Гаспар Гаучо.
Глава XI. Стреляющая рыба

Гаспар Гаучо

Глава XI. СТРЕЛЯЮЩАЯ РЫБА

Среди потока происходила жестокая борьба. Лошадь Людвига ободрилась, почувствовала помощь и сильно рванулась к берегу; еще одно усилие - и лошадь наконец выбралась на берег.

Странная картина представилась бы глазам зрителей при виде этих дрожавших лошадей, еле державшихся на ногах, и трех всадников, находившихся не в лучшем состоянии. Впрочем, самый старший из них сохранил еще остаток сил, но далеко не чувствовал себя таким же крепким, как прежде. Никогда в жизни не приходилось ему подвергаться такому сильному нападению электрических угрей. Такую силу электричества он мог приписать только происшедшей буре, еще больше возбудившей в угрях электрическую энергию, всегда находящуюся в них в скрытом виде; электрический угорь, иногда совершенно безвредный, по временам бывает самым опасным речным животным.

Не сразу отделались лошади от страданий, причиненных им гимнотами, да и всадники, не исключая и Гаспара, чувствовали себя не особенно хорошо, хотя гаучо не замедлил вернуть свое обычное благодушное настроение, еще более усилившееся от успеха этого двойного ужения арканом, первого в своем роде. Его веселое настроение ободрило и его юных спутников.

Отдохнув немного, снова пустились они в путь, все время направляясь вдоль берегов Пилькомайо. Дорогой Гаспар сообщил своим товарищам все, что знал об электрических угрях.

Гаучо называет их скатами, но сеньор Людовико (Гаспар называл так отца Людвига) называл их гимнотами (электрический угорь); должно быть, под этим именем они известны натуралистам.

- Да, - ответил Людвиг, заинтересовавшийся словами гаучо, - это настоящее научное название угрей.

- Видели ли вы когда-нибудь вблизи этих отвратительных чертенят? - спросил Гаспар.

- Нет, - отвечал Людвиг, - но я не раз слышал рассказы о них от отца.

При слове «отец» легкая тень набежала на лицо юноши, и он, по-видимому, уж не думал о гимнотах.

- А я часто их видел, - сказал Гаспар, - еще в детстве, когда мы с другими детьми забавлялись электрическими скатами, отправляясь для этого к соседним рекам, где они водились во множестве. Но мы все-таки очень боялись их, и вы увидите, что это было не без основания. Однажды я был свидетелем печального зрелища: в реку упал старый бык, у которого был только один глаз. Прежде чем быка унесло течением, я успел зацепить конец веревки за его рога; тут мы все - около двенадцати мальчишек - стали тянуть изо всей силы, рассчитывая, что в состоянии будем вытащить животное из пучины, но, конечно, мы ничего не могли поделать, и несчастный бык на наших глазах вдруг скрылся под водой, точно пораженный неожиданным выстрелом из ружья. Никогда я не забуду, с каким отчаянием смотрел его единственный глаз, - у этих животных взгляд чрезвычайно выразительный! Я также никогда не забуду, как отблагодарил нас хозяин этого быка, обвинив нас в гибели животного. Это был наш школьный учитель - человек, сказать правду, довольно-таки жестокий, которого нельзя было умилостивить ничем. «Вы поступили, как дураки, - кричал он, - вы взялись за непосильную работу вместо того, чтобы позвать на помощь или разыскать меня, тогда как я был всего в двух шагах. Позови вы меня - и мой бык остался бы жив. Всякий должен знать, что можно и чего нельзя; необходимо сообразовываться со своими силами, а чтобы вы не забывали этого полезного правила, я каждого из вас награжу кое-чем, что всегда останется в вашей памяти». Каждый из нас получил по дюжине ударов. Никогда наказание не выполнялось с большим пристрастием.

- Какой злой человек был ваш учитель, - воскликнул Циприано.

