Гаспар Гаучо.
Глава XX. Освобождение

Гаспар Гаучо

Глава XX. ОСВОБОЖДЕНИЕ

Франческа, глядя на индианку, припоминала, что лицо ее было ей не совсем незнакомо! В самом деле, она видела ее, и не раз, хотя, правда, давно, в то время, когда племя товасов жило на берегу Пилькомайо, но встречи их были непродолжительны. Насена лучше знала парагвайку. Оттого ли, что индианка была старше ее, или причиной этому было простое любопытство, но Насена лучше запомнила лицо Франчески.

Когда они стояли так молча одна перед другой, им пришли на память все подробности их прежних встреч.

- Франческа не узнает Насену? Или из памяти молодой девушки успели изгладиться воспоминания детства? - спросила Насена.

- Франческа узнала Насену, - ответила девушка на наречии товасов. - Насена выросла, стала высокой и красавицей!

Странная улыбка с оттенком грусти была ответом на слова Франчески, но затем, когда спокойствие вернулось к ней, Насена проговорила:

- Франческа сделалась красавицей из красавиц.

При этих словах взгляд Насены, устремленный на прекрасное, чистое лицо Франчески, подернулся как бы мрачной печалью, Франческа же невольно покраснела.

- Насене известны несчастья Франчески, - продолжала индианка, - она пришла предложить тебе свободу.

- Свободу!.. - ответила Франческа. - Отец мой убит, и пустыня отделяет меня от матери, от моих братьев. Если мне хотят возвратить свободу, то зачем товасы похитили меня? Может быть, ты еще не знаешь, Насена? Люди твоего племени - убийцы моего отца…

- Нет, - возразила Насена, - убийца - Вальдец; он - бледнолицый!

- Сын друга моего отца сопровождал убийцу и присутствовал при убийстве. Человек, привезший меня сюда, Агвара, изменник и обманщик, он не бледнолицый! - проговорила Франческа, быстро подымаясь.

- Франческа клевещет на Агвару, - прошептала индианка, - обвиняя его в преступлении, в котором он не виновен.

- Агвара возбуждает ужас во мне, - проговорила взволнованным голосом Франческа, - и пусть он будет проклят, проклят навсегда!

Насена быстро подошла к Франческе с горящими от радости и гнева глазами.

- Твой брат, юноша с золотыми волосами, и смуглый парагваец, которого ты зовешь братом, и друг и слуга твоего отца - гаучо близко отсюда… Они ожидают тебя. Я обещала им возвратить Франческу. Иди за мной.

- Неужели это правда? - воскликнуло несчастное дитя прерывающимся от волнения голосом.

- Зачем Насена стала бы обманывать тебя? - ответила индианка. - Насена дала бы на отсечение свою правую руку, только бы Франческа была на эстансии со своей матерью, чтобы она никогда не показывалась на глаза товасов, чтобы никогда Чако не видело ее. Насена была невестой Агвары. Иди, иди скорей, Франческа, и навсегда уходи из этой страны.

И крепко, с дикой силой схватив Франческу за руку, индианка повлекла ее, не дожидаясь ответа, к дверям хижины, но там к ней снова вернулось ее обычное хладнокровие.

Она остановилась, полуотворив дверь, бросила вокруг испытующий взгляд, словно высматривая невидимого врага. Затем вернулась обратно в хижину и неслышным, быстрым движением загасила свечу. Внутри хижины сразу водворился глубокий мрак. Затем, пропустив пленницу впереди себя, подталкивая и направляя ее рукой, она повела ее среди ночной тьмы мимо безмолвных вигвамов индейского города.

Невозможно описать чувства, волновавшие Гаспара и его друзей, когда они стояли на горе, поджидая возвращения Насены. Нервы у всех троих были напряжены до крайности, но больше всех волновался Циприано. Тем не менее надежда не покидала их; они не допускали мысли, что молодая индианка не исполнит своего обещания. Никто из ее племени не подозревал, конечно, намерения Насены освободить пленницу.

Молодые люди понимали причину, побудившую ее сделаться их сообщницей, и ясно сознавали всю силу этого мотива. Они не боялись измены со стороны индианки; их страшила та опасность, которой она подвергалась сама в случае открытия ее замысла. Они ни словом не обменялись с Шеботой.

