Без пощады!
Глава XXIX. В плену

Без пощады!

Глава XXIX. В ПЛЕНУ

Сестры Поуэль поднялись наверх, в свои комнаты. Им нужно было переодеться к обеду. Однако, когда явилась позванная ими горничная Гуензсиана, ни одна из молодых хозяек не выказывала никакого желания переодеваться.

Усевшись перед своим письменным столом, Сабрина достала бумагу, обмакнула гусиное перо в чернила и принялась с лихорадочной торопливостью что-то писать. Когда письмо было готово, она особенным способом сложила его и, обратившись к горничной, сказала:

- Вот что, милая Гуензс, пойди к нижней калитке и дождись там разносчицу Уинифреду. Она должна скоро прийти. Как только она придет, приведи ее сюда ко мне. Сделай все это как можно незаметнее.

Горничная утвердительно кивнула головой и уже хотела уйти, но Сабрина остановила ее и сделала еще одно распоряжение.

- Вот что, Гуензс, сначала ступай на кухню и скажи повару, чтобы обед был отпущен только тогда, когда Уинифреда уже уйдет отсюда, если вообще она придет. Во всяком случае, на стол без моих дальнейших распоряжений не подавать.

- Неужели нам и в самом деле придется обедать с ним? - с ужасом спросила Вега, когда горничная наконец ушла. - Нельзя ли этого избежать, Саб?

- Никак нельзя, дорогая Вегочка, - спокойно отвечала старшая сестра. - Я уже пригласила принца отобедать вместе с нами, и отказаться теперь от этого будет с нашей стороны грубым оскорблением. Надеюсь, ты это понимаешь, Вегочка?

- Ах, я бы скорее села за стол с самим Вельзевулом, чем с этим вульгарным принцем! Ты и представить себе не можешь, Саб, какой он противный!

- Вижу сама. Я уже знала его по рассказам Ричарда. Но мы должны перенести его общество и всячески стараться занять его и его офицеров. Думаю, пока еще они не позволят себе никакой вольности по отношению к нам. Только бы поддержать их в хорошем расположении духа несколько часов… собственно говоря, мне нужно полным счетом двенадцать часов и тогда мы будем избавлены от всякой опасности.

- Почему же именно двенадцать, Саб? - полюбопытствовала Вега.

- Вот прочти это, тогда узнаешь.

Сабрина показала сестре только что написанную ею записку, и когда Вега пробежала глазами набросанные на бумаге строки, спросила:

- Теперь поняла?

- Поняла. Но с кем ты хочешь послать эту записку?

- С Уинифредой. Для этого я и послала за нею Гуензс.

- Что ж ты не догадалась послать это с Рексом? Уж кстати бы. К тому же он на лошади гораздо скорее доставил бы ее.

- Его могут остановить, Вегочка. Я имела это в виду. Уини пешком скорее везде проскользнет, чем Рекс на лошади, а бежать она может с неменьшей скоростью, чем лошадь. Ей знакомы все тропинки и лазейки во всем Дин-Форесте, и лучше ее никто не умеет исполнять подобные поручения. К несчастью, может случиться, что ее нет дома, что она ушла куда-нибудь далеко. Жаль, что мы не знали сегодня поутру, когда она была у нас, того, что случится вечером.

- Да вот, кажется, она уже и идет! - воскликнула Вега, тонкий слух которой уловил вдруг раздавшиеся на лестнице шаги - одни полегче, другие потяжелее. - Да, да, это, наверное, она вместе с Гуензс.

Действительно, немного спустя, отворилась дверь и на пороге появились две женские фигуры - горничной и за ней разносчицы.

- Иди сюда, милая Уини, - позвала Сабрина разносчицу в комнату. - Как хорошо, что ты так скоро пришла.

в голову сказать, что я здешняя прачка и иду за бельем…

- Отлично придумала! - одобрила Вега. - Ну, тогда и пропустили?

- Не хотели и после этого. Но тут явился на выручку один из офицеров и велел не задерживать меня. Вы знаете этого офицера…

- Кто же это такой? - полюбопытствовали обе сестры.

- А это тот самый капитан Тревор, который бывал здесь года два назад.

