Охотники за черепами.
Глава IV. Незнакомец в красном плаще

Охотники за черепами

Глава IV. НЕЗНАКОМЕЦ В КРАСНОМ ПЛАЩЕ

После обеда Генрих занялся своим бальным туалетом: он надел черную фрачную пару и тщательно расправил на ней складки, произведенные долгим лежаньем в чемодане, затем отыскал белые перчатки… В это время в комнату вошел Севрэн; этот обычно серьезный человек расхохотался.

Генрих удивился.

- Что такое?

- Как что? - отвечал Севрэн между двумя взрывами смеха. - Неужели ты в самом деле в этом костюме думаешь идти на бал?

- Но… у меня нет ничего лучшего в моем гардеробе, - смущенно отвечал молодой человек. - Признаюсь, я вовсе не думал, что мне придется бывать на балах, и если бы не твое настоятельное требование, чтобы я непременно все видел в городе… Но ты сам еще не одет?

Действительно, Севрэн ничего не переменил в своем костюме: на нем была охотничья жилетка, украшенная бахромой, гетры, пояс, охотничий нож и револьверы.

- Извини меня, Генрих, но это и есть мой бальный костюм; и поверь мне, что и тебе надо снова надеть то платье, которое ты снял. Ведь смешно было бы на этот наряд надеть пояс с револьверами и ножами.

- Разве на бал нужно идти непременно в поясе?

- Как же иначе быть с оружием? Не держать же его в руках!

- Оставить дома.

- Ба! Это было бы неосторожно и не в обычаях страны. Ни один человек не согласился бы здесь пойти на фанданго безоружным. Итак, надевай свою кожаную блузу, свои гетры и не забудь прихватить часть вооружения. Таков здешний бальный костюм.

Генрих должен был согласиться с Севрэном. Когда они вошли в большую бальную залу, построенную близ главной площади, то нашли ее полною гостей. Там были охотники, звероловы, купцы, возчики, одетые совершенно по-дорожному. Между ними находилось около шестидесяти туземцев и столько же молодых девушек, принадлежавших к самому низшему классу населения. Многие из мужчин сбросили свои плащи, чтобы удобнее было танцевать; во всем блеске выступал шитый бархат и тисненый сафьян их кафтанов; на головах у них были яркие шапочки - береты. Женщины были не менее нарядны: в коротких юбочках, белых шемизетках и маленьких шелковых башмачках.

Танцевальная зала была продолговатая, по стенам уставленная скамейками, на которых танцоры, в промежутках между танцами, крутили сигаретки, болтали и курили. В углу с полдюжины музыкантов извлекали звуки из арфы, гитары и мандолины. По временам они повышали тон и воспроизводили пронзительную индейскую кантилену. В противоположном углу горцы курили и пили виски.

Генрих уселся в углу на скамейке и глядел на кружившиеся пары. Толпа горцев увлекла Севрэна к своему столу, чтобы поговорить с ним о деле, а молодой человек предпочел остаться в одиночестве на своем месте. Вдруг он заметил возле себя на скамейке человека, с которым Севрэн при входе обменялся несколькими словами и который привлек к себе особенное внимание Генриха. Он стал его разглядывать.

Судя по костюму, это не был американец, нельзя было принять его и за мексиканца, и за испанца, хотя цвет его лица был смуглый. Лицо у него было бритое, за исключением подбородка, на котором росла черная борода клином. Глаза, насколько можно было их разглядеть под надвинутой шляпой, были голубые и кроткие. В черных волнистых волосах заметна была седина. Одет он был по-мексикански: в красный плащ, вышитый по краям черным бархатом. Верхняя одежда почти совсем закрывала штаны зеленого бархата, с желтыми пуговицами и белым кантом. Внизу они заканчивались кожаными крагами, из-под которых виднелись желтые голенища сапог с большими шпорами. На голове была черная широкополая шляпа с широким золотым галуном. Пара золотых кисточек спускалась с полей шляпы по туземной моде. Он надвигал шляпу со стороны света, как бы желая спрятать свое лицо.

Тем не менее Генрих нашел, что его физиономия внушает симпатию, черты когда-то очень красивого лица выражают достоинство и спокойную грусть.

Делая все эти замечания про себя, Генрих вдруг заметил, что незнакомец тоже наблюдает за ним с не меньшим интересом.

- Не угодно ли вам покурить?

