Охотники за черепами.
Глава VIII. Разгадка того, что происходило на балу в Санта-Фе

Охотники за черепами

Глава VIII. РАЗГАДКА ТОГО, ЧТО ПРОИСХОДИЛО НА БАЛУ В САНТА-ФЕ

Прежде нежели померкли поутру звезды, ворота в ограде отворились, и отряд выступил. Впереди всех находился Сэгин, рядом с ним доктор Рихтер, за ними следовал Генрих Галлер. На повороте он не утерпел и остановился, чтобы взглянуть в последний раз на дом. Он пропустил слуг, составлявших арьергард.

Может быть, это было одно воображение, но сквозь сумерки ему почудилась на террасе белая фигура. Долго не мог он оторвать от нее глаз. Но нетерпеливый конь его не хотел оставаться позади своих товарищей и увлек всадника. Молодой человек оборачивался еще не раз, но скоро они въехали в густой лес, за которым не стало видно усадьбы.

Дорога была тяжела из-за густого хвороста, покрывавшего почву, следов почти не было видно. Местность была дикая, пустынная, на каждом шагу из чащи выскакивали навстречу охотникам олени и антилопы. Дорога то шла берегом, то удалялась от него, чтобы избежать извилин реки. Иногда им приходилось ехать по земле, когда-то возделанной, но давно уже запущенной. Попадались им следы прежних жилищ и раз даже попались следы церкви. Здесь когда-то был целый поселок, но что сталось с его жителями? Откуда пришла гибель к этим людям?.. Одичалая кошка выскочила из развалин и скрылась в лесу, сова со зловещим криком вылетела из развалин башни…

Генрих с грустью смотрел на следы опустошения. Подъехав к Сэгину, он спросил его, почему жители покинули этот край?

- Индейцы, - коротко ответил охотник.

Действительно, на всем лежал отпечаток дикого набега, совершенного племенем, вооруженным копьем, топором, ножом для скальпирования и зажженным факелом для уничтожения цивилизации.

- Навагой? - спросил молодой человек.

- Навагой и апахи.

- Так они и теперь появляются здесь?

Генриху стало страшно при мысли, что дикари так близко подходят к стенам усадьбы. Разве трудно разрушить ограду и что могут сделать для защиты дома немногие оставшиеся слуги?

- Они больше не являются сюда, - с улыбкой отвечал Сэгин, как бы угадав мысль Генриха.

- Почему?

- Это наше царство. Сейчас вы увидите странных обитателей его. Горе индейцам, которые отважились бы проникнуть в эти леса.

По мере того, как путешественники подвигались, пред ними открывались новые виды: по обеим сторонам реки шли цепи гор, постепенно сходившиеся и в одном месте образовавшие узкий проход. Вода там, пробиваясь между двух отвесных скал, сильно пенилась и шумела. Скалы же были остроконечные, более тысячи футов вышиной и в разрезе необыкновенно гладкие и страшные.

- Видите вы этот пик? - внезапно спросил Сэгин молодого человека, указывая на скалу, которая поднималась всех выше над пропастью.

- Да, вижу. Человек на этой скале показался бы нам не более картонного паяца.

- И оттуда вы собирались прыгнуть, когда мы вас нашли. Вы качались над этой пропастью.

Генрих содрогнулся… Голова у него закружилась, и, чтобы не упасть, он принужден был на некоторое время сойти с лошади.

- Без вашего доброго коня, - заметил доктор Рихтер, - мне, если бы я попал сюда случайно, пришлось бы только ломать себе голову над тем, что осталось от вас на дне пропасти.

- О, Моро, дорогой Моро! - произнес Генрих, целуя лошадь между глаз.

Сэгин тоже с восхищением смотрел на чудное животное. Желая избавиться поскорее от неприятного чувства головокружения, Генрих переменил разговор, он спросил Сэгина:

- Теперь, когда вы посвящены в мои семейные тайны, я могу вам это объяснить. Для похищения моей дочери мне нужен был такой конь, как ваш Моро. Это было еще раньше, чем я узнал о выступлении моих врагов. Я собирался проникнуть как-нибудь в их лагерь и выкрасть дочь. На Моро я надеялся ускакать от их преследования, так как их лошади, несомненно, уступают арабским коням. В лагерь я пробрался бы, переодевшись индейским воином, их языком я уже давно владею в совершенстве.

