Приключения Артура Гордона Пима.
Глава XXII. - Текели-ли!

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Приключения Артура Гордона Пима. Глава XXII. - Текели-ли! (старая орфография)

Глава XXII. - Текели-ли!

Положение наше в том виде, в каком оно нам представилось теперь, едва ли было менее ужасно, чем когда мы считали себя погребенными на веки. Нам не представлялось другой перспективы как быть убитым дикарями или влачить среди них жалкое существование пленников. Мы, правда, могли, в течение некоторого времени, укрыться от них среди холмов и, в крайнем случае, на дне пропасти, откуда только-что вышли, но нам пришлось бы умереть с холоду и голоду в течение долгой полярной зимы.

Вся окрестность кишила дикарями, новые толпы прибыли на плотах с островов, лежавших в югу, несомненно, чтобы помочь в разграблении шкуны. Она по прежнему спокойно стаяла на якоре в бухте. Мы не видели никаких средств предупредить находившихся на ней людей об опасности, не навлекая смерть на свою голову, да и в этом случае мы имели мало надежды быть им полезными. И так, мы вынуждены были оставаться в своей засаде простыми зрителями битвы, которая не замедлила завязаться.

Через полчаса приблизительно мы заметили, что около семидесяти плотов наполнились дикарями и обогнули южный край бухты. У них, казалось, не было другого оружия, кроме коротких палиц и камней, наваленных на дно лодок. Вслед затем, другой, еще более значительный отряд приблизился по противоположному направлению.

решившихся овладеть ею во что бы то ни стало.

В том, что предприятие это увенчается успехов, мы не смели сомневаться ни минуты. Шесть человек, оставленных на шкуне, как бы ни была велика решимость их защищаться, далеко не могли управиться с орудиями, и во всех отношениях были неспособны поддерживать такую неравную борьбу. Я почти не мог себе представить, чтобы они оказали малейшее сопротивление, но в этом я ошибался. По какой-то непонятной причине, вероятно вследствие волнения наших бедных друзей, первый залп был вполне неудачен. Ни одна лодка не была задета, ни один дикарь ранен. Единственным впечатлением, произведениям на них этими нежданными выстрелами и дымом, было чрезвычайное удивление", оно было так велико, что я несколько минуть думал, что они оставят свое намерение и возвратятся на берег. Залп с бакборда произвёл самое ужасное действие. Картечь и ядра из крупных орудий совершенно перерезали семь или восемь плотов и положили на месте около тридцати или сорока дикарей, тогда как не менее сотни, по большей части тяжело раненых, было выброшено в воду. Оставшиеся, совершенно потеряв голову, тотчас начали поспешное отступление, не дав себе времени вытащить своих изувеченных товарищей. Успех этот, однако, был слишком поздний, чтобы спасти наших энергических товарищей.

Толпа с лодок, в числе слишком полутораста человек, уже была на шкуне. Ничто более не сдерживало бешенства этих скотов. Наши были сбиты с ног и, в одно мгновение, разорваны на клочья.

Видя это, дикари с плотов очнулись от страха и толпой явились на грабеж. В пять минут Jane представляла жалкое зрелище безпримерного опустошения. Палуба была пробита, сорвана, снасти, паруса уничтожены точно волшебством, затем все полчище этих негодяев соединенными усилиями вытащило судно на берег и предоставило его попечениям Ty-Вита, который, в продолжение всей битвы, как искусный полководец, не сходил с своего обсервационного пункта среди холмов, но теперь, когда победа была полная, удостоил прибежать с своим мохнатым штабом и взять свою долю добычи. Движение Ту-Вита, который до этой минуты находился в ближайшем от нас соседстве, позволило нам выйти из засады и произвести рекогносцировку. На разстоянии приблизительно пятидесяти ярдов от входа в овраг мы увидали небольшой источник, у которого утолили томительную жажду, снедавшую нас. Невдалеке от этого источника мы заметили несколько орешник. Отведав плодов их, мы нашли их сносными и похожими вкусом на обыкновенные, английские орешки. Мы тотчас наполнили ими наши шляпы, снесли их в овраг и возвратились собирать орехи. В то время, как мы деятельно предавались этому занятию, шум в кустах сильно напугал нас; мы уже готовы были прокрасться в свое убежище, как большая, черная птица медленно и тяжело поднялась из кустарника. Я так был поражен, что не знал, что делать, но у Петерса хватило присутствия духа поймать ее за горло. Она бешено билась и так страшно кричала, что мы чуть-было ее не выпустили, боясь, чтобы шум не привлек дикарей. Наконец, однако, здоровый удар ножом сразил ее, и мы ее стащили в овраг.

