Как-то ночью одинокой
я задумался глубоко
Над томами черной магии,
забытой с давних пор.
Сон клонил, - я забывался…
Вдруг неясный звук раздался,
Словно кто-то постучался -
постучался в мой затвор…
«Это гость, - пробормотал я, -
постучался в мой затвор,
Запоздалый визитер…»
Ясно помню тот декабрьский
Лютый ветер, холод адский,
Эти тени - по паркету
черной бахромы узор, -
Как меня томило это,
как я с книгой ждал рассвета
В страшной скорби без просвета -
без просвета по Линор,
По утраченной недавно
светлой, ласковой Линор,
Вдруг забилось неприятно
сердце в страхе под невнятный
Шорох шепотный пурпуровых
моих тяжелых штор;
Чтоб унять сердцебиенье,
сам с собою без смущенья
Говорил я, весь - волненье:
«То стучится в мой затвор,
Запоздалый гость, - смущенно
он стучится в мой затвор,
Этот поздний визитер».
Взяв себя немного в руки,
крикнул я в ответ на стуки:
«О, пожалуйста, простите, -
я сейчас сниму затвор!
Задремал я… рад… приятно…
но стучались вы невнятно,
Было даже непонятно -
непонятно: стук ли, вздор?..
А теперь я различаю -
это точно - стук, не вздор!..»
Никого! В недоуменьи,
с новым страхом и в смущеньи
От неведомых предчувствий,
затаившийся, как вор,
Я смотрел, на все готовый,
в сумрак холода ночного,
И шепнул одно лишь слово,
слово-шепот, в ночь: «Линор»…
Это я сказал, но где-то
эхо вторило: «Линор»…
Тихий, жуткий разговор.
Я захлопнул дверь. Невольно
сердце сжалось острой болью.
Сел… и скоро вновь услышал
тот же звук: тор-тор… тор-тор…
«А-а, - сказал я: - так легка мне
вся загадка: стук недавний -
Дребезжанье старой ставни…
только ветер… мелочь… вздор…
Нет, никто там не стучался, -
Просто ставни… зимний вздор…
».
Быстро встал, - окно открыл я.
Широко расставив крылья,
Крупный ворон - птица древняя -
в окно ко мне, в упор,
Вдруг вошел, неторопливо
всхохлил перья, и красивым
Плавным взлетом, горделиво,
- словно зная с давних пор, -
Пролетел, на бюст Паллады сел…
как будто с давних пор
Там сидел он, этот Ворон.
Сколько важности! Бравады!
Хохотал я до упаду:
«Ну, нежданный гость, привет вам!
Что ж, садитесь! Разговор
Я начну… Что много шума
натворил ты здесь, угрюмый
Ворон, полный древней думы? -
Ну, скажи - как бледный хор
Называл тебя - в Аиде
бестелесных духов хор?»
«Nevermore».
Я вскочил от удивленья:
новое еще явленье! -
Никогда не приходилось
мне слыхать подобный вздор!
«Вы забавны, Ворон-птица, -
только как могло случиться
Языку вам обучиться
и салонный разговор
Завязать, седлая бюсты?
Что ж, продолжим разговор,
Досточтимый «Nevermore»…»
Но на белом четко-черный
он теперь молчал упорно,
Словно душу всю излил
в едином слове ворон-вор!
И опять понурый, сгорблен,
я застыл в привычной скорби,
Все надеясь: утро скорбь
утишит… Вдруг, в упор,
Неожиданно и властно,
с бюста белого, в упор
«Nevermore».
Вздрогнул я: ответ угрюмый
был в том крике мне на думы!
Верно, ворону случалось часто
слышать, как повтор,
Это слово… звук не нежный…
Знать, его хозяин прежний,
Зло обманутый в надеждах,
повторял себе в укор,
Обращаясь безотчетно к ворону,
ронял укор
Безысходным: «Nevermore».
Весь во власти черной тени,
в жажде предосуществлений,
Я теперь хотел жестоко
с этой птицей жуткий спор
Завязать, - придвинул кресло
ближе к бюсту… и воскресла -
Там в мозгу моем воскресла,
словно грозный приговор,
Логика фантасмагорий,
странно слитых в приговор
«Nevermore…»
И теперь меня глубоко
волновали птицы Рока -
Птицы огневые очи,
устремленные в упор.
Свет от лампы плавно лился,
он над вороном струился…
Я мучительно забылся, -
мне казалось: с вечных пор
Этот черный хмурый ворон
здесь, со мной, с извечных пор
Со зловещим: «Nevermore».
Словно плавное кадило
в кабинете воскурило
Фимиамы, и туманы
наплывали с алых штор.
Простонал я: «Дух угрюмый,
что томишь тяжелой думой?
Обмани предвечным шумом
крыльев черных, и Линор
Позабыть совсем дай мне -
дай забыть мою Линор!»
«Nevermore».
«Прорицатель! Вестник горя!
Птица-дьявол из-за моря!
За душой моею выслал Ад
тебя? - Хватай же, вор!
Ветер… злая ночь… и стужа…
В тихом доме смертный ужас -
Сердце рвет он, этот ужас,
строит склеп мне выше гор…
Ну, хватай! Ведь после смерти
позабуду я Линор!»
Крикнул ворон: «Nevermore».
«Прорицатель! Вестник горя!
Птица-дьявол из-за моря!
Там, где гнутся своды неба,
есть же Божий приговор!
Ты скажи - я жду ответа -
там, за гранью жизни этой
Прозвучит ли речь привета
иль пройдет хоть тень Линор -
Недостижной здесь навеки,
нежной, ласковой Линор?»
«Nevermore».
В непереносимой муке
я стонал: «О, пусть разлуки
Будет знаком это слово,
Вынь из сердца клюв жестокий,
ворон, друг мой, - одиноко
Улетай в Аид далекий,
сгинь в неведомый простор,
аидовый простор!»
Крикнул ворон: «Nevermore».
И зловещий, и сердитый
все сидит он и сидит он,
охраняя мой затвор…
И от лампы свет струится…
И огромная ложится
От недвижной этой птицы
… И с этих пор
Для души моей из мрака
черной Тени - с этих пор -
«Evening Mirror» и сразу же принесло поэту долгожданный успех.
«Механизм» создания стихотворения Э. По раскрыл в эссе «Философия творчества» (см. сб.: Эстетика американского романтизма. М., Искусство, 1977).
Перевод В. Федорова - в кн.: По Э. Поэмы и стихотворения в переводах Вас. Федорова. М., 1923.