Охотники за черепами.
Глава XV. Золотая гора

Охотники за черепами

Глава XV. ЗОЛОТАЯ ГОРА

После такого утомительного перехода охотники нуждались в хорошем отдыхе, поэтому у ручья провели целую ночь и весь следующий день. Но вперед манила их река Приэто, эта сказочная река, несущая будто бы в волнах своих золотой песок. На следующий день вечером уже расположились на берегу этой желанной реки.

Приэто протекала в стране пустынной и гористой, быстрым течением пробивала она себе дорогу, поэтому на всем протяжении берега ее были почти неприступны. Вода в реке была мутная, черная. Где же золотой песок?

Пройдя немного вдоль берега, остановились в таком месте, где течение было медленнее и берега не так круты. Охотники, не отдохнувши, бросились к реке, набрали в горсти песку, начали его растирать и промывать в своих чашках - ни зерна золота.

Топорами стали отбивать от скал куски кварцевой породы, но и тут полная неудача. Золота - ни песчинки. Где же оно? «Должно быть, севернее?» - решили охотники.

А между тем приказ вышел идти дальше по берегу. С явным неудовольствием сделали по течению еще один целый переход и остановились в таком месте, где спуск к реке был не так крут и лошадей можно было подвести к воде. Охотники опять бросились искать и опять не нашли ни крупинки золота.

Золотые россыпи, должно быть, остались позади. Верно, капитан нарочно увел их от реки Сан-Карло, боясь, что поиски золота задержат людей и замедлят поход. Капитан ведь только о своих выгодах заботится, а что люди его вернутся такими же нищими, какими были, ему и горя мало.

Таков был ропот, раздавшийся в лагере, и страшные проклятия произносились иногда в присутствии самого капитана. Сэгин делал вид, будто не слышит ничего. Это был один из тех сильных характеров, которые могут многое вынести, добиваясь своей цели. Как все креолы, он был вспыльчив и раздражителен, но несчастье и горе с течением времени выработали в нем хладнокровие, необходимое вождю такой армии. Когда же он начинал карать, то становился человеком опасным; охотники за скальпами отлично знали это его свойство. Теперь же он не желал даже рассердиться на них.

Задолго до восхода солнца люди уже были на конях и направлялись к верховьям Приэто. Невдалеке от ночной стоянки были замечены огни, по всей вероятности, это было поселение апахов. Надо было пройти мимо незамеченными, следовательно, двигаться без шума и только ночью, а на день останавливаться в укромных местах.

Как только взошло солнце, отряд остановился в глубоком овраге. Несколько человек взобрались на возвышенное место и учредили там наблюдательный пост. Позади оврага, в стороне, виднелись струйки дыма над индейской деревней. Отряд, впрочем, не остался в овраге, а после краткого отдыха двинулся по широкой лощине, покрытой шалфеем и кактусами.

Скоро охотники выехали на какую-то индейскую дорогу и тут перебрались через реку, чтобы повернуть на восток. Посредине реки остановились и досыта напоили лошадей и мулов. Несколько охотников опередили других и взобрались на крутой берег. Вдруг оттуда раздались громкие восклицания; люди на горе кричали, махали руками и указывали на север. Что такое увидали они? Уж не индейцев ли?

- Что там такое? - закричал им Сэгин, поднимаясь на гору.

- Золотая гора! Золотая гора! - кричали они.

Оставшиеся позади поспешили взобраться на берег. Глазам их представилась гора, блиставшая ослепительно на солнце. Вершина горы, даже бока ее, освещенные солнцем, отливали чистым золотом.

Охотники обезумели от радости. Вот она наконец та золотая гора, о которой столько рассказов идет у бивуачных огней! Так это не выдумка, а истина: ведь золотая гора перед их глазами во всем своем блеске!

Генрих посмотрел на Сэгина, тот сидел на коне, поникнув головой, на его строгом лице изображалось беспокойство. Вместе с доктором, Генрихом и Эль-Солем он знал настоящую цену этого блеска, знал, что это не более как металлоид селен, а люди принимали его за чистое золото.

