Снег.
Третье действие

ТРЕТЬЕ ДЕЙСТВИЕ

Первое явление
Бронка и Тадеуш

Сквозь ярко освещенные окна видно, как они тихо идут по стеклянной оранжерее в гостиную. Раннее утро. Солнце горит на снегу за окнами. Бронка. сходит первая и облокачивается на шезлонг^.

Бронка. Нигде, нигде не могу я найти покоя... Нигде, нигде... а мне так бы хотелось прижаться к тебе, отдохнуть подле тебя... Тадя, Тадя... Что с нами сделалось?

Тадеуш. Что ты, детка дорогая, любимая... Как же ты не понимаешь, что просто ты расстроена? Разве ты уже забыла, как всегда плакала, когда я уезжал от тебя хоть на неделю?..

Бронка. О нет, нет. Тогда было совсем другое... Тогда это был только каприз избалованной женщины, страх перед той ужасной тоской, что целую неделю, подумай только, - целую неделю я не буду тебя видеть.

Тадеуш. А теперь, - что же теперь? Ведь я с тобою всегда, целые дни и ночи!..

Бронка. А твоя душа?

Тадеуш. Моя душа? (Серьезно.) Она всегда, всегда с тобою.

Бронка (Со мной? Скажи мне еще раз, что душа твоя всегда, всегда со мною.

Тадеуш (сильно). Всегда!

Ходит взад и вперед по комнате, глубоко задумавшись, Бронка следит за его движениями.

Бронка. Всегда со мною?

Тадеуш. Скажу тебе откровенно, иногда, давно уже это было, я чувствовал такую страшную тоску, - она терзала мне сердце и мозг...

Бронка (быстро перебивает его). Тоску? И ты чувствовал тоску? О чем, о чем ты тосковал?

Тадеуш. Успокойся, Бронка. Ты ведь хорошо знаешь, как я тебя люблю. Ни по ком не тосковал я, а только по...

Бронка (с криком). Только?.. Скажи мне.

Тадеуш (гладит ее).

Бронка. Что?.. Тоска по тоске?.. Я не понимаю. Что это такое?

Тадеуш. Только не удивляйся и не волнуйся так. Позволь мне спокойно поговорить с тобой... Сядь, Броня, сядь, дорогая, я все тебе скажу... Тоска по тоске... Гм... Вот видишь ли, когда я был молод, я приходил от тоски в бешенство, - не знал, что с собой делать, меня мучило желание создать что-то великое, могучее, прекрасное, чего еще не создавал ни один человек!

Бронка. Может быть, я помешала тебе?

Тадеуш. Нет, Бронка, нет. Это было давно, давно... я чувствовал в себе тогда такой избыток сил и, казалось мне, я могу мир перевернуть, ха-ха-ха... Я пожирал науки, рылся в веками накопленном мусоре знаний, я объехал весь свет, чтобы выполнить начертанный в душе моей завет - сотворить что-то великое...

Бронка. И я, я, пустая женщина, помешала тебе в этом?

Тадеуш. О, нет, тысячу раз нет - тут совсем другое! Я и Казимир, мы - последние в нашем роде... Казимир. не знал этой тоски, а может быть - и он знал... Я ничего не знаю о Казимире.

Пауза.

Бронка. Говори же, говори!

Тадеуш. Больше мне нечего сказать тебе.

Бронка. Тадя... Что ж, подле меня прошла у тебя это тоска?

Видишь ли, - как мне ответить на твой вопрос? Я - (Запинаясь.)  - тогда вдруг почувствовал в себе такую слабость, почувствовал такую усталость, такое безнадежное равнодушие, что хотел только покоя, отдыха...

Бронка. И я была только молчаливой подушкой для твоей обессиленной головы?..

Тадеуш (грустно). Почему ты так нападаешь на меня?

Бронка. Я не нападаю, но все во мне возмущается при мысли, что до сих пор я была только твоей любимой игрушкой, только твоим собеседником, с которым было так приятно болтать в этом проклятом уголке у камина.

