Охотники за черепами.
Глава XVII. Сражение в ущелье

Охотники за черепами

Глава XVII. СРАЖЕНИЕ В УЩЕЛЬЕ

Достигнув соснового леса, охотники по индейской дороге направились вверх по реке; шли они так скоро, как только поспевал обоз. Пройдя миль пять, достигли восточной оконечности долины. Тут гряды гор сближались, образуя ущелье, в глубине которого протекала река. Эти гигантские ворота походили на те, которыми охотники вошли в долину с западной стороны, только были гораздо неприступнее. Ни по правому, ни по левому берегу реки дороги не было, надо было идти по самой реке, то есть по воде. По счастью вода была неглубока: она значительно прибывала только после ливней и бурь.

Отряд, обойдя громадные скалы, вошел наконец в ущелье. Над головами охотников возвышались на тысячу футов не только отвесные, но и нависшие над потоком скалы. Сосны с узловатыми корнями торчали из расселин берегов, расселины эти были покрыты кактусами. Темная зелень как нельзя более гармонировала с дикой горной природой. В ущелье царил постоянный полумрак. К тому же небо покрыто грозными тучами, будто прилепившимися к скалам. По временам сверкала молния и отражалась в темной воде потока под ногами дрожавших лошадей. Удары грома, короткие и сильные, раскатывались несмолкаемым эхом в ущелье, дождя еще не было.

Отряд, предводимый Сэгином, спешил насколько возможно. Иногда на поворотах поток становился глубже и быстрее, лошади по шею уходили в воду, иногда даже пускались вплавь. Но другой дороги не было, и худо ли, хорошо ли, надо было двигаться. Пройдя таким образом несколько верст, достигли наконец выхода из ущелья и стали выбираться на берег.

Сэгин выбрал двадцать человек из тех, у которых лошади были поплоше. Эль-Солю было поручено начальство над обозом, ему же поручил Сэгин и Адель, при которой, впрочем, безотлучно находилась Луна.

Оставшиеся люди расположились защищать ущелье. Лошади были спрятаны за уступами скалы, всадники засели за камнями и в безмолвии стали ожидать появления индейцев.

Не слышно было никакого воинского шума, а между тем неприятель не мог быть далеко. Место для наблюдения было выбрано удачно.

В долине река текла по мелкому ложу, и, только входя в ущелье, как бы в грандиозные ворота, сдавленная с двух сторон скалистыми стенами, она делалась быстрее и уже, а потому и гораздо глубже. После этих ворот она опять немного расширялась и затем уже входила в самое узкое место, как в тиски; здесь по дну ее могли с трудом двигаться двое в ряд. Далее, по выходе из ущелья в Навагойскую долину, она опять становилась шире, и течение ее делалось медленнее, спокойнее.

Место, избранное Сэгином для засады, находилось при входе потока в ущелье, так сказать, у ворот его, на скалах, в расселинах которых росли деревья; с этого места удобно и защищать устье ущелья, и в случае надобности броситься в бегство из него в равнину. Надо было только не дать обойти себя с тылу, но этого, по соображениям Рубе, пока опасаться нечего было.

Если неприятель покажется, и в большом числе, решено удерживать его столько времени, сколько нужно, чтобы дать возможность обозу отойти на значительное расстояние вперед. Сэгин предвидел, что долго держаться в ущелье будет невозможно уже потому, что у отряда не хватит запасов провизии и пороху.

Итак, охотники расположились за скалами под командой своего капитана. Гром гремел, не переставая, тучи, пронизываемые молнией, ползли по вершинам скал. Крупные капли дождя изредка падали на землю.

Гроза - явление довольно редкое в этой полосе, но уж если она разразится, то принимает характер тропической бури. Электричество, накоплявшееся в течение долгого времени, кажется, хочет показать всю свою силу, наполняя хаосом все в природе.

Характер местности прямо свидетельствовал об испытанном ею не раз насилии от подобных атмосферических явлений: глубокий овраг, или балка, узкое ложе реки, крутые неприступные берега, причудливые выступы скал - все ясно показывало, что страна эта подвержена внезапным наводнениям.

Далеко на западе гроза уже бушевала во всем своем диком величии. Горы были покрыты завесой сплошного ливня. Слышно было падение воды и рокотание вздымавшегося от прибыли воды ручья. А индейцы все еще не показывались. Это было непонятно.

Вдруг до слуха их донесся какой-то другой шум, как будто целый обоз ехал по дороге, усыпанной крупным песком. Это и был, действительно, топот лошадиных ног по каменистому дну реки. Навагой приближались… Вдруг шум прекратился… Неприятель, должно быть, остановился, чтобы осмотреть местность. Это предположение не замедлило оправдаться. Спустя несколько минут над дальней скалой показалось что-то красное. Это был раскрашенный лоб индейца, он был вне ружейного выстрела. Охотники, притаив дыхание и направив ружья, смотрели в ту сторону; вот показался еще один индеец, еще и еще. Множество черных фигур появилось на горизонте, они прятались за скалами и подвигались с большой осторожностью.

