В борьбе за трон.
Глава двадцатая. Месть Екатерины

ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ

Месть Екатерины

I

Читатель осудит, пожалуй, герцога Гиза за то, что он так неблагодарно и коварно поступил с существом, которому обязан был победой, быть может, даже жизнью. Он отдал это существо в жестокие, мстительные руки разъяренной женщины. Но раз он не решился обвинить королеву-мать в государственной измене и вступил с ней в переговоры, то должен был принести ей какую-нибудь жертву. Такой жертвой оказалось ничтожное существо, которому он был многим обязан. Но вместе с тем он не сомневался, что Филли служила ему только в целях спасения своих господ. Филли тысячу раз охотно подвергала свою жизнь опасности, когда играла роль посредника в лагере мятежников, и знала тайну соучастия королевы-матери. Гиз должен был выдать этого пажа, если не решался довериться ему вполне. К тому же ловкость пажа, его хитрость, умение каким-то непонятным образом выведывать тайны королевы и находить способы подслушивать сквозь закрытые двери несколько пугали его. Герцог не был свободен от суеверия. Паж, казалось ему, умел колдовать и даже находил противоядие против смертельных ядов Екатерины; быть может, он был даже домовым. Тогда христианским долгом было бы сжечь его на костре, как еретика. Сам он не мог обвинить Филли и поэтому не задумываясь отдал его Екатерине.

Филли не подозревала, какая участь ждет ее. Она была свидетельницей того, как Гиз отдал приказ об освобождении Сэррея, Дадлея и Брая. Ее душа ликовала, и она была далека от подозрения, что человек, которому она спасла жизнь, предаст ее. Ничего не подозревая, она взяла записку, которую герцог поручил ей передать королеве-матери, и хотя ей было мучительно исполнить поручение, но противоречить она не посмела.

Екатерина сидела на диване и, когда Филли вошла, посмотрела на нее так насмешливо, так ехидно, как вероятно, смотрит змея на жертву, которую готовится проглотить.

Филли почувствовала невыразимый страх; ее сердце билось и колени дрожали, когда она подошла ближе, чтобы передать письмо.

Екатерина нетерпеливо вскрыла его, и при первых же строках ее лоб нахмурился. Гиз извещал ее, что Монтгомери скрылся, но последние строки умиротворили ее.

"Взамен возьмите пажа, - написал он, - мальчишка - колдун, вы найдете у него некоторые яды".

- Скажи мне, мальчик, - начала Екатерина, пытливо глядя на Филли, - ты веришь в колдовство?

- Ваше величество, говорят, что опасно отрицать то, что установлено святой церковью.

- А, ты осторожен! Я тоже не верю в колдовство и убеждена, что хорошей железной цепью можно приковать самого дьявола, а тем более маленького домового, который в женском платье выпрыгнул из окна второго этажа в Лувре.

Филли побледнела и начала дрожать, когда Екатерина при этих словах позвонила.

Дверь отворилась, и на пороге появились два телохранителя Екатерины. По данному знаку они связали Филли, раньше чем она успела опомниться от страха.

- Отведите его в подземелье Лувра и привяжите к брускам, - крикнула королева. - Я приду после первой степени пытки.

Стражники потащили несчастную вниз по винтовой лестнице.

В подземелье с нее сорвали одежду.

- Это девушка! - воскликнули они пораженные, между тем, как Филли от страха и стыда горько рыдала. - Горб у нее поддельный!.. Об этом нужно доложить королеве.

Солдаты раздумывали, чинить ли над девушкой кровавую расправу, предназначенную для мальчика. Они остановились и смотрели на нее грубым, похотливым взором.

- Это что же такое? - воскликнула Екатерина, когда, войдя со своим духовником, заметила, что ее приказание еще не исполнено.

Но причина замедления была тотчас разъяснена ей.

Слуги привязали несчастную, и через несколько минут все прекрасное тело Филли было исполосовано до крови.

Девушка не издала ни единого звука и, когда ее освободили, чтобы произвести дознание, ее губы были судорожно сжаты.

- Ты признаешься теперь, кто ввел тебя в Лувр в день смерти Клары Монтгомери? - спросила Екатерина, смотря на жертву своей мести с нескрываемым выражением торжества и злорадства.

- Я сама вошла! - крикнула Филли, пронизывая королеву взором, полным ненависти. - Вы хотите умертвить меня на пытке, потому что я подслушала, как вы призывали дьявола к себе в помощь! Вы хотели убить меня за то, что я не хотела помочь вам изготовить яд для короля, вашего сына!

