Происки красавицы Нанси.
Глава VII

VII

Дом, который выстроила королева Екатерина на улице Босе-жур и который впоследствии стал называться" отель де Суассон ", в момент приезда наваррской королевы еще не был окончен, но и тогда уже представлял собой истинное чудо архитектурного искусства. Левое крыло дома было специально подготовлено для приема королевы Жанны, и в последний месяц Екатерина Медичи очень часто заезжала на постройку, чтобы лично проследить за успехом работы. При этом она каждый раз говорила:

-- Моя сестра и кузина Жанна Наваррская способна еще разуться в передней дворца из боязни попортить паркет гвоздями своих деревянных башмаков. Ведь это настоящая мужичка!

Однако элегантная внешность и полная царственного достоинства осанка Жанны д*Альбрэ заставили Екатерину Медичи отказаться от первоначального мнения. Наваррская королева знала обычаи и жизнь больших дворов. Когда-то она жила при мадридском дворе, присутствовала при закате великого царствования, которое до сих пор слывет у испанцев под именем" века Карла Пятого ", и обеим королевам достаточно было обменяться одним взглядом, чтобы разгадать и узнать друг друга.

" Я имею дело с достойным противником!" - сразу подумала Екатерина.

" Королева Екатерина, -- подумала Жанна д'Альбрэ, -- именно такова и есть, какой мне ее описывали. Я буду чувствовать себя у нее словно во вражеском стане!"

Было около десяти часов вечера, когда Карл IX со всем двором проводил наваррскую королеву в отель Босежур.

Жанна проявила очаровательную любезность и доказала, что от ее матери, Маргариты Наваррской, ей достался в наследство тонкий, изысканный, порою даже несколько склонный к рискованным двусмысленностям ум. Карл IX был в восторге от нее и даже сказал, целуя ее руку:

-- Я хотел бы быть Пьером Ронсаром, чтобы иметь возможность воспеть ваши ум и красоту!

Придворные шептались между собой:

-- Однако при неракском дворе царит совсем не такой дурной тон, как мы думали!

А принцесса Маргарита шепнула что-то на ухо матери. Жанна улыбнулась и окинула сына любящим взглядом. Свита королевы Жанны состояла из молодцов как на подбор. Большинство из них были красивы и молоды, высоко держали головы, не лезли в карман за словом, отлично знали толк в" науке страсти нежной"и с первых шагов начали так таращить глаза на придворных дам, что король хлопнул Пибрака по плечу и сказал ему:

-- Друг мой Пибрак, нашествие твоих земляков может привести к большим пертурбациям при нашем дворе!

-- Это весьма возможно, государь! -- дипломатически ответил капитан королевской гвардии, уклоняясь от дальнейшего обсуждения этого вопроса.

Королева Екатерина лично проводила Жанну д'Альбрэ в ее спальню. Теперь официальная часть приема была закончена, и королева Жанна могла отдохнуть, оставшись наедине с принцем Генрихом и Ноэ. Она с довольным видом откинулась в глубоком кресле и сказала, жестом приглашая молодых людей присесть:

-- Ну-с, а теперь, дети мои, мы можем поговорить, если хотите! Как вы здесь жили?

Белокурые усы Ноэ слегка пошевелились от насмешливой улыбки, скользнувшей по его лицу.

-- Ах, государыня, -- сказал он, -- если вашему величеству благоугодно будет потребовать от нас подробного отчета во всех наших приключениях, то и ночи не хватит!

Жанна улыбнулась и окинула сына нежным, любящим взглядом.

-- Вот как? -- сказала она.

-- Мы воскресили истории о паладинах, государыня!

-- Ноэ преувеличивает, -- сказал принц.

-- И Анри нашел способ заслужить дружбу короля, любовь принцессы Маргариты и ненависть королевы Екатерины! Жанна д'Альбрэ нахмурилась, причем сказала:

-- Это было большой ошибкой.

-- Ну, у нас найдется еще более непримиримый враг! -- заметил Ноэ. -- Это Рене Флорентинец.

-- Я слышала о нем, -- сказала королева. -- Это очень злой человек. Ну да Бог с ним! Лучше расскажите мне толком, что вы здесь настряпали! -- И с этими словами юная мать, которая казалась скорее старшей сестрой, взяла обоих юношей за руки.

-- Гм!.. -- сказал Генрих. -- Я всегда находил, что Ноэ отличается красноречием, а потому и предоставляю ему рассказать нашу одиссею.

-- Ну так говори, милочка Ноэ! -- сказала Жанна.

Рассказывал он действительно очень хорошо, умея схватить самую суть и опустить ненужные детали. Таким образом, в течение двух часов перед королевой прошли все перипетии пестрой жизни Генриха Наваррского и Амори де Ноэ со времени их отъезда из Наварры и вплоть до прибытия королевы Жанны.

причиняют ей большое огорчение и заботу.

