Приключения Артура Гордона Пима.
Глава XIII. - Наконец!

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Приключения Артура Гордона Пима. Глава XIII. - Наконец! (старая орфография)

Глава XIII. - Наконец!

24-го июня. При восходе солнца мы приготовились-было возобновить свои попытки, но пошел ливень, и мы все свои заботы сосредоточили на собирании дождевой воды с помощью простыни, уже служившей нам для этой цели. Другого средства у нас не было как натянуть средину простыни с помощью оторванной от русленей бизань-мачты железной оковки. Вода, собравшись в центре, стекала в нашу кружку. Мы почти наполнили ее, когда сильный шквал, налетевший с севера, заставил нас прекратить это занятие; бриг начало качать так сильно, что мы более не могли держаться на ногах. К полудню ветер засвежел, к ночи уже дул крепкий ветер при страшной зыби.

25-го июля. Сегодня утром от стихшей бури остался только ветерок, с помощью которого можно идти со скоростью десяти узлов в час. К нашему большому огорчению оказалось, что два кувшина с оливками и весь окорок снесены за борт. Мы порешили еще не убивать черепаху, и пока удовольствовались на завтрак несколькими оливками и небольшой порцией воды, смешанной с вином. Мы провели печальный и очень тяжелый день. В полдень солнце было у нас почти над головой. Мы поняли, что этот длинный ряд северных и северо-западных ветров угнал нас в экватору. С вечеру мы увидали несколько акул; одна из них, громадная, порядочно нас напугала, приблизившись к нам совершенно безцеремонно. Одну минуту, когда палуба от качки сильно погрузилась в воду, чудовище положительно плыло над нами; оно несколько минут билось над самым люком и сильно ударило Петерса хвостом. При тихой погоде мы легко-бы поймали его.

26-го июля. Ветер стих, море также. Решились возобновят ловлю припасов из каюты баталера. После тяжелой работы, продолжавшейся целый день, убедились, что с этой стороны более надеяться не на что, - за ночь перегородки поломало и припасы скатились в трюм. Открытие это привело нас в отчаяние.

27-го июля. Море почти гладкое, при легком ветре.

28-го июля. По прежнему хорошая погода. Бриг начало так страшно накренивать, что мы опасаемся, как-бы его окончательно не перекувырнуло.

29-го июля. Погода все та же. Раненая рука Огюста начивает обнаруживать гангренозные симптомы. Приятель мой жалуется за оцепенение и страшную жажду; острой боли нет. Мы ничего не могли сделать для облегчения его, натирали его раны уксусом от оливок; пользы, повидимому, никакой. Мы сделали для него все, что было в нашей возможности, и утроили его порцию воды.

30-го июля. День чрезвычайно жаркий, без ветра. Огюсту гораздо хуже, он видимо слабеет столько же от недостатка хорошей пищи, как от ран. Он постоянно умоляет избавить его от страданий, говоря, что жаждет одной смерти. Мы съели наши последния оливки. Решено завтра утром убить черепаху.

31-го июля. Черепаха наша оказалась гораздо менее мясистой, чем мы предполагали, хотя была хорошого качества; количество всего добытого мяса не превышало десяти фунтов. С целью сохранить часть его как можно дольше, мы нарезали его на очень тонкие ломтики, наполнили ими три оставшиеся кувшина и бутылку из-под мадеры и залили уксусом из-под оливок. Мы порешили ограничиться порцией в четыре унции в день; всего мяса нам должно было хватить на тринадцать дней. В сумерки - сильнейший дождь, сопровождаемый молнией и сильными ударами грома, но такой непродолжительный, что нам удалось собрать только с пол-кружки воды. С общого согласия мы все отдали Огюсту, которому теперь было совсем плохо. Напиток, казалось, приносил ему слабое облегчение. Рука его вся почернела от кисти до плеча. Ночи были холодны как лед. Мы каждую минуту ожидали, что он испустит последний вздох. Он страшно исхудал, глаза совсем ввалились.

могли прибегать только изредка, благодаря постоянному присутствию акул. Теперь нам стало ясно, что Огюст погиб. Около полудня он скончался в сильных конвульсиях; уже несколько часов как он не говорил ни слова. Смерть его внушила нам самые печальные предчувствия и так сильно на нас подействовала, что мы пролежали возле тела целый день, и если обменялись словом, то только шопотом. Лишь при наступлении ночи решились мы встать и бросить тело за борт. Оно было невыразимо безобразно и так разложилось, что, когда Петерс попробовал его приподнять, целая нога осталась у него в руке. Когда эта истлевшая масса упала в море, мы увидали, при фосфорическом свете, озарившем его, семь или восемь акул, ужасные зубы которых издавали, пока оне рвали на клочья свою добычу, зловещий треск, который можно было различить на разстоянии целой мили.

