В борьбе за трон.
Глава девятнадцатая. Заговор в Амбуазе

Заявление о нарушении
авторских прав
Автор:Питаваль Э., год: 1910
Категории:Роман, Историческое произведение


Предыдущая страницаОглавлениеСледующая страница

ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ

Заговор в Амбуазе

I

Часом раньше, когда Дадлей вышел из дома, чтобы отправиться на свидание, Сэррей тоже хотел уйти вслед за ним под каким-то предлогом, но Вальтер остановил его, схватив за руку, и спросил:

- С каких пор я утратил ваше доверие, милорд? Сэррей взглянул на него с удивлением и смутился.

- Уверяю вас, - ответил он, - у меня нет никаких тайн.

- Тайна есть, но не между вами и Дадлеем, а между вами и нашим пажом. Поведение мальчика очень странно. Он дичится и избегает меня. Вы с ним шушукаетесь. Если я стал лишним или стою кому-нибудь поперек дороги, то...

- Вальтер, за такое подозрение вы заслужили, чтобы я вовсе не отвечал вам. Но я хочу пристыдить вас. Дадлею назначено свидание, а Филли сильно обеспокоен, потому что у него дурные предчувствия; своими опасениями он заразил и меня. У этого мальчика какая-то сверхъестественная острота чувств, принимаемая другими за дьявольское искусство. И вот это беспокойство, а, может быть, и простое любопытство, которого я стыжусь, побуждают меня следовать за Дадлеем. Вы видите, что я стараюсь проникнуть в тайну третьего лица.

- Ах, значит, Дадлей для меня - третье лицо, посторонний!

- Брай, ваша подозрительность становится обидной.

- Я имею на то основания, - продолжал шотландец, пристально глядя на Сэррея. - Вы полагаете, что я настолько слеп, и не догадываюсь, что именно вы скрываете от меня? Хотите, чтобы я назвал вам истинную причину вашего беспокойства?

Сэррей покраснел и смутился.

- Какая же это причина? - пробормотал он.

- Это - ревность. Филли любит Дадлея.

- Вы знаете? - воскликнул Сэррей, пораженный, - вы знаете, что Филли...

- Неужели вы полагаете, что мое зрение устроено иначе, чем ваше, или что я более, чем вы, равнодушен к судьбе вверенного мне ребенка?

- Во всяком случае вы ошибаетесь, думая, что я мучаюсь ревностью, - заметил Сэррей, несколько придя в себя от изумления. - Я озабочен, взволнован, но не ревную.

Вальтер, покачав головой, сказал:

- Сэррей, я думаю, что вы сами ошибаетесь. Безобразная внешность этого пажа достаточно уравновешивает его внутренними достоинствами, глубокой преданностью и сильной привязанностью к нам. Именно потому, что Филли безобразна и уродлива, опасность тем более велика, так как, считая себя застрахованным от любви, вы объясняете свое чувство лишь как участие и сострадание. Любовь, которой не замечают, не считают возможной, обыкновенно пускает наиболее глубокие корни, и мне становится страшно за эту бедную девушку при мысли о том, что она узнает, что такой человек, как вы, можете любить ее, а Дадлей, который не стоит вашей подметки, презирает ее. Однако поспешим за ними. Я забочусь о Филли, а не об этом тщеславном фате. Возьмите меня с собой! Как видите, ваша тайна давно разгадана мной.

Можно себе представить удивление Сэррея, когда он убедился, что его опасения оправдались, что Вальтер догадался о том, кто Филли, и что он даже видел больше, чем мог подозревать он сам.

Вальтер полагал, что он полюбил Филли, и допускал это даже при условии, что она - действительно урод!

лица и делает выводы самые неожиданные для себя, видит ясно то, чего раньше не замечал. Кто любил когда-нибудь, тот поймет это чувство.

Пока Сэррей и Брай собирались отправиться в Сен-Жерменское предместье, Филли побежала вперед и достигла домика раньше Дадлея, который, как было упомянуто, поджидал поблизости наступления установленного часа свидания. Филли уже с утра осмотрела место и расположение домика и решила, что должно было существовать два входа. В садовой стене не было подъезда, следовательно он должен был быть на другой стороне сада, выходя па другую - параллельную ей - улицу.

Филли помчалась через ближайший переулок и нашла то, что искала. Ворота были заперты, но в этом месте можно было легко перебраться через стену, во-первых, потому, что на воротах были поперечные балки, а во-вторых, потому, что место здесь было пустынное и не представлялось вероятным встретить кого-нибудь в такой поздний час.

Филли вскарабкалась на стену, спрыгнула с нее и очутилась у изгороди, окружавшей садик. Она заметила свет, проникавший сквозь жалюзи в окнах верхнего этажа, и это навело се на подозрение, так как она слышала, как старуха сказала Дадлею, что наверху спят и нужно держаться потише.

Филли пробралась в дом, а затем вверх по лестнице. Ярко освещенный коридор, ковры и роскошь указывали, что здесь находится какое-то общество, которое явилось, быть может, с целью кутежа, а быть может, находится в связи со свиданием в нижнем этаже.

В коридоре было слишком светло и негде было укрыться, но Филли еще раньше заметила, что над первым этажом был выступ в стене, украшенный всевозможными орнаментами. Она открыла коридорное окно, выпрыгнула из него и стала пробираться по чрезвычайно узкому выступу от окна к окну, прислушиваясь, пока наконец не услышала голоса.

