Гаргантюа и Пантагрюэль.
Книга II.
Глава XXX. О том, как Эпистемон, у которого была отсечена голова, был искусно исцелен Панургом, и о вестях про чертей и про грешников в аду.

Заявление о нарушении
авторских прав
Автор:Рабле Ф., год: 1533
Категории:Роман, Юмор и сатира

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Гаргантюа и Пантагрюэль. Книга II. Глава XXX. О том, как Эпистемон, у которого была отсечена голова, был искусно исцелен Панургом, и о вестях про чертей и про грешников в аду. (старая орфография)



Предыдущая страницаОглавлениеСледующая страница

XXX.

О том, как Эпистемон, у которого была отсечена голова, был искусно исцелен Панургом, и о вестях про чертей и про грешников в аду.

После поражения великанов Пантагрюэль удалился к тому месту, где стояли винные бутылки, и позвал Панурга и других, которые пришли к нему целы и невредимы, за исключением Эстена: ему один из великанов исцарапал лицо в то время, как его убивал, и Эпистемона, который совсем не явился. Это так огорчило Пантагрюэля, что он собирался покончить с собой, но Панург сказал ему:

- Бог мой, Господин, подождите немного, и мы поищем его среди мертвых и узнаем правду.

И вот они принялись искать его и нашли мертвым; окровавленную голову свою он держал в руках. Тогда Эстен вскричал:

- Ах, злая смерть! Зачем отняла ты у нас лучшого из людей?

При этом возгласе Пантагрюэль встал с места в величайшем горе, какое только кто-либо испытывал на свете. И сказал Панургу:

- Ах, друг мой, пророчество, изреченное вами посредством двух стаканов и древка от пики, было, значит, лживое!

Но Панург отвечал:

- Дети, не плачьте: он еще не остыл, и я вам его исцелю.

Говоря это, он взял голову и прижал ее к клапану своих штанов, чтобы она не простудилась. Эстен и Карпалим снесли тело на то место, где они пировали, не потому, чтобы они надеялись, что покойник оживет, но чтобы показать его Пантагрюэлю. Но Панург утешал его, говоря:

- Если я не исцелю его, пусть сам лишусь головы, а ведь надо быть дураком, чтобы рисковать ею; полноте плакать и помогите мне.

После того он тщательно обмыл голову и шею белым вином, прибавив к нему мелко-истолченного кала, который он всегда носил при себе в кармане; затем намазал мазью, состава которой я не знаю, аккуратно приставил голову к шее, вена к вене, нерв к нерву, позвонок к позвонку, дабы он не стал кривошеей, так как этих последних он до смерти ненавидел; и, сделав это, скрепил всю голову кругом пятнадцатью или шестнадцатью стежками, чтобы она опять не отвалилась; после того снова намазал мазью, которую называл живительною.

Вдруг Эпистемон стал дышать, затем раскрыл глаза, затем зевнул, затем чихнул и даже выпустил ветры. После чего Панург объявил:

- Ну, теперь он, наверное, здрав.

И дал ему выпить стакан белого вина, подслащенного жженым сахаром. И таким образом Эпистемон был искусно исцелен; и у него осталась только хрипота в горле, которая прошла не раньше, как по истечении слишком трех недель, да сухой кашель, от которого он никак не мог отделаться, не прибегая усиленно к вину.

Но вот он заговорил и сообщил, что видел чертей, говорил запросто с Люцифером и отлично провел время в аду и в Елисейских полях. Он уверял, что черти - славные ребята. Что касается грешников, то он сказал, что очень сожалеет, что Панург так скоро вернул его к жизни.

- Я находил большое развлечение, - говорил он, - глядя на них.

- Как так? - спросил Пантагрюэль.

- Ведь с ними обращаются совсем не так худо, как вы думаете: одно только, что в их состоянии произошла большая перемена, потому что я видел, как Александр Великий чинил старые штаны и этим зарабатывал скудное пропитание.

Ксеркс продавал на улицах горчицу.

Ромул стал солеваром.

Тарквиний стал ростовщиком.