Охотников закрывали кусты, и индейцы не могли догадаться о засаде. Авангард их, видимо, хотел убедиться, прошли ли этим местом белые. Первый и самый смелый из индейцев, перебегая от одного прикрытия к другому, добрался до места, где ущелье суживалось; тут была скала, и только голова его показалась поверх этой скалы, раздался залп нескольких ружей, и голова индейца мгновенно пропала, рука судорожно поднялась и упала: пули сразили его.

Потеряв вожака, индейцы убедились в присутствии белых и отозвали свой авангард назад. Охотники вновь зарядили ружья и опять стали наблюдать. Прошло много времени, и никакого движения со стороны индейцев не было заметно. Без сомнения, они обдумывали план атаки. В сущности, у них был только один способ выбить белых из засады - это пройти под выстрелами по ущелью, выпустить тучу стрел, вынести, пожалуй, еще один ружейный залп и схватиться врукопашную. Имея на своей стороне численное превосходство, они имели и шансы на удачу.

Охотники сознавали преимущество индейцев и рассчитывали лишь на то, что краснокожие, встреченные залпом ружей, непременно остановятся и, может быть, дадут им возможность приготовить второй залп; кроме того, Сэгин предполагал стрелять не всем вдруг, а по частям, чтобы хотя некоторое время огонь казался непрерывным.

В таком выжидательном положении охотники пробыли целый час под страшным дождем, укрывая по возможности ружья. Между тем вода прибывала, с шумом надвигаясь на берега и напором своим срывая и унося прибрежные камни; вода бурлила у расселин скал и с каждой минутой поднималась все выше и выше, особенно в узких местах ущелья. Местность, где была устроена засада, окуталась почти ночным мраком, и только изредка молния озаряла эту чудесную по своей дикости картину разбушевавшихся стихий.

- Может быть, они пошли в обход? - сказал кто-то.

- Нет, они атакуют нас не раньше ночи.

- Ну, пускай же они ждут ночи, - ворчал Рубе. - Еще полчаса такого проливного дождя - и все будет кончено, или Младенец уж ничего не понимает.

- Тс! Тс! - раздалось в толпе. - Вот они!

Все взоры устремились к проходу. Показались конные индейцы в таком количестве, что заполонили весь поток. Они приготовили свои луки, чтобы прежде, чем ринуться в атаку, выпустить массу отравленных стрел.

Не успел закончить свои слова старик Рубе, как со стороны индейцев раздался военный клич двухсот глоток. Охотники ответили тоже громкими криками, к которым присоединились их союзники - индейцы поны и делавары.

Навагой приостановились перед выходом из ущелья, чтобы теснее сомкнуться для первого натиска, и с новым кликом бросились в ворота. Это было сделано так быстро, что нескольким индейцам удалось проскочить из ущелья на равнину, прежде чем раздался первый ружейный залп. Минуту спустя уже сыпался град пуль, выпущенных из ружей, винтовок и карабинов. Навстречу пулям летела масса ядовитых стрел, и все это сопровождалось воинственными криками и стоном раненых.

При каждом выстреле какой-нибудь индеец падал в воду; но масса надвигалась и вновь наступала, желая выбраться из ущелья. Убитые люди и лошади загораживали реку своими трупами, но индейцы через них бросались вперед. После первого залпа, когда охотники стали вновь заряжать ружья, наступил опасный промежуток, которым и хотели воспользоваться нападавшие индейцы.

Сэгин понял опасность минуты и с заряженным револьвером бросился вперед, вызвав за собою тех, у кого тоже были револьверы.

Толпа человек в пятьдесят бросилась за Сэгином. С одной стороны раздался призыв навагоев к новому приступу, с другой - команда Сэгина:

- Пли!

Пятьдесят пуль влетело в самую гущу навагоев и привело их в неописуемый беспорядок. Подстреленные валились с лошадей и вместе с лошадьми падали под ноги напиравших сзади; по трупам убитых несколько индейцев все-таки выбрались из ущелья и бросились на охотников. Началась рукопашная: с одной стороны пущены были в ход длинные пики и томагавки, с другой - приклады ружей и рукоятки револьверов.

Ручей, как бы запруженный трупами, вздымался с пеной все выше и выше. С новой силой загрохотал гром, засверкала ослепительно молния. Казалось, сами стихии приняли участие в этой борьбе не на живот, а на смерть.

А вода все прибывала; трупы людей и лошадей всплывали и еще больше затрудняли движение по реке. Индейцы оправились и с новою силою готовились ринуться на охотников, а у тех ружья были пусты.

