, разве есть что-либо на свете прелестнее и прекраснее ее? Разве она не создана из эфира и чудесных звуков? Но где же ваша красавица, Боскозель?

Но прежде чем Боскозель ответил, девушки заметили присутствие посторонних. Как испуганное стадо диких козочек, они бросились в чащу и скрылись в ее тени; только одна из них осталась и с любопытством смотрела на молодых людей, словно ей было стыдно убежать. Это была та девушка, которая так чудесно пела.

Младший из прибывших всадников поспешил к ней, как бы намереваясь поймать свою добычу, прежде чем прелестная девушка бросится бежать. Но когда он приблизился к ней и их взоры, встретились, юноша сразу оробел и смутился, словно девушка, и яркий румянец залил его лицо. Стрела Амура ранила сердца обоих.

- Простите, - пролепетал юноша, - не вы ли так хорошо пели вчера, вот там, у павильона?..

- Да, я, - ответила девушка. - Но кто вы такой? Каким образом вы попали сюда? Бегите, мать-настоятельница строга, а мне не хочется, чтобы с вами поступили дурно.

- Меня зовут Марией, - с улыбкой ответила она, - а вас?

- Меня зовут Франциском. Скажите, вы не сердитесь на меня за то, что я проник сюда? О, ради Бога, останьтесь! - стал умолять юноша, когда девушка, дрожа, отвернулась от него, едва преодолевая какой-то необъяснимый страх.

- О Боже, - дрожащим голосом произнесла Мария, - сюда идет мать-игуменья; вас поймают и посадят в темницу. Бегите! Вы не знаете как прекрасна свобода, ведь вас никогда не держали в плену... Бегите, прошу вас!..

- Будете ли вы помнить обо мне, Мария? - спросил юноша. - О, скажите хоть слово! Дайте надежду!

Смущение, страх и стыд боролись в сердце девушки, но в просьбе юноши было столько мольбы, его голос звучал с таким нежным восторгом, что она чувствовала себя под властью какой-то дивной силы, благодаря которой она предпочла бы разгневать мать-настоятельницу, чем опечалить юношу. Ее рука потянулась к груди и стыдливым движением, словно сознавая, как много значения в этом даре, и как бы чувствуя, что в этот момент ребенок превращается в зрелую девушку, она взяла букет, благоухающий на ее груди и протянула его юноше. Она украдкой посмотрела в ту сторону, откуда показалась мать-настоятельница. Но та вдруг самым странным образом исчезла, и Мария, как бы раскаиваясь в том, что так скоро исполнила просьбу юноши, стыдливо прошептала:

- Нет, нет!

Но юноша уже схватил цветы и упал к ногам девушки. Опьяненный страстным блаженством, он не сводил с нее молящего взора.

- Оставьте мне эти цветы! - стал умолять он, - пусть они покоятся на моей груди, пусть они завянут на ней, если я недостоин вашего прелестного дара. Пусть люди говорят, что им угодно, пусть устрашают вас, пусть грозят вам, но скажите только, желаете ли вы довериться мне, хотите ли поверить моей клятве, что я никогда не полюблю никого, и что я готов скорее умереть, чем увидеть слезинку на ваших глазах, вызванную мной?

- Я верю, что вы не замыслите дурного и не сможете причинить мне страдания, - пролепетала Мария, - я доверяюсь вам; вы добры и достойны быть счастливым. Но вы не знаете...

Юноша вскочил с колен.

- Без всяких "но", - воскликнул он, привлекая девушку к себе. - Если вы любите меня, то для меня ничто - весь мир! Я пренебрегу всем в нем...

В тот самый момент, когда мать-настоятельница готова была предстать перед дерзкими нарушителями монастырского запрета и высказать им все свое неудовольствие по поводу того, что они грубо нарушили монастырский устав, ее остановило неожиданное препятствие. Оно явилось в лице трех всадников, прибывших вслед за первыми тремя в монастырь и беспрепятственно допущенных в него. Старший из них тронул настоятельницу за плечо и шепнул ей:

- Не мешайте детям...