Тадеуш. Успокойся, Броня, успокойся... Отчего ты не можешь относиться спокойно к тому, что я тебе говорю? Я хотел сказать тебе только, что подле тебя я узнал покой и счастье, что подле тебя я забыл тоску, потому что ты умела утишить ее...

Бронка. (Смотрит долго на него и берет его за руку). Почему же ты опять стал тосковать по своей тоске?

Тадеуш (с тихой улыбкой). Почему ты теперь тоскуешь по том, по чем прежде никогда не тосковала?

Пауза.

задумчиво). Да, правда... (После нескольких минут.) Ты только что спрашивал меня, почему я теперь грустная и расстроенная, - теперь, когда ты вернулся такой мощный, такой счастливый, с такою безумною тоской по... по своей Еве...

Тадеуш (пораженный). По Еве?

Бронка (не сдерживаясь). По Еве, Еве! Да, Еве! Ты думаешь, я не видала, как ты вздрогнул, как ты был поражен, когда она вдруг появилась там, на пороге комнаты? Ты думаешь, что я могу только быть твоей игрушкой, подушкой для твоей измученной головы, и не чувствовать той ужасной тоски, которая отрывает тебя от меня? (Схватывает его за платье, но вдруг бессильно опускает руку и смотрит на него в изумлении, почти теряя сознание.) Прости меня, Тадя, я, кажется, упрекнула тебя твоей тоской... Нет, это несправедливые упреки, потому что и моя тоска далека от тебя.

Тадеуш (таинственно). Тоска? О ком, Бронка?

Бронка (в сильном волнении). Об Еве, Еве... Об Еве...

Тадеуш Так она и тебя заразила?

Бронка (упавшим голосом). Да, и меня тоже...

Второе явление
Бронка, Тадеуш и Казимир.

Входит Казимир и удивленно смотрит.

Казимир. Как, вы уже встали? Что так рано?

Тадеуш (силясь говорить развязно). А я хотел тоже самое у тебя спросить: ты уже встал? Что так рано?

Казимир. Я всю ночь читал, а потом хотел освежиться, пошел немного погулять. Возвращаюсь из парка и с удивлением вижу в окнах гостиной свет. Вот и пришел посмотреть, что за необычайное происшествие случилось... А теперь пойду спать.

Бронка. Да ничего не случилось, что же могло случиться? Только все эти ваши вопросы о целях жизни, эти ваши искания чего-то такого, чего нельзя найти, и что, может быть, и не существует, совсем лишили меня сна и так расстроили, что я и Тадеушу не дала заснуть.

Тадеуш (заботливо). А может быть, Броня, ты приляжешь теперь? Иди, иди, Броня, приляг, - и я тоже отдохну.

Бронка (оживленно). Нет, нет... И ты, Казя, тоже останься, останься! Нам так хорошо с тобою...

Казимир (принужденно смеется). Слышишь, Тадеуш? Теперь, когда ты здесь, Бронка. ко мне благосклонна, теперь я - ширмы, теперь я такая автоматическая мебель, которая сама скромно прячется, сама знает, когда ей выдвинутся вперед, когда спрятаться.

Бронка. У, какой ты злой!

Казимир (Тадеушу). А когда тебя не было, она говорила, что я несносный, что я внес в твой дом атмосферу скуки и мучений, и то и дело убегал будить Еву...

Бронка (вдруг с деланным, изумлением). Да, знаешь, Тадеуш, это непостижимо. Все то время, пока тебя не было здесь, Ева. была больна какою-то непобедимой сонливостью, - целые дни спала!

Тадеуш (рассеянно). Спала? Целые дни спала? Гм... (Встает, ходит взад и вперед по комнате.) (Весело.) Знаешь, Бронка, оденься, вели приготовить поесть и заложить сани, а потом во весь дух - по полям, по лесам...

