Варфоломеевская ночь.
Глава VII

VII

Двое швейцарцев, оставленных Пибраком сторожить дом и связанную Гертруду, комфортабельно устроились в кухне у камелька и стали ждать. Но вскоре они начали ощущать все неудобство своего поста; ведь они вышли из Лувра ни свет ни заря, и желудок властно вступал в свои права. Между тем Пибрак, казалось, совершенно забыл о них.

-- Уж не думает ли капитан, что мы можем обойтись без еды и питья? -- пробурчал один из швейцарцев.

-- Но ведь есть и пить нам не запрещено, -- ответил другой. -- Мы только не смеем выходить из дома. Так почему бы нам не угодить голода и жажды здесь, на месте?

-- Ты прав. У старой обезьяны, наверное, найдется хорошее винцо.

-- Ну, и кусок хлеба да ломоть сала тоже должны найтись; надо только пошевелить старую ведьму! -- и с этими словами швейцарцы подошли к Гертруде, лежавшей связанной в углу кухни. -- Эй, ты, старая ведьма, -- крикнули они. -- Мы хотим есть и пить. Покажи нам погреб и кладовую! -- А что мне за это будет? -- спросила старуха. -- Мы угостим и тебя тоже!

-- Этого мне мало. Обещайте отпустить меня на волю, и тогда я предоставлю вам хозяйничать во всем доме.

-- Да ты с ума сошла? Уж не хочешь ли ты, чтобы нас повесили? -- Ну, так ищите сами, а я ничего не покажу.

-- Э, нет, старая ведьма, так дешево ты от нас не отделаешься. Ну-ка, товарищ, возьмем ее на руки и сунем в огонь. Вот увидишь, как славно запахнет жареной свининой! Старуха испугалась угрозы и сказала:

-- Да не могу же я показать вам погреб и кладовку, раз я связана по рукам и ногам. Развяжите меня сначала, а потом уже я достану все, что нужно.

Развязанная Гертруда приготовила им яичницу с салом и принесла шесть бутылок старого вина. Через час оба солдата были уже совершенно пьяны. Тогда старуха сказала им:

-- Я вижу, что вы славные парни, а потому угощу вас вишневой наливкой собственного приготовления.

Гертруда действительно принесла пузатую бутылочку, и содержимое последней очень понравилось солдатам. Но едва только они выпили по стаканчику, как ими овладела непреодолимая сонливость, и доблестные стражи без памяти свалились под стол. Тогда старуха поспешно взбежала на первый этаж и, высунувшись в окно, стала смотреть. Улица была совершенно пустынна, так как Пибрак ограничился в смысле охраны дома Лашенея теми двумя швейцарцами, которых опоила Гертруда, а остальных увел с собой. Что же касается прохожих, то их тоже не было в этом глухом углу, если не считать какого-то молодого человека, взад и вперед прохаживавшегося в отдалении от дома. Приглядевшись, старуха узнала в этом человеке приказчика Лашенея и сейчас же крикнула: - Эй, Патюро, Патюро! Иди сюда! Патюро с опаской подошел поближе и сказал: - Хозяина-то арестовали!

-- Да, но мы должны принять меры, чтобы его не повесили. Иди сюда скорее!

Гертруда затащила молодого человека в дом и провела его в комнату Лашенея.

-- Сама я не умею читать, но мне не раз приходилось слышать от хозяина, что в этой связке достаточно материалов для громкого процесса. -- Значит, эту связку надо сжечь? -- сказал Патюро.

-- Нет, боже упаси! Просто ее надо припрятать в надежное место, а самым надежным будет, если ты спрячешь бумаги у себя на квартире. Кому придет охота искать важные документы у такого незначительного человека, как ты?

-- Но ведь такая охота все же может прийти кому-нибудь, и тогда... - с отчаянием воскликнул Патюро.

-- Берегись, Патюро! Нашего хозяина все равно выпустят из тюрьмы, а тогда тебе несдобровать.

 Да я не отказываюсь взять эти бумаги, а только представляю вам свои соображения! -- испуганно спохватился приказчик. -- Если же вы находите, что так будет лучше, то я готов взять их.

Гертруда передала ему бумаги, и они вышли из дома, причем старуха, заперши выходную дверь на ключ, спрятала последний в карман.

Патюро принес опасную связку бумаг к себе домой и здесь погрузился в глубокую задумчивость. У него не было ни малейшей привязанности к Лашенею, который обращался с ним очень грубо и безжалостно помыкал им. Чего же ради рисковать жизнью из-за такого хозяина? Между тем у Патюро уже давно горела в душе мечта прикопить денег и вернуться к себе на родину. Где там станет разыскивать его Лашеней или даже сами лотарингские принцы? Вот если бы обратить эти бумаги в деньги... Но чего же проще? Ведь ни для кого не тайна, что лотарингские принцы злоумышляют против короля; значит, королю будет очень важно проникнуть в подобные планы заговорщиков, а следовательно, он не откажет вознаградить того, кто выдаст их. Одна беда, как пробраться к королю?

Тогда Патюро пришло в голову действовать через посредство Пибрака, который, как он знал, был постоянно вхож к королю, и с этой целью он направился к Лувру. Ему посчастливилось, так как Пибрак попался ему на полпути. Но Патюро был робок, а Пибрак задумчив в этот момент и не расслышал негромкого оклика бедно одетого горожанина. Тогда Патюро решил пойти следом за Пибраком, и таким образом они дошли до дома Лашенея.