Затем он подкрался вдоль опушки к счастливой юной парочке и в ту минуту, когда юноша пылко клялся пренебречь всем миром, окликнул его по имени.

При звуке этого голоса Франциск вздрогнул.

- Король! - побледнев, воскликнула Мария.

- Что же, ты намерен пренебречь и мной? - полусердито, полунасмешливо спросил король, обращаясь к юноше. - Вот почему ты тайком ускакал с охоты! Ты что же! Врываешься в монастырь и кружишь здесь головы красоткам?

- Нет, нет, отец, - запротестовал юноша, - я хотел видеть лишь ту, чей прелестный, дивный голос очаровал меня, и с той минуты, как я увидел ее, я твердо решил, что мое сердце никогда не будет принадлежать другой.

- Гром и молния, мне следовало бы разгневаться, но, слава Богу, все обстоит как нельзя лучше! - улыбаясь сказал король. - Итак, ты намерен завоевать сердце этой девушки и жениться, не подумав даже о своем долге? Разве ты знаешь, как зовут твою красавицу?

- Мария... и она прекрасна и чиста, как королева небес!

- Отец, я клянусь...

- Не клянись! - остановил его король, - сделанного не поправишь. Твоя красавица уже давно помолвлена и только через несколько месяцев впервые увидит своего суженого. Ты женишься на королеве шотландской, ни на ком более.

Франциск хотел было протестовать, но его ожидало странное зрелище. Король остановил свой взор не на нем, а на Марии. Бледная, трепещущая вначале, она вдруг ярко зарделась и с громким радостным криком бросилась в объятия короля Генриха II.

- Ну что, - улыбнулся король, обращаясь к сыну, - согласен ты или нет?

Так счастливой случайности было угодно заставить полюбить друг друга детей, которых без согласия с их стороны уже обручила политика. Дофин узнал все и был безмерно счастлив. Но в это же время в нескольких шагах от него в тени деревьев стоял Боскозель Кастеляр. Он нервно сжимал кулаки и ударял ими себя в грудь, словно желал вырвать из нее бушующее сердце. Эту самую девушку с белыми розами в локонах он подслушал с монастырской стены и поклялся посвятить ей свою жизнь. Сегодня он последовал за дофином, увлекаемый сладостной надеждой услышать голос прелестной певицы, увидеть ее глаза и иметь возможность шепнуть ей несколько слов любви. Неожиданное открытие, что он и дофин любят одну и ту же, поразило его. Но удар не убил в Боскозеле надежды. Напротив, он пробудил в нем мужество. Если та, которую любит дофин, рождена не для трона, то он мог лишь обесчестить ее, Кастеляр мог оградить ее от этого. Дофину придется отказаться от нее, в противном случае он, Боскозель, увидит в нем не принца, а только соперника. Заметив, что дофин коснулся Марии, пылкий Кастеляр схватился за шпагу. Но в этот момент появился король, и он восторжествовал...

Но что это? Неужели Франциск обманул его? Неужели то была его невеста, и он искал ее? Король терпит ее объятия!

Бледный Кастеляр пожирал взором картину этого счастья, разбившего его надежды. Мария любила дофина!..

"Нет, нет! - снова все запротестовало в нем, когда он услышал ее имя, - она только видела его на портрете и теперь узнала его. Она лишь думает, что любит его, так как ее уже предназначили для него. Это - не истинная любовь, не сердечное влечение!"

- Но ведь она - королева! Теперь он, Кастеляр, бедный маркиз, не может предложить ей свою защиту и свою руку. Теперь этикет, подобно Аргусу, сторожит ее, а когда мирты украсят ее волосы, друг ее мужа будет иметь возможность видеть ее и добиваться ее благосклонности. Ведь короли по большей части - дурные мужья. У них так много посторонних забот, да и строгий этикет всегда является тяжелым балластом в королевском браке.