Немедленно позаботились мы о том, как бы сделать наше убежище, по возможности, безопасным, и с этой целью закрыли ветвями кустарников отверстие, о котором говорено выше, то самое, через которое увидали клочок голубого неба, когда, поднявшись из пропасти, достигли платформы. Мы оставили только очень небольшое отверстие, достаточно широкое, чтобы позволить нам наблюдать за бухтой, не рискуя быть замеченными снизу. Через нашу щель мы следили за всеми движениями дикарей.

вдоль всей палубы. Толпа дикарей еще оставалась на шкуне, разбивая большими камнями, топорами, пушечными ядрами все болты, все оковки, все медные украшения. На берегу, на лодках, на паромах было наверное тысяч десять туземцев. Мы ожидали катастрофы, и надежда наша не обманула нас. Первым симптомом было сильное сотрясение. Дикари, очевидно, были удивлены и прервали на минуту свое занятие и свои крики.

Они собирались уже вновь приняться за работу, как из пространства между деками вдруг вырвалась масса дыму, потом, как бы из самих недр его, поднялся длинный и блестящий огненный столб; воздух в одно мгновение наполнился страшной смесью дерева, металла, человеческих членов, и наконец произошел, во всей силе своей, главный взрыв, поваливший нас на землю, в то время, как холмы отражало многоголосное эхо этого грома, и целый дождь невидимых простым глазом обломков осыпал нас со всех сторон.

Опустошение среди туземцев превзошло самые лучшия наши надежды; они пожали плоды своего предательства. Около тысячи человек погибло от взрыва, другая тысяча, по меньшей мере, была страшно изувечена. Вся поверхность бухты была буквально усеяна этими несчастными, которые барахтались и тонули; на берегу дела шли еще хуже. Они казались совершенно перепуганными внезапностью и полнотой своего поражения и не делали никаких усилий, чтобы подать друг другу помощь. Наконец мы заметили совершенную перемену в их настроении. От полного оцепенения они вдруг перешли к самой крайней степени возбуждения; они бросались в разные стороне, подбегали к одному месту у бухты и тотчас убегали, с самым странным выражением бешенства, страха и любопытства на лице, вопя изо всей силы своих легких: Текели-ли! Текели-ли!

Вскоре большая толпа удалилась в горы, откуда через несколько времени вышла с деревянными копьями. Они отнесли их на то место, где происходила самая большая давка, и толпа раздалась, как-будто чтобы показать нам предмет, вызвавший такое сильное волнение. Мы увидали что-то белое, лежавшее на земле, но не могли тотчас разобрать, что это такое. Наконец мы поняли, что это тело странного животного с красными клыками и когтями, которое мы выудили 18-го января. Капитан приказал сохранить его, желая сделать из него чучелу и привезти его в Англию. Оно было выброшено на берег взрывом, но вопрос, почему оно вызвало такое ильное волнение среди дикарей, превосходил наше понимание. Хотя толпа собралась не в дальнем разстоянии от животного, никто из них, повидимому, не желал подойти к нему ближе. Вскоре люди, вооруженные кольями, воткнули их в землю вокруг тела, а едва покончив с этой церемонией, вся несметная толпа ринулась вглубь острова, продолжая вопить: Текели-ли! Текели-ли!