- С удовольствием, - ответил молодой человек и взял сигаретку.

Только они закурили, как незнакомец обратился к Генриху с вопросом, поразившим молодого человека своею неожиданностью.

- Не желаете ли вы продать вашу лошадь?

- Нет, сударь, не желаю.

- За хорошую цену.

- Ни за какую; жалею, что приходится вам отказывать.

- Я дам за нее пятьсот долларов.

- Я и вдвое не возьму.

- Хорошо, я предлагаю вдвое.

- Извините, вопрос тут не в деньгах. Я люблю мою лошадь и ни за что с нею не расстанусь.

Незнакомец вздохнул.

- Для меня это большое разочарование; я сделал нарочно двести миль, чтобы купить эту лошадь.

- Очень сожалею об этом, - вежливо ответил Генрих, - но я испытал уже достоинства этого коня. Мы стали друзьями, нужно побуждение более сильное, чем деньги, чтобы я согласился на разлуку с ним.

- Ах, сударь, если бы вы знали, почему я так желаю его купить, может быть…

Незнакомец колебался одно мгновение, потом, как бы убежденный в бесполезности дальнейших попыток и не решаясь сделать признание, поклонился молодому человеку и скрылся в толпе.

Бал, между тем, оживился; несколько военных в мундирах примкнули к танцующим и старались выказать свою ловкость в вальсе. Губернатор Санта-Фе, толстый, с вульгарной физиономией, прохаживался по зале в сопровождении хорошо одетых граждан, составлявших, вероятно, высшее мексиканское общество. Виски оказало свое действие на танцующих. Звероловы и возчики сделались шумливей и драчливей. Мексиканцы, в свою очередь, возбужденные вином и старинной ненавистью, бросали свирепые взоры на американцев.

Генрих продолжал наблюдать это странное смешение веселья и немых угроз; вдруг он очутился опять лицом к лицу с незнакомцем в красном плаще.

- Извините, сударь, - сказал он, кланяясь и садясь на скамью рядом с Генрихом, - я только что узнал, что ваш караван направляется в Чигуагуа. Разумеется, вы последуете за ним?

- И на обратном пути вы опять будете в Санта-Фе?

- Вероятно.

- Может быть, тогда вы согласитесь уступить вашу лошадь? Вы могли бы приобрести себе не хуже в долине Миссисипи.

Видя отрицательное движение Генриха, незнакомец прибавил:

- По крайней мере, обещайте мне, что, если эта сделка покажется вам возможной, вы окажете мне предпочтение перед другими.

- От всей души, - сказал молодой человек, который начинал думать, что за этой настойчивостью скрывается нечто более серьезное, чем каприз.

Разговор был прерван полупьяным богатырем-миссурийцем, который, тяжело наступая на ноги незнакомца, кричал:

- Ну ты, старый торговец салом, уступи мне свое место на скамье!

- Это с какой стати? - спросил мексиканец, вскакивая и окидывая миссурийца презрительным взглядом.

- С какой стати? К черту спорщиков с их вопросами! Мне нужно сесть, потому что я устал от танцев. Вот с какой стати, скотина ты этакая!

В поведении этого человека было столько грубости и нахальства, что Генрих не мог не вмешаться.

- Постойте, - сказал он миссурийцу, - вы не имеете права занимать место этого джентльмена и тем более употреблять такие выражения.

Тот хмыкнул:

- А кто вас просит вмешиваться, молокосос? - И, обращаясь к незнакомцу, сказал: - Эй ты, в широкополой шляпе, слышишь? Пусти меня!

И он схватил мексиканца за плащ, желая оттащить его. Но прежде чем Генрих опомнился и вступился, незнакомец сильным и ловким ударом кулака повалил нахала.

Это послужило как бы сигналом к общей свалке. Драка завязалась во всех концах. Крики пьяных смешивались с проклятиями, обличавшими взаимную ненависть. Ножи были вынуты, женщины кричали от страха, раздались выстрелы, зала наполнилась густым дымом. Огни потухли, и в наступившей темноте минут пять происходила ужасная битва, сопровождавшаяся проклятиями, воплями и тяжелым падением тел.

Генрих остался стоять около своего места, не прибегая ни к ножу, ни к пистолету. Вдруг он почувствовал сильный толчок в левое плечо и опустился на скамью. Он сидел, пока не прекратилось смятение, чувствуя, что поток крови льется из раны по его одежде.