Бронка. Да, да... по полям, по лесам!.. О, как это хорошо... (Распускает резким движением волосы.) И ветер будет вот так играть моими волосами, смотри - вот так... (Развевает волосы, затем быстро снова собирает и вскакивает с места) И вот так, всею грудью вдыхать в себя воздух, тонуть в его голубой бездне. (Глубоко вздыхает и вытягивает руки... Вдруг с лукавой улыбкой обращается к Тадеушу.) Нет, ты только посмотри, как Казимир. удивлен, он думал, что я совсем не умею тосковать по шуму вихря, по голубой бездне...

Казимир. Нет, наоборот, я совсем не удивлен, я только завидую людям, которые еще умеют хоть о чем-нибудь тосковать.

Бронка. Слышишь, Тадя, ах, какой он наивный! Он завидует людям, которые тоскуют. Ну, однако, иди же, Тадя, иди, сделай же это дело, ведь это не долго.

Тадеуш. Нет, самое большое - полчаса.

Бронка (искусственно). А я тем временем буду учить Казю тосковать.

Превосходная идея... Превосходная...

Выходит.

Третье явление
Бронка. и Казимир

Бронка (подходит, к двери, в которую ушел Тадеуш, оглядывается, затем подходит к Казимиру и берет его за руку). Ты знаешь, куда он пошел?

Казимир. Знаю.

Бронка. Знаешь! Ты не можешь этого знать! Ты, может быть, думаешь, что он пошел кончать твое дело?

Казимир. Нет, не думаю.

Бронка (с силою). Он пошел к Еве, к Еве, к Еве!

Молчание.

Бронка. Неужели все это должно так быть!

Казимир. утишить этой внутренней тревоги, укротить этих бешеных порывов. Они гонят его все вперед, гонят, гонят по трупам, по жертвам своих преступлений, и он бежит, ничего не видя, бежит вперед...

Бронка (пораженная). Это сильнее, чем ураган, вырывающий с корнем вечные дубы?

Казимир. Да, сильнее.

Бронка. И этого нельзя победить?

Казимир. Нет.

Бронка (таинственно). Но ведь это сильнее Евы? Правда?

Казимир (качая головой). К несчастью, нет.

Бронка (вскакивает с места). Нет?.. Ты говоришь, нет? (В отчаянии.) Скажи мне, почему нет, почему нет?

Потому что Ева. и есть та самая тоска. Он не по ней тоскует, он может по целым дням не видеть ее, ничего не знать о ней, но, видишь ли, она точно живет в нем, точно захватила его, точно гонит его Бог весть куда.

Бронка. За кем же, за чем, - скажи!..

Казимир. Этого никто не знает, никто не знал, не понимал и не поймет.

Пауза.

Бронка. Что же мне делать, несчастной? О, я тоскую, и я тоскую - по его душе. Боже, Боже, как я была слепа, как ослепла моя душа в этом безумии! Только теперь я поняла, что он никогда не был совсем моим.

Казимир (грустно). Слушай, Бронка, я не хотел совершать эту операцию на глазах твоей души. Я ясно понимал, что он никогда не был твоим, - потому-то мне и было так грустно. И я скрывал свою глубокую печаль под маскою скуки, апатии. Это не всегда мне, впрочем, удавалось, но я думал, что тучи разойдутся...

Бронка. Почему ты не сказал мне этого?.. Почему ты сразу не сказал? У меня было бы время освоиться с этим, а теперь это обрушилось на меня сразу, как гром... Душа моя, точно разбитая молнией верба, вокруг корней которой выглядывает уже из земли куча щепок... Почему же ты не сказал мне?.. Почему не открыл мне глаза?..

Казимир. Выслушай меня, Бронка, спокойно и ты сразу поймешь, почему...

Бронка. Какой ты вдруг стал странный, Казя! Что с тобой?

Казимир. Что со мной? Так ты только теперь заметила то, что должна бы была заметить уже неделю назад?