Спорили достаточно громко, и первые слова, которые услышала Филли, сразу привлекли ее внимание.

- Какая польза нам в том, если с помощью гугенотов мы нападем на королевский дворец и свергнем Гиза? - послышался мужской голос.

- Ведь вместо Гиза власть захватят Конде и старик-король Наваррский. Откуда возьмем мы силы, чтобы избавиться от этих союзников? Король прибегнет тогда к защите гугенотов, и наше дело будет проиграно.

- Нужно сделать так, чтобы Конде не успел использовать свою победу, - возразил голос Екатерины Медичи. - Они не более, как орудие, которым мы пользуемся, и как только успех будет достигнут, можно уничтожить орудие.

- Ваше величество, тогда король окажется в их руках и станет их орудием.

- Тогда король будет нашим пленником.

- Все же он - король и ему не трудно будет тогда разгадать, кто истинный виновник замысла.

- Пусть догадывается, лишь бы он был лишен возможности продолжать свои безумства. У меня есть еще сыновья, которые могут заменить его.

- Вы хотите принудить короля к отречению?

- Отречься или умереть! Для меня он - не более, как неудачный сын, который оскорбил меня и своими глупостями привел страну к гибели. Он не захотел мстить за смерть своего отца, он - игрушка в руках Гиза. Пусть же он теперь посмотрит, кто спасет его: убийцы его отца или герцог де Гиз.

- Говорят, что Монтгомери находится в лагере Конде?

- Ведь я говорила, что он бунтовщик, но Франциск почему-то освободил его.

- Было бы выгоднее, пожалуй, пока пощадить англичанина. Монтгомери догадается, откуда идет опасность, и предостережет Конде. Я не доверяю этим союзникам. Они видят нас насквозь, и кто знает, не перехитрят ли они нас.

- Слишком большая осторожность приближается к трусости, - нетерпеливым тоном возразила Екатерина, - такая предусмотрительность не приведет ни к какому решению, а нам нужно действовать. Эти три англичанина для нас опаснее, чем целая армия, если нам не удастся разгадать, каким образом попали их шпионы в Лувр. Они сопровождают двор, ребячливая Стюарт покровительствует им, как будто они - ее любовники; и кто знает, какие тайные связи имеются у них? Мы не должны быть спокойны, пока жив человек, которому удалось обмануть Генриха II, меня и весь двор, который сумел открыть тюрьму Лувра и распускать по коридорам привидения. Пусть говорят, что это - сказка, но я собственными глазами видела, как домовой выпрыгнул в Лувре из окна, с высоты около сорока футов, исчез над Сеной, а затем снова появился в подвальном помещении. Я не верю в привидения, но допускаю, что ловкие шпионы отрядили искусного молодца, что они ловки, отважны и смышлены, при этом у них есть сильнодействующие яды. Однако Фаншон уже более часа наедине с этим Варвиком и не подала еще никакого знака; это доказывает, насколько эти молодцы осторожны.

- Ваше величество, вы решили обезвредить его лишь в том случае, если он выдаст тайну, но, по-видимому, вы изменили свой план?

подслушивают шпионы. Но будем надеяться на успех. Фаншон красива, умеет завлекать. Она любит Дадлея и знает, что он должен умереть, если ее постигнет неудача.

Филли слышала достаточно. С невероятной ловкостью карабкалась она почти по гладкой стене, руками держась за украшения, а ногами отыскивая раму нижних окон. Спрыгнув на землю, она добежала до садовой калитки, вспомнив, что Сэррей обещал следовать за ней. Тут Филли осторожно отодвинула задвижку, открыла дверцу и выглянула на улицу.

На противоположной стороне, в углублении стояли Сэррей и Вальтер. Филли перебежала через улицу и шепнула:

- Измена! Наверху десять или пятнадцать человек, которые поджидают Дадлея, когда он уйдет от своей дамы. Екатерина на верхнем этаже. Дама Дадлея - шпионка Екатерины. Своим кокетством она должна вырвать у Дадлея признание того, каким образом он отыскал Клару Монтгомери. После этого его убьют. Войдите в сад и спрячьтесь, пока я не позову вас.

- Не лучше было бы поднять тревогу и предостеречь Дадлея? - шепнул Сэррей.

- Для того, чтобы его убили раньше, чем подоспеет помощь? - мрачно спросила Филли. - Нет, у меня есть кинжал, и я проберусь к нему. Эта дама должна спасти его, она одна может это сделать.

Филли исчезла, не дожидаясь ответа.

Предположив, что Дадлей заперся в комнате с Фаншон, она взобралась на дерево, возвышающееся над изгородью садика, и оттуда подслушивала разговор влюбленных.

В решительный момент она помешала Дадлею высказать тайну и, как нам известно, предостерегла его. Но от ее внимательного взора не ускользнуло и то обстоятельство, что наверху отворилось окно.

Если Екатерина узнала голос, который глумился над ней в сводах Лувра, то все погибло. Момент был критический. Но Филли не потеряла присутствия духа. Стремясь во что бы то ни стало спасти возлюбленного или умереть вместе с ним, она помчалась через сад в купальную комнату, но дверь была заперта.

- Дадлей, - позвала она, - тебя предали!

Но тщетно она стучала и дергала засов; Роберт не открывал.

Зато наверху послышались торопливые шаги. Это спускались по лестнице телохранители Екатерины и если бы им удалось проникнуть в будуар, то Дадлей должен был бы погибнуть.