- А! Странно, что он так хорошо обошелся с тобой, Уини, - задумчиво проговорила Сабрина. - Мы были уверены, что он сердится на нас и не захочет пропустить случая сделать нам неприятность. Ну, тем лучше, если мы ошибались… Но вот что, милая Уини. Я хочу просить тебя об одной услуге. Только не знаю, возьмешься ли ты…

- А почему же вы думаете, что я не возьмусь, мисс Сабрина?

- Потому что поручение, которое я хочу дать тебе, довольно опасное.

- А разве я боялась какой-нибудь опасности? Что вы, мисс Сабрина, Господь с вами! Говорите прямо, в чем дело, и я исполню все, что смогу, в особенности для вас.

- Спасибо, милая Уини. Вот в чем дело. Нужно бы немедленно доставить вот это.

И Сабрина показала разносчице свернутый в трубочку листок бумаги. Опытная в таких делах разносчица сразу поняла, что это было письмо, и поспешила сказать:

- Хорошо, мисс Сабрина, позвольте мне эту штуку, я доставлю ее куда и кому будет нужно, и никому не найти ее у меня, если бы меня и остановили на дороге.

Она взяла у Сабрины бумажную трубочку и так искусно вплела ее в густые пряди своих волос и потом так умело зашпилила эти пряди, что только тогда можно было бы постороннему человеку отыскать бумажку, если распустить все ее косы. Она даже не спросила, кому доставить письмо в Глостере, зная, что адресатом может быть только сэр Ричард Уольвейн, которому не раз уже доставляла письма, написанные той же рукой.

- Ну, я отправлюсь, мисс Сабрина, - заявила она, поклонившись обеим сестрам.

- Когда ты думаешь попасть в Глостер? - осведомилась Сабрина.

- С Джеком и ослом мы ходим четыре часа, а одна я хожу скорее, потому что тогда не стесняюсь дорогой и пробираюсь глухими местами. Надеюсь, пробегу не более трех часов, а может быть, меньше.

- Теперь десять минут седьмого, - сказала Сабрина, взглянув на часы. - Значит, ты будешь там около девяти или немного позднее?

- Да, если меня нигде не остановят и не задержат.

- Ну, авось Бог милостив… постой, мне надо сказать тебе еще словечко на ушко. Подойди поближе и нагнись.

Сабрина была не из маленьких, но форестерская разносчица превышала ее почти на голову. Когда она нагнулась, Сабрина шепнула ей несколько слов, вызвавших на строгом лице разносчицы нечто вроде веселой улыбки.

- Хорошо, мисс Сабрина, - сказала она, отступая к двери. - А теперь пусть Гуензс даст мне побольше белья, чтобы видели, что я недаром назвалась прачкой.

Забрав большой узел белья, форестерка положила его себе на голову и, гордо подбоченившись, вышла из дома. Сестры, оставшись наедине, тревожно переглянулись. Теперь, когда их возбуждение немного улеглось, девушек охватило опасение: что если Уинифреда будет остановлена караулом и подвергнута обыску? Письмо, несмотря на все предосторожности, все-таки может быть найдено у нее в волосах, и тогда девушки окажутся сильно скомпрометированными. В письме были ясные указания, и если они не достигнут своего назначения, можно было ожидать всего самого дурного.

Прошло с четверть часа в томительном ожидании. Обе бледные как смерть сестры сидели в глубоком раздумье. С тревожно бьющимся сердцем они напряженно прислушивались к малейшему звуку, раздававшемуся в доме и вокруг него. Наконец по лестнице снова послышались легкие шаги Гуензс и через несколько секунд она с сияющим от радости лицом вошла в комнату и воскликнула:

- Ты это верно знаешь? - осведомились сестры.

- Верно, верно! Ведь я провожала ее до самой наружной калитки.

- Неужели ее везде так и пропустили без остановок и опросов?

- Какое тут без остановок! - засмеялась Гуензс. - Здесь же, у черного крыльца, караульные не хотели выпустить ее, как мы обе ни спорили и ни доказывали, что если прачка спешит домой с бельем, которое дано ей вымыть к сроку, то ее нельзя задерживать. Пусть посмотрят, что в узле ничего нет, кроме белья. Но куда тебе, и слышать ничего не хотят! Совсем было задержали нашу Уини и хотели куда-то отправить, да на счастье опять подошел капитан Тревор и, когда узнал, в чем дело, велел пропустить нашу «прачку» без всяких препятствий, даже позволил мне проводить ее до задней калитки и отправил с нами солдата, чтобы передать наружному караулу его распоряжение насчет дальнейшего пропуска прачки. Дай Бог ему всего хорошего! Славный этот капитан. Жаль только, что он не из наших…

- Ну, это, пожалуй, и лучше для нас, - заметила Сабрина. - А по какой дороге она пошла?

