Гаргантюа и Пантагрюэль.
Книга III.
Глава XLIII. О том, как Пантагрюэль оправдывает Бридуа в том, что он постановляет судебные приговоры при помощи костей.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Гаргантюа и Пантагрюэль. Книга III. Глава XLIII. О том, как Пантагрюэль оправдывает Бридуа в том, что он постановляет судебные приговоры при помощи костей. (старая орфография)

XLIII.

О том, как Пантагрюэль оправдывает Бридуа в том, что он постановляет судебные приговоры при помощи костей.

Как только-что Бридуа умолк, Тринкамель приказал ему выдти из залы суда, что тот и исполнил. Тогда он сказал Пантагрюэлю:

- Светлейший государь! Разум повелевает, чтобы не только во внимание тех бесконечных благодеяний, которые вы оказали этому парламенту и всему Мирелингскому графству, но также и ради здравого смысла, мудрости и превосходного суждения, которыми наградил вас Господь Бог, Податель всех благ, мы бы просили вас объявить свой приговор в новом, странном и непривычном деле Бридуа, который в вашем присутствии сознался, что судит- посредством костей. Мы просим вас постановить такой приговор, какой вы сочтете юридическим и правосудным.

- Господа, моя профессия не в том, чтобы разбирать процессы, как вам известно. Но если вам угодно оказать мне такую честь, то вместо того, чтобы брать на себя роль судьи, я явлюсь перед вами лучше, в роли защитника. Я признаю много хороших качеств в Бридуа, благодаря которым он заслуживает снисхождение в данном деле. Во-первых, старость; во-вторых, простоту - два обстоятельства, которые, как вам известно, считаются по нашим законам настолько смягчающими вину, что взывают к милосердию. В-третьих, я нахожу в нашем праве другой еще пункт, который служит к оправданию Бридуа, а именно: что это. единственная ошибка с его стороны в целом море справедливых приговоров, постановленных им в прошлом, и должна потонуть и исчезнуть в нем: ведь слишком сорок четыре года судил он честно и неподкупно; скажу так: еслибы я пустил одну каплю морской воды в реку Луару, то ведь никто бы её не почувствовал, никто бы не сказал, что река соленая. И мне кажется даже, что в настоящем случае виден, так сказать, перст Провидения, которое так определило и постановило, чтобы все прежние приговоры при помощи костей встречались бы одобрением со стороны вашего почтенного и возвышенного суда, - тот самый перст, который, как вам известно, считает нужным посрамлять мудрецов, унижать сильных и возвышать простых и ничтожных. Оставляю все это в стороне, и прошу вас не ради обязательств перед моим домом, которых я не признаю, но ради истинной добросовестности, с какою вы испокон века относились к своим обязанностям и своему званию по ту и по сю сторону Луары, - простить ему и на этот раз, но на следующих двух условиях. Во-первых: он должен вознаградить потерпевшую сторону или представить залог с этою целью, о чем уже позабочусь я сам и отдам нужный приказ. Во-вторых, чтобы советником в его должности вы назначили кого-нибудь более молодого, более ученого, осторожного и добродетельного, с советами которого он и будет отныне сообразоваться в своей судебной процедуре. Если же вы пожелаете уволить его окончательно от должности, то я попрошу вас уступить его мне. У меня найдется во владениях достаточно званий и должностей, куда бы определить его и пользоваться его услугами. И я буду молить Бога Создателя, Хранителя и Подателя всех благ, сохранить вас под Своим покровом.

Сказав это, Пантагрюэль поклонился суду и вышел из залы. У дверей он нашел Панурга, Эпистемона, брата Жана и других. Они сели на коней, чтобы вернуться к Гаргантюа. По дороге Пантагрюэль передал им слово в слово историю того, как судил Бридуа. Брат Жан сказал, что он знавал Перрена Дандена в то время, как он проживал в Фонтен-Леконте под начальством благородного аббата Ардильона. Гимнаст заметил, что он находился в шатре толстого Христиана, рыцаря де-Криссе, когда гасконец отвечал авантюристу. Панург спорил и не хотел верить в успешность судебного разбирательства по жребию и в продолжении такого долгого времени. Эпистемон же сказал Пантагрюэлю:

меня бы не удивили, в особенности в случаях затруднительных, спорных и темных самих по себе.