- И все-таки это предприятие было бы очень опасно - таково всегда будет мое мнение, - сказал доктор Рихтер.

- Но вы знаете, доктор, что я на него решился только в крайнем случае, когда все другие способы были уже испробованы. Это был отчаянный шаг, но я решился и, если бы получил лошадь, непременно бы осуществил его.

- Вы очень хорошо сделали, что не продали Моро, - сказал доктор. - Теперь мы гораздо больше можем рассчитывать на успех.

- Правда, что Провидение как будто сжалилось надо мною. Никогда еще обстоятельства не складывались так благоприятно, как теперь. С одной стороны, удобно для нас отсутствие воинов в лагере навагоев; с другой - мой отряд значительно усилился прибытием охотников-звероловов. Они находят, что медвежьи шкуры не стоят ружейного заряда, и предпочитают поэтому шкуры краснокожих. Да, на этот раз я могу надеяться.

Они въехали в тень каштанового леса, и Сэгин предложил передохнуть.

Лошадей пустили пастись, сами путешественники расположились на лужайке позавтракать.

Они отдыхали более часа, беседуя об особенностях местности, по которой проезжали. Генрих с величайшим удовольствием учился у своих более опытных и знающих спутников. Первое его путешествие с купцами мало ознакомило его с краем; он находился тогда под действием степной лихорадки, поэтому и впечатления его были очень смутны. Теперь же он вполне выздоровел и остро воспринимал окружающее.

Мысль, что когда-то этот край был занят солдатами Фердинанда Кортеца, потом отнят у них прежними владельцами и вновь подвергнут опустошению, рисовала в воображении молодого человека одну картину за другой. Сэгин был сегодня как-то особенно общителен: он охотно отвечал на все вопросы и обнаруживал при этом большие познания.

- Вы правы, что от тех времен не сохранилось почти никаких достоверных свидетельств. Люди, которые могли бы тогда начертить географическую карту для потомства, были слишком заняты добыванием золота. Жалкие потомки этих выходцев до сих пор только и думают о том, как бы обокрасть друг друга, и этим губят себя. Они не знают и не хотят знать края за пределами своего поселения. Они знают только о существовании врага, который грозит им отовсюду и которого они боятся, как дети буку. - Сэгин вздохнул.

- Мы находимся теперь в центре материка, в американской Сахаре. Новая Мексика среди этой пустыни - как оазис. От нее приходится в ином месте ехать тысячи миль, пока доберешься вновь до плодородной местности. Своим плодородием Новая Мексика обязана реке Дель-Норте. Это единственное место, где живут белые, от правого берега Миссисипи до берегов Тихого океана, то есть до Калифорнии. Ведь чтобы доехать до Санта-Фе, вам пришлось ехать пустыней?

- Да, по мере того как мы удалялись от Миссисипи, местность становилась все бесплоднее. На последних трехстах милях мы с трудом находили достаточное количество травы и воды.

- Так и по всему протяжению вдоль Скалистых гор вы не встретите ни одного деревца. На востоке можно даже проследить вулканическое образование почвы. Хотя вулканы потухли давным-давно, повсюду видны следы шлака и лавы; ни климат, ни растительность не повлияли на них. Впрочем, климатические условия здесь вообще не играют роли.

- Как это? Я не понимаю, - заметил Генрих.

- Я то хочу сказать, - сказал Сэгин, - что атмосферные изменения здесь редки, дожди и бури почти не касаются этих стран. Есть места, где в продолжение многих лет ни разу не пала даже роса.

- Как же вы объясняете себе это явление?