"Как счастлив был бы я с этой девушкой! - мечтал Кастеляр. - Мария слишком добра, слишком беззаботна и весела для трона! Она будет скучать при дворе, этикет убьет в ней ее резвость, похитит невинную улыбку с ее детских уст. Она станет вздыхать, и он пресытится ею... как Генрих пресытился Екатериной, а Франциск - красавицей Клавдией. Уделом Марии будет носить корону, в то время как ее муж будет пировать со своими метрессами!"

Так размышлял Кастеляр, и ревность рисовала его любящему сердцу ужасные картины, так как пример, данный королем Генрихом II своему сыну, был возмутителен. Кастеляр невольно подумал о том, что когда-нибудь и Франциск может поступить подобно Генриху, который в присутствии своей жены носил на публичном турнире цвета своей фаворитки.

"О, тогда я убью его!" - подумал Кастеляр.

В эту минуту счастливая парочка приблизилась к нему, и дофин с сияющим от радости лицом, воскликнул:

- Боскозель, смотри, вот моя дорогая невеста... Мария, это мой лучший друг, храбрый и верный товарищ... Но где же ваша красавица? Или вас постигла неудача, бедняга? Покажите мне ее! Я буду вашим сватом.

- Счастье прошло мимо меня, - ответил Кастеляр. - Это был лишь сон, и он миновал.

- Вы играете в молчанку и пренебрегаете моей помощью? Он горд, Мария, он хочет добыть себе невесту таким же путем, как и я, - прибавил дофин, обращаясь к Марии.

- В таком случае тебе не следует быть любопытным! - заметила Мария и взглянула на серьезное, бледное лицо Кастеляра, как будто желала вдохнуть в него мужество.

Но она встретила его пламенный взор и, краснея, в смущении потупилась - она отгадала...

После того дня Кастеляр редко видел Марию Стюарт, но каждый раз, когда они встречались, их взоры многое говорили друг другу. Мария с участием смотрела на него и в своей сердечной доброте невольно одаривала его приветливой улыбкой; он же, терзаемый сомнениями, мучимый ревностью и пылающий страстью, лелеял ее образ в своем сердце и всеми фибрами души оберегал его.

На маскараде в Лувре Кастеляр в первый раз осмелился приблизиться к Марии Стюарт и просить ее выслушать его. Он хотел услышать от нее самой, что она счастлива. Только это могло придать ему мужество отречься от нее. Если же она несчастлива, то он хотел услышать это "нет", и тогда... О, что он сделал бы тогда! Одна мысль об этом сводила его с ума.

Что же, она желала облагодетельствовать Кастеляра или погубить его? Маркиз достаточно знал придворную жизнь, чтобы ожидать всего от королевы-матери, но лишь не защиты интересов истинного счастья ее невестки. Воспользовавшись беспечностью Марии, обманули и шотландскую депутацию; никто даже не скрывал, что брак не принесет Шотландии никакой выгоды. Кастеляру было известно и то, что Екатерина изо всех сил старалась удержать сына в зависимости от себя и только благодаря тому согласилась на брак с родственницей Гизов, что они были смертельными врагами Монморанси. Монморанси помогали герцогине Валентинуа и пользовались влиянием у короля, но Генрих был почти влюблен в свою красавицу-падчерицу. Это тем более заставило Екатерину стараться поставить Марию Стюарт в зависимость от нее. Разве она могла успешнее достичь этого иначе, чем предоставить ей обожателя или держать ее под угрозой разрушить ее супружеское счастье лишением доверия мужа? Интрига была прекрасно расчитана, и потому Кастеляр готов был убить свидетеля его свидания с Марией Стюарт, перед тем как нашел в нем друга...

II

Когда Дадлей наконец снова достиг парка, он прежде всего постарался отыскать Марию Стюарт. Ему во что бы то ни стало необходимо было предупредить ее и в то же время найти в ней могучую помощницу в борьбе с Екатериной Медичи.

Несмотря на то, что она шла под руку с дофином, Дадлей подошел к ней и сказал:

- Прекрасная маска, не видела ли ты, черного рыцаря?