В смертельном страхе Филли схватила занавеску, подожгла ее свечей, распахнула жалюзи и закричала:

- Пожар! пожар!

Пламя вырвалось в окно и стало распространяться с быстротой молнии. Филли выпрыгнула из окна и стала звать на помощь, потому что слышала, как кавалеры суетились в коридоре.

- Спасите его! - крикнула она Вальтеру и Сэррею, подоспевшим с обнаженными шпагами, - разбейте окно! Он там, он там!

Вальтер и Сэррей избрали кратчайший путь. Они ворвались в коридор, где кавалеры старались выломать дверь будуара.

Атакующие оказались вдруг в засаде.

- Это два его товарища, убейте их! - послышался голос Екатерины с лестницы.

Шпаги зазвенели, и посыпались искры. В первый момент Вальтер и Сэррей уложили двух противников и, воспользовавшись смятением, оттеснили остальных к самой лестнице. Но тут их стали одолевать; Сэррей был уже весь в крови, а дверь будуара все еще не открывалась.

- Убейте этих подлых трусов! Ведь их всего двое, - шипела Екатерина.

В это время пламя прорвалось сквозь переборку будуара, и коридор наполнился удушливым чадом. Из сада послышались крики: "пожар!" - ив дом ворвались полицейские солдаты.

- Сложите оружие, приказываю именем короля! - прогремел зычный голос муниципального чиновника.

Воюющие опустили оружие.

- Арестуйте поджигателей! - повелительно крикнула Екатерина, собираясь покинуть дом.

В садике стоял Дадлей, держа на руках Фаншон, находившуюся в глубоком обмороке. Он спас ее, выскочив из окна будуара. Филлк исчезла.

Муниципальный чиновник узнал королеву-мать и низко поклонился ей.

- Эти люди ворвались в мой дом, - сказала Екатерина. - Этот, - она указала на Дадлея, - пробрался в комнату моей статс-дамы, и когда я намеревалась арестовать обоих бесчестных, подоспели его друзья, чтобы спасти его. Они ранили многих моих придворных и подожгли дом. Допрос и суд выяснят дальнейшее. Закуйте их в цепи, я ручаюсь в их виновности.

- А эта дама? - спросил чиновник, указывая на неподвижную Фаншон.

- Она принадлежит к нашему придворному штату, и мы будем судить ее собственной властью! - ответила королева, знаком приказав своим кавалерам отнести Фаншон в карету.

- Я понимаю! - горько усмехнулся Дадлей, и краска негодования и возмущения выступила на его лице. - Если я раньше сомневался, то теперь убежден, что эта женщина являлась орудием вашей мести. Эй, вы, - обратился он к чиновнику муниципалитета, - вы ответите за то, что единственного свидетеля отдали во власть обвинителя, который задумал все это из мести и ненависти.

- Молчи, негодяй! - крикнула Екатерина. - Бы, кажется, забыли, что говорите с матерью короля Франции?

- А вы, Ваше величество, позволяете себе оскорблять английского лорда, - возразил Дадлей.

- Презренного бунтовщика! - крикнула Екатерина, презрительно передернув плечами.

Она заметила, что гвардеец опешил, так как мир с Англией был заключен и было бы рискованно обходиться с лордом, как с преступником.

- Вы ошибаетесь! - презрительно крикнул Дадлей. - Королева Мария умерла, а ее наследница не идет теми путями, какие вы, Ваше величество, считаете пригодными и для Франции. Я подчиняюсь насилию, но английский посол, граф Гентингтон, потребует удовлетворения за всякую несправедливость, причиненную мне или моим друзьям.

- Отведите их! - крикнула Екатерина, - и под мою ответственность наденьте на них кандалы. У нас еще есть столько власти, чтобы усмирить тех, кто берется защищать преступников на том основании, что они - английские лорды.

Муниципальный чиновник повиновался, но произвел арест по всем правилам вежливости и снисходительности, показывая тем, что он не сделает ни шага далее того, что ему велит суровый долг.

- Вот видите, к чему ведет правление короля, который не видит ничего, кроме прелестей какой-то дуры! - крикнула Екатерина своим кавалерам, после того как увели арестованных. - Дело идет о сохранении достоинства короны и о подавлении мятежного духа, пока он не принял угрожающих размеров. Поспешите, господа, передать Конде пароль и скажите ему, что я жду его с конницей в Лувре.

Королева села в карету; часть кавалеров осталась сопровождать ее, а остальные оседлали своих коней и помчались кратчайшим путем, через поля, по направлению к Лувру.

II

Екатерина торжествующе улыбнулась. Еще немного - и воины Конде нападут на дворец, захватят герцога де Гиза, и приговор над ним будет в ее власти. Затем последует краткая решительная борьба преданных парижан с гугенотами, и скипетр Франции будет в ее руках. Франциск должен будет отказаться от престола или же придется прибегнуть к крайним средствам, чтобы устранить его. Его брат Карл еще дитя, и никто не может воспрепятствовать ей, Екатерине, сделаться регентшей.

Как жаждала ее душа згой власти, как кипела кровь при мысли, что она получит возможность мстить всем, кто оказывал почести любовнице ее супруга, кто благоговел перед Марией Стюарт, - словом, всем, кто не повиновался ее воле беспрекословно!