- У меня своя теория, которая, пожалуй, не удовлетворила бы ученых. Вот сущность ее. Дождь идет только тогда, когда воздух насыщен парами; пары получаются только при существовании вод на земле; вода же здесь встречается редко. Оно и понятно: место очень возвышенное (мы находимся на высоте 9000 футов над уровнем моря) - отсюда скудость источников, которые по законам гидростатики должны бы были пополняться водою из каких-нибудь верхних слоев, а таковых не существует здесь. Предположите, что местность эта когда-то была сплошь покрыта водою, представляла из себя море, со всех сторон окруженное горами. Воде некуда было бы излиться, и тем не менее она с течением времени перешла бы в океан, оставив сухое дно.

- Но как же бы это случилось? Путем испарения? Сколько бы времени потребовалось на это?

- Напротив, от недостатка испарения.

- В таком случае я ничего не понимаю.

- Сейчас объясню. Это место очень возвышенное, а потому воздух холодный и испарение незначительное. В океане оно сильнее, и вот, вследствие обмена в верхних слоях воздуха, пары из океана попадают во внутренние моря и переполняют их водою.

- Кажется, я начинаю понимать, в чем дело.

- Слушайте далее, - продолжал Сэгин. - Вода после этого начинает искать себе выход из моря; первая брешь положит начало излиянию. Вода мало-помалу выроет себе широкое русло и выльется вся. Конечно, на это потребуются многие века. Дно бывшего моря совершенно высохнет, и геологи будут недоумевать по поводу такой впадины.

- Я в этом убежден.

- Ив самом деле, до сих пор ведь существует такое море, - сказал Генрих.

- Большое Соленое озеро? Да, конечно. Вернее, целая система озер, ручьев и речек, соленых и пресных. Эту водную систему со всех сторон плотно окружают горы и холмы, так что воды ее не имеют никакого сообщения с океаном.

- Но почему же оно не исчезает?

- Прежде всего потому, что это озеро расположено не особенно высоко. Обмен паров между ним и океаном существует равномерный, следовательно, оно не переполняется и не изливается. Моря Каспийское, Аральское и Мертвое представляют то же явление и не противоречат моей теории. Берега Соленого озера плодородны благодаря обилию дождей, но дожди эти обязаны своим происхождением испарению собственных его вод.

- Как! Неужели вы хотите сказать, что испарения из океана не доходят до внутренних частей материка?

- Я не утверждаю этого вполне, так как иначе в пустынях никогда бы не шел дождь. Иногда в сильную бурю облака могут быть занесены с океана далеко в глубь страны; но большею частью они только краем касаются отдаленных внутренних частей материка. Масса паров, поднимающаяся над Тихим океаном и направляющаяся на запад, изливается тут же на берегу; пары же, которые находятся в высших слоях атмосферы, минуют береговые хребты гор и проникают дальше, но тут задерживаются хребтом Сиерра-Невада. Они сгущаются и возвращаются к океану по течению рек Сакраменто и Сан-Хоакино, частью и Колорадо. Наконец последние остатки паров скудно орошают самые возвышенные склоны гор. Вот вам объяснение происхождения рек и речек, а также оазисов, которые скрашивают ужасную пустыню. Пары из Атлантического океана подвергаются той же участи, проходя через Аллеганские горы. Сгустившись, они падают дождем в долины Огио и Миссисипи. С какой стороны ни посмотришь, плодородие на нашем материке уменьшается с приближением к центру. Это объясняется, конечно, недостатком воды. Во многих местах, где еле пробивается трава, сама почва богата удобрениями. Не так ли, доктор?

- Совершенно справедливо, - сказал доктор Рихтер, - этой благодатной почве только и недостает небесной влаги. Как только является малейшее орошение, растительность делается роскошнейшей. Господин Галлер мог заметить это, проезжая по течению Дель-Норте. То же замечается в бывших испанских поселениях по течению Гилы.

- Кстати, - спросил Генрих, - не можете ли вы мне сказать, почему испанские сооружения были покинуты на произвол судьбы? Мне никогда не приходилось слышать о причине падения этих прекрасных колоний.