Казимир. Не бойся, Бронка, нет ничего страшного... Я скажу тебе все просто, искренно... Понемногу, в течение многих недель, я полюбил тебя, полюбил первою любовью, потому что до сих пор, Бронка, я никогда и никого не любил. И душа моя была холодная, белая, чистая, как снег в поле. Почему я полюбил тебя, почему с каждым часом любовь моя становилась все глубже, все сильнее и сильнее разрасталась во мне, это ты, может быть, поняла из всего того, что я говорил о себе, а впрочем, все равно... (Смотрит на нее с тихой улыбкой.) Только не удивляйся так... Ты могла бы отступить с изумлением и даже убежать из комнаты, если бы я рассчитывал на твою взаимность, - но я не рассчитываю на нее, я ее не хочу. Если бы я знал о твоей взаимности, то, ни минуты не колеблясь, отвернулся бы от тебя с отвращением. Не потому, что ты жена брата, а потому, что твоя душа уже принадлежала другой, может быть, более сильной, чем моя.

Бронка. Постой, Казя, я не понимаю тебя.

Казимир (устало) Но это не мешает мне день и ночь думать о тебе, любить тебя и ласкать... Я умею думать о том, что ты - жена моего брата и не осквернять хотя бы самой мимолетной мыслью в тебе хозяйку дома моих предков и жену моего брата, которого и я люблю так же, как ты.

Бронка (подходит к нему и тихо гладит его волосы). Не говори об этом, не говори.

Казимир. Конечно, больше я не буду говорить о моей любви. Но понимаешь ли ты тоску человека, который почти всегда жил в грязи, в мутных водах жизни, в том болоте, которое зовут светом, жизнью? Я хотел уловить тот блуждающий огонек, что носится над трясинами жизни, я хотел почувствовать ту радость, которую чувствуешь, когда произносишь слово "любовь". (Пауза. Держит ее за руки и усаживает около себя. Немного спустя.) Я счастлив, что подвел такой прекрасный итог всей своей жизни... Одно лишь мучит меня, одно заставляет страдать: как ты это перенесешь?

Бронка (удивленная). Что перенесу? Что?

Слушай, Бронка, с радостью видел я, как с каждым днем в тебе рос человек, рос и креп, - как ты боролась с собой, с каким страшным усилием старалась ты понять все то, что дремало на дне твоей души. Я радовался, не как человек, который любит, а как артист, когда ты создавала новые выражения для всего того, что рождала душа твоя в этих испытаниях... О, Бронка, будь сильна и прекрасна, схвати и отстрани от себя тот молот, что готов упасть на твою голову и разбить тебя.

Бронка (раздраженно). Кто может меня разбить?

Казимир (твердо). Тадеуш не был твоим и не будет! Душа его ушла... Что ж, если хочешь, сохрани себе труп...

Бронка. Ты лжешь!

Казимир (грустно). Если бы я добивался от тебя взаимности, может быть, я и унизился бы до таких жалких средств... Если бы я не любил тебя, если бы во мне текла иная кровь, то тогда, может быть, то, что я ранил тебя, могло бы доставить мне наслаждение. Никогда еще не говорил я тебе всего этого, хотя знал все, но теперь, когда уже ничего нельзя изменить, я хотел бы закалить твою душу...

Бронка (смотрит, почти теряя сознание, на Казимира). Хорошо. Я буду теперь сильной, я буду прекрасной! А ты, ты поможешь мне?..

Казимир. Я - нет.

Бронка (презрительно смеется).

Казимир. Нет, я вовсе не отказываюсь, я только не понимаю, зачем мне участвовать в таком бессмысленном и бесцельном преступлении, которое может подсказать разве безумие самки, но не истинная сила и красота женщины?

Бронка (все сильнее). Что ты говоришь? Разве нет у тебя крови, сердца? Скажи мне, как же ты любишь, как же любишь? Твоя любовь - она только ласкает тебя звуками красивых слов, она только убаюкивает тебя сонными грезами и мечтами...

