В борьбе за трон.
Глава семнадцатая. Перемены

ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ

Перемены

I

Свадебные торжества не прекратили дипломатических интриг, но только на время прервали их. Мир нежился в солнечных лучах, а между тем уже собиралась буря, и те, кто могли предвидеть далекое будущее, вместо того чтобы завидовать супруге-красавице дофина, молились за нее.

Генрих II, не довольствуясь тем, что женитьбой своего сына на Марии Стюарт укреплялась связь Франции с Шотландией, хотел еще унаследовать престол в этом королевстве в том случае, если Мария умрет бездетной. Таким образом он хотел предупредить вступление на престол леди Гамильтон и приковать к Франции страну, которая ни за что не хотела соединиться с Англией. 4-го апреля 1558 года, за две недели перед тем, как Мария Стюарт приняла условия, поставленные ей шотландскими депутатами от имени шотландского парламента, она подписала в Фонтенбло два тайных акта, весьма важных и опасных. Первый из них просто-напросто дарил Шотландию Франции; второй был написан на случай неисполнения первого и содержал в себе передачу французским королям наследных прав Марии Стюарт на английский и ирландский престолы. Она подписала тайный протест против торжественных обещаний, данных в присутствии шотландских депутатов, и объявляла их ничтожными.

Шотландские депутаты вовсе и не подозревали, что произошел подобный подлог. Они возвратились в Эдинбург и парламент дал согласие на получение дофином шотландской короны, приобретаемой им через брак с Марией Стюарт. С того же дня все государственные акты Шотландии должны были подписываться как Марией Стюарт, так равно и дофином. Мать Марии Стюарт, Мария Лотарингская, получила протекторат над Шотландией под условием, что она снова введет там католичество, и это условие Гизов, равно как влияние Франции, заранее настраивало гордое шотландское дворянство против королевы.

В Париже могли добиться всего от Марии Стюарт - для этого достаточно было призвать на помощь религию. Учение католической церкви глубоко запало в нежную душу Марии, бредившей миром чудес и идеалов, внушенных ей бесчисленными легендами и сказаниями святых отцов и мучеников. Во Франции постарались снабдить эту девушку всем тем, что могло создать в ней защитницу католической церкви в Шотландии.

После первого же свидания с дофином Франции молодая королева если и не избавилась совсем от монастырских привычек, то все же стала ближе к придворным кругам, к общественной жизни. Мария была необыкновенно разносторонне образована; но при всем том у нее был такой ребячески наивный образ мыслей, такая кипучая жизнерадостность, такое остроумие, коловшее, но не причинявшее боли, что она быстро освоилась с пестрой придворной жизнью и очаровывала всех, кто был с ней. Вот эта легкомысленная доброта, с которой Мария рассматривала мир сквозь розовое стекло поэтической мечтательности, и привычка придавать всему романтический вид и были причиной всех несчастий этой красивейшей из женщин, носивших когда-либо корону.

Для того, чтобы царствовать в Шотландии, нужны были холодный и ясный кругозор, знание духа реформации, твердых основ торговли и обладание мощным кулаком. Марии же были знакомы лишь монастырь, Платон, оды Ронсара и блестящий рыцарский мир.

Дофин Франциск и Мария находились под постоянным наблюдением Гизов и Екатерины Медичи. Они жили точно в специально созданном для них раю, до которого доносился лишь аромат и которого касался лишь блеск придворного мира, но от внешней гнили этого мира они оставались совершенно в стороне. Вот эта-то детская идиллия была как раз опаснее всего для их будущего, но в ней заключался строго обдуманный план как Екатерины Медичи, так и Гизов. Последние заранее предвидели, что их господство над Францией и Шотландией будет тем более обеспечено, чем больше Франциск и Мария будут пребывать в своем идиллическом любовном блаженстве.

Но на этом еще не заканчивались их честолюбивые планы. Смерть короля Карла возвела на испанский престол Филиппа, супруга Марии Английской. Филипп покинул свою стареющую жену, отдавшуюся любовным утехам и пьянству. Через некоторое время Мария Английская умерла из-за своей привязанности к спиртным напиткам. Едва эта весть достигла Франции, как там задумали глупость подстрекнуть Марию Стюарт, согласно своим наследственным правам, провозгласить себя английской королевой и соединить таким образом у себя на голове чертополох Шотландии, английский дрок и французские лилии, опираясь при этом на то, что Елизавета, дочь обезглавленной Анны Болейн, была незаконной дочерью короля Генриха VIII, а она, Мария Стюарт, как племянница последнего, являлась законной наследницей английской короны.