- О, - горячо воскликнул Сэгин, - причина коренится в неспособности испанской нации к колонизации! Нужно, чтобы явилось племя настойчивое, не избалованное удобствами и прелестями жизни, способное выдерживать борьбу. А потомки Кор-теца оказываются бессильными перед энергией апахов, навагоев и команчей, когда-то побежденных их славным предком. Посмотрите на испанские владения в Соноре, Чигуагуа - они почти обезлюдели! Посмотрите на Новую Мексику - население ее терпит ежегодные нападения со стороны индейцев. Однако доктор делает мне знак. Правда, мы достаточно наговорились, и я по солнцу вижу, что пора нам в путь. На лошадей - и вперед! Дождя давно не было, и потому можно ехать берегом, а иначе, милый Генрих, пришлось бы горами сделать лишних пятнадцать миль. Держитесь ближе к скалам и следуйте по моим пятам: ваши товарищи знают, что каждый шаг должен быть рассчитан в этих проходах.

Солнце было близко к закату, когда наш маленький отряд добрался до лагеря охотников за черепами. Появление его не вызвало в лагере никакого волнения. Каждый продолжал заниматься своим делом, не оказывая вновь прибывшим никаких особых знаков почтения или уважения.

перед собой картину, изображающую ночлег разбойников в ущельях Абруццо.

Лагерь был расположен на берегу Дель-Норте на лужайке, обрамленной каштанами, которые высоко поднимались над малорослыми, густо разросшимися пальмовыми деревьями. Плохие палатки шли вперемежку с кожаными индейскими шалашами. Но большинство охотников довольствовалось растянутой на жердях буйволовой шкурой. Далее в чаще можно было разглядеть более сложные сооружения из ветвей, покрытые пальмовыми листьями или тростником, срезанным на берегу реки. От множества тропинок, шедших в лес, поляна казалась перекрестком. В лесу виднелась еще другая зеленая поляна, где на длинных веревках паслись мустанги и мулы. Всюду были разбросаны уздечки, седла и тюки. Перед шалашами и хижинами висели заржавленные сабли, на земле валялось оружие. Вокруг громадных костров из целых горящих деревьев сидели кучками люди, грелись, жарили какой-нибудь кусок на ужин себе. Некоторые заняты были починкой оружия или платья.

Говор этой орды представлял смесь всевозможных языков и наречий. До уха Генриха долетали отрывки французских, английских, испанских и индейских фраз. Это были большею частью грубые возгласы или перебранки. Можно было подумать, что различные нации выслали сюда своих представителей для состязания в ругани.

В этой разношерстной толпе можно было, однако, различить три группы. В каждой из них господствовал какой-нибудь один язык, и замечалось некоторое сходство в одежде. Три человека, беседовавшие неподалеку от Генриха, казались типичными представителями этих групп. Первый был мексиканец; на нем были зеленые бархатные штаны, стянутые у пояса и широкие внизу, с изнанки подбитые черной кожей с вытисненными на ней узорами и обшитые серебряной бахромой. Сапоги были темно-красные с широкими носками, с громадными шпорами, с массой навешенных побрякушек, которые при малейшем движении издавали бряцание. На поясе был красный шелковый шарф; концы его с бахромой висели на левом боку; коричневая суконная куртка охватывала вплотную стан, оставляя открытыми только широкий ворот и вышитую грудь рубашки. На голове была широкополая шляпа из лакированной кожи, украшенная серебряными галунами. На одно плечо был накинут плащ, на другом висела охотничья сумка. Он опирался на штуцер, пояс его был увешен пистолетами, слева висел большой испанский нож, дополнявший вооружение.

Второй из собеседников был англичанин, он тоже стоял, опираясь на свой длинный карабин, и казался очень высокого роста. Он был плотно сложен и олицетворял собой наследственную силу саксонцев. Широкое здоровое лицо наполовину скрывалось за густыми бакенбардами. Цвет лица, по природе светлый, от загара и долгих странствий по морю и по суше сделался совершенно темным. Костюм был вполне местный; каждая часть его носила печать своего происхождения: очевидно, материал был добыт с помощью собственного пороха и пуль. На нем была блуза из замши, сделавшейся мягкой от дыма, панталоны и мокасины из того же материала, только с подошвами из толстой буйволовой кожи. Блуза была подпоясана, наверху она заканчивалась большим отложным воротником. На голове саксонца было нечто вроде чепца из шкуры енота; спереди его украшала мордочка зверька, а сзади - хвост, развевавшийся султаном. Вооружение составляли: мешок из кожи дикой кошки для пуль, ружье длиною в пять футов, кривой нож, тяжелый пистолет. На груди висел мешочек, украшенный колючками дикобраза; в нем находились принадлежности для курения - единственный признак роскоши у саксонца.