Власть! Какой это соблазн для честолюбивой души женщины, которая с самого раннего детства переносила лишь невзгоды, унижение и презрение! Власть! Какое это широкое поле деятельности для гордой, неутомимой души, с юных дней строившей планы о том, как бы установить строгое подчинение всего церкви и дать королевской власти тот блеск, который ей подобает!. Какое наслаждение повелевать, превратить своенравных вассалов в трепетных рабов, быть первой в государстве, распоряжаться жизнью и смертью своих подданных и затем работать для будущего, чтобы оставить о себе неизгладимую память, попасть на страницы истории, как некогда Семирамида. Какая слава, если ей, рожденной Медичи, удастся искоренить еретиков и вернуть папе прежнее значение; укрепить навсегда власть Франции, уничтожить гордое дворянство, этих Гизов, Монморанси, Конде, Бурбонов, короля Наваррского и всех гордых вассалов, перед которыми дрожали короли Франции; повергнуть всех во прах и тогда повелевать всеми неограниченно, отменить парламент и уничтожить все преимущества, посягающие на права королевской власти!

Все эти заветные мечты должны были осуществиться при достижении регентства. Все, что причинили Франции тридцатилетние гражданские войны, таилось в гордой душе Екатерины. Заговор, в котором она решила принять участие, послужил началом борьбы с гугенотами и фрондой и привлек все беды и несчастья, разорившие Францию. Не так легко было короне завоевать победу, как то предполагала Екатерина.

Она была представительницей короны, а не слабовольной Франции. Герцог Гиз был представителем власти дворян, против него и должен, был быть направлен первый удар, так как он имел огромное влияние на короля.

Гонцы Екатерины помчались в лагерь мятежников, и пока Франциск и Мария Стюарт забавлялись, гроза должна была собраться над их головами и разразиться раньше, чем они заметят беду.

Таков был план Екатерины, но ему не суждено было осуществиться.

Когда королева показалась у подъезда Лувра, стража стояла уже под ружьем и слуги суетились у дорожной кареты короля.

- Что это означает? - спросила Екатерина побледнев.

Но никто не мог дать ей определенного ответа. Все суетились и спешили, так как приказ последовал внезапно.

Она поднялась по лестнице и без доклада вошла в королевские покои. В передней ее встретил герцог дс Гиз в сопровождении пажа, при взгляде на которого Екатерина побледнела, как мертвец. Это был тот самый калека-мальчик, которого она видела на турнире в свите Дадлея.

Герцог почтительно поклонился, но королеве показалось, что насмешливая улыбка промелькнула на его лице.

- Ваше величество, - сказал герцог, - я счастлив, что встретил вас, так как опасался, не предприняли ли вы, ваше величество, поездки в окрестности Парижа.

- Вы опасались этого? Почему? - спросила Екатерина.

- Государыня, я имею известия, что приверженцы Бурбонов вооружаются и даже, быть может, объявят нам войну. Мы, несомненно, проиграли бы ее, если бы им удалось завладеть таким драгоценным заложником, как вы, ваше величество.

Екатерина почувствовала иронию в его словах, она не сомневалась, что Гиз предлагал ей переход в лагерь Бурбонов.

- Господин герцог, - горделиво возразила она, - я жалею правительство, которое так ничтожно, что должно опасаться за судьбу членов своего двора вне пределов Парижа. Но за свою особу я не опасалась бы, так как все знают, что герцог Гиз не пойдет на слишком большие жертвы, для того чтобы освободить из плена мать своего короля. Следовательно, вы опасаетесь мятежников? Я вижу, готовят дорожную карету. Внук короля Франциска I, который предписывал законы парламенту, обращается в постыдное бегство перед кучкой восставших вассалов? Или, может быть, король становится во главе армии, которая под действием колдовства вдруг выросла из-под земли для защиты короны?

- К сожалению, Ваше величество, я не принял таких мер предосторожности, я не мог предполагать, что есть люди, которые способны восстать против такого благородного, такого великодушного монарха, как Франциск II. Увы, я ошибся! - произнес Гиз.

- Ваше величество, король намеревается отправиться вместе со своим двором в Амбуаз. Этот город укреплен и предоставляет большую безопасность, чем Париж.

- Ну, а дальше? Из Амбуаза вы будете вести переговоры с мятежниками?

- Ваше величество, пока дело идет лишь о том, чтобы перевести короля в безопасное место. Что будет дальше, я предоставляю Провидению и советам такой мудрой правительницы, как вы.

- Значит, и я должна последовать за вами?! Неужели вы полагаете, что Екатерина Медичи обратится в бегство перед мятежниками?

- Его величество король так приказал и желал бы завтра видеть вас в Амбуазе.

Екатерина задумалась на мгновение.

- А есть ли войска в Амбуазе? - вдруг спросила она.

- Мушкетеры будут сопровождать двор.

- Значит, двор отправляется в заключение. Хорошо, я подчиняюсь, но не рассчитывайте на мои советы. Доводите свою политику до конца. Я буду рада, если она окажется удачной, и буду страдать вместе с королем, если она окаикзтся ни на что непригодной, но ничто не заставит меня подавать советы в деле, которое началось с пренебрежения моими советами. Чей это паж?

- Со вчерашнего дня он в услужении у меня. Нравится он вам, ваше величество?

- Странный вкус у вас держать при себе калеку-пажа!.. Не был ли этот мальчик раньше у лорда Дадлея?