- Крут немножко, это правда, - ответил Гаспар, - но это был прежде всего человек рассудительный и справедливый, и его линейка не раз помешала мне сделать глупость в моей жизни; и, сказать правду, ее очень и очень следовало бы пустить в дело, когда мы собрались было стрелять в другого тигра в пещере. Тут я вспомнил про линейку: дело было рискованное, и я, благодаря памятному уроку моего старого учителя, предпочел ракету целому залпу ружей, который, наверное, не произвел бы такого эффекта. В то время, о котором я вам рассказываю, я никогда не думал, что мне придется когда-нибудь иметь дело с гимнотами, да еще при таких обстоятельствах. Поверьте, милый Людвиг, что воспоминание о быке и энергичный урок, полученный за него, к счастью, пришли мне на ум в то время, когда я на буксире тащил вашу лошадь.

- Бедный Гаспар, - сказал Циприано, - пожалуй, мы действительно должны благословлять твоего старого школьного учителя. Я тоже видел электрических угрей!

- Ты говоришь, что видел электрических скатов, Циприано? - спросил Людвиг. - На кого они похожи?

- Гаучо лучше меня может рассказать тебе об этом.

- На что они похожи, Гаспар?

- Ну, - сказал гаучо, - если бы меня попросили описать этих отвратительных тварей, я сказал бы, что они ни на что не похожи. Наверное, самое некрасивое животное в мире не было бы польщено сравнением с ними. По всей вероятности, подобные им твари водятся только в аду, если только, конечно, там есть вода.

- Это, однако, вовсе не объясняет, на кого похож электрический скат, - перебил глухо Людвиг, в котором любовь к естественным наукам жаждала более точного описания.

- Конечно, ничего, - возразил гаучо. - Но не легко описывать рыбу, которая, может быть, и не рыба, хотя и живет в вода.

- Я отвечу на этот вопрос. Гимнот не что иное, как рыба, - сказал молодой натуралист. - Но какой он формы, какого цвета, какой величины?

- На это я вам могу ответить, сеньор Людвиг. Возьмите обыкновенного ската, длиной приблизительно в одну вару^[18], и, ничего не изменяя в его длине, увеличьте в шесть раз его толщину; тогда вы получите гимнота, хотя их можно встретить, конечно, и гораздо длиннее. Цвет кожи у него оливковый, с рассеянными повсюду красными и желтовато-зелеными крапинками, более блестящими над горлом и на брюшке, хотя цвет их меняется, смотря по возрасту и цвету воды, в которой живут гимноты. Голова у них широкая, рот полон острых зубов, хвост плоский, и около шеи пара плавников - вот и все описание ската. Если бы вода в потоке не была такой мутной, вы бы сами могли их разглядеть.

- Вкусны ли они, мой милый? Ответить на это только утвердительно, - значит, сказать слишком мало. Едва ли даже найдется другое, более лакомое и нежное блюдо. Но прежде чем жарить их, необходимо, как мне говорил сеньор Людовико, ваш дядя, отрезать губчатую часть их тела, которая сообщает им электрическую силу. Я знаю индейцев, которые мясо ската предпочитают всем другим рыбам наших рек; они даже ловят их для продажи.

- Каким же образом они их ловят? - спросил Людвиг.

- Различными способами, - ответил гаучо. - Иногда гимноты выплывают на поверхность воды; тогда рыболову нетрудно их поймать: достаточно пустить в их довольно крупное туловище зубчатой острогой, которая привязана к длинной веревке и к палке, которую забрасывают на другой берег, где их и находят. Попасть в них ничего еще не значит. Как только удастся рыболову попасть острогой, он быстро выпускает веревку и перехватывает ее за сухой конец: без этой предосторожности ему пришлось бы испытать страшные удары электрического тока. И заметьте, что удар чувствуется только в том случае, если веревка смочена. Это ведь прелюбопытно, не правда ли? Только мокрая веревка передает электричество, а сухая нет. Я не знаю почему, но только это верно.

- Это, - ответил Людвиг, - самый простой закон электричества. Но рассказывайте дальше, Гаспар.