В этом положении он оставался, пока не принесли в комнату свечи. Когда осветили поле битвы, то стало очевидно, что американцы победили. Мексиканцы со своими женами исчезли, за исключением нескольких раненых, валявшихся на полу. Охотники перебегали с места на место, сильно жестикулируя. Одни старались оправдать то, что они называли неожиданной суматохой, тогда как другие, наиболее почтенные, осуждали ее. Хотя Севрэн принадлежал к числу последних и его мнение всегда уважалось, но он не высказывал его теперь. Его первою мыслью было отыскать Генриха, чтобы убедиться, что он не пострадал в свалке.

Видя нежную заботливость и беспокойство Севрэна, Генрих хотел обратить в шутку полученную им рану.

- Сейчас посмотрим, долой одежду! - сказал Севрэн, хватая ворот блузы Генриха, чтобы стащить ее.

Но Генрих наотрез отказался от освидетельствования здесь на месте и с помощью Севрэна и Годэ, прибежавшего на шум, добрался до гостиницы.

Дорогою Генрих старался успокоить своего родственника, но потеря крови была велика, и он ослабевал с каждой минутой, не сознавая ясно своего положения.

Да оно и редко случается, чтобы раненый сам мог определить, насколько опасна полученная им рана. Можно иногда умереть от потери крови, а боль при этом будет не сильнее, чем от пореза.

Прибыв в гостиницу, молодой человек в изнеможении упал на кровать. Севрэн разодрал охотничью блузу сверху донизу и с помощью Годэ, опытного в этом деле, начал исследовать рану.

- Глубока ли она? - спросил больной.

- Не так глубока, как колодезь, и не так широка, как полотно железной дороги, - сказал канадец, делая угрожающий жест кулаком в ту сторону, где находилось помещение для бала, и по адресу неизвестного злодея. - Вы отделаетесь тем, что пролежите в постели несколько дней. Благодарите за это Бога, а не того подлеца, который сделал все, что мог, чтобы отправить вас на тот свет. Посмотрите-ка, Севрэн, какой меткий удар испанским ножом: один дюйм - и позвоночник был бы задет. Но теперь вы вне опасности, смею вас уверить.

- Да, Генрих, это так, - сказал Севрэн, который, между тем, промывал рану и накладывал компресс с осторожностью и навыком лучшего хирурга.

Когда раненый несколько отдохнул после перевязки, Севрэн спросил его, как и по какому случаю он получил удар ножом.

- Не заметил ли ты на балу человека странного вида, который, казалось, прятался от всех? На нем был ярко-красный плащ, - сказал Генрих.

- Да, разумеется, он сел рядом с тобой на лавке и прятал лицо под шляпой. Этот человек страннее, нежели кажется. Я видел его и знаю его; может быть, из всех присутствовавших на балу только я один и могу это утверждать… Впрочем, ошибаюсь: губернатор должен также его знать, но, кажется, он его не заметил. Я еще недоумевал, зачем этот человек появился на балу, когда он вовсе не интересуется танцами, хотя и заставляет многих плясать под свою дудку.

- Я могу просветить тебя на этот счет, - ответил Генрих и рассказал, какого рода предложение сделал ему странный незнакомец и по какому поводу произошла у него ссора с грубым миссурийцем.

Севрэн не обратил внимания на последнее обстоятельство, но его очень заняло желание этого господина приобрести Моро.

- Странно, - сказал он, - на что ему понадобилась твоя лошадь? Проехать для этого двести миль и предлагать тысячу долларов - очень странно!

- Берегитесь этого человека, - сказал Годэ. - Если он приехал так издалека и предлагал такую кучу денег, значит, он ни перед чем не остановится. После вашего отказа, кто знает, он, пожалуй, украдет коня.

Генрих очень огорчился предположением Годэ и вопросительно взглянул на кузена.

- С позволения капитана, - так называл Годэ своего господина со времени происшествия с буйволами, - я спрячу лошадь.

- Не беспокойтесь, Годэ, - сказал Севрэн, - что касается этого господина, то он не способен на какую бы то ни было кражу. Во всяком случае, предосторожность относительно Моро не будет лишней. В Санта-Фе столько плутов, что они могут увести лошадей хоть у целого полка. Поэтому держите Моро поближе, привяжите его всего лучше к нашей двери.