При этом вопросе Екатерина внимательно посмотрела на герцога, но тот тотчас же ответил:

- Он служил у тех англичан, которых вы, ваше величество, приказали арестовать, и покинул их, потому что эти господа намереваются вернуться к себе на родину.

- Он поступил благоразумно, потому что его прежние господа снова арестованы, - заметила Екатерина.

- Как? По чьему приказанию? - воскликнул Гиз с таким искусным выражением изумления, что ввел королеву в сомнение, притворяется он или нет.

- По моему приказанию, - усмехнулась она, - и, кажется, именно в тот момент, когда вы получили известия о заговоре мятежников.

- Как? Неужели они были в сношениях с мятежниками? - изумленно воскликнул герцог. - Правда, Монтгомери бежал к Бурбонам, а они были с ним в дружбе... Но нет, это невозможно! Королева Мария ручается за их преданность!

- Я приказала арестовать их, потому что они подожгли мой дом в предместье Сен-Жермен, - возразила Екатерина, зорким оком следя за пажом. - Лорд Дадлей имел тайную любовную связь с одной из моих придворных дам. Будучи застигнутым врасплох, он, вместо того чтобы бежать, оказал вооруженное сопротивление, поджог дом и ранил нескольких моих кавалеров.

- Ах, какая удивительно благоприятная случайность, что при вас, Ваше величество, были кавалеры! - с усмешкой сказал Гиз. - Парижская судебная палата произнесет свой приговор над преступниками. Однако куда вы приказали препроводить арестованных: в Бастилию или сюда, в Лувр?

- Благодаря стараниям вашей светлости, я лишена власти распоряжаться Бастилией. Арестованные препровождены в парижскую тюрьму, - ответила Екатерина.

вас, Ваше величество, на пути в Амбуаз?

- Я сейчас начну собираться к отъезду. Вашего пажа, герцог, я надеюсь, вы возьмете с собой в Амбуаз? От него можно было бы получать кое-какие сведения об арестованных.

Гиз поклонился.

Не успела она проследовать в свою комнату, как моментально отправила тайного посла к герцогу Кон-де с извещением о внезапном отъезде двора в Амбуаз.

III

Фаншон получила приказание остаться в Лувре, так как была слишком слаба и расстроена. Несмотря на возмущение, вызванное Екатериной против Фаншон, она все же удостоила ее перед отъездом своим посещением.

Фаншон не заметила, как Екатерина влила что-то в чай, приготовленный для больной, как освежающий напиток. Она выпила этот чай в присутствии Екатерины и тотчас же почувствовала сильную сонливость, с которой не в состоянии была бороться, несмотря на уважение к присутствию королевы.

Екатерина осталась довольна. Она вытерла своим платком чашку, из которой пила Фаншон, влила в нее немного чая, чтобы это казалось остатком недопитым, а затем вышла из комнаты.

Через несколько секунд после того, как Екатерина удалилась, отворилась потайная дверь, и вошла Филли, а за ней герцог Гиз.

- Посмотрите, сказала Филли, поднимая кверху и тряся руку спящей, - это не обыкновенный сон, вызванный успокоительным действием настоя трав, это яд, но я знаю, какой это яд.

- Мальчик, не колдун ли ты? Как ты можешь узнать, какой это яд?

- Я узнаю по запаху изо рта и по красненьким прыщикам во рту, - сказала Филли, открывая рот спящей, - у меня, кстати, имеется с собой и противоядие.

- Ты, верно, умеешь колдовать?

- Ваша светлость, я видел однажды шкаф, в котором королева хранит свои яды. Их у нее три: один убивает на месте, но оставляет после себя следы, второй действует лишь по прошествии известного промежутка времени, сообразно величине дозы, третий яд убивает вот таким образом. Больной находится в оцепенении до тех пор, пока яд перейдет в кровь, а затем пробуждается под влиянием сильных болей и начинает роедить. Этот яд действует на мозг.

- И ты можешь спасти Фаншон?

- У меня есть противоядие, я запасся им с тех пор, как увидел эти яды, потому что королева поклялась отомстить моему господину.

Филли влила несколько капель какого-то эликсира в рот больной и стала втирать под ее носом какой-то порошок. Больная собиралась чихнуть и в это время проглотила капли.

- Теперь она вне опасности, - ликуя, воскликнула Филли, - порошок начал действовать!

- Она должна узнать, кому обязана своей жизнью, - воскликнул Гиз. - Клянусь Богородицей, жизнь возвращается к ней; это какое-то чудо.

- Скоро начнутся боли. Уйдемте поскорее, ваша светлость! Ее крики привлекут сюда прислугу.

- Значит, боли все-таки будут?

Гиз вздрогнул.

Больная широко раскрыла глаза и дико осмотрелась, но ее взгляд был безжизненным.

- Прочь, прочь! - торопил паж.

И действительно, не успели они скрыться за дверью, как раздался слабый стон.

IV

Час спустя двор покинул Лувр. Король со своей свитой отправился в Амбуаз. Верховые с факелами и лейб-гвардия в панцирях сопровождали весь поезд.

В карете короля тихо дремала Мария Стюарт, склонив свою очаровательную головку на плечо супруга.

С Екатериной Медичи ехали ее духовник и одна придворная дама.

Она то и дело выглядывала из окна, как бы ожидая погони, но кругом было все тихо в темной ночи. Быть может, ее посол опоздал, или Бурбоны не были приготовлены к внезапному выступлению.