- Я дальше ничего не знаю, мой дорогой господин. Добавлю только, что угрей несколько пород; но это не все знают, а в особенности гаучо, у которых есть иные дела, кроме наблюдений над этими отвратительными тварями. Об этих разных породах я слышал от сеньора Людовико; он даже сделал такую вещь, которой я никогда не поверил бы, если бы сам не видел ее собственными глазами. Однажды мы собирали водяные растения и поймали одного гимнота громадной величины, почти в две вары. Сеньор Людовико растянул его на песке, пока он еще был жив, и прикрепил к его хвосту аппарат, употребления которого я не знаю. И знаете, что вышло?

Циприано и Людвиг сделали знак отрицания.

- Я вам сейчас скажу. Он зажег небольшую кучку пороха, приготовленную заранее. Порох вспыхнул, точно к нему поднесли горячий уголь, хотя я знал, что не было ни одной искорки огня. Порох воспламенился от прикосновения к телу гимнота.

Циприано выразил удивление, но Людвиг сейчас же понял причину явления, так поразившего их.

После полудня путешественники поднялись по реке, все еще не отыскав следов.

на ней нельзя было разобрать следов… Ураган все уничтожил, и о тропинке можно было догадаться только по пробитой почве да по росшей местами траве. Их не удивили также нисколько громадные кучи пыли, нанесенной во время бури. Они знали, что после продолжительной засухи в пампасах не только земля обращается в пыль, но также и трава, листья и толстые стебли чертополоха. Животные тысячами гибнут в это время, человек с трудом может найти себе пищу. После такой долгой засухи наступает буря, по окончании которой нередко находят засыпанных и погребенных под кучами пыли животных, умерших от недостатка пищи и воды.

Гаспар рассказал своим молодым спутникам, что из-за таких бурь между землевладельцами возникают часто споры, потому что ураган иногда уничтожает пограничные столбы.

- Если это так, - сказал Людвиг, - то мы долго не отыщем следов, и каким образом узнаем, что едем по настоящей дороге?

Гаспар всеми силами старался рассеять беспокойство своего молодого хозяина.

- Я согласен, - сказал он, показывая на реку, - что мы едем наудачу. Но что же нам остается делать? Отдалиться от реки - значило бы еще больше ухудшить свое положение, и в таком случае мы шли бы совсем на авось, а тогда уж благоразумнее было бы вернуться домой. Но я не думаю, чтобы у вас было такое намерение.

- Конечно нет, - подтвердил и Людвиг, - возвратиться без Франчески - значит обречь мою мать на вечную печаль. Мы до последнего издыхания будем преследовать цель нашего путешествия, пока силы не изменят нам окончательно.

- Верно, Людвиг, - проговорил Циприано, - я люблю, когда ты так говоришь.

- Мы все так думаем, - добавил Гаспар, - мы должны найти Франческу, и если…

Он хотел сказать «если она жива», но побоялся вызвать сомнения в душе юношей и не окончил фразы.

Эти дикари ныряют и плавают, как утки. Я видел одного индейца из Чако, нырнувшего с одного берега широкой реки и вынырнувшего на другом берегу.

Циприано знаком подтвердил, что он также был свидетелем подобного примера.

- Итак, сеньоры, - продолжал гаучо, - я вот что думаю: индейцы - настоящие утки; они не поселятся никогда далеко от берега реки, а такой рекой должна быть Пилькомайо или один из ее притоков.

- Исследуем все, - сказал Циприано.

- Отлично, сеньор Циприано, но это не сократит нашей дороги, просто потому, что и справа и слева от реки много притоков. Но я надеюсь, что достаточно будет подняться по одному из них, вместо того чтобы исследовать все. У нас десять шансов против одного найти след индейских всадников, направляясь все прямо и держась вблизи берегов реки. Будьте покойны, дети: как только нападем на след, гаучо выследит их до самого логовища.

Гаучо только для поддержания бодрости в своих детках говорил с такой уверенностью. На самом же деле он лучше их знал всю трудность такого предприятия; знал, как мало можно рассчитывать на успех их поисков; но от этого вовсе не следовало приходить в отчаяние, и честный гаучо предпочитал хранить про себя свои сомнения, ничем не выдавая своей тревоги. Принятое им решение - не покидать русла реки - было самое благоразумное из всех остальных.

Примечания

18

Испанская мера длины, около 85 сантиметров.