- Побежала прямо через нее. Белье оставила в дальней сторожке, там оно будет цело. Не тащить же его с собой всю дорогу?

- Само собою разумеется… Ну, Бог даст, теперь все обойдется благополучно. Самое главное было выбраться отсюда, а в своем родном лесу, где ей знакома каждая норочка, каждый кустик, каждая самая глухая тропочка, она никому в руки не дастся.

Успокоившись, сестры занялись обдумыванием другого вопроса, также очень существенного: как успеть в короткий срок приготовить приличный обед для таких важных гостей, какими были принц Руперт с его приближенными офицерами? Относительно солдат нечего было особенно заботиться: Сабрина уже распорядилась выдать им достаточное количество провизии и пару бочек пива; готовить же себе еду они взялись сами, попросив только разрешения разложить в удобном месте костры. Но для принца и его спутников нужно было иное. Нельзя же кормить таких избалованных господ чем попало. А затем, как и чем занять гостей, чтобы они остались довольны? Трудно было молодым хозяйкам, не привыкшим к такого рода осложнениям. Пришлось позвать на совет повара. После долгих обсуждений и споров было решено, что обед должен быть отложен часа на два, а за это время повар брался состряпать такой обед, что «хоть всех королей собирай со всего света, так и те остались бы довольны».

Наконец все необходимое было улажено, и молодые хозяйки могли приступить к одеванию для предстоящего вечера. Им хотелось бы просто заменить свои амазонки обыкновенным домашним платьем, но этого не допускало приличие. Нужно было почтить гостей и нарядом. А наряжаться сестрам совсем не хотелось. Во-первых, они вовсе не стремились казаться еще лучше в глазах этих «противных повес», как охарактеризовала Вега незваных гостей, а во-вторых, им было больно наряжаться еще и потому, что на сердце у них лежала забота об отце. Что будет, если Рексу почему-либо не удастся вернуть его с пути и он попадет в руки своих заклятых врагов, роялистов? Об этом страшно было и подумать. Но как бы там ни было, а одеться было необходимо. Перебрав все свои наряды, сестры наконец остановились на самых скромных, но вполне приличных для приема любого гостя, только не подчеркивающих, а скорее затемняющих природную красоту обеих девушек. Сабрина выбрала более темные цвета, а Вега на этот раз надела серое платье, вместо белого или голубого.

- А знаешь, Вегочка, - заговорила Сабрина, когда наряды уже были выбраны, но перед тем как их надеть, нужно было еще поправить прическу, и сестры уселись каждая перед своим туалетным столиком, - ведь Реджинальд Тревор сильно переменился. Я давеча говорила с ним и была поражена: он точно переродился за то время, в продолжение которого мы с ним не встречались.

- Разве так? - удивилась Вега. - Что же могло так подействовать на него?.. Должно быть, тебе только показалось, что он изменился? Если бы это было верно, он едва ли бы остался в свите этого надутого павлина Руперта.

- Мало ли какие соображения могут удерживать его до поры до времени! А что он стал совершенно другим, чем был раньше, - это верно. В нем уж незаметно ни прежнего бахвальства, ни самодовольства, ни…

- Одним словом, - иронически перебила сестру Вега, - по какому-то волшебству все его прежние свойства исчезли и заменились… чужими! Напрасно, стало быть, ты, мудрая Саб, боялась, как бы я не увлеклась им… помнишь, когда он только что познакомился было с нами, а ты уж по уши была влюблена в своего Ричарда?

- Ах, Вегочка, какая ты насмешница! Мало ли что было! Я никогда не считала себя «мудрою», а всегда сознавала, что могу ошибиться, как и всякий другой человек, в особенности молодой. Это ты меня так прозвала, и, конечно, тоже в насмешку.