Гора не лежала на их пути, но Сэгин хорошо сознавал, что разуверить людей ему не удастся и что обойти гору - значит вызвать открытое возмущение. Он попытался, однако, скомандовать: «Вперед, минуя гору!» Но люди уже повернули коней к золотой горе и ни за что не хотели уходить от нее; никакие убеждения доктора и Генриха, что это не золото, а селен, не могли образумить несчастных, опьяненных видом золота и ослепленных алчностью, напрасно Сэгин пугал их тем, что надо торопиться к поселениям навагоев, пока не нагнал их отряд Дакомы. Все было тщетно. Тогда, выведенный из себя этим упорством, Сэгин закричал:

- Пусть будет по-вашему, безумцы! Лезьте на эту пустую гору, берегитесь только, не пришлось бы вам за эту глупую жадность поплатиться жизнью. Вперед!

И с этими словами Сэгин стал во главе отряда лицом к горе; люди восторженными криками приветствовали принятое решение. Мрачное предсказание Сэгина на них нисколько не подействовало. Они торжествовали, что капитан сделал им уступку, и благодарили его за это, а он ехал вперед угрюмый, с отчаянием в душе.

После дневного перехода подошли к подошве золотой горы… Охотники соскочили наземь и стремительно полезли на гору за блестевшими на ней точками. Они отбивали их топорами, пистолетами, соскабливали ножами. К несчастью, все это были слюда и селен; разочарованные охотники с яростью бросали эти куски и принимались добывать новые, и эти новые опять бросали в свою очередь. Побившись попусту несколько часов, они наконец бросили работу, сконфуженные, возвратились вниз один за другим, сели на коней и молча последовали за капитаном прочь от обманувшей их горы.

На это путешествие они потратили целый день; конечно, некоторым утешением могла служить уверенность, что и индейцы по их следам сделают то же уклонение от прямого пути и, следовательно, тоже потеряют день. Сэгин направил отряд на юго-запад и, чтобы наверстать потерянное время, дал отряду только небольшой отдых у ручья, стекавшего с гор, мимо которых пролегал их путь.

Еще целый день движения уже на юго-восток. Рубе узнал очертания знакомых гор. Приближались к столице навагоев. Ночевали на берегу одного из рукавов реки Приэто. Впереди было ущелье между двух гор, служившее ложем для этого рукава. Рубе указал на ущелье Сэгину.

- Город навагоев там, в конце ущелья.

высокий берег и по верху уже продолжать путь. Когда один за другим охотники, предводимые Рубе, выбрались из ущелья, перед ними открылась цель их похода, предмет их вожделений: город навагоев был перед ними!

- Слава Богу! Наконец-то! - сказал взволнованным голосом Сэгин. - Да поможет нам Господь совершить наше дело!

Великолепная картина открылась глазам удивленных белых. Поселение было видно все, как на ладони. Оно занимало западный конец огромной овальной площади в несколько миль длиною. Вся площадь утопала в зелени, только река серебристой лентой прорезала ее, а окрестные горы своим диким обличием особенно резко оттеняли прелесть зеленого оазиса, расположенного между ними. Мрачные гранитные горы с узкими ущельями и темными кедрами на вершинах, подобно стражам, охраняли город с северной стороны. С южной стороны горы имели иной вид - это были просто нагромождения молочного кварца с отдельными острыми вершинами. Там, где сходились эти две гряды, северная и южная, стояла темная зелень хвойного леса, там же протекала река. Около леса, на краю оазиса, была масса пирамидальных построек - это был город навагоев.

Несмотря на расстояние около десяти миль, отделявших их от города, охотники могли различить очертания построек; на крышах некоторых домов были террасы, и на них развевались флаги. Большое строение вне города, стоявшее отдельно, было, вероятно, храмом. При помощи подзорной трубы можно было различить человеческие фигуры, двигавшиеся по двору и террасам храма.

Люди виднелись и в городе, и на поле; они бродили между домов, пасли скот. Там и сям ходили табуны лошадей. На реке были стаи диких лебедей и гусей; одни плавали по поверхности, другие отдыхали на берегу. Весь этот мирный пейзаж был мягко позолочен лучами заходящего солнца.

Любуясь этим видом, Генрих с грустью думал: «Через несколько часов этот мир будет нарушен, раздадутся страшные крики, начнутся все ужасы насилия».