Мария слегка вздрогнула. Дофин хотел оттолкнуть назойливого немца, но последний приподнял маску и сказал:

- Простите, ваше высочество, но под маскарадной шуткой часто скрываются серьезные вещи. Черный рыцарь разыскивает графиню Монтгомери и опасается, что её ожидает несчастье. Я только что видел его с ее высочеством вашей супругой и сделал вывод, что он просил ее о помощи. Я могу лишь сказать, что этот черный рыцарь был не кто иной как граф Монтгомери, и что ее величество королева-мать осведомлена об исчезнувшей.

- Прежде всего, сэр Дадлей, я не понимаю, кто исчез? Мария, тебе известно что-либо об этом?

- Я тоже ничего не понимаю, - пробормотала Мария.

- В таком случае прошу простить, - с глубоким поклоном произнес Дадлей, - следовательно, черный рыцарь ошибся; он отыскивал королеву, и я устроил небольшую путаницу, сказав королеве, что рыцарь уже выпросил у супруги дофина милость для своей сестры.

- Что же, королева справлялась о рыцаре? - шепнула Мария.

- Да, и я сказал, что эту маску, вероятно, избрал для себя граф Монгомери.

Теперь Мария угадала намерение Дадлея обмануть Екатерину, и она, улыбаясь сказала:

- Заверьте его, что Мария Стюарт заступится за его сестру, если только графиня Монтгомери нуждается в этом.

Она приветливо кивнула Дадлею, и он, обрадованный тем, что ему удалось провести Екатерину Медичи, пробрался в галерею. Там он сбросил маску и вместо нее надел домино, в котором надеялся инкогнито пройти во внутренний двор Лувра, где предполагал встретить Сэррея и Монтгомери.

Он пришел туда как раз вовремя. Несмотря на увещевания со стороны Вальтера и Сэррея, Монтгомери только что решил открыто спросить у сенешаля относительно своей сестры. После того, как Дадлей рассказал им все вышеописанное, ни Сэррей, ни Монтгомери уже не сомневались, что Клара находится в казематах Лувра.

- Сейчас же туда! - воскликнул Монтгомери. - Помогите мне лишь отыскать дорогу и затем оставьте меня одного; я заставлю тюремщика показать мне каземат Клары.

- Мы не оставим вас, - возразил Сэррей. - Четверо все же лучше одного, и там, где нужно вырвать жертву тирании или раскрыть преступление, я ни за что не уступлю.

- И я тоже, - поддержал его Вальтер.

- Пусть будет, что будет, я доведу до конца борьбу, - воскликнул Дадлей. - Но советую подождать Филли, этот повеса сродни нечистому, и при свете солнца отыщет дорогу в ад.

- Время летит... я не могу ждать, - возразил Монтгомери. - Простите, если я предпочту отказаться от благородно предложенной вами помощи, чем стану мед_: лить хотя бы еще одну минуту... Позор моей сестры сжигает мое сердце.

им скользнула чья-то фигура, почти не производившая никакого шума во время ходьбы, как будто у нее были крылья.

- Это Филли! - шепнул Сэррей, по пятам следовавший за Монтгомери.

- Да, это я! - едва слышно произнес "мальчик". Оставайтесь здесь и остерегайтесь малейшего шума... Недалеко отсюда находится королева Екатерина.

- Где она? Где?

- Она спускается по винтовой лестнице. Я следовал за ней, но потом обогнал ее, чтобы предупредить вас. Оставайтесь здесь, я дам вам знак.

- Я пойду за тобой, смелый юноша! - шепнул Монтгомери, но Сэррей и Вальтер удержали его.

Паж быстро удалился.

III

Король Генрих II как-то увидел в Сен-Жерменском монастыре Клару Монтгомери, и шпионы Екатерины сообщили, что эта красивая девушка произвела на него очень сильное впечатление. Екатерина тотчас же решила воспользоваться Кларой, чтобы отдалить мужа от герцогини Валентинуа и таким окольным путем снова приобрести влияние на него. Екатерина не впервые замышляла такие планы, но ни один из них еще не сулил такого блестящего успеха, как этот. Клара тотчас же была зачислена во фрейлины, и король стал чаще появляться в ее покоях. Екатерина же со своей стороны приложила все усилия к тому, чтобы дать Генриху возможность удовлетворить эту страсть. К тому же и Клара восторженно бредила королем, и не оставалось ничего более, как способствовать продлению этой связи короля. План Екатерины был рассчитан на характер ее мужа. Она намеревалась потушить в нем жажду, чтобы затем новым жгучим напитком снова пробудить в нем страсть и тогда уже диктовать ему свои условия.