Казимир (смотрит на нее пристально). В тебе говорит боль, которая довела тебя до сумасшествия... А впрочем, ты права - я не способен к вашей кровожадной любви, а может быть - слишком силен для нее, для ее кровожадных добродетелей и ее кровожадных преступлений.

Встает и медленно идет к выходу. Бронка смотрит ему вслед, потом подбегает к нему, хватает его за руку и тянет назад в комнату.

Бронка. Не уходи, не уходи, родной мой, брат мой! Видишь, я уже пришла в себя. Ты, ты, один только ты заговорил с моей душой. Да, ведь и у меня тоже есть душа, Казя, разбитая душа, но все-таки она настолько сильна, чтобы понять всю красоту и доброту твоих слов, чтобы принять в себя хотя частичку твоей печали и твоей тоски... Потому что, сознайся, Казя - ты ведь тоже несчастен?

Казимир. Теперь нет, теперь нет. Благодаря тебе исчезла моя тоска.

Бронка (повторяя бессмысленно). Благодаря мне, благодаря мне... Благодаря мне... (Вдруг весело.) Казя, скажи, ты в самом деле, говорил мне, что любишь меня?

Казимир (Да, сказал.

Бронка. И говорил, - что отвернулся бы от меня, если бы я ответила тебе взаимностью?

Казимир. Да.

Бронка. И говорил, что ты слишком горд, слишком чист, чтобы оскорбить хозяйку дома твоих предков и жену твоего брата хотя бы самой мимолетной мыслью?

Казимир. Да, говорил, - и в этом - вся моя душа.

Бронка (вдруг берет его за руку). Брат!.. (Вдруг обнимает его, прижимает его голову к своей груди, потом опирается на его плечо, точно в полусне.) У меня так устала душа - она такая сонная... Мне так хочется, чтобы ты меня баюкал, баюкал без конца, пока я не засну тихим, вечным сном... Ты такой бесконечно, бесконечно добрый... (Вдруг вскакивает.) Казя, ты знаешь, что я такое?

Казимир. Знаю.

Бронка. Скажи же мне, скажи, что я такое?

Казимир. новые свежие ростки...

Бронка (задумчиво). А казалось, что брошенные в землю семена уже давно замерзли...

Казимир. Да, замерзли и сгнили в грязи...

Бронка. И семя дало ростки, а снег стаял. Да, ты прав, я - снег. (Вдруг.) Почему Ева. не снег? Слышишь? (Казимир. прислушивается) Слышишь?.. Теперь она идет по лестнице вниз... Сейчас придет сюда. (Вдруг делается неестественно веселой) Ах, Казя, как мне весело, как я счастлива! (Обнимает его за плечи и старается раскачать его.) Баю, баю, мальчик, бай... Спи же, деточка, усни...

В дверях Ева, она смотрит на эту сцену с напускной веселостью.

Четвертое явление
Бронка, Казимир и Ева

Бронка (Баю, баю, баю - бай, маленький! Ну, не хочешь спать? Тогда, по крайней мере, поздоровайся с Евой.

Казимир (с деланой веселостью). Здравствуйте!

Бронка (здоровается с Евой). Ты только подумай, Ева, как мы все сегодня рано поднялись? Точно сегодня Рождество Христово! У нас был такой обычай, что в этот день будили детей розгами и потому все спозаранку вскакивали с кроватей.

Ева. Побойся Бога, да это в Страстную пятницу или в Страстную субботу.

Бронка. Ну, все равно. Нет, ты только погляди на моего большого медвежонка. У, какой нежный, добрый! Какой он славный... мой Казик!

Казимир. Бронка. сегодня встала в отличном настроении.

Бронка. Правда... Мне кажется, точно я еще ребенок, каким была, когда еще влезала на самые верхушки тополей над проклятым черным озером.

Ева. Опять это черное озеро?