2-го августа. Погода все та же; штиль ужасный, жара невыносимая. Заря застала нас в состоянии самого жалкого уныния и полного физического истощения. Жажда была невыносима; тщетно пытались мы утолить ее вином, это значило подливать масла в огонь. Пробовали облегчить свои страдания смесью вина с морской водой; но немедленным последствием этого была сильнейшая тошнота, так что мы больше на это не покушались. В течение целого дня мы не без тревоги ждали случая выкупаться, но тщетно; плашкоть наш буквально со всех сторон осаждали акулы; без всякого сомнения те же самые чудовища, которые накануне съели нашего бедного товарища, ежеминутно ожидали нового угощения в таком же роде. Ни крики, ни движения наши, казалось, не пугали их. Одна из самых крупных, которую Петерс тяжело ранил ударом топора, тем не менее подошла к нам совсем близко. В сумерки показалась туча, но, в крайнему нашему разочарованию, прошла без дождя. Невозможно себе представить, до чего нас мучила жажда. Из-за этих мучений, а также из страха перед акулами мы провели ночь без сна.

3-го августа. Никакой надежды на облегчение. Бриг все более и более накренивается, так что на палубе совсем стоять нельзя. Занялись приисканием безопасного места для вина и остатков черепахи, чтобы не лишиться их в случае, еслибы пришлось перекувырнуться. Вырвали два больших гвоздя, вколотили их в кузов корабля на разстоянии приблизительно двух футов от воды, что было не очень далеко от киля, так как мы почти были на боку. В этим гвоздям мы привязали наши припасы. Целый день жестоко страдали от жажды. Купаться нельзя было из-за акул, которые не оставляли нас ни на минуту. Спать невозможно.

4-го августа. Незадолго до разсвета мы заметили, что корабль поворачивает килем вверх. Сначала поворот совершался медленно, постепенно, но вскоре движение стало все быстрее и быстрее, и прежде чем мы успели опомниться, нас с страшною силой отбросило в море, и мы барахтались на глубинеинескольких сажень ниже уровня води. Огромный кузов брига был как раз над нами.

Чувствуя, что мои силы совершенно истощились, я почти не делал никаких усилий для спасения своей жизни и в несколько секунд примирился с мыслью о смерти. Но и в этом я ошибся, - меня вынесло на поверхность... и я очутился, насколько мог судить, приблизительно ярдах в двадцати от брига. Судно повернулось килем вверх и бешено раскачивалось со стороны на сторону, вокруг, во всех направлениях; море сильно волновалось. Петерс исчез. Бочка жиру плавала в нескольких футах от меня; другие предметы с брига были разбросаны по сторонам.

не смотря на всю её простоту, обязан своим спасением. Благодаря счастливой случайности, я целым и невредимым добрался до брига, но так был истощен, что никогда бы не взобрался на него без помощи Петерса, который, вскарабкавшись на киль с другой стороны, явился передо мной в великой моей радости и бросил мне конец веревки.

Едва избегли мы этой опасности, как внимание наше было обращено на другую, не менее ужасную: умереть с голоду. Все наши запасы исчезли, также как простыни, одеяла, с помощью которых мы до сих пор собирали дождевую воду, и кувшин, в котором сохраняли ее. Мы были в отчаянии. Желая воспользоваться, насколько возможно, первым дождем, мы сняли с себя рубашки, чтобы употребить их вместо простынь. В течение целого дня не появилось никакого подобия тучи. Страдания, причиняемые жаждой, становились невыносимы. Ночью Петерсу удалось проспать с час тревожным сном; что до меня, мои страдания не позволяли мне сомкнуть глаз ни на минуту.

5-го августа. В этот день поднявшийся свежий ветерок пронес нас через массу водорослей, среди которых нам посчастливилось найти одиннадцать маленьких крабов, которые послужили нам, за несколько приемов, превкусной пищей. Так как чешуя у них была очень нежная, мы их ели целиком. Не видя и следов акул среди водорослей, ни рискнули выкупаться и оставались в воде часа четыре, в течение которых жажда наша заметно уменьшилась.

6-го августа. Мы были обрадованы частым и непрерывным дождем, который шел с полудня до наступления сумерек. Горько оплакивали мы наш кувшин и бутылку, так как, не смотря на недостаточность наших настоящих приспособлений для собирания воды, мы могли бы наполнить один из этих сосудов, если не оба. Нам удалось однако утолить жгучую жажду, давая рубашкам пропитаться водою и выжимая их так, чтобы животворная влага попадала нам прямо в рот. Целый день прошел в этом занятии.

Мы приветствовали это чудное видение продолжительным и слабым криком восторга и тотчас начали делать всевозможные сигналы, махали рубашками, прыгали так высоко, как позволяла наша слабость, даже кричали из всех сил, хотя судно находилось от нас на разстоянии, по меньшей мере, пятнадцати миль. Однако, оно продолжало приближаться к нам, и мы поняли, что если оно не изменит своего направления, то неизбежно подойдет к нам настолько, что экипаж увидит вас. Через час мы легко могли различить людей на палубе.

Это была длинная и низкая шкуна, повидимому обладавшая многочисленной командой. Тут мы изведали сильную тревогу, так как не могли себе представить, чтобы нас не видали, и дрожали при мысли, чтобы люди эти не пожелали предоставить нас нашей участи. Слава Богу, нам на этот раз суждено было обмануться; вскоре мы заметили внезапное движение на палубе судна, на котором тотчас подняли английский флаг. Пол-часа спустя мы были в каюте. Шкуна эта была Jane Gay, из Ливерпуля, капитан Гвай.