Все пока шло по плану. Новая фрейлина сказалась больной, и ей отвели комнату в нижнем этаже Лувра. Старые статс-дамы знали, что это значит; узнала об этом и одна из завистливых подруг Клары, Мария Сетон, а через нее узнал и брат Клары, Габриель Монтгомери.

Между тем Клара приняла у себя короля. Неожиданность сделала свое, слабое сопротивление добродетели было побеждено распаленной страстью, и Генрих восторжествовал. Он осушил горячими поцелуями стыдливые слезы и тысячью уверений, утешений и ложных клятв успокоил робкое сердце Клары. Она не так трепетала перед позором, как перед своим братом. Но Генрих обещал на следующий же день подыскать ей супруга, который даст ей свое имя и свободу.

Таким образом Клара вполне успокоилась и утопала в своих грезах. Она была тщеславна и жаждала наслаждений, король же освободил ее из монастыря и теперь обещал создать ей блестящее положение... Чего же больше? Генрих любил ее, а если и разлюбит, то у нее будет послушный супруг, продавшийся за положение при дворе. Будущее казалось Кларе чудным раем.

Был уже светлый день, а Клара еще спала. Еще бы!.. Она всю ночь провела с королем. Но вот кто-то тронул ее за руку, и она, сонная, открыла глаза. Перед ней стояла королева Екатерина.

- Клара, мне все известно, - сурово произнесла королева. - Ваша болезнь - пустое притворство. Король любит вас, он был у вас.

- Ваше величество...

- Не прерывайте меня! - остановила Клару Екатерина. - Для меня проще всего было бы с позором удалить вас от двора, но я буду снисходительна, если вы подчинитесь моей воле. В продолжение нескольких дней вы не будете принимать короля.

- Ваше величество...

- Да не прерывайте же меня... Вы прикинетесь раскаивающейся и запрете перед ним дверь. Он будет писать вам. Вы же напишете в ответ, что не хотите ни с кем делиться сердцем возлюбленного, и потребуйте изгнания Дианы Пуатье. Если вы будете упорны, король согласится на все. Я буду диктовать вам ответы.

- Ваше величество, вы приписываете мне власть, которой я не только не обладаю, но и не пытаюсь обладать, - возразила Клара, приподнимаясь с постели.

- Ах, вы не хотите? - с улыбкой произнесла королева, и ее взор заметал искры.

- Нет, Ваше величество... Но король так добр ко мне! Только он один может спасти меня от позора, и вдруг я стану предписывать ему условия!.. Я не нуждаюсь в них...

- Речь вовсе не идет о вашем желании или нежелании, я предлагаю на выбор: или повиноваться мне, или испытать на себе последствия моего гнева.

Клара произнесла это с легкой насмешкой; она знала, что Екатерина не пользуется властью, и ее жестокий, повелительный тон раздражал девушку и вызывал в ней упорство.

- В таком случае мне придется просить! - улыбнулась королева. - Одевайтесь и пойдемте ко мне в западный флигель Лувра через эту галерею. Я предоставлю вам доказательство того, как вы можете полагаться на обещания Генриха. Вам следует послушать, что он говорит мне, когда думает, что вы далеко, и тогда мы будем продолжать наш разговор.

Королева произнесла это таким убедительным тоном, что в нем звучало почти сострадание, и Клара почувствовала страх за себя. Она вспомнила о своей обязанности повиноваться королеве, а потому быстро оделась и последовала за Екатериной.

Королева повела ее по многочисленным переходам и коридорам, тянувшимся вдоль луврских стен, затем спустилась по лестнице и, нажав потайную пружину, открыла дверь в небольшую комнату.