Бронка (машет руками). Э - все равно! Озеро или не озеро, бритва ил виселица, под колесами поезда или самым идеальным образом - в собственной постели, - смерть - всегда смерть... Все равно, как и где. (Вдруг обрывает.)

Ева. Отчего ты так весела?

Бронка (берет ее за руку, нежно). Видишь ли, Ева, на меня порою нападает такая глупая грусть... глупая тоска, которой я порчу жизнь и себе и другим, но потом все это проходит, и тогда я становлюсь вдвойне веселой. (Немного утомленная.) Нет, ты посмотри на Казимира, - он никуда не годится. Ах, Казя, какой ты скучный, скучный... Знаешь что, Ева, побежать бы нам теперь вместе в сад! Снег - глубокий, глубокий, по самый пояс... Ах, как хорошо бродить в этом снегу, разрывать его грудью и руками, лишь бы поскорее дали ростки семена, убитые морозом, но теперь уже отогретые!

Ева (делая вид, что не обратила внимания, шутливо). Опять Бронка. дурачится?.. Теперь-то в снег? В капоте, в туфельках?

Бронка. Ну так, что ж? Я закалена! А ты ведь уже одета... Пойдем, Ева, пойдем, дорогая, тебе так холодно, ты так мерзнешь, а в снегу я тебя согрею. Целыми горстями снега я буду растирать тебе лицо, буду мыть снегом твои волосы... Ах, если бы ты знала, как снег умеет ласкать, согревать замерзшие руки и замершие сердца...

Ева. Нет, Бронка... (Все с прежней загадочной усмешкой.) Мне не нужно снега, мне хорошо и с окоченевшими руками и замерзшим сердцем... Чтобы отогреть мою душу, снег не нужен...

Бронка (пристально смотрит на нее). Нет? В самом деле - нет? Ну, так поди со мной ты, Казя, побежим вместе в снег! Ты позволишь мне повалять тебя в снегу? Я сделаю из тебя такую чудную снежную бабу! (Иллюстрирует жестами.) Здесь я всуну два угля, это будут глаза, тут будет нос, а тут вот сделаю так, - и это будет рот, а в рот вставлю трубку. Ах, Ева, Ева, почему ты не хочешь идти с нами?.. Ну, идем, Казя, идем! (Тащит за собой Казимира.)

Выбегает вместе с Казимиром. Из передней слышен голос Бронки: "Тадеуш, Тадеуш! Ева там одна... Приготовьте нам завтрак!"

Пятое явление
Ева одна.

Подходит к окну, смотрит несколько мгновений, стучит пальцами по стеклу. Она мрачна и сурова, подходит к камину, разгребает кочергой уголья, потом садится и сидит неподвижно, вперив глаза в огонь.

Шестое явление
Ева и Тадеуш

Входит Тадеуш, оглядывает комнату, подходит к Еве, берет кресло и садится рядом с ней.

Тадеуш. Можно пожелать тебе доброго утра?

Ева молчит.

Тадеуш. Кто меня звал?

Ева ( лениво поднимая голову) Бронка... Побежала в капоте и в туфлях вместе с Казимиром играть в снегу... Она говорила здесь о том, как приятно бродить по пояс в снегу и грудью разбивать снежные волны... Ты не боишься, что она простудится?

Тадеуш (точно во сне). Все равно...

Ева. И не ревнуешь к Казимиру?

Ева. Где ты теперь?

Тадеуш. Я? Сам с собою...

Ева. Со мною?

Тадеуш (гневно). Нет. Я же сказал тебе: сам с собою...

Ева (гладит его руку). Чего ты так раздражаешься? Оттого, что теперь ты должен остаться со мною навсегда?

Тадеуш. С тобою? Лучше смерть, чем это!