Гаспар крепко привязал колдунью к корням дерева, служившего им убежищем, и этим устранил заранее всякую попытку к бегству. Чтобы помешать ей кричать, он засунул ей в рот платок. Конечно, ей не могло понравиться подобное обращение со своей особой, но эта предосторожность была необходима с их стороны: она могла не оправдать доверия, оказанного ей, и заплатить злом за добро. Благодаря свету, исходившему от огненных мух, Гаспар отлично выдел мрачные взгляды, сверкавшие из глубины ее орбит, но это нисколько не тревожило его. Он рассчитывал продержать ее в таком положении до возвращения Насены, а может быть, и дольше, смотря по обстоятельствам.

Жизнь колдуньи вполне зависела от освобождения пленницы. Шебота знала это и, надо думать, не издала бы ни звука, если бы даже ее оставили и с развязанным ртом. Но гаучо знал, что с подобным созданием излишняя предосторожность не мешает. Он даже остался караулить ее из боязни, как бы она не ухитрилась развязать веревки и ускользнуть от них, пользуясь темнотой ночи.

Людвиг стоял около него. Но пылкий Циприано ушел на конец площадки и, стоя там, внимательно прислушивался к малейшему шороху. Наконец и Людвиг присоединился к нему, когда, по их соображениям, молодая индианка должна была вернуться.

В таком лихорадочном ожидании минуты казались им часами. Они попеременно переходили от надежды к отчаянию. Циприано то впадал в полнейшее отчаяние, то снова надеялся на благоприятный исход. Он предлагал то спалить индейскую деревню, то умолять вождей товасов возвратить им пленницу. Менее горячий Людвиг тоже страшно беспокоился и упрекал себя, зачем не последовал за индианкой, чтобы не упустить ее из виду и в случае нужды защитить ее.

Разговор их все время вертелся на этом. Вдруг Циприано вздрогнул и сделал знак, чтобы все молчали. Его чуткое ухо различило среди ночной тишины шорох, производимый, по-видимому, летучими мышами или какой-нибудь ночной птицей. Шум этот не был похож на кваканье лягушек или стрекотание кузнечиков; парагвайцу казалось, что это был звук человеческого голоса, да еще женского.

- Слышишь? - шепнул он Людвигу.

Людвиг внимательно прислушался.

- Да, - отвечал он, - это Насена, это ее голос. Она говорит, значит, она не одна!

Благодаря эху голоса слышались не дальше как в нескольких шагах от них.

Оба юноши, наклонившись всем корпусом, ждали, чей голос раздастся в ответ на голос индианки. Послышался тот же самый голос - это была Насена. Очевидно, она говорила одна, точно рассказывая что-то; наконец ее голос смолк. Молодые люди, затаив дыхание и с замиранием сердца, прислушивались, боясь услышать мужской голос. Но, благодарение Богу, боязнь их была напрасна: свежий и молодой голос, который они могли бы отличить из тысячи других, донесся до их слуха.

- Слава Богу, - воскликнули оба они, бросаясь в объятия друг другу, - это голос Франчески!

Сомнения не было: Насена вела пленницу.

Нетерпеливый парагваец хотел бежать им навстречу, но Людвиг, более благоразумный, остановил его. Подумав немного, Циприано сам понял всю безрассудность такой поспешности, неожиданная встреча на этой лесной тропинке, закрытой густой тенью деревьев, могла испугать Франческу и заставить ее вскрикнуть. Вероятно, индианка уже сообщила ей, где они находились, и самое лучшее - дождаться здесь их прихода. Все равно, еще минута - и Франческа будет с ними.

Действительно, вскоре Людвиг, потом Циприано уже обнимали Франческу. Губы их с нежностью произносили:

- Франческа… Людвиг… Циприано…

Гаспар, в свою очередь, не замедлил присоединиться к ним, бросив свой пост около колдуньи.

Насена смотрела на них, не произнося ни слова, так же как и связанная Шебота, принужденная молчать против своей воли. Насена, казалось, была довольна счастливым исполнением своего долга, но колдунья бесилась от страшной злобы и кипела местью.

Все радостно приветствовали и поздравляли друг друга, но время было дорого, и гаучо торопился с отъездом до наступления утра. Днем им невозможно будет уехать - неприятель мог настигнуть их. Только склоны горы были покрыты лесом, в долине же, которую они переезжали, приближаясь к городу товасов, почти не было деревьев, только кое-где росли небольшие группы пальм, которые не могли скрыть их от индейцев, если они бросятся за ними в погоню. По крайней мере этого надо было ожидать. Темнота ночи, напротив, скроет их, в чем не сомневался Гаспар.

Поэтому решено было по возможности пересечь долину до восхода солнца. Если товасы хватятся пленницы, то не раньше как утром: на ночь они оставляли ее одну.

- Ты думаешь, она выдаст нас после своей клятвы? - наивно спросил Людвиг. - Даже и после того, как получит обещанную награду?