Люди Сэгина видели, что спасения нет, и решились возможно дороже продать свою жизнь, скорее умереть, чем живьем достаться в руки краснокожих.

Вдруг раздается какой-то страшный гул. Это был зловещий шум вышедшего из берегов горного потока. Масса воды прорывает все преграды и вместе с деревьями, вырванными с корнями, несется прямо на людей, готовясь затопить всю местность со всем, что на ней находится.

Рубе в испуге кричит:

- Бегите на берег, кому жизнь дорога! Скорее на берег!

в ущелье. Все эта масса нахлынула на узкий проход, ударилась, отступила, но как бы для того только, чтобы вслед затем с новой силой затопить и ущелье и выход из него.

Генрих слышал крики индейцев; они повернули лошадей и старались удрать от набегавшей воды. Тщетно: поток бежал на них с ревом, пенясь и крутясь, подхватывал и уносил их с собою. Они тонули, всплывали и вновь погружались.

- Трое наших погибло! - грустно произнес Гарей, стоявший подле Генриха на скале, откуда была видна отчаянная борьба и гибель людей, застигнутых потоком.

- Кто погиб? - спросил Сэгин, оглядывая окружавших его и пожимая руку Генриху.

- Погибли один делавар, толстяк Джим Гаррис и еще…

- Капитан, - ответил Санхес, - не видать Киркера. Бедняга! Ему так хотелось скальпировать индейских жен и детей, а теперь его собственный скальп достанется индейцам, если только тело его всплывет на поверхность.

- Ну, им в пору только спасать себя и своих, - сказал Гарей, - поток почти всех их опрокинул, и те, которые не успеют ускакать от воды, тоже потонут.

Между тем трупы людей и лошадей всплыли на поверхность, и быстрое течение унесло их далеко от ущелья. Вода так сильно прибыла, что отряд Сэгина, стоявший на возвышенном берегу, был в безопасности от какого бы то ни было нападения со стороны реки. Капитан приказал развести костры, чтобы дать обсушиться людям, промокшим до костей. Нападение могло произойти или после обходного маневра индейцев за горами, или после значительной убыли воды; во всяком случае, на это нужно было время, а между тем дождь не прекращался.

Вскоре запылали костры под прикрытием скал, стали жарить сушеное мясо. Охотники окружили костры и поочередно подставляли огню то одну, то другую сторону тела, от мокрой одежды валил пар. Были тут и раненые. За отсутствием доктора, уехавшего вперед с обозом, перевязки были сделаны кое-как на скорую руку.

полуночи охотники сели на лошадей. Дождь почти уничтожил на песчаной дороге следы мулов, шедших с обозом. Проблески молнии изредка освещали один какой-нибудь след копыта да снежную вершину впереди, но и этого было достаточно для такого опытного проводника, каким был Рубе, и он уверенно на рысях вел отряд вперед. Шли всю ночь. Час спустя после восхода солнца, окончательно рассеявшего следы бури, отряд догнал обоз и товарищей, бывших под командой Эль-Соля.

В течение нескольких дней охотники шли полями, покрытыми шалфейным кустарником, прошли шестьдесят миль и не встретили ни капли воды. Деревьев не было, огонь разводили из кустов артемизии. Пришлось испытать все лишения и трудности, сопряженные с переходом по бесплодной пустыне. Запасы были истощены, принялись за скот: лошади и мулы один за другим падали под ножом мучимых голодом и жаждою охотников. Последние ночи боялись даже разводить огонь. Неприятель не показывался еще, но появления его ждали с минуты на минуту.

Отряд направился к этим горам. Сэгину хотелось перейти хребет по дороге к старым рудникам, прежнему его поселению, разоренному индейцами. К закату солнца подошли к так называемой Золотой Яме - глубокой рытвине, в которой видны были еще следы заложенных и заброшенных шахт. Эта впадина, произведенная, быть может, каким-нибудь давним землетрясением, простирается в длину миль на двадцать.

Около полуночи с великим трудом добрались наконец до ручья. Лошадей расседлали и пустили пастись вокруг бивуака. Сэгин решил простоять тут подольше, чтобы дать отдохнуть измученным людям и животным, он чувствовал себя как будто в большей безопасности, потому что местность была знакомая.

и сейчас же заснули. Остался один часовой, облокотившийся на свой длинный карабин. Молодые мексиканки и пленные индианки расположились среди лагеря; они тоже улеглись, закутанные в свои бурнусы, и казалось, тоже спали.

Что касается Генриха, то он долго не мог заснуть и все бродил вокруг бивуака, стараясь разогнать тяжелые мысли и угнетавшие его видения, наконец обессиленный опустился на землю, и тяжелый сон оковал его.