Вега молча расчесывала свои длинные и шелковистые золотистые волосы, целым каскадом окатившие ее белоснежные плечи, думая о том, что, быть может, Реджинальд Тревор и в самом деле изменился. Быть может, он искренно любил ее и ее отказ произвел в нем коренной переворот. Она слыхала, что так бывает. Вероятно, он понял, что таким, каким он был, его не может полюбить ни одна порядочная девушка. Ну и отлично, тем лучше для него, но ей, самой Веге, разве это не все равно? Его хорошее отношение к Уинифреде, конечно, стоит признательности, в которой ему не будет отказано. А дальше - какое ей дело до него? Да и Сабрина хлопочет, разумеется, только о справедливости: она видит, что человек исправился, радуется этому и хочет, чтобы радовалась и сестра…

- Ах, Боже мой, Вегочка! - раздался вдруг возглас Сабрины, уже окончившей свой туалет и смотревшей в окно. - Пойди-ка скорее сюда и посмотри, что там делается.

Испуганная встревоженным голосом сестры, Вега как была с распущенными волнами волос, так и бросилась к окну и выглянула во двор. В ворота въезжало трое всадников, в середине ехал кто-то в черной одежде гражданского покроя, а по бокам ехало по солдату в вышитых золотыми шнурками мундирах багряного цвета.

- Это Рекс! Его забрали в плен! - продолжала Сабрина, вглядевшись. - Попался-таки… Вот несчастье-то!

- Да, Саб, это действительно он, - подтвердила Вега. - Ах, какая неудача!.. Теперь одна надежда на то, что отец не успел еще выехать из Глостера.

Но и эта надежда оказалась напрасной. Едва успела Вега выразить ее, как в аллее, по ту сторону двора, появилось еще несколько багряных всадников с человеком посредине в темной же одежде. По-видимому, это тоже был конвой с каким-то пленником.

- О, Саб, да ведь это наш отец! - вскричала Вега, отскочив от окна и бросаясь на шею сестры. Крепко обхватив друг друга, сестры громко разрыдались…

Над Холлимидом спустилась ночь. Сама по себе очень темная, эта ночь освещалась множеством больших и малых огней, горевших вокруг дома и в нем самом. Октябрь шел к концу, и становилось свежо, поэтому топились все камины в доме. Повсюду на столах и стенах сияло пламя толстых восковых свечей. Горели и спускавшиеся с потолка фигурные бронзовые канделябры.

настроении. Их веселый и шумный гомон далеко разносился по тихим окрестностям.

Не менее весело, хотя и не так шумно, было и в парадной столовой дома. Там, за богато убранным столом, уставленным всякого рода прекрасной старинной фарфоровой посудой, бутылками с дорогими винами и серебряными кубками, восседали непрошеные гости. Самого хозяина дома здесь не было. Он находился в одной из соседних комнат, перед запертыми дверями которой стояла стража.

Дочери его все еще оставались наверху. Они видели в окно, как их отца провели под конвоем, точно какого-нибудь злодея, пойманного на месте преступления. Это зрелище наполнило их негодованием и ужасом. Еще больнее стало им, когда они узнали, что не только не будут допущены к свиданию с отцом, но даже к дверям его комнаты, через которые они могли бы перекинуться с ним несколькими словами. Эта бесчеловечность со стороны роялистов переполнила чашу горести девушек. Очевидно, взятие в плен их отца сулило впереди новые беды.

Злосчастные девушки страшились даже задумываться о будущем. Они могли только дрожать, плакать, молиться и со страхом прислушиваться к шагам, поднимавшимся по лестнице к ним. Хотя дверь в их комнату не была заперта на ключ и никакой стражи к ним не было приставлено, однако они чувствовали себя в таком же заключении, в каком был их отец. Придворная челядь, находившаяся в рядах свиты принца Руперта, рыскала по всему дому, громко разговаривала и смеялась, - вообще вела себя самым бесцеремонным образом. Попасться на глаза этой нахальной челяди было небезопасно для девушек, потому они сами заперлись в своей половине и боялись даже пошевельнуться, чтобы не привлечь внимание к своему присутствию в доме.

По всему было заметно, что принц почему-то вдруг круто изменил свое первоначальное отношение к обитателям Холлимида. Сначала он был таким любезным, вежливым и обещал не допускать никаких бесчинств со стороны своих людей, а теперь, по-видимому, разрешил им не стесняться во всякого рода вольностях. Это что-нибудь да значило, но что именно?