На козлах коляски герцога Гиза дремала Филли. Что снилось ей? Быть может, ее возлюбленный? На сердце у нее было очень неспокойно, она опасалась за участь Дадлея и его друзей, хотя герцог поручился ей за их неприкосновенность. Сон одолевал ее от усталости, но уста тихо произносили дорогое имя.

Если бы у Екатерины и зародилось подозрение, что ее планы разоблачены, то по приезде в Амбуаз она могла совершенно успокоиться, так как убедилась, что Гиз не принимает никаких мер предосторожности в смысле охраны короля. Казалось, как будто он боялся только населения Парижа, а Амбуаз считал неприступным.

Местность была сильно укреплена, но герцог, казалось, был того мнения, что крепкие стены и глубокие рвы сами защитят себя. Солдаты назначались больше для придворной службы, чем для охраны валов. Большинство мушкетеров - все вельможи из провинции - проводило время на охоте, в попойках или игре в кости. Король наслаждался пением Марии Стюарт; они занимались сочинением мадригалов, шарад. Король передал герцогу Гизу все полномочия в деле подавления восстания и наказания зачинщиков, избавив себя от неприятного занятия. Герцог, в свою очередь, казалось, ждал, что к нему приведут закованных зачинщиков, по крайней мере, он не принимал никаких мер к их аресту. Впрочем, это было бы довольно трудно, так как Бурбоны силой завладели уже несколькими городами.

Екатерина смотрела на беспечность Гиза со злорадной насмешкой. В ее планы входило дать ему окончательно увериться в ее покорности и тогда внезапно произвести на него нападение. С помощью нескольких тайных приверженцев гугенотов в Амбуазе, которых ей указал Конде, она установила довольно регулярные сношения с лагерем мятежников; оставалось только назначить день и час, план был разработан до мельчайших деталей. Войска Бурбонов потянулись на юг, чтобы ввести в заблуждение и успокоить Гиза. Но между тем в близлежащих местах тайком были расставлены надежные люди, которые по данному сигналу должны были соединиться и противопоставить войскам Гиза более чем удвоенную силу. Кроме того, часть стражи была подкуплена, так что в успехе задуманного плана не могло быть ни малейшего сомнения. День именин Марии Стюарт решено было отпраздновать балом, и Екатерина избрала именно этот день для неожиданного нападения на Амбуаз. Она условилась с Конде, что герцог Гиз должен пасть в бою, король вынужден отказаться от короны, а она провозглашена регентшей, взамен чего она обязалась предоставить гугенотам свободу вероисповедания. Но вместе с тем она приняла меры, чтобы арестовать вождей гугенотов, как только дело будет выиграно. Через преданных ей людей она организовала дело так, что в перевороте должны были участвовать главным образом католики, которые в союзе с горожанами Амбуаза должны были похитить у Бурбонов плоды победы.

Таким образом Екатерина держала в своих руках нити двойного заговора. На случай возможного поражения она решила вечером накануне нападения попросить к себе герцога Гиза и, чтобы обеспечить себе безопасность, в последний момент предостеречь его, зная хороню, что это уже слишком поздно. В случае смерти Гиза она могла встать во главе отряда мушкетеров, наскоро собранных герцогом, и пойти против Бурбонов, если же, вопреки ожиданиям, восстание оказалось бы неудачным, то своим предостережением она устраняла всякое подозрение в своем участии в заговоре.

Бал уже начался, музыка гремела, маски носились по залам, а герцог Гиз все еще не последовал приглашению Екатерины. Она сгорала от нетерпения и в волнении теребила накрахмаленные рюши своего парадного платья. Неопределенный страх закрался в се честолюбивую, пылкую душу. А что, если какой-нибудь ничтожный случай испортит столь важный и решительный момент? Герцог, всегда так строго придерживавшийся внешних форм вежливости, заставлял себя ждать крайне оскорбительным образом. Он, наверное, должен был быть во дворце, если только какой-нибудь изменник не предупредил его об опасности.

- Но напрасно, уже слишком поздно! Не может же он достать войска из-под земли! - утешала себя Екатерина, желая подавить неопределенное беспокойство. - Сопротивление горсточки мушкетеров послужит только большему кровопролитию, которое через несколько часов сменится веселыми звуками бальной музыки.

Она послала вторично, чтобы узнать, получил ли герцог ее приказание. В это время ей доложили, что какой-то кавалер желает говорить с ней втайне.

Екатерина велела проводить его в одну из боковых комнат и поспешила к нему навстречу. Ее лицо пылало, и сердце билось от волнения, как у азартного игрока, который поставил на карту все свое состояние.

- В чем дело? - спросила она, спеша и волнуясь.

Замаскированный кавалер отвесил низкий поклон и едва слышно произнес пароль гугенотов.

"Золотой меч". Я прислан доложить, что ваш последний приказ, по счастью, застал нас раньше, чем мы успели подойти к Амбуазу.

- Какой приказ? - бледнея, воскликнула королева? - я ничего не приказывала!

- Приказ о том, чтобы приступить к штурму не раньше, чем на рассвете, и одновременно выступить из корчмы "Золотой меч".

- Я не давала такого приказания, это какая-то загадка. Был мой герб на бумаге?

- Нет, но приказ был дан от вашего имени.

- Странно! Кто же мог решиться на это?.. Кто передал этот приказ?

- Тот самый молодой человек, который передавал в последнее время почти все ваши приказы. Это граф Орланд.