Пизон - крестьянином.

Сулла - лодочником.

Кир - скотником.

Фемистокл - стекольщиком.

Эпаминонд гранил зеркала.

Брут и Кассий стали землемерами.

Демосеен стал виноделом.

Цицерон - истопником.

Фабий изготовляет четки.

Артаксеркс сучит веревки.

Эней стал мельником.

Ахилл опаршивел.

Агамемнон стал лизоблюдом.

Улисс - косцом.

Нестор - нищим.

Дарий чистит отхожия места.

Анк Марций смолит корабли.

Камилл стал башмачником.

Марцелл чистит бобы.

Друз ломится в открытые двери.

Аздрубал - фонарщиком.

Аннибал торгует живностью.

Приам - тряпичником.

Ланцелот дю-Лак - живодером.

Все рыцари Круглого Стола бедны и с трудом зарабатывают пропитание, служа гребцами на лодках, - которые перевозят по рекам Коциту, Флегетону, Стиксу, Ахерону и Лете, когда господа черти вздумают прокатиться по воде, - подобно лионским лодочникам и венецианским гондольерам. Но платой им служит только щелчок по носу и вечером кусок черствого хлеба.

Траян ловит лягушек.

Антонин - лакеем.

Коммод - волынщиком.

Пертинакс обивает орехи.

Лукулл торгует вишнями.

Юстиниан - коробочником.

Гектор - поваренком.

Парис - нищим оборванцем.

Ахилл - убирает сено.

Камбиз - погонщиком мулов.

Нерон - рылейщиком, а Фиерабрас - его лакеем; но он причиняет ему всяческия неприятности, кормит его ситным хлебом и поит кислым вином, а сам ест и пьет на славу.

Юлий Цезарь и Помпей просмаливают корабли.

Жиглан и Говен {Герои рыцарских романов.} - бедняки-свинопасы.

Валентин и Орсон служат в адских банях цырюльниками.

Годфрид Зубастый продает огниво.

Годфрид Бульонский изготовляет домино.

Дон-Педро Кастильский торгует кухонными объедками.

Морган - пивоваром.

Гюон Бордоский - бочаром.

Пирр - кухонным мужиком.

Антиох - трубочистом.

Октавиан - бумагомаратель.

Нерва - кухонный мужик.

Папа Юлий продает пирожки, но обрезал свою длинную и безобразную бороду.

Жан Парижский чистит сапоги.

Артур Бретонский чистит шляпы.

Персфоре {Сказочная личность.} - ножевщиком.

Папа Бонифаций VIII лудит кастрюли.

Папа Николай III - бумажный фабрикант.

Папа Александр ловит крыс.

Папа Сикст IV ухаживает за страждующими дурной болезнью больными.

- Как, - сказал Пантагрюэль, - в аду есть такие больные?

- Разумеется, - отвечал Эпистемон, - я нигде столько не видал; их там слишком сто миллионов. Потому что, представьте, те, которые в здешнем мире не знали: дурной болезни, на том свете получают ее.

- Ну, тогда мне нечего страшиться, - сказал Панург, - потому что я ею болел, как никто; я побывал и в Гибралтарском проливе и, у Геркулесовых столбов и прошел огонь, воду, и медные трубы.

Ожье Датчанин чистит лошадиную сбрую.

Король Тигран стал кровельщиком.

Гальен Реставрированный ловить кротов.

Папа Каликст - цирюльник.

Мелюзина - прачкой.

Клеопатра торгует луком.

Елена стала свахой горничных.

Семирамида ловит вшей у нищих.

Пентисилья торгует кресс-салатом.

Лукреция содержит харчевню.

Гортензия стала пряхой.

Ливия чистит кастрюли.

свете стали важными господами, в свою очередь.