- Привинтите ее к тискам! - закричала Екатерина, бледная от бешенства, так как заметила, что слуги стоят озадаченные.

- Слушайтесь ее! - крикнула Филли, - а завтра она будет вас пытать за то, что вы слышали мои слова.

- Вырвите ей язык! - бесновалась Екатерина и в пылу ярости схватила щипцы, чтобы собственноручно произвести это гнусное деяние.

Но духовник остановил ее.

- Оставьте, - шепнул он, - ваше негодование может показаться слугам признанием вашей вины, и хотя вы каждому можете дать отпор, но все же лучше остерегаться злой клеветы. Эта девушка упорна и не поддастся пытке. Не попробовать ли соблазнить ее обещаниями? Она должна отречься от своих слов, а там вы можете отомстить ей вдвойне.

Однако не успел он договорить, как постучали в дверь и посланец передал Екатерине пергамент.

Это было письмо от герцога Гиза.

"Пощадите пажа! - писал он. - Король хочет видеть его не далее как сегодня!"

Она подала знак палачам, привинчивавшим тиски, отойти в сторону и показала несчастной Филли послание Гиза.

- Вот кого должна ты ненавидеть, - прошептала Екатерина, - он предал тебя. Откажись от своих слов, и я буду милостивее, чем герцог, которому ты служила с такой преданностью!

Филли прочла письмо, и трепет ужаса пробежал по ее телу; не только Екатерина мстила ей, но даже человек, который был обязан ей жизнью, презренно предал ее.

- Первую степень! - крикнула Екатерина палачам и, когда они притянули тиски, которые должны были смять кости рук несчастной девушки, повторила вопрос, с которым раньше обратилась к Филли.

- Меня провел в Лувр герцог Гиз, - простонала Филли, - он предал меня.

По данному знаку тиски сжались, кости хрустнули.

II

Но оставим это мрачное подземелье с возмущающими душу сценами и перенесемся в покои короля.

Мария Стюарт добилась от короля приказа, о котором Гиз известил Екатерину. Сэррей и Вальтер Брай, как только были выпущены на свободу, тотчас же поспешили к герцогу, чтобы узнать о судьбе пажа.

для их спасения, и узнали также, что герцог послал его к королеве Екатерине.

- Возьмите мою жизнь, но спасите ребенка! - воскликнул Вальтер.

Но все его мольбы и угрозы не помогли.

Герцог объяснил, что ничего не может сделать, что он передал Филли королеве Екатерине.

Оба англичанина бросились к Марии Стюарт, чтобы у ее ног молить о спасении Филли, где встретили Дад-лея, который пришел с просьбой пощадить Фаншон.

С ужасом услышала Мария, как Екатерина хотела умертвить Фаншон, узнала, какие ужасы творятся в подземельях Лувра. Она увидела, как друзья переживали за судьбу своего пажа. Не медля ни минуты, она побежала к королю и со слезами на глазах стала молить его о королевском приказе вырвать несчастную жертву из рук убийцы.

Франциск, покачав головой, сказал:

- Это моя мать! Я не могу употребить против нее насилие.

- Она - враг твоей короны. Покажи свою власть, дорогой Франциск!.. Я возненавижу тебя, если ты допустишь такое позорное деяние. Я не требую, чтобы ты заковал в цепи ту женщину, которая руководила заговором против тебя и посягала на твою корону, но я прошу тебя только воспрепятствовать ей в преследовании верных тебе и мне людей.

- Мария, она отомстит тебе и мне за то, что мы лишили ее жертвы, которую даже сам Гиз не решился отнять у нее. Что нам до этого пажа и легкомысленной женщины, которые, к тому же, обвиняются, как я слышал, в ереси?

- В таком случае пусть Верховный суд вынесет приговор этим несчастным, но не допускай тайного убийства. Я не могу вынести этого. Заклинаю тебя моей любовью, не позволяй творить такие ужасы, иначе я никогда больше уже не буду весела рядом с тобой!

Франциск подошел к своему письменному столу, написал несколько строк, затем позвонил и передал письмо слуге.

- Герцогу Гизу, немедленно! - сказал он.

Мария Стюарт обняла мужа и стала целовать его, но он был мрачен и задумчив.

- Чаша переполнилась, - прошептал он про себя, - теперь мать вонзит кинжал мне в сердце, тот самый кинжал, который был направлен против моей короны!