Так легкомысленно была возбуждена вражда, которая впоследствии стоила жизни Марии Стюарт. Какова же была та королева, возбудить неприязнь которой к Марии Стюарт нисколько не задумались при французском дворе и которая с той минуты стала ее соперницей, как королева и как женщина? Будучи женщиной умной, надменной, с властным характером, чрезвычайной гордостью, огромной энергией, коварством и своенравием, Елизавета долгое время была принуждена отрекаться от своих чувств и убеждений из страха перед сестрой, которая изгнала бы ее из Англии, если бы ее не защитил Филипп II Испанский. Находясь под постоянными подозрениями и надзором, Елизавета жила вдали от двора и привыкла к вечной фальши, соединявшейся в ней с ее надменной и необузданно страстной натурой.

Венецианский посол Джиованни Мичеле сообщил о двадцатитрехлетней Елизавете следующее:

"Елизавета замечательна как своей внешностью так и умом, хотя лицо ее и не столь привлекательно. Она высокого роста и прекрасно сложена. Ее волосы имеют оливковый оттенок. У нее красивые глаза. Но лучше всего ее великолепные руки, которые она охотно выставляет напоказ. Ее умственные способности достойны удивления; это видно уже из одного того, с каким самообладанием она умеет держаться при всех подозрениях, возводимых на нее, и окружающих ее опасностях. Она горда и надменна. Несмотря на свое происхождение от обезглавленной матери, она уважает себя нисколько не меньше, чем ее сестра-королева; она считает себя обладательницей столь же законными правами, как и последняя".

Вот какова была королева, чью вражду возбудила к себе Мария Стюарт, последовав советам Гизов и приняв герб Англии.

II

Казалось, Екатерина оставила мысль отомстить Монтгомери за шутку, сыгранную им с помощью друзей. К тому же предстоял новый брак, укреплявший могущество Гизов: вдовый король испанский Филипп II просил руки дочери Екатерины, Елизаветы Валуа.

Какое дело было Екатерине, что она жертвовала своим ребенком ради выгодного союза с Испанией! Какое дело ей было до того, что Елизавета уже ранее была помолвлена с испанским инфантом дон Карлосом, сыном Филиппа II! Там, где дело касалось создания новой опоры католицизма, Екатерина не задавалась вопросом, не разобьет ли она сердце девочки.

Прибыл герцог Инфантадо, чтобы принять невесту. Красавица Елизавета была грустна. Ей много рассказывали о строгости и суровости короля Филиппа Н, о его человеконенавистничестве и ледяной холодности и о пылком темпераменте его сына, с которым она была ранее помолвлена. Шли блестящие приготовления к торжественному празднованию помолвки, но казалось, что печальное предчувствие охватило сердца всех, кто собирался на устроенный по случаю этого торжества турнир, где рыцарям предстояло преломить копье в честь дам своего сердца. Для зрителей были возведены особые трибуны, и еще никогда обитые пурпуром скамьи не служили для более гордого и прекрасного собрания дам, чем в тот день, когда в качестве рыцарей вступили в борьбу могучие партии Гизов и Монморанси.

Король появился в цветах Дианы Пуатье. Черный с серебром шарф означал, что Генрих и в оковах любви носит цвета повелительницы своего сердца. Гневный румянец залил лицо Екатерины, когда сиявшая бриллиантами фаворитка с торжествующей улыбкой послала воздушный поцелуй королю. Монарха окружили Монморанси, приверженцы Дианы и рыцари, считавшие своим священным долгом сражаться в честь своей дамы со всяким, кто осмелится задеть ее. Цвета старого Клавдия Гиза были ярко-красные, на короле Намюрском были желтые и черные цвета, Франциск Ошаль был в светло-голубом, Дадлей и Сэррей появились в цветах Марии Стюарт. Проезжая в сопровождении Филли мимо Екатерины Медичи, Дадлей невольно высокомерно поклонился ей; королева бросила в ответ сердитый и насмешливый взгляд. Боскозель Кастеляр был не только в цветах Марии Стюарт, но и имел на щите шотландский чертополох. За иностранцами следовал рыцарь в черном вооружении с опущенным забралом. На нем не было никаких боевых отличий. За время первых состязаний, заключавшихся пронизывании цветочных венков, он держался в стороне.

Король и его товарищи устояли против всех нападений, одному лишь Кастеляру удалось добыть венок в честь Марии Стюарт, и губы Екатерины уже сложились в саркастическую улыбку, когда на вызовы глашатая вдруг откликнулся черный рыцарь.