Патюро вынырнул из тени и подобострастно предложил Пибраку свои услуги. -- Кто ты такой? -- спросил его капитан. -- Патюро, приказчик Лашенея! -- ответил тот. -- Почему дверь заперта?

 Потому что Гертруда опоила ваших солдат и сама скрылась, заперев дверь. -- А ты можешь открыть запертую дверь? -- Мы можем пройти через магазин, ключ от которого у меня. -- Хорошо, веди меня!

Патюро провел Пибрака в дом, и тут капитан гвардии мог воочию убедиться в плачевном состоянии оставленной им стражи.

Тогда, отложив счеты с пьяницами-солдатами до их протрезвления, Пибрак обратился к Патюро: - Знаешь ли ты, где твой хозяин?

-- Знаю, ваша честь. -- А знаешь ли ты, что его ждет? Он будет повешен завтра на восходе. Между тем ему было легко сохранить свою жизнь: стоило только отдать мне важные бумаги, которые я у него требовал. Так вот не желаешь ли ты составить компанию своему хозяину? Если нет, тогда укажи мне, где то, чего я ищу. Патюро набрался храбрости и ответил:

-- Если я не укажу этих бумаг, меня ждет виселица; но что ждет меня, если я укажу их? Ведь согласитесь, ваша честь, что в здешнем мире все оплачивается. -- Значит, ты можешь дать полезные указания? -- Могу, ваша честь, если... если это будет стоить того! -- Ну, так вот тебе пистоль.

-- Ваша честь смеется надо мной! Разве бумаги, которые вы ищете, стоят всего только пистоль?

-- Дурак! -- спокойно сказал Пибрак. -- Я могу попросту повесить тебя, а вместо этого предлагаю тебе целый пистоль, от которого ты отказываешься.

-- Ваша честь, -- возразил Патюро, -- я предлагаю вам то, что вам очень нужно в данный момент, а вы отказываетесь. -- То есть как это я отказываюсь? -- Ну конечно! Раз вы повесите меня, то ничего не узнаете.

-- Ладно, милый мой! Стоит тебе только увидать веревку и перекладину, как живо выболтаешь все, и притом совершенно даром.

 Не рассчитывайте на это, ваша честь! Ведь за выдачу важной тайны мне все равно будут мстить, и если я попаду в руки герцога Гиза, то он тоже рассчитается со мной веревкой. Значит, для меня только тогда есть смысл выдать вам бумаги, если сумма, которую я получу за это, даст мне возможность скрыться из Парижа. -- Сколько же ты хочешь? -- Сто пистолей, ваша честь.

-- Да ты белены объелся, что ли? Нет, брат, видно, нечего с тобой говорить. Я просто разнесу весь дом в щепки, найду, что мне нужно, а тебя повешу. -- Бумаг в этом доме нет, ваша честь. -- Где же они?

-- Это моя тайна, за открытие которой я хочу получить сейчас же на руки сто пистолей. -- Да откуда взять такую большую сумму офицеру?

-- От короля, который рад будет получить столь важную тайну за маленькую для него сумму.

Ну, так вот что. Ты знаешь меня? Да? Так, если я дам тебе честное слово, что завтра до полудня ты получишь свои сто пистолей, поверишь ты мне или нет? Помилуйте, ваша честь... - Но бумаги мне нужны теперь же! -- Хорошо, ваша честь, пожалуйте за мною! -- сказал Патюро.

Пибрак провел часа два в бедной комнате Патюро, рассматривая полученные документы, а затем тщательно спрятал их под камзол и ушел, думая: "Этого совершенно достаточно, чтобы герцог Гиз с братцами - герцогом Майнцским и кардиналом Лотарингским - отправился на Гревскую площадь".

Раздумывая о свойстве полученных документов, Пибрак дошел до Луврских ворот. Здесь он застал какого-то монаха, который умолял часового пропустить его к королю.

-- Я во что бы то ни стало должен видеть короля, чтобы рассказать ему об одном приключении, имеющем отношение к королеве-матери! -- ответил монах.

Пибрак вздрогнул и поспешил отвести монаха на несколько шагов в сторону. Здесь он сказал:

 Простите, ваше преподобие, но теперь уже поздно, его величество спит, и будить его без важных оснований нельзя. Поэтому потрудитесь рассказать мне, в чем дело.

Монах - это был тот самый, у которого герцог Гиз отобрал письмо Екатерины Медичи, -- сообщил Пибраку о странном приключении, случившемся с ним, и в заключение сказал:

-- Когда я вернулся в монастырь, отец-настоятель остался очень недоволен происшедшим и приказал мне сейчас же отправиться в Лувр, чтобы лично доложить королю все, что случилось.

 В таком случае, -- сказал Пибрак, -- соблаговолите прийти сюда завтра утром, и я проведу вас к его величеству. Скажите только, каков был собою дворянин, предводительствовавший всадниками, отобравшими у вас письмо?

-- Он молод, высок, крепок и очень красив; через все лицо у него идет глубокий шрам. В этот момент на колокольне пробило двенадцать часов.

 А, вот как! -- сказал Пибрак. -- У него шрам во все лицо? Так, так! Значит, до завтра, ваше преподобие! Монах ушел, а Пибрак подумал:

"Этот герцог Гиз, прозванный "Балафрэ". Но чтобы меня черт побрал, если я тут что-нибудь понимаю. Пойду-ка я к Маликану... ведь уже пробило полночь, и он освободился от своей клятвы!"