Мария Стюарт не слышала его слов; она была счастлива, что его любовью добилась жертвы, нелегкой для него. Но, когда прошло два часа, а ей все еще не доложили об освобождении арестованных, она стала беспокоиться. Она приказала проводить Филли и Фаншон в ее комнаты и радовалась возможности возвратить спасенных своим английским друзьям, как вдруг вместо известия об исполнении приказа короля Мария Сетон доложила, что явилась королева Екатерина. Франциск побледнел.

- Будь тверд! - прошептала Мария, - она может только просить, если же она станет противиться, надеюсь, ты покажешь ей, что ты - король, она же - убийца и мятежница.

Она не успела договорить эти слова, как вошла Екатерина. Глаза итальянки горели мрачным, зловещим огнем.

- Я пришла, - гордо сказала она, - чтобы пожаловаться на герцога Гиза. Он требует от меня выдачи двух моих служанок, провинившихся передо мною, хотя ему следовало бы знать, что мне принадлежит судебная власть над лицами моего домашнего штата.

- Это я приказал, мадам! - произнес Франциск.

- Тогда я сожалею, что не могу исполнить приказание. Я стану защищать свои права, и мне интересно посмотреть, как далеко зайдет сын, решившийся употребить силу против своей матери! - воскликнула Екатерина.

- Вы плохо осведомлены, Ваше величество, - насмешливо ответила Екатерина. - Этот паж был отдан мне герцогом Гизом, на службе которого он состоял в последнее время, и, следовательно, поступил ко мне на службу. Он один осмелился на такое обвинение, но, конечно, откажется от него на пытке. Вдобавок вас, ваше величество, обманули и насчет личности так называемого пажа; он переодетая девушка, негодяйка, последовавшая за молодыми людьми из Англии, и без сомнения она не заслуживает того, чтобы ею так живо интересовались короли и герцоги.

- Девушка? - воскликнул пораженный Франциск. - Не может быть!

- Не верь ей! - предостерегла его шепотом Мария Стюарт. - Лучше послушай, что скажут тебе об этом англичане.

- Мадам, - продолжал король, в которого эти слова вдохнули новое мужество, - данный мной приказ должен быть исполнен. Под страхом королевского гнева я прошу вас о повиновении.

- Я готова подвергнуться королевскому гневу! - с презрительной насмешкой подхватила Екатерина. - Я уступлю только силе!

- Тогда мы употребим силу! - воскликнула Мария Стюарт, пылая гневом, потому что ее возмущало такое издевательство над ее слабохарактерным супругом, который из-за малодушия соблюдал деликатность с этой женщиной, и, решившись принудить его к твердости, она дернула звонок.

- Что ты затеваешь! - шепнул ей Франциск, трепеща под ледяным взором Екатерины.

- Разве ты не прикажешь караулу стать под ружье и не пошлешь капитана гвардейцев за арестованными?

- Мне не остается ничего иного! - запинаясь, произнес король, посматривая на мать, как бы в надежде, что она уступит.

Екатерина дрожала от гнева, но вместе с тем чувствовала, что потеряет последнее влияние, если Франциск прибегнет к силе. Все боялись ее, так как было известно, что король до сих пор не осмеливался оказывать ей серьезное сопротивление, и она была достаточно умна, чтобы понимать, что, когда дело дойдет до насилия, это будет лишь первым шагом.

- Я вижу, - воскликнула Екатерина, кидая на Марию Стюарт уничтожающий взор, - что с моей стороны будет лучше уступить. Я делаю это, не желая подавать двору повод злорадствовать при виде распрей в королевской семье. Я согласна скорее допустить, чтобы меня тиранили, чем дать пищу насмешкам над матерью короля из-за того, что сын отказывается ей повиноваться. Я отпущу на свободу заключенных, но с этого часа буду считать узы родства разорванными и велю моим слугам избавить меня от королевских почестей, которые оказывают мне только на смех!

- Мадам! - воскликнул Франциск, бледнея, но Мария Стюарт не дала ему снова испортить все неуместным малодушием.

- Она не сделает этого, - шепнула она, - будь стойким, Франциск! Взгляни только на ее злобные глаза. Она не собирается подчиниться, она будет мстить. Вспомни Амбуаз!

- Ты права, - пробормотал он, не осмеливаясь однако поднять взор на королеву-мать. - Мушкетерам пришлось охранять меня от друзей моей матери. Мадам, - продолжал он вслух, - лишь благодаря сыновней почтительности я забывал до сих пор свой долг...

Екатерина расслышала слова, сказанные им вполголоса, и убедилась, что Гиз проболтался. В ее груди бушевали оскорбленная гордость, бешенство и стыд. Все страсти этой высокомерной души ополчились против холодного рассудка, предписывавшего ей подчинение. Екатерина кровно мстила своим недругам. За то принуждение, которое ей понадобилось совершить над собой, чтобы покориться в этот момент чужой воле, Марии Стюарт предстояло заплатить кровавыми слезами, а Гизу - со временем даже собственной жизнью.