Покинутый Сэгином и доктором, которые отправились осматривать лагерь, Генрих обратился за разъяснением к Годэ.

- Что это? Пленные индейцы? Но они не связаны и свободно расхаживают по всему лагерю.

- Это союзники, - отвечал канадец, - из племени делаваров и понов.

Забыв всякую усталость, Генрих пошел в ту сторону, где стояли индейские хижины. Итак, он видел перед собой потомков того знаменитого племени, которое первое сразилось с белыми на островах Атлантического океана. Он подходил к ним с чувством и любопытства, и уважения. Одни сидели вокруг огня и курили из своих красных изящно вырезанных трубок, другие важно прохаживались около. Среди них господствовала тишина, резко отличавшая их группу от остальных. Время от времени кто-нибудь задавал вопрос и получал краткий ответ; иногда обмен мыслей происходил с помощью кивка головы, жеста руки; трубки молча переходили от одного к другому.

избранного племени.

Так вот они, потомки свободолюбивых отцов, которые, преследуемые белокожими, лишь с боя уступали каждую пядь земли; все более и более углублялись они внутрь страны, вплоть до самого «кровавого» участка. Бледнолицые не прекращали преследования, а они, не желая ни за что селиться рядом с победителями, должны были пробиваться сквозь своих же собратьев, превосходивших их втрое численностью. Кровавые битвы, измена, нарушенные договоры значительно уменьшили их число.

земли. По прошествии некоторого времени все воины исчезли куда-то; на месте остались только старики, женщины и дети. Но, спрашивается, куда же они девались? Где поселились? Кто хочет найти делаваров, должен искать их в степях и лесах - всюду, где возможна охота на медведя, бобра и буйвола. Они бродят или независимыми отрядами, или в союзе со своими прежними врагами - бледнолицыми, сражаются с дикими племенами индейцев вуто, кроу, навагоев, апахов.

Генрих всматривался в их лица и одежду; хотя не было двух одетых одинаково, но в общем замечалось некоторое однообразие. Большею частью на них были блузы из пестрой бумажной материи. Более всего они выделялись своим головным убором: большой тюрбан на голове, сделанный из шарфа или платка яркого цвета, над тюрбаном еще султан или пучок перьев орла или крыло голубого журавля. Костюм дополнялся замшевыми штанами и сапогами из невыделанной кожи. У многих штаны были украшены вдоль шва скальпами, и большее или меньшее число их свидетельствовало о храбрости обладателя их. Сапоги отличались от тех, что носят индейцы долин: шов был наружный, двойной, без всяких украшений. Уже давно эти краснокожие воины оставили употребление индейского лука, и многие из них так искусно владели ружьями, что могли бы поучить белых; но свой традиционный топорик они сохранили.

Переходя с места на место, Генрих набрел на группу мексиканских горцев; они были небольшого роста, но свирепого вида. Это были так называемые циболеро - пастухи крупного скота; в постоянной борьбе с индейцами они приобрели необычайную для испанцев храбрость. Они усердно курили табак, завертывая его в листья маиса, и на разостланных одеялах играли в карты, ставкою служил табак, проигравшие громко ругались, а выигравшие насмехались над ними. Разговор шел на грубом испанском наречии, еле понятном.

со свойственным им жаром. Были тут и покоренные индейцы, с которыми обращались как со слугами; наконец, мулаты, негры, бежавшие с плантаций Луизианы и предпочитавшие жизнь, полную приключений, побоям управителей. Были тут люди в мундирах, покинувшие свою должность где-нибудь на границе. Были даже пришельцы с Сандвичевых островов. Одним словом, лагерь представлял необыкновенную смесь лиц, племен и костюмов. Судьба закинула их сюда из разных мест, и они образовали нечто особенное в своем роде - армию охотников за черепами.