Гаргантюа и Пантагрюэль.
Книга I.
Глава XIII. О том, как Грангузье познал удивительный ум Гаргантюа из его находчивости.

Заявление о нарушении
авторских прав
Автор:Рабле Ф., год: 1533
Категории:Роман, Юмор и сатира

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Гаргантюа и Пантагрюэль. Книга I. Глава XIII. О том, как Грангузье познал удивительный ум Гаргантюа из его находчивости. (старая орфография)



Предыдущая страницаОглавлениеСледующая страница

XIII.

О том, как Грангузье познал удивительный ум Гаргантюа из его находчивости.

В конце пятого года Грангузье, возвращаясь из похода пробив канарцев, навестил своего сына Гаргантюа. И был обрадован, как только мог обрадоваться такой отец при виде такого сына. Целуя и лаская его, он разспрашивал шутя о разных разностях. И пил вино с ним и его няньками, у которых, между прочим, спросил: приучали ли оне его к чистоте и опрятности?

На это Гаргантюа отвечал, что он сам так об этом старался, что в целом крае нет мальчика опрятнее его.

- Как так? - спросил Грангузье.

- Я долгим и любопытным опытом, - отвечал Гаргантюа, - изобрел средство подтираться, самое господское, самое превосходное и самое пригодное, какое только могло быть на свете.

- Какое же? - спросил Грангузье.

- Сейчас вам разскажу, - сказал Гаргантюа. Однажды мне довелось подтереться бархатной маской одной барышни и мне это понравилось, потому что нежный шелк ласкал тело. В другой раз я взял для этого шапочку той же барышни, и мне тоже было приятно. В третий раз - шарф, в четвертый - пояс из красного атласа, но вышивка из золотого бисера, украшавшая его, расцарапала мне все тело; и я пожелал, чтобы Антонов огонь поразил толстую кишку золотых дел мастера, изготовлявшого бисер, и барышни, его носившей. Эта боль прошла, когда я подтерся шапкой пажа, украшенной перьями по-швейцарски. Потом я поймал в кусте куницу и подтерся ею, но она когтями исцарапала мне тело. От этих царапин я вылечился на другой день, подтеревшись перчатками матушки, надушенными росным ладаном. После того я подтирался шалфеем, укропом, анисом, майораном, розами, листьями тыквы, капустными, свекловичными, виноградными, проскурняка, коровьяка, латука и шпината. Все это было очень полезно для моей ноги. Потом подтирался пролесной травой, крапивой, перечной мятой, сальным корнем: от этого у меня сделалось кровотечение, от которого я вылечился, подтираясь клапаном от штанов, простынями, одеялом, занавесами, подушкой, ковром, скатертью, салфеткой, платком, пенюаром. Все это мне доставляло удовольствие, больше чем шелудивому, когда его скребут.

- Хорошо, - сказал Грангузье, - но какой же, однако, способ, по-твоему, наилучший?

- Только-что хотел сказать, - отвечал Гаргантюа, - и скоро вы узнаете tu antem. Я подтирался сеном, соломой, паклей, волосом, шерстью, бумагой. Но

Всегда бумага тем вредна,

Что тело пачкает она.

- Как, - сказал Грангузье, - ты, мой поросеночек, уже записался в бражники и слагаешь стихи?

- Точно так, ваше величество, - отвечал Гаргантюа. Я слагаю стихи и часто сморкаюсь {Тут игра слов, которую нельзя передать.}. Послушайте-ка мой марш в честь отхожих мест {Два стихотворения, которые затем следуют, невозможно перевести по их крайней непристойности.}.

- Ну, что, разве не хороши стихи? Правда, я не сам их сочинил, а слышал от одной знатной дамы, которую вы здесь видите, и уложил их в карман моей памяти.

- Про что? - спросилъГаргантюа, - про испражнение?

- Нет, - отвечал Грангузье, - а про подтирание.

- Ну, хотите, - сказал Гаргантюа, - выставить боченочек бретонского вина, если я вас поставлю втупик по этому случаю?

- О! - сказал Грангузье, - какой ты у меня разумник, мальчишечка! На-днях же я произведу тебя в доктора Сорбонны, клянусь Богом, потому что ты умен не по летам! Пожалуйста, продолжай твои поучительные речи и, клянусь моей бородой, ты получишь не боченочек, а шестьдесят бочек того доброго бретонского вина, которое не растет в Бретани, а в благословенном краю Вернона.

- Я подтирался затем - сказал Гаргантюа, - шляпой, подушкой, туфлей, ягдташем, корзинкой, но какое же это неприятмое подтиранье! Например, шляпой. И заметьте, что одне шляпы гладкия, другия войлочные, третьи бархатистые, четвертые шелковистые, пятые атласистые. Лучше всех войлочные, потому что оне всех лучше удаляют грязь. Затем я подтирался курицей, петухом, цыпленком, телячьей шкурой, зайцем, голубем, бакланом, адвокатской сумкой, капюшоном, чепцом, охотничьей приманкой. Но в заключение говорю и утверждаю, что нет приятнее для подтиранья как гусенок с нежным пухом, но только лишь под тем условием, чтобы голову ему придерживать между ног. И уж верьте чести: вы почувствуете такую приятность от нежного пуха и теплота гусенка так согреет вас, что это сообщится и прямой кишке и всем другим кишкам и даже дойдет до сердца и до мозга. И не верьте, что блаженное состояние героев и полубогов, обитающих в Елисейских полях, происходит от нектара или амброзии, как болтают старые бабы. Оно происходит (по моему мнению) от того, что они подтираются гусенком. И таково также мнение мэтра Жана Шотландского {Jean Duns Scot, схоластик XIV ст.}.



Предыдущая страницаОглавлениеСледующая страница