- Я облегчу вам, ваше величество, исполнение вашего долга и полностью предоставлю вас влиянию двуличного друга и ребячливой жены! - промолвила она, после чего покинула комнату, ответив презрительным пожатием плеч на негодующий взор, который бросила ей вслед Мария Стюарт.

В передних залах Екатерина застала англичан, нетерпеливо ожидавших исхода аудиенции, а также только что вошедшего герцога Гиза.

- А, герцог Гиз! - воскликнула она. - Я рада, что вы еще вовремя предупредили меня, чтобы я пощадила пажа, потому что этим я спасу жизнь Бурбонов!

- Ваше величество, - произнес покрасневший Гиз, которому было неприятно, что его обличали в гнусном предательстве перед иностранцами, - ведь мы здесь не одни...

мне ценой нашей дружбы. Меня радует такой оборот дела; проводите меня, ваша светлость, вы должны быть свидетелем того, как я держу свое слово!

- Ваше величество, вы жестоки, - сказал герцог. - Уверяю своей честью...

- Ш-ш, герцог! - снова перебила его королева, на этот раз понизив голос. - Екатерина Медичи не позволит шутить с собой. Я хочу иметь преданных друзей или явных врагов. Сейчас вам представится случай снова принять чью-нибудь сторону - стать за меня или против меня, но, клянусь Пресвятой Девой, обдумайте предварительно свои действия!.. Здесь вы рискуете головой.

Екатерина произнесла эти слова шепотом, но так мрачно, угрожающе и победоносно, что Гиз, не имевший понятия о том, что произошло сию минуту, в королевском кабинете, был уверен, что она нашла средство ниспровергнуть его.

- Ваше величество, - поспешно произнес он, - я уже решился и остаюсь верен моим обещаниям; Бурбоны свободны!

- Тогда пойдемте! - воскликнула Екатерина с торжествующим видом. - Пусть за нами следуют те господа, которые добились, чтобы я освободила моих заключенных; я хочу доставить себе удовольствие передать их этим людям из рук в руки.

При этих словах вдовствующая королева улыбнулась такой дьявольской улыбкой, что Гиз с содроганием догадался об участи несчастных узниц, которых, очевидно, постигло уже мщение Екатерины.

- Вы приказали пытать их? - спросил он тихо, после того как подал знак англичанам следовать за ним.

- Разумеется! Иначе нельзя узнать правду.

- И что же они показали?

- Что герцог Гиз - их соучастник в интригах против двора. Мой духовник засвидетельствовал эти показания. Итак, вы видите, что англичанам, как только они настоят на своем, не мешало бы покинуть Францию, ведь их обвинение падет на нас обоих.

- Ваше величество, вторая степень пытки пожалуй избавила бы меня от обвинения... но...

- Без всяких "но". Если вы рассчитываете на это, то и действуйте сообразно своим расчетам. Только прошу, решайтесь скорее. Мне нужно сегодня же знать тех, на кого я могу положиться вполне, если бы случилось совершенно неожиданное несчастье!

Гиз содрогнулся в испуге; от этой женщины можно было ожидать самого ужасного.

- Вы друг или враг? - тихо спросила она.

- Во всяком случае покорный слуга вашего величества!

Екатерина улыбнулась; ее игра была выиграна.

III

Достигнув своих покоев, она приказала доставить герцогиню Сент-Анжени и Филли из их заточения, чтобы передать англичанам.

Невероятный ужас охватил Брая, Сэррея и Дадлея, когда жертвы королевы были принесены в длинных корзинах.

- Я избавляю их от наказания, - заявила Екатерина, - и передаю этих виновных на ваше попечение, милорды; климат Англии будет им полезнее французского.

После этого она повернулась к англичанам спиной: ее мстительность была удовлетворена. Королева не могла более поразить Дадлея, как бросив ему насмещливую улыбку, которой она издевалась над скорбью несчастного юноши. Цветущая женщина, упоительное очарование которой заставляло его некогда трепетать от наслаждения, превратилась в обтянутый кожей скелет, в изможденное тело, навсегда разрушенное пыткой. А Филли?.. Вальтер вскрикнул от горя и ярости, когда увидал это жалкое существо, изо рта девушки, несмотря на перевязку, лилась кровь; Филли вырезали язык, чтобы лишить ее возможности говорить!