Причина была в сущности простая. Вскоре после прибытия принца в Холлимид к нему явился гонец из Монмаутса с извещением о новом поражении роялистов: парламентские дружины взяли еще один из их укрепленных городов. Выведенный из себя этим неприятным известием, принц решил вполне последовать лукавому совету Ленсфорда и, сбросив с себя личину даже условной порядочности, поступить со всем семейством республиканца Поуэля, как с военнопленными, и отвести их в Бристоль. Сделавшись, таким образом, полновластным распорядителем этого семейства, он мог заставить «пикантную блондиночку» покориться его прихотям, как это уже было со многими девушками и замужними женщинами, имевшими несчастье приглянуться этому развратнику.

офицерам было не до того, чтобы подслушивать разговоры своего начальства; да если бы они и подслушали, то едва ли были бы возмущены содержанием этих разговоров. Понятия о чести и порядочности были им так же чужды, как и принцу с Ленсфордом.

- Как вы думаете, полковник, - сказал Руперт, - оставаться нам здесь до утра или теперь же вернуться в Монмаутс? Мы могли бы быть там около полуночи, если выехать отсюда сейчас.

- Конечно, могли бы, ваше высочество, но зачем нам так скоро возвращаться в Монмаутс? - с удивлением спросил Ленсфорд.

- Разве вы находите это излишним, полковник?

- Да, ваше высочество.

- По двум причинам.

- Какие же эти причины, Ленсфорд?

- Первая причина та, что если Чепстоун действительно попал в руки неприятеля, то нам будет очень затруднительно переправиться обратно через Вайю. Да и через Северну мы едва ли проберемся с нашими слабыми силами!

- Да, это верно… Я об этом и не подумал… Ну, а вторая причина?

рыцарской чести… К тому же он не из ваших друзей…

- О да, это мне хорошо известно, и когда-нибудь я посчитаюсь с этим старым лицемерным папистом! Но по какому же тогда пути нам уйти отсюда?

- По-моему, нам следует пройти через Форест до переправы через Северну при Ньюнгеме или при Уэстбери. В обоих этих местах имеется прекрасный перевоз как для людей, так и для лошадей. Приема в два-три весь наш отряд будет перевезен на тот берег. К утру мы можем достигнуть Берчлей-Кессля. Если вашему высочеству будет угодно, мы там отдохнем, а затем проедем прямо в Бристоль, где никому уже не будет дела до того, кого мы ведем с собой в качестве пленников и… пленниц.

- Гм… Пожалуй, вы и правы… Но хорошо ли вы знакомы с тем путем, по которому предлагаете следовать?

- Порядочно знаком, ваше высочество. Но еще лучше меня знает весь Форест капитан Тревор. Ведь он довольно продолжительное время провел в этих окрестностях, когда служил под знаменами сэра Джона Уинтора и объездил всю область вдоль и поперек. Под его руководством мы не заблудимся.

- Скоро должна взойти луна, ваше высочество, - поспешил успокоить его последние сомнения Ленсфорд. - Если мы поднимемся немедленно, то будет, пожалуй, и в самом деле еще темно, но часа через два появится луна. Тогда и в путь, а следующую ночь ваше высочество уже будет иметь удовольствие переночевать вновь в Бристоле в компании с некоей очаровательницей.

- Хорошо, я согласен следовать по предлагаемому вами пути. Распорядитесь, чтобы через два часа все были готовы к отъезду, а потом возвращайтесь сюда доканчивать нашу пирушку.

С этими словами принц пересел на свое председательское место за общим столом. Когда же вернулся Ленсфорд, сделав нужные распоряжения, Руперт поднял полный кубок и провозгласил:

- Пьем за прекрасных женщин, товарищи! Ленсфорд прославит их песенкой. Он на это мастер… Слышите, Ленсфорд, мы желаем, чтобы вы воспели наших утешительниц в боевых трудах и лишениях, прелестных женщин!

Чокнувшись с принцем и остальными офицерами, Ленсфорд залпом осушил свой кубок, обтер усы и бороду и довольно звучным голосом запел песню собственного сочинения, прославлявшую роялистов, женщин-утешительниц и утехи любви и осмеивавшую «круглоголовых» противников. Припев этой песни повторялся присутствующими, и этот хор пьяных голосов гремел по всему замку, раздражая слух лишенных свободы владельцев этого чинного до сих пор дома.