Рыцарь сообщил через своего герольда, что готов сразиться со всеми, кроме короля. Началось сражение на тупых копьях, и так как победа здесь зависела от ловкости и силы рыцаря, то она могла считаться важнее и выше, чем победа в состязании с венками. Страсти уже разгорелись, и после того как рыцарь выбил из седла целый ряд противников, сам король вызвал его на бой.

Черный рыцарь настаивал на своем отказе биться с королем, и когда король нетерпеливо потребовал объяснить ему причину, рыцарь поднял забрало и показал свое лицо.

- Я приказываю вам сразиться со мной! - крикнул он, - или вас, как труса, с позором выгонят с арены.

- Ваше величество, - хладнокровно возразил Монтгомери, - я робею не перед человеком, а перед королевской короной.

- Ха-ха-ха, - рассмеялся король, - это только отговорка, я сумею защитить корону; вы боитесь меня!

- Вы слышите, король приказывает! - мрачно крикнул Монтгомери и опустил забрало.

- Не деритесь с ним! - шепнул королю герцог Феррера.

Диана послала к Генриху своего пажа с той же просьбой - странное беспокойство короля взволновало ее, - но уже было слишком поздно.

Оба противника опустили копья и с такой силой налетели друг на друга, что копьища обоих разбились в щепы. Густое облако пыли скрыло их от глаз зрителей, и вдруг из него раздался страшный крик.

Осколок копья Монтгомери пробил железную чешую на шлеме короля и через глаз проник в мозг Генриха.

- Король умирает! - раздался крик ужаса.

Судьи подбежали к Генриху, но никто из них не посмел коснуться короля, и последний собственноручно вырвал осколок из глаза.

Кровь брызнула фонтаном из открытой раны.

- Не обвиняйте Монтгомери, - простонал король, - ведь он не виноват... я сам принудил его к бою.

Монтгомери оставил арену, не выразив сочувствия. Слепая судьба отомстила его рукой за смерть Клары. Он был невиновен в смерти короля.

- Арестуйте графа вместе с его друзьями, лордами Дадлеем и Сэрреем, и пажом, - приказала Екатерина, после того как короля унесли.

Кровью Генриха была окроплена фата Елизаветы. Принцессу отвезли в Гваделаяру, где ее принял Филипп II.

Дон Карлос с восторгом и болью смотрел на нее. Это была красавица-невеста, вырванная у него его собственным же отцом. С этого дня он впал в меланхолию. Дикая страсть и дикая ненависть терзали его грудь. Но как дон Карлос с болезненной страстью углубился в созерцание своей мачехи, так последняя с юным любопытством взирала на своего господина и повелителя. Она не спускала взоры с человека, которому предстояло стать всем для нее, и это так бросалось в глаза, что Филипп в конце концов спросил, что она рассматривает в нем, не его ли седые волосы.

Цветущая жертва была отправлена в Эскуриал на увядание. Жгли еретиков, чтобы придать больше пышности свадебным торжествам. Филипп прилагал все усилия к тому, чтобы позолотить жалкий жребий проданного сердца. Тридцать женщин прислуживали Елизавете за столом. Ее превратили в золотую куклу с умирающим сердцем.

Дон Карлос намеревался бежать, но король удержал его; бездеятельность, на которую он был осужден, и преступная любовь, которую он не мог побороть, свели его с ума.

Филипп отобрал от него оружие и приказал обходиться с ним, как с арестованным. Тщетно со слезами молила за него Елизавета. Филипп холодно отвечал, что ради благосостояния церкви и государства он жертвует своей собственной плотью и кровью. Дон Карлос сделал попытку удавиться алмазом, но неудачно. Он подвергал себя холодному сквозному ветру, наполнял свою постель льдом, разливал по комнате воду и целыми часами почти голый с босыми ногами бродил по каменным плитам. Но и все это не действовало. Дон Карлос хотел уморить себя голодом и в продолжении одиннадцати дней не принимал пищи. Когда и это не помогло, и ему стали силой вводить пищу, он объелся, чтобы умереть от этого. Наконец смерть пришла и освободила его от земных страданий.

Никто, кроме Елизаветы Валуа, его мачехи, не оплакивал его. Через три месяца и она отошла в мир иной. Она умерла с разбитым сердцем, убитая ледяной холодностью Филиппа, замогильным дыханием Эскуриала и запахом тления жертв инквизиции.

III

Возвратимся теперь во Францию.

Мария Стюарт оплакивала теперь короля, которого любила как родного отца, и так как до сих пор она была так же покорна, как и дофин, то Екатерина Медичи думала без всяких церемоний захватить в свои руки бразды правления. Диана Валентинуа была удалена, и королева приказала начать процесс против арестованного графа Монтгомери. Но при этом она вдруг встретила сопротивление, которого ожидала менее всего. Герцоги Гизы, до сих пор искавшие поддержки у Екатерины против Монморанси, ясно увидели, что Монморанси близок к падению, и решили оставить партию Екатерины, отлично зная, что королева, захвативши раз в свои руки бразды правления, уже никогда не выпустит их. Когда Вальтер Брай сообщил герцогу, что арестовали его друзей, Гиз отправился к королеве Марии Стюарт и указал ей на то, что предприняла Екатерина.

освободить арестованных.

Это был первый королевский приказ, отданный Франциском, и он противоречил повелению Екатерины. Королева-мать (так звали Екатерину) не хотела верить своим ушам, что мальчик Франциск, ее сын, осмелился на такое противоречие. Екатерина с гневным видом и без доклада направилась в покои короля. Она появилась там как раз в то время, когда герцог Гиз сообщал королевской чете, что королева-мать забрала у офицера лейб-гвардии приказ об освобождении арестованных Дадлея и Сэррея.

Мария Стюарт сидела на диване возле супруга и ласково гладила его руку; герцог откинулся в кресле. Но зтот момент был решающим для политики Франциска II, для всего его царствования.

- Королева Екатерина намерена захватить власть в свои руки, - сказал, герцог, - она начинает по мелочам, но если уступить ей, то мало-помалу она заберет себе всю власть.

- Ведь ты не допустишь этого, Франциск? - ласково шепнула Мария, - дядя Гиз прав - твоя мать считает нас детьми.

В этот момент вошла Екатерина и с иронической улыбкой заметила:

- А, здесь, кажется, происходит государственное совещание? Я помешала?

- Нет, мадам, - ответил Франциск, - но я спрашиваю дядю Гиза о том, как следует поступить умному королю в том случае, если кто-нибудь оскорбит его корону и в то же время занимает слишком высокое положение для того, чтобы король мог привлечь его к ответственности.

- Какой же совет дал тебе герцог Гиз? - спросила Екатерина.

- Я посоветовал его величеству предоставить вам наказание государственного изменника.

- О ком идет речь? - спросила Екатерина, будучи сильно поражена последней фразой герцога Гиза.

- О том, кто мешает исполнению королевского приказания.

- А-а-а! Теперь понимаю! - воскликнула Екатерина, краснея от гнева. - Герцог называвет государственной изменой то, что я удерживаю короля от непростительной глупости?

- Ваше величество, - воскликнула Мария Стюарт, - вы говорите с королем! Если он хочет делать глупости, то он имеет право на это, и во всяком случае лучше допускать глупость, чем несправедливость.

- Вы слишком молоды для того, чтобы уже выражать свои мнения, - строго заметила Екатерина. - Разумеется, за любовными дурачествами нельзя совещаться о серьезных делах.

- Милый Франциск, скажи ей, что мы уже покончили с обсуждением этого, - шепнула Мария Стюарт.

- А я протестую! - воскликнула Екатерина. - Я не потерплю, чтобы убийца моего мужа остался безнаказанным, если его сын не мстит за смерть отца под влиянием хорошенькой рожицы, интересующейся юным рыцарем.

- Интересующейся, да не так сильно, как некоторые стареющие дамы тщетно стараются возбудить интерес к себе, - возразила Мария Стюарт.

Во взоре, которым Екатерина ответила на эту шпильку, блеснула смертельная ненависть, но Мария Стюарт рассмеялась, так как Франциск сказал матери:

- Вы хотите мстить не за отца, а за себя. Ведь отец приказал не преследовать Монтгомери.

от моих советов и дружбы правительство, которое начинает с того, что выставляет меня в смешном свете.

- Да, мы обойдемся без них, - повторил ее слова Франциск.

- Тогда мне нечего говорить и остается лишь просить Бога о том, чтобы вам не пришлось раскаяться в своих словах, - грозно крикнула Екатерина, и в ее глазах блеснул недобрый огонек.

С этими словами она оставила королевские покои, с бешеной яростью в сердце и проклятием на устах.

падение Гизов, и этим самым возбудила борьбу, закончившуюся лишь кровавой Варфоломеевской ночью.