с корзинами, которые носильщики снова подняли с пола.

- Нет, мы сделаем это не раньше того, - в бешенстве, возразил Вальтер, - как король увидит это преступление и отомстит за нас.

С этими словами он выхватил меч.

- Берегите свою голову! - шепнул ему капитан. - Герцог Гиз приказал в случае надобности удалить вас силой. Вложите в ножны свой меч. Ведь вы в Лувре; никто не спасет вас, если вы попадетесь тут кому-нибудь на глаза с оружием в руках. Будьте благоразумны! Что сделано, того не поправишь. Или вы хотите доставить Екатерине удовольствие увидеть и вас на пытке?

Вальтер вложил меч в ножны.

- Хорошо! - сказал он, тогда как Сэррей и Дадлей в безмолвной скорби устремили взоры в пространство. - Я не стану угрожать, я буду просить, как женщина. Ведите меня к королю, пусть он берет мою жизнь в уплату за мщение.

- Молчите!.. Не глупец ли вы? Неужели король станет судить родную мать? Самое лучшее для вас - бегство. Или вы хотите попасть в Бастилию, чтобы там, среди голых стен темницы, проклинать весь век тот час, когда вы не сумели покориться неизбежному? Предоставьте Небу отмщение, а сами позаботьтесь о несчастных, которым пришлось бы поплатиться еще хуже вашего, если бы вы были арестованы.

Лицо Вальтера побелело, как мел, а глаза его горели так мрачно, как будто горе точило ему сердце.

- Я вернусь сюда, - сказал он, - когда Филли умрет или выздоровеет. Вы правы, теперь я не могу умереть. Моя жизнь принадлежит этой несчастной, которая пострадала из-за нас.

На следующий день по всему Парижу распространилось тревожное известие, что король опасно заболел. К англичанам пришло письмо от Марии Стюарт.

"Бегите, - писала она, - я не могу защитить вас. Много слез пролито мной, но самыми горькими были те, которыми я оплакивала ваше несчастье. Бегите, потому что этого хочет Гиз! Я не могу отомстить за вас. Мой дорогой супруг болен, и я трепещу за каждого, кого люблю, с той поры, как узнала, что люди верные и преданные мне, навлекают этим на себя несчастье. Да поможет вам Господь, и если моя молитва дойдет до Неба, то верьте, я готова на всякое искупление, лишь бы утешить вас этой ценой. Покиньте Францию, милорды! Рука Екатерины может схватить очень далеко..."

Несчастной королеве было суждено проливать в скором времени еще более горючие слезы.

Болезнь короля быстро прогрессировала. Уже через несколько дней его понадобилось напутствовать Святыми Дарами.

Рядом с несчастным Франциском не было никого, кроме плачущей жены. Екатерина уже совещалась с Гизом по поводу регентства. Врачи объявили, что король безнадежен, так как по необъяснимой причине у него в ухе образовался нарыв.

Вдовствующая королева, кажется, предвидела сыновнюю смерть, когда пророчила "неожиданное несчастье". Не была ли она ее виновницей? Так или иначе, но по крайней мере историкам известно, что при умирающем короле не было никого из близких, кроме Марии. Ее слезы орошали его бледное, страдальческое лицо. Вдруг она громко вскрикнула и упала без чувств. Франциск отошел в вечность.

"Король умер!" - послышался троекратный звонкий возглас с балкона луврского дворца, после чего раздался ликующий крик: "Да здравствует король!"

Герольд возвестил собравшейся несметной толпе народа о смерти Франциска II и восшествии на престол Карла IX под регентством Екатерины.

У трупа стояла на коленях Мария Стюарт и молилась в своей безграничной скорби. Она целовала бледные, холодные губы мертвого супруга и гладила его волосы.

- Ты был так добр, - вздыхала она, - а никто не горюет по тебе, кроме твоей жены. Ты умер, и с тобой будет погребена вся моя радость. Прощай, Франциск, прощай!

- Прощай! - прошептал вместе с ней чей-то жалобный голос.

Мария подняла свой взор и увидела бледное лицо Кастеляра. Он также плакал и молился о Франциске. Может быть, он просил у него прощения за свою греховную ревность.

Краткое лето ее жизни быстро отцвело, радостная улыбка детской веселости должна была навсегда сойти с се лица, которое оросили в тот день горчайшие слезы. Мы приводим здесь жалобную песню, сочиненную и выстраданную Марией Стюарт. Это картина ее горя, написанная слезами. Это милая, нежная песня тоски об ушедшем счастье и утраченной надежде. Вот она: