Гаргантюа и Пантагрюэль.
Книга I.
Глава XX. О том, как софист унес свое сукно и как затеялась тяжба между ним и остальными магистрами.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Гаргантюа и Пантагрюэль. Книга I. Глава XX. О том, как софист унес свое сукно и как затеялась тяжба между ним и остальными магистрами. (старая орфография)

XX.

О том, как софист унес свое сукно и как затеялась тяжба между ним и остальными магистрами.

Не успел софист окончить свою речь, как Понократ и Евдемон покатились со смеху и так хохотали, что чуть Богу душу не отдали, подобно Крассу, который умер со смеху, глядя, как осел ел репейник, или Филемону, увидевшему, как осел съел фиги, приготовленные к обеду. Вместе с ними разсмеялся и мэтр Янотус, и все трое хохотали наперерыв друг перед другом, пока слезы не навернулись у них на глазах от сильного давления на мозговое вещество, из которого источились слезы и передались глазным нервам, а сами они обратились в гераклитствующого Демокрита, или в демокритствующого Гераклита.

Когда смех улегся, Гаргантюа посоветовался со своими людьми о том, что делать.

Тут Понократ высказал мнение, что следует вновь напоить прекрасного оратора.

И так как он их позабавил и насмешил, как никакой другой сумасброд, то по дарить ему десять связок сосисок, о которых упоминалось в веселой речи, пару штанов, триста полен дров, двадцать пять бочек вина, постель с тремя перинами из гусиных перьев и большую и глубокую миску, в чем, как он говорил, нуждалась его старость.

Все было исполнено, как условились, за исключением одного, а именно: Гаргантюа велел выдать оратору семь аршин черного сукна и три аршина белой шерстяной материи на подкладку, так как не надеялся, чтобы нашлись готовые штаны, которые были бы ему впору, и при этом сомневался также и в том, какой фасон всего более понравится вышеупомянутому оратору: с бантом ли сзади, чтобы удобнее их было развязывать, когда понадобится, тем-же тем фасоном, что у моряков, и который всего удобнее для почек, или же на швейцарский манер, чтобы держать в тепле живот, или же с хвостом, как у трески, чтобы не горячить почки. Дрова были снесены поденщиками, магистры снесли сосиски и миски. Мэтр Жано сам захотел нести сукно. Один из вышеупомянутых магистров, которого звали мэтр Жус Бандуйль, уверял, что это неблаговидно и неприлично для его звания и что и ему следует поручить нести сукно кому-нибудь из них.

- Ах! - сказал Янотус, - осел, осел, твое заключение не построено in modo et figura. Вот к чему служат предположения, et parva logicalia. Pannus pro quo supponit? {Кому предназначено сукно?}.

- Confuse {Неопределенно.}, - отвечал Бандуйль, - et distributive {Разделительно.}.

- Я не спрашиваю тебя, осел, сказал Янотус - quomodo supp о nit, но pro quo, а это, осел, pro tibi is meis {Я не спрашиваю: как? но кому оно предназначено? Для моих костей.}. А потому понесу egoniet sicut suppositum portat adpositum {Следовательно я, так как предположение заключает приложение.}.

И унес сукно украдкой, как и Пателен {Действующее лицо известного фарса.}. Но всего лучше то, что когда кашлюн торжественно потребовал обещанные штаны и сосиски на заседании у Матюренов {Члены ордена, основанного Иннокентием III для выкупа невольников у неверных.}, ему в них наотрез отказали, ссылаясь на то, что, по наведенным справкам, он их получил уже от Гаргантюа.

Он доказывал им, что он получил их gratis от щедрота Гаргантюа и что это не освобождает их от обещания.

- Разсудителен! - сказал Янотус. Но при чем тута разсудительность?! Обманщики несчастные, вы недостойные люди! На земле нет злее людей, чем вы. Я ведь хорошо это знаю: не следует прихрамывать при хромых. Я сам плутовал вместе с вами. Клянусь Богом, я извещу короля о громадных злоупотреблениях, которые тута творятся и вашими собственными руками. И да поразит меня проказа, если он не прикажет сжечь вас живыми, как обманщиков, изменников, еретиков и обольстителей, врагов Бога и добродетели!

несколькими приверженцами - сморкаться до тех пор, пока, дело не будет решено окончательно. Благодаря этой клятве, они и по сие время пребывают грязными и сопливыми, потому что суд все еще не разобрался в документах. Приговор будет постановлен ко второму пришествию, то-есть никогда. Ведь вы знаете, что эти люди творят наперекор природе и своим собственным законам. Парижские законы говорят, что один Бог может создать вещи бесконечные. Природа же ничего не производит безсмертного, а всему, что идет от нея, положен конец и известный срок, потому что omnia orta cadunt, etc. {Все, что возникает, - проходит и пр.}.

Но эти полярные медведи делают все тяжбы, которые им приходится разбирать, нескончаемыми и безсмертными, что дало повод уже Хилону Лакедемонянину, Дельфийскому жрецу, сказать: "Нищета - спутник тяжбы, и тяжущиеся разоряются", и оправдывает эти слова. Потому что они скорее лишатся жизни, нежели выиграют дело.