Ноэ кончил. Королева помолчала немного и затем сказала:

-- Вот что я скажу вам, сын мой! Если положить на одну чашу весов дружбу короля и любовь принцессы, а на другую - ненависть королевы Екатерины, то вторая чаша легко перетянет первую!

-- Но позвольте, государыня, -- заметил Генрих, -- Ноэ забыл прибавить, что королева-мать простила принцу Наваррскому все выходки сира де Коарасса!

-- Екатерина Медичи не прощает! -- возразила Жанна.

 Но она обращается со мной на редкость хорошо!

-- Это дурной знак! -- сказал Ноэ.

-- Но, в конце концов, -- несколько нетерпеливо сказал принц, -- раз я все равно должен стать мужем принцессы Маргариты, то я не понимаю, что может заставить королеву Екатерину питать ко мне дурные чувства?

-- Выслушай меня внимательно, сын мой, -- ответила мать, -- может быть, тогда ты поймешь многое! Знаешь ли ты, почему Екатерина Медичи желала этого брака?

-- Ну да! Она хотела отстранить герцога Гиза как можно дальше от французского трона!

 Это так! Лотарингский и Бурбонский дома ближе всего стоят к короне. Дом Валуа, представляемый ныне тремя юными принцами - королем Карлом и его братьями Франсуа и Генрихом, -- может уже теперь считаться погибшим. Король Карл, несмотря на свои двадцать три года, уже совершенный старик. В глазах у него чувствуется веяние смерти, и на его челе лежит мобильная печать!

-- Что вы говорите, мама!

-- Принц Генрих французский, нынешний король Польши, едва ли доберется до французской короны, потому что поляки не выпустят его. Остается третий, герцог Франсуа. Но ведь это двадцатилетний старик, человек, погрязший в разврате, вечно бывающий то пьяным, то с похмелья. Он жесток и мстителен, как его мать... О! -- воскликнула Жанна в пророческом экстазе. -- Уж этот-то никогда не будет царствовать, ручаюсь вам!

В этот момент позади королевы послышался легкий шум. Генрих и Ноэ не слышали никакого шума. Тем не менее они сейчас же встали, обошли все ближайшие комнаты, но нигде никого не нашли.

-- Мне показалось, будто сзади меня двинули стулом, -- пояснила наваррская королева. -- Но это, конечно, лишь почудилось мне! Наверное, шум был на улице!

-- Продолжайте, государыня-мать! -- сказал Генрих.

Для того чтобы объяснить читателю, что за таинственный шум слышала наваррская королева, нам придется вернуться несколько назад.

Еще в тот момент, когда только приступали к постройке отеля Босежур, архитектор обратил внимание королевы Екатерины на полуразвалившуюся лачугу, примыкавшую с одной стороны к отведенному под новый дворец месту, и посоветовал купить старую развалину и сломать ее. Королева купила лачугу, но ломать не позволила, а наоборот, подновив ее, подарила Рене.

Когда внешние стены нового дворца выросли, архитектор был приглашен к королеве Екатерине и имел с нею тайный разговор, из которого должен был убедиться, что сносить лачугу действительно не нужно.

келью настоятеля. Впоследствии королевским указом монастырь был снесен, возлюбленная отца - настоятеля умерла, дом полуобвалился, но подземный ход существовал по-прежнему.

Что последовало из этого разговора архитектора с королевой, читатель легко поймет и сам, как поймет и то, почему именно королеве Жанне было отведено помещение в Босежуре: со страстью Екатерины Медичи к подслушиванию и выслеживанию читатели знакомы уже достаточно.

Проводив наваррскую королеву в отведенное ей помещение, Екатерина Медичи вернулась в Лувр и, сославшись на сильное утомление, отпустила пажей, сказав, что ляжет в кровать и чтобы ее не смели беспокоить ни под каким предлогом. Она действительно стала раздеваться, но, вместо того чтобы лечь в кровать, тут же надела ботфорты и камзол дворянина своих цветов *, а затем, закутавшись в широкий плащ и надвинув на лоб широкополую шляпу, вышла из Лувра.

Ночь была достаточно темна, и королева, не привлекая к себе ничьего внимания, прошла до площади собора Сен - Жермен - д'0ксерруа. У дверей маленького дома, примыкавшего к отелю Босежур, она остановилась и постучала.

Дверь сейчас же открылась; королева вошла.

 Это вы, государыня? -- спросил шепотом чей-то голос.

 Да, это я. А это, конечно, ты, Рене?

-- Я, я, ваше величество! Позвольте мне вашу руку, я сведу вас вниз, а то иначе как в погребе нельзя зажечь огонь; эти проклятые беарнцы, приехавшие с наваррской королевой, сейчас же всполошатся, если увидят свет в доме, который они считают необитаемым.

-- Хорошо, веди меня! -- сказала королева.

Они осторожно спустились в погреб, где Рене зажег фонарь.