Она была расположена как раз напротив той комнаты, в которой жила Клара, и отделялась от нее только внутренним двором. Королева остановилась посреди комнаты.

- Садитесь! - приказала она, жестом руки указывая Кларе на кресло, стоявшее в нескольких шагах от нее.

Клара повиновалась. Но, едва она опустилась в кресло, железные тиски, представлявшие собой подлокотники, обхватили ее руки и ноги и крепко сжали их. Королева Екатерина подошла к стене и потянула железное кольцо, вделанное в стену за камином. Тотчас же в полу открылось отверстие, и кресло провалилось в люк.

Все это было делом одного момента. Страшный крик Клары затих, отверстие в полу закрылось, и Екатерина с торжествующей улыбкой дернула сонетку.

Появился паж.

- Беги к страже, - приказала королева, - графиня Монтгомери, переодевшись в мужское платье, выскочила в окно и убежала. Во что бы то ни стало нужно настигнуть ее, но держать все это в тайне. Только в том случае, если ее не найдут, нужно доложить об этом королю. Скажи, что ты видел, как графиня выскочила из окна, и только слишком поздно узнал ее.

Мальчик молча поклонился, он уже не раз получал такие приказания.

Екатерина открыла потайную дверь и небольшим коридором прошла к винтовой лестнице, случайно обнаруженной Сэрреем. Королева спустилась по ней и вошла в подвал, железные двери которого были открыты настежь. Она закрыла их за собой и уверенным шагом пошла по темному подвалу. Затем, нажав потайную пружину, она открыла вторую дверь и вошла в следующее помещение, значительно большее предыдущего. Здесь уже было зажжено множество свечей; по-видимому, все ждали королеву.

У входных дверей стояли три женщины под густыми черными вуалями и с четками в руках. В глубине подвала виднелось распятие, на стенах висели орудия пытки, покрытые следами крови. В потолок подвала упиралась толстая колонна, к которой были прикреплены цепи и поручни.

Духовник Екатерины ввел Клару в комнату, склонился перед королевой и сказал:

- Прежде чем выслушать исповедь этой несчастной, я налагаю на нее первую степень епитимьи, так как ее душа зачерствела, и она осмелилась мне предложить деньги за то, что я освобожу ее.

- Помолитесь за нее, святой отец, - ответила Екатерина; - после того как она выполнит епитимью и ее душа очистится слезами, я пришлю вам ключи от ее каземата.

Духовник вышел из подвала.

"В своей исповедальне, - читаем мы у биографа этого духовника, - он должен был добиваться того, что не в состоянии была сделать Екатерина в своих парадных комнатах. Религия предоставила коварной монархине средство проводить свои желания и вымещать свой гнев. Кто из ее фрейлин не подчинялся беспрекословно ее воле или, подчиняясь ей, все же вызывал ее неудовольствие, те могли быть уверены, что никогда не оставят исповедальни, не выслушав горьких упреков священника, или не получив унизительной епитимьи".

Три дамы под черными вуалями были любимицами Екатерины и служили для исполнения ее желаний; это были графиня Сейрди, мадемуазель Фиен и мадемуазель дю Руе. Они сорвали с Клары ее платье и, не обращая внимания на ее мольбы, приковали ее цепями к столбу; дю Руе взмахнула бичом и в своей фанатичной ярости искромсала бы спину бедной девушки, если бы графиня Сейрди не крикнула ей, что не должно быть ни малейшего следа от бича. Наказание окончилось. На бедняжку надели простую власяницу, дали ей четки и отвели ее в каземат, где она нашла лишь кучу соломы.

Екатерина Медичи, хладнокровно наблюдавшая за наказанием, кивком головы приказала дамам удалиться. Клара бросилась ей в ноги и стала молить о пощаде.

что ты убежала. Только я могу сообщить твое местонахождение, когда буду убеждена, что навсегда сломлено твое упрямство. Если ничто не убедит меня в этом, тебя перевезут отсюда в монастырь и там в таком же, как этот, каземате, ты окончишь свое существование. Итак, подумай, на что ты решишься.