- Я не знаю его! Пресвятая Богородица, неужели нас предали!

- Ваше величество, это невероятно, так как до сих пор граф передавал всю корреспонденцию с удивительной ловкостью.

- Но клянусь всеми силами нечистого, что я не знаю этого графа и никогда не слыхала его имени!

- В таком случае ваш посол из предосторожности назвал себя другим именем или же избрал себе этого посредника. Во всяком случае будьте покойны, Ваше величество, это то самое лицо, которое всегда вело наши переговоры. Если ваш посол и злоупотребил на этот раз вашим именем, то заслуживает нашей благодарности, так как приказ очень целесообразен; было бы опасно теперь приводить в исполнение наш план, так как стража усилена вдвое.

- Усилена? - переспросила Екатерина в волнении.

- Да, Ваше величество, но она кутит на славу. Через несколько часов она будет мертвецки пьяна и не скажет ни малейшего сопротивления, между тем как в настоящий момент было бы опасно ввести в город даже незначительную часть войска.

- Как? Они пьют? Кто дал им вина?

- Герцог Гиз. Здесь, во дворце, стража также удвоена и сидит около бочек с вином. Герцог решил, по-видимому, устроить праздник для всего гарнизона, и к утру не окажется и десяти человек, которые могли бы стоять на ногах.

- Помоги нам Бог и Пресвятая Богородица! - прошептала Екатерина.

Лакей отворил дверь и доложил тихим голосом:

- Герцог Гиз!

Екатерина знаком указала кавалеру на боковую дверь, а сама возвратилась в приемную, где герцог, в парадном одеянии, ждал ее.

Туалет герцога несколько успокоил Екатерину, Гиз был одет для танцев, а не для сражения. Ее беспокойство тотчас же сменилось высокомерием и сознанием победы.

- Герцог, вы заставили ждать себя, - сказала она с легкой иронией, - но я польщена уже и тем, что настоящий регент Франции вообще снисходит до того, что следует моему зову.

как вы стали относиться ко мне враждебно.

- Враждебно? Ваша светлость, это означало бы, что я - мятежница. Вы неразборчивы в выражениях относительно человека, который напрасно предлагал королю свой совет и свои услуги. Я принуждена к бездеятельности, вот и все.

- Это много значит; это почти означает гибель целой армии.

- Тем не менее вы еще недавно полагали, что без меня можно обойтись. Очевидно обстоятельства сложились иначе, чем вы того ожидали?

- Ни в каком случае, Ваше величество! Если я и сожалею, что лишен вашей помощи, то лишь потому, что не обладаю той ловкостью, с какою вы ведете войско, той молчаливой энергией и искусством предвосхитить все планы противника, но отнюдь не потому, что я сомневаюсь в победе.

- В таком случае я завидую вашему спокойствию! - ответила Екатерина с ехидной улыбкой. - Если мои сведения достоверны, то в скором времени гугеноты готовятся напасть на Амбуаз.

- Мы сумеем, встретить их.

- Вы, кажется, очень самоуверены, следовательно, мое предостережение бесполезно.

- Ваше величество, я ценю это предостережение, как доказательство вашего примирительного настроения. Я дорого дал бы за то, чтобы удостоиться такой союзницы, как вы, ваше величество. Наши интересы совершенно одинаковы. Король слаб и нуждается в руководителе. Оба мы - ярые католики и желаем только одного - истребления гугенотов. Если бы мы действовали единодушно, не нужно было бы никакого восстания. Но вы относитесь ко мне враждебно по совершенно непонятным причинам. Вы сердитесь на меня за то, что я не вполне подчиняюсь вашей воле. Вместо того, чтобы идти рука об руку, мы - почти враги. Но еще не поздно нам примириться.

- Нет поздно, ваша светлость! Вы потерпели фиаско и теперь ищите ради своего спасения моего содействия, которое раньше отвергали. Если я когда-нибудь вмешаюсь в политические дела, то исключительно для того, чтобы спасти Францию, а не исправлять ваши ошибки.

- Ваше величество, я повторяю, что в настоящий момент не нуждаюсь ни в какой помощи.

- А я знаю, что вы настолько ослеплены и самонадеянны, что не предвидите грозящей вам гибели!

- В таком случае вы считаете меня плохим игроком! Но допустим, что вы не правы, допустим, что вы заблуждаетесь относительно грозящей мне опасности, и я окажусь более ловким, чем вы полагали; что тогда?

- Тогда герцог Гиз торжествовал бы, но отнюдь не искал бы единения со мной, - иронически усмехнулась Екатерина.

- Значит, вы не хотите допустить такую возможность. Вы сказали, что мне слишком поздно спасаться, а если я скажу, в свою очередь, что через несколько часов будет слишком поздно протянуть мне вашу руку?

Екатерина растерялась. Этот тон звучал определеннее, чем высказанное желание; он звучал решительным, серьезным вопросом.

- Через несколько часов вы будете на банкете и за бокалом вина забудете все политические заботы, поговорим лучше завтра, - попыталась она закончить шуткой.

- Ваше величество! Если бы мы сейчас договорились, я мог бы выпить- также и за ваше здоровье, за наш союз.

- Хорошо, герцог. Если вы убеждены, что вам не грозит никакая опасность, я готова быть вашей союзницей, так как преклоняюсь перед политикой, которая одерживает победы при помощи незримого оружия.