Ева (задумчиво). Когда я вошла в твой дом... ах, нет, нет, я не о том хотела говорить... Да, то мгновение... Это было только мгновение... Когда ты вернулся, а я стояла вон там, в той комнате, - я не слышала, о чем вы говорили, но я чувствовала, что вы счастливы, и я на минуту поколебалась было, но затем перешагнула через порог вашего счастья, вашего покоя...

Тадеуш (точно просыпаясь от сна). Где Бронка?

Ева. Бронка. пошла сама, по доброй воле, раскапывать снег, чтобы семена, посеянные в глубине твоей замерзшей души, могли поскорее дать ростки.

Тадеуш (колеблется, смотрит на нее, смотрит в огонь, потом вдруг).

Ева (твердо). Чего? Ты еще не знаешь, чего?

Короткая пауза.

Тадеуш. Никогда этого не будет! (С яростью.) Скорее я убью тебя, скорее я растопчу тебя, как червя, самому себе размозжу голову от тоски по тебе, бешеный дьявол, чем допущу, чтобы это случилось!

Ева (смотрит на него с восторгом). О, как ты прекрасен! Ты любишь меня с такой страшною силою!

Тадеуш (хватает ее за руку). Я ненавижу тебя!

Ева. Знаю, и тем сильнее я люблю твою любовь.

Тадеуш. Да, я не отрекаюсь от той любви, не отрекаюсь от той страшной, страшной тоски по тебе, но я не принесу тебе этой жертвы и, клянусь тебе, никогда, никогда этого не будет!

Ева. Это должно быть.

Тадеуш (в ужасе, со сдавленным криком). Еще раз говорю тебе - никогда, никогда!

Ева (Это будет еще сегодня.

В коридоре слышен шум, несколько перебранивающихся голосов.

Тадеуш (прислушивается). Что бы это такое могло быть?

Звонит. Входит лакей.

Седьмое явление
Ева, Тадеуш и лакей

Тадеуш. Что там за шум? Какая-то ссора?

Лакей. Да, пришла одна женщина и хочет непременно увидать барыню.

Тадеуш. Почему же ты не велел провести ее в кухню? Пусть там подождет.

Лакей. Я говорил ей, но она не хочет идти в кухню... Говорит, что она для барыни - все равно, что родная мать.

Тадеуш (трет себе лоб). Впусти ее!

Восьмое явление
Ева, Тадеуш и Макрина

Входит женщина с мрачным лицом, оглядывается, затем говорит спокойно и непринужденно.

Макрина. Не хотели меня впустить сюда, говорили, чтобы я шла в кухню и там ждала, но я имею право входить в те двери, через которые входят все знатные и сильные мира.

Тадеуш (пораженный, подходит к ней). Что это значит?

Ева, повернувшись спиной к Тадеушу и Макрине, вдруг разражается смехом.

Тадеуш (не слышит смеха Евы, хватает Макрину за руку, с все возрастающим страхом). Говорите же, что это значит?

Макрина (указывает пальцем на Еву и говорит очень спокойно и важно). Я знаю эту панну, и она хорошо меня знает. (Ева. перестает смеяться, вдруг оглядывается, и они смеривают друг друга взглядом.) Позвольте мне посидеть здесь в уголке и подождать, пока придет моя панна, ваша жена, моя детка, которую я вынянчила и выходила.

Садится в углу, у дверей, Тадеуш. подходит к Еве, но Ева, опять повернувшаяся к камину, не видит его. Вдруг вбегает Бронка, вся в снегу, бросается к Тадеушу и обнимает его за плечи с силою.

Девятое явление

Бронка. Согрей меня, Тадя... Я вся дрожу, Тадя... Согрей меня.

Тадеуш (освобождается от ее объятий). Нянька твоя пришла.

Бронка (в ужасе отскакивает от Тадеуша, оглядывается кругом, вдруг видит женщину, которая встает со своего места, бросается к ней). Ты, ты, моя дорогая, ты, любимая моя, няня... Ах, как хорошо, что ты пришла! Как хорошо, что ты здесь!..

Занавес.