- Думаю ли я это! - воскликнул гаучо. - Я уверен в этом. А за наш поступок с ней, за то, что я заставил ее молчать, она нам отомстит… вы думаете, она забудет эти веревки и засунутый ей в рот платок? Посмотрите на ее глаза, мой друг… Впрочем, - оборвал он вдруг начатую речь, - я устрою так, что лишу ее всякой возможности отомстить нам.

- Но неужели вы сомневаетесь в Насене? - спросил Циприано.

- Я ручаюсь за нее, - сказала Франческа, обнимая молодую девушку.

- Я верю ей, - ответил Гаспар, - но без нас старая чертовка снова возьмет над ней власть своими угрозами оттолкнуть от нее Агвару, и Насена сделает все по ее желанию. Да и кто знает, найдет ли бедное дитя снова приют среди своих и не лучше ли будет для нее убежать с нами? Ваша мать, узнав, что она сделала для Франчески, с радостью примет ее как вторую дочь.

- Это правда, - ответили оба юноши.

Тогда Франческа отвела Насену в сторону и быстро стала объяснять ей, в чем дело.

- Нет, она не хочет покидать родных и свой народ, - сказала Франческа, возвратившись через минуту, - и, по-моему, она права в этом случае. Она говорит еще, что, если наши подозрения насчет колдуньи оправдаются, для нас же окажется лучше, если она будет среди своих. Своим влиянием на отца и преданных ему индейцев она помешает им броситься в погоню за нами.

- Все это очень недурно, конечно, - сказал гаучо - но, говоря откровенно, осторожнее было бы взять с собой обеих женщин, хотя бы на первый день. Если у вас есть другой, более легкий и верный способ обеспечить нам их молчание, скажите нам его.

- Я не позволю насилия над Насеной, - ответила Франческа, обвивая своей рукой талию молодой индианки. - Пусть никто не посмеет сказать, что христианка отплатила самой черной неблагодарностью за услугу дочери товасов.

Насена молча слушала.

- Благодарю, - наконец ответила она Франческе, - твоя правда, и ты поняла Насену. Я не обижаюсь на этих людей за то, что они больше думают о тебе, чем о справедливости.

- Пусть будет так, - сказал Гаспар, - я также верю Насене, но я не верю Агваре, я боюсь за Насену из-за презренного Вальдеца, и меня страшит подлость этой старой колдуньи. Скажите, положа руку на сердце, Насена: что сделает Шебота, если мы возвратим ей свободу?

- Шебота побежит в деревню, - ответила индианка, - пойдет прямо к Агваре, велит ему захватить с собой лучших всадников, вскочить на коней и немедленно гнаться за вами. Она скажет ему также, что я разрушила их планы, помогая вам, и отдаст меня в его руки.

Шебота поняла все. При последних словах Насены ее демонические глаза засверкали злобным огнем, глухой свист вырвался из ее горла, и она с такой силой рванулась, что не будь веревки так крепки, она разорвала бы их.

Насена невозмутимо смотрела на нее.

- Верно ли я прочла в твоей душе, Шебота? - спросила она колдунью.

Та в ответ три раза кивнула головой в знак согласия.

- Теперь все ясно! - воскликнул Гаспар. - Вставай-ка, хрычовка! Мне слишком тяжело расстаться с тобой. Хочешь не хочешь, но я беру тебя с собой, а вечером, проведя с тобой весь день, я отпущу тебя и тогда смело могу сказать всякому, что сам дьявол шел по моим пятам. Ну, дети, живей в дорогу! Людвиг, у вас крепкая лошадь, поэтому вы возьмете Франческу, я займусь прекрасной колдуньей, а вы, Циприано, позаботьтесь о себе.

Гаспар завернул Шеботу в свое пончо, связал ее веревкой, чтобы она не могла двигаться, и, взвалив ее на плечи, с этой ношей спустился почти по отвесной тропинке к тому месту, где стояли лошади.

в последний раз пыталась уговорить ее.

Насена быстро прижала ее к своей груди и так держала ее несколько секунд; рыдание сжимало ей горло; затем, указывая рукой на тольдерию, она проговорила:

- Мой народ там, прощай!

Затем, сильными руками приподняв Франческу, она посадила ее на лошадь Людвига и исчезла с быстротой дикой лани.

где спуск с горы был короче, и вскоре правильный и твердый стук копыт показал им, что они достигли долины.

В это время Насена спустилась к городу товасов, все еще погруженному в сон. По мере приближения к городу шаги ее становились все медленнее.