- Каковы ваши условия, ваше величество? Вы одобрите, если я велю казнить короля Наваррского и герцога Бурбона-Конде?

Екатерина смутилась под проницательным взглядом Гиза.

в надежде, что я выдам вам головы этих мятежников. Это значило бы сдаться. Нет, - улыбнулась она, подавляя свою озабоченность, - хотя я и враг этих мятежников, но для меня они все же являются известным щитом против всемогущества Гизов.

- Обещайте мне, по крайней мере, не отстаивать мятежников, когда я потребую у короля их головы!

- Требуйте, мой голос имеет мало значения. Но в состоянии ли будет Франциск выдать вам их головы?

- Почему нет, ваше величество?

Екатерина испугалась, - в тоне его голоса, во взгляде выражалась угроза.

- Я не понимаю вас, герцог! Не вызвали ли вы с помощью колдовства армию из-под земли? Или вы надеетесь, что по одному повелению мальчика-Франциска войско сдастся в плен?

- Мои надежды имеют прочное основание. У меня нет армии, но мушкетеры преданы королю, при этом некоторая смышленность окажет помощь слабейшим. Молодой человек, которого я назову, допустим, графом Орландом, только что сообщил мне об аресте лиц, находившихся в корчме "Золотой меч".

Если бы молния пронзила землю, Екатерина не могла бы больше растеряться, чем в этот момент. Она была совершенно ошеломлена. Но для такой женщины, как Екатерина, не составляло большого труда быстро овладеть собой. Она поняла, что заговор не удался, что все погибло, что Гиз знает о ее соучастии, но вместе с тем она поняла, что Гиз явился к ней, чтобы на известных условиях предложить скрыть это соучастие.

Дело шло, значит, о том, чтобы по возможности смягчить эти условия.

- Ваша светлость, сказала она, - от души поздравляю вас, если ваши сведения верны. Но кто этот граф Орланд, который доставил вам такие невероятные известия?

- Он носит имя графа Орланда только тогда, когда мне это нужно. На самом деле это простой паж, уродливый, безобразный мальчик, но очень ловкий и находчивый.

- Ах, я догадываюсь. Это паж тех англичан, которые за поджег заключены в тюрьму?

- Совершенно верно! Впрочем, обвинение оказалось безосновательным.

- Герцог, я поручилась за справедливость обвинения!

- В таком случае вас обманули. Паж был свидетелем, что зачинщиками явились ваши кавалеры.

- Он, значит, подслушивал? Пыткой можно заставить его сказать правду.

- Имеется еще второй свидетель. Это герцогиня Сен-Анжели.

- Фаншон? - воскликнула королева. - Но я слышала, что она умерла!

- Паж нашел средство спасти ее. Он - волшебник.

великолепно осведомлены обо всем, что я делала для того, чтобы низвергнуть вас. Назовите условия, на которых вы желаете, помириться со мной.

- Согласна. А Конде? А король Наварры?

- Должны умереть на эшафоте.

- Что даете вы мне взамен?

- Регентство.

- Я не могу лишить трона короля, который доверил мне свою власть.

- В таком случае поделимся этой властью.

- При условии, что вы не будете вести против меня интриг и что мои приверженцы не станут вашими друзьями.

- Он должен умереть, как мятежник, если мы его захватим завтра.

- Затем те три англичанина.

- Я обещал моей племяннице, королеве Марии Стюарт, взять их под свою защиту.

Так уступите мне, по крайней мере, пажа.

- Но ему известно, что я боролась против вас. Он посвящен в тайны, которые опасны, у него имеются сношения с Лувром, а это пугает меня. Это условие неизбежно.

- Он очень полезен, жаль было бы лишиться его.

- Тем опаснее он как враг. Если мы вступим с вами в союз, то он сделается также и вашим врагом.

- Постарайтесь завладеть им, но поручитесь мне за его жизнь.

- Хорошо! В тот самый день, когда падут головы Конде и короля Наваррского.

Герцог Гиз, молча поклонившись, удалился.

- Глупец! - усмехнулась Екатерина, глядя ему вслед. - Кто борется со мной, тот не должен останавливаться перед убийством правительницы. Ты дрожишь за свой успех и тем отдаешься в мою власть. Головы Конде и короля Наваррского падут, но не раньше, чем я завладею твоей головой.

мушкетерами, заставившими их сложить оружие. Гиз усилил укрепление с помощью войск, привлеченных в Амбуаз под видом мирных крестьян. Мятежники попались в ловушку, которую приготовили королевскому двору. Ренодин пал с мечом в руке. Его войска сдались после краткой, но отчаянной борьбы. Та же участь постигла подоспевшие резервные войска. Вожаки были преданы колесованию или повешены, а герцога Людовика Бурбона Конде и короля Антона Наваррского ради формы предали суду после того, как Гиз взял с короля Франциска слово, что помилования никому не будет.

Двор снова возвратился в Париж. Вместе с ним и Екатерина Медичи снова вернулась в Лувр. В тот день, когда провозгласили судебный приговор над Бурбонами, герцог Гиз сдержал свое слово.

Екатерине доложили, что ее желает видеть паж герцога. Ее глаза засверкали от кровожадного удовольствия. В ее власти была первая жертва, мальчик, который помешал ей убить Клару Монтгомери, разоблачил ее заговор в Амбуазе и которому она была обязана тем, что Гиз торжествовал над ней.



Предыдущая страницаОглавлениеСледующая страница