По приказу Сэгина охотники собрались под дерево на совещание. Решался вопрос о том, как приступить к атаке города.

Сэгин решил так: приблизиться к городу ночью, а самое нападение отложить до утра. Таким способом бегство будет предупреждено, зато при дневном свете легче разыскать и узнать пленных.

Приняв окончательное решение, охотники улеглись на земле, чтобы не быть замеченными; поводья они держали в руках и стали ждать ночи.

Ночь томительно тянулась; огни индейцев погасли один за другим, и на равнине воцарилась тихая безлунная ночь. Темные облака облегали небосклон и грозили разразиться ливнем. По временам лебедь издавал нестройные звуки, в лесу завывал волк. Громадные летучие мыши прорезали воздух, шумя своими крыльями; в траве блестели светлянки. Охотникам в полудремотном состоянии мерещились сражение и добыча.

День, давно ожидаемый, наконец наступает. Человеческие фигуры движутся по террасам, они завернуты в полосатые одеяла цвета навагоев: белые с черным. По большей части это все женщины молодые и старые, все с распущенными волосами; дети прыгают и увиваются подле них. Показываются старики с белыми волосами; есть и молодые мужчины, но, очевидно, не принадлежащие к классу воинов. Они ходят взад и вперед, носят воду из колодцев, зажигают костры. Это - рабы, военная добыча индейцев.

Старики направляются к храму, за ними идут женщины и дети; вскоре все собираются на верхней террасе. Подле знамени ставят подобие алтаря. Тонкая струя дыма поднимается от зажженного костра. Звуки индейского барабана сливаются с голосами присутствующих. Вслед за пением наступает полная тишина, молящиеся стоят в глубоком молчании, лицом к востоку.

- Что означает эта церемония? - спрашивает Генрих у Рубе.

- Племена эти поклоняются солнцу, они приветствуют его восход.

Любопытство охотников достигло высшей степени, они не спускали глаз с духовной церемонии индейцев. Вдруг на западе заалела оконечность самой высокой вершины. Первый шаг восходящего светила. Яркий свет разливается постепенно по долине и наконец освещает фигуры молящихся.

- Посмотрите, капитан, - говорит Рубе, - между ними стоят белые женщины и молодые девушки.

- Господи! - взывает Сэгин из глубины души. - Помоги мне найти ее между ними!

И с этой молитвой он подносит рожок к губам.

Призывный сигнал раздается по равнине, всадники показываются из засад, скачут по равнине и вскоре облегают город широким кольцом. Лишь несколько человек осталось в ущелье с Дакомой и багажом.

Звук рога поразил жителей. Они видят охватывающую их цепь, и если некоторые молодые и неопытные еще могут принять это за военную игру и шутку соседнего дружеского племени, то старики, конечно, сейчас же разуверят их, они скажут, что это сигнал белых воинов-врагов. Некоторое время от испуга и неожиданности индейцы остаются без движения. Столбняк этот продолжается до тех пор, пока всадники Сэгина не достигают стен города. Тут уж все поняли, в чем дело. Всадники со страшным оружием в руках, на оседланных лошадях - это враги, это бледнолицые!

ужас виден во всех их движениях.

А между тем круг всадников становится все теснее. Команда приближается к воротам города, оставляет тут несколько человек, остальные, с Сэгином, Генрихом и Рубе во главе, смело идут вперед и останавливаются у самого храма.

Старики индейцы стоят еще на крыше, в ужасе они дрожат, как дети.

- Не бойтесь ничего! Мы пришли к вам друзьями! - кричит им Сэгин на их родном языке.

Но голос его не может покрыть раздирающих криков, разносящихся с одной террасы на другую. Сэгин повторяет свои уверения, сопровождая их соответственными жестами. Старики подходят к краю террасы. Один из них, должно быть, вождь: его седые волосы падают до пояса, металлические украшения блестят в ушах и на груди, он подает знак рукой, и все кругом смолкает; затем он наклоняется с террасы и отвечает по-испански:

- Да, мы ваши друзья, - отвечает на том же, понятном всему отряду, языке Сэгин. - Вам нечего нас бояться. Мы не сделаем вам ни малейшего зла.