Клара со слезами стала клясться, что подчинится каждому ее желанию, если только будет освобождена из этой темницы. Но королева, отрицательно покачав головой, сказала:

- Епитимья, наложенная святым отцом, должна быть выполнена. Ты рассчитывала на любовь Генриха. Отлично, зови его на помощь, но, если он не придет, кайся в том, что оскорбила меня, и подумай о том, что я найду и погублю тебя даже в объятиях Генриха, если ты не будешь беспрекословно повиноваться мне.

С этими словами Екатерина опустила железную решетку, заперла ее и удалилась, нисколько не обращая внимания на страшные крики, вопли и плачь несчастной.

в казематах которой изнывают и проклинают ее несчастные жертвы... Но призрак испугал ее. Генрих сумел ее успокоить. Для придворных же дам не было ничего необычного в том, что одна из них исчезала на время и возвращалась бледной и утомленной. Двор сожалел, что Клара больна, но кто мог угадать, что именно произошло. Кто посмел бы искать Клару, кто посмел бы произнести ее имя?

Екатерина не трепетала, она была лишь взбешена тем, что призрак напугал ее. Не суеверный страх овладел ею, а мучительное сознание того, что кто-то отгадал ее замыслы и насмехается над ней.

"Как далеко проник он в тайну? - думала она. - Неужели он может открыть темницу?"

Она сжала в кармане ключ и поспешно направилась к подвалам. Ей хотелось скорее увидеть, заперты ли двери и томится ли Клара в своем каземате...

Королева бежала по коридорам и слышала хихиканье призрака. Она вновь услышала его, когда открыла дверь каземата и нашла Клару на ее соломенном ложе. Она прикрыла первую дверь, но ужас объял ее, так как вблизи нее снова раздалось хихиканье, насмешливое, вызывающее, грозное...

Она толкнула дверь и увидела, что та не заперта. Королева молниеносно вбежала по лестнице, но хихиканье преследовало ее. Королева бежала по освещенным залам и все же слышала смех за спиной.

- Это игра расстроенного воображения, у меня лихорадка! - успокоила себя королева, легла на диван и, позвонив, приказала позвать врача.

Ее мозг, казалось, пылал, и перед глазами расплывались огненные круги.

На следующее утро по всему дворцу пронеслась ужасная весть: Клару Монтгомери нашли мертвой в ее постели, и возле ее трупа лежал клочок пергамента, на котором было написано следующее:

"Я покончила с собой, так как меня бичевали и бросили в темницу за то, что я не хотела служить похотям короля!"

он приказал сообщить, что Клара умерла от разрыва сердца.

Граф Монтгомери приехал во дворец и просил выдать ему тело сестры. Ему было отказано в этом, так как королева взяла на себя хлопоты по ее погребению. За похоронной процессией шли пэры Франции. Король хотел пожать руку Монтгомери, но тот сделал вид, что не заметил этого, и Генрих опустил руку и потупил свой взор. Ни слова гнева не сорвалось с его губ.

Мария Стюарт бросила цветы на гроб бедной Клары и со слезами на глазах шепнула графу:

Монтгомери преклонил колено и поцеловал ее руку.

- Граф Монтгомери, вы настаивали на том, чтобы увидеть труп. Я думаю ее отравили ядом, неизвестным, однако, мне. Спросите-ка у своего друга Дадлея или у его пажа, нечестивого шотландца. Пожалуй, они слышали у себя на родине о том, как человека поражает удар, когда он понюхает фиалку.

- Ваше величество, если вы не знаете этого яда, то такового и не было вообще, - возразил Монтгомери. - Должно быть, тело моей сестры было изнурено ударами бича, холодом, страхом и прочими муками; все это действует как яд.

Монтгомери поклонился и сказал:

- Где будет угодно вам, Ваше величество, только не над опускными дверями Лувра. Впрочем, что это я болтаю, - продолжал он, видя, как Екатерина закусила губы, - вместо того, чтобы благодарить вас за то, что ваши строгие меры избавили мою сестру от позора стать графиней Альбеф.

Альбеф был именно тот кавалер, которого король избрал в женихи Кларе.