Годэ исчез, пославши город и его обитателей ко всем чертям.

- Я мог бы рассказать тебе очень интересные факты из его жизни, но я не хочу утомлять тебя, а то как бы лихорадка не сделалась. Это знаменитый Сэгин, охотник за черепами. Тебе не рассказывали о нем наши спутники? Наверное да, так как легенды о нем служат неисчерпаемым материалом для бесед на здешних бивуаках.

- А, так это главарь охотников за скальпами, человек, получающий деньги за проливаемую кровь! - заметил Генрих с презрением. - Какой негодяй!

Черное пятно показалось на стене, это была тень человека. Раненый поднял глаза и увидел перед собой мексиканца в красном плаще, неслышно вошедшего в комнату. Севрэн со смущенным видом поздоровался с ним за руку и, удалясь к окну, стал глядеть на улицу.

Генрих хотел продолжать свою возмущенную речь и прогнать Сэгина с глаз долой, но замолчал, невольно почувствовав над собою власть этого человека. Слышал ли он обидное название, которым только что наградил его раненый? Ничто в его внешности и приемах не обличало злобы. Он остановил на раненом тот же взгляд, полный строгой грусти и достоинства, который поразил Генриха на балу. Казалось невероятным, что эта благородная физиономия принадлежала разбойнику, способному на всевозможные жестокости.

- Сударь, - сказал он Генриху, - я глубоко огорчен случившимся, тем более что я был невольной причиной вашего страдания. Опасна ли ваша рана?

- Нет, - ответил молодой человек очень сухо, что, по-видимому, несколько смутило Сэгина.

- Очень рад это слышать, - сказал он после некоторого молчания. - Я пришел поблагодарить вас за великодушное вмешательство и проститься с вами, так как через десять минут уезжаю из Санта-Фе.

Он протянул руку Генриху, но тот не подал ему своей руки.

Ему пришли на память рассказы о чрезмерных жестокостях, приписываемых Сэгину, и он почувствовал к нему непреодолимое отвращение. Сэгин остался с протянутой рукой, и лицо его приняло выражение оскорбленного достоинства при виде колебания молодого человека.

- Я не могу дать вам руку, - произнес тот наконец.

- Почему? - кротко спросил Сэгин.

- Почему?.. Да потому, что на ней человеческая кровь.

Сэгин грустно посмотрел на Генриха, не обнаруживая ни малейшего признака гнева; он спрятал руку в складках плаща и, тяжело вздохнув, тихо вышел из комнаты. Севрэн почтительно поклонился и проводил его глазами.

Лежа в кровати, Генрих еще раз увидел мексиканца, когда тот проходил сенями. Он весь закутался в плащ, и вид у него был совсем убитый. Через мгновение он исчез.

презрение, которое он заслуживает, если верить рассказам о нем?

- Тише, тише! Посмотри сюда, - сказал Севрэн, указывая на полуотворенную дверь.

Генрих увидел при свете луны три человеческие фигуры, которые пробирались вдоль стены. Их одежда и поведение обнаруживали в них индейцев. Через мгновение они скрылись в тени подъезда.

- Это враги бедного Сэгина, каких и ты бы не пожелал ему, если бы лучше знал его. Я трепещу при мысли, как бы эти хищные звери не завлекли его в какую-нибудь западню. Но он умеет оберегать себя: в случае нападения к нему явится помощь. Побудь спокойно один, Генрих, я сейчас вернусь.

С этими словами Севрэн поспешно вышел. Оставшись один, наш раненый начал размышлять о странном стечении обстоятельств, приведших его в такое печальное положение. Он упрекал себя, что оскорбил человека, который к нему относился так участливо и к которому его двоюродный брат питал такое уважение. Появление Годэ несколько рассеяло угрызения его совести; Годэ привязал лошадь под окном и сам уселся ее сторожить. Почти тотчас вернулся и Севрэн.

- Он вскочил на лошадь, прежде чем подошли индейцы. О, я говорил тебе, что он умеет беречься!

- Но разве они не могут преследовать его верхом?

- Это маловероятно. Его товарищи находятся недалеко; а губернатор (я уверен, что он-то и направил негодяев по его следам) не в состоянии преследовать его, раз он будет в горах.

- Севрэн, расскажи мне историю этого человека.

сесть на лошадь. Удастся ли это мне? Сделаю все возможное… Спокойной ночи!