- Да и за что могли бы вы нам сделать зло? Мы в дружбе со всеми белыми Запада. Мы - дети Монтецумы. Мы - навагой. Что вам нужно от нас?

- Мы пришли за нашими женами и дочерьми, которых вы держите у себя в плену.

- Вы ошибаетесь: у нас нет белых пленниц. Те, которых вы ищете, находятся далеко на юге, у апахов.

Старик оборачивается к своим, обменивается с ними знаками и потом говорит с торжественностью в голосе:

- Верь мне, господин вождь, тебе дали ложные сведения У нас в городе нет бледнолицых невольниц.

- Ах, ты старый бесстыжий лгун! - кричит Рубе, снимая с головы парик. - Посмотри сюда: узнаешь или нет старого Младенца, узнаешь?

Голый череп напомнил индейцам историю о снятом с живого зверолова скальпе. А между тем охотники с угрожающим видом заряжают свои ружья. Этот наглый обман их раздражает; они уверены, что белые женщины находятся тут.

- И как можно скорее, - прибавляет нетерпеливый Гарей, поднимая свой карабин, - или я размозжу твою старую голову.

- Терпение, друзья! Мы покажем наших белых женщин, и вы увидите, что это не пленные. Это наши дочери, дети Монтецумы.

Индеец спустился на другой этаж храма, скрылся в двери и через минуту поднялся с пятью женщинами в индейских костюмах; черты их лиц явно свидетельствовали об их испанско-мексиканском происхождении.

Три из них тотчас были узнаны некоторыми из охотников. Услышав восклицания: «Пепа, Рафаэла, Хезузита!», они бросились к барьеру, простирая руки к своим мужьям и братьям, они плакали от радости и благодарили своих избавителей.

Молодые женщины не могли сами поставить лестницы, они глядели на своих хозяев, а те стояли неподвижно, нахмурив брови, скрежеща зубами и сознавая свое бессилие.

- Поставьте лестницы и дайте спуститься белым женщинам, да поскорее, а то, клянусь, я перебью всех, сколько вас тут есть! - крикнул нетерпеливо Гарей.

Индейцы повиновались: приставили лестницы, и три женщины очутились в объятиях своих родных. Две остались неузнанными; они стояли на верхней террасе. Сэгин не мог совладать со своим нетерпением. Он полез с одной лестницы на другую, за ним последовало несколько охотников, подошел к пленницам: они вскрикнули и отшатнулись от него. Сэгин с трепетом вглядывался в их лица, он вызывал в своей памяти воспоминания далекого прошлого, ждал, что кровь родительская и дочерняя заговорит, но никакой знакомый черты в этих двух лицах не находил. Одна была слишком стара, другая - отталкивающе дурна собой.

- Боже мой! - восклицал Сэгин. - Неужели я не найду ее? У нее было на руке родимое пятно… Нет, не может быть, чтобы это была моя дочь.

… Тот в ужасе отступил перед грозным видом Сэгина.

- Здесь не все! - крикнул он громовым голосом. - У тебя где-то спрятаны еще. Веди их сюда сейчас, старик, или я тебя раздавлю.

- У нас здесь больше нет бледнолицых, - отвечал с уверенностью старик.

- Ты лжешь и за это поплатишься жизнью. Рубе, сюда! Уличи этого обманщика.

- Ты лжешь, - сказал зверолов, - ты лжешь, старый плут! Если ты не выдашь ее нам, твои белые волосы недолго останутся на твоей голове. Где она, ваша молодая царица?

- Боже милосердный! - вскричал в отчаянии Сэгин.

- Капитан, не верьте ему. Это мошенник и плут: вы слышали, как он отрицал существование белых пленниц… Девушка слывет у них под именем Царицы тайн, она помогает старому греховоднику в его шарлатанстве, ему очень не хочется лишиться ее, но она здесь и хорошо спрятана, в этом я уверен.

- Товарищи! - крикнул Сэгин, наклоняясь через перила. - Обыщите все дома, шарьте всюду, выведите всех женщин, старых и молодых. Ни одной щели не пропустите. К лестницам! Скорее к лестницам! Разыщите мне мою милую дочь!