Я видел Диогена, красовавшагося в великолепной пурпурной мантии и со скипетром в правой руке и обращавшагося как с собакой с Александром Великим, если тот плохо починит ему штаны, и вознаграждавшого его за труд ударами палки. Я видел Эпиктета нарядно одетого à la franèaise, под развесистыми деревьями, веселившагося в компании молодых барышень, пировавшого, танцовавшого, катавшагося, как сыр в масле и купавшагося в золоте. Над шпалерами из виноградной лозы стояли, в качестве его девиза, следующие стихи:

Веселиться и скакать,
Пить вино и горло драть,
День деньской деньгу считать,

Когда он меня увидел, он вежливо пригласил меня выпить с ним, на что я охотно согласился, и мы по-богословски напились. Тем временем подошел к нему Кир и попросил одно денье в честь Меркурия, чтобы купить несколько луковиц на ужин. "Глупости, глупости, - отвечал Эпиктет, - я не подаю денье. Вот, болван, возьми одно экю и веДи себя добропорядочно."

Кир был очень рад такой добыче, но находившиеся там Александр, Дарий и другие, украли у него ночью экю. Я видел Пателена, казначея Радаманта {Сын Юпитера и Европы, один из троих адских судей.}, торговавшого пирожки, которые продавал папа Юлий, и он спрашивал у него, сколько стоит дюжина. "Три белых монеты", отвечал папа. "Трех ударов палкой будет с тебя довольно, - отвечал Пателен, - вот тебе, каналья; ступай за другими." И бедный папа ушел, проливая слезы. А когда пришел к своему хозяину пирожнику и пожаловался ему, что у него силой отняли пирожки, тот так отхлестал его ремнем, что его шкура не годилась бы для волынки. Я видел метра Жана Лемера {Писатель XVI века, современник Раблэ, писавший о римских папах в сатирическом духе.}. передразнивавшого папу и заставлявшого всех этих бедных королей и пап целовать у себя ноги, и величавшагося, и раздавшого благословения;, говоря: "Покупайте индульгенции, покупайте; не дорого стоют; я разрешаю вас от хлеба и похлебки, разрешаю вам быть бездельниками." Затем он призвал Кальета {Знаменитый шут.} и Трибуле {Шут Людовика XII.} и сказал им: "Господа кардиналы, отпустите каждому из них буллу в виде удара палкой. Что было немедленно исполнено. Я видел Франсуа Виллона, спрашивавшого у Ксеркса: "Сколько стоит порция горчицы?" - "Одно денье", отвечал Ксеркс. На что Виллон отвечал: "Врешь, негодяй, ты втридорога продаешь свой товар, и испортил ему товар, как, я видел, это делают продавцы горчицы в Париже. Я видел ландскнехта Беньоле {Лицо из Произведений Виллона.}, занимавшого здесь пост инквизитора: он встретил Персфоре {Легендарная личность.}; тот облегчался у стены, на которой был изображен Антонов огонь. Он объявил его за это еретиком и сжег бы живым на костре, если бы за него не вступился Моргант {Лицо фантастическое.} и не подарил ему девяти бочек пива.

- Ну, - сказал Пантагрюэль, - оставь все эти сказки до другого раза. И скажи нам только, как обращаются в аду с ростовщиками?

- Я видел, - отвечал Эпистемон, - что они искали ржавых булавок и старых гвоздей в уличном соре, как на этом свете это делают жалкие людишки. Но на том свете за центнер этой дряни дают не больше одной корочки хлеба; да и то набрать ее трудно, почему жалкие ростовщики порою по три недели кряду остаются не евши, а работают день и ночь в ожидании барышей. Но и труд и бедность им ни по чем: так деятельны они и такое на них положено проклятие, лишь бы в конце года им удалось заработать несколько грошей.

Они раскупорили кучу бутылок и принялись за провизию, припасенную в лагере. Но у бедного короля Анарха было невесело на душе, и Панург-сказал:

- А к какому роду занятий определим мы господина короля, чтобы он знал свое ремесло в совершенстве, когда пойдет ко всем чертям?

- Ты правильно судишь, - отвечал Пантагрюэль, - ну, вот возьми его себе, я тебе его дарю.

- Очень вам благодарен, - сказал Панург, - я не отказываюсь от подарка, тем более, когда он идет от вас.



Предыдущая страницаОглавлениеСледующая страница