На море.
Глава VII

ГЛАВА VII

Убегая от крейсера, который почти целый день гнался за нами, "Пандора" уклонилась на сто миль в сторону от своего курса. Она сделала еще пятьдесят далее к югу, чтобы вернее избежать преследования куттера, и только тогда вернулась на прежний путь, когда уверилась, что враг отказался от погони за нею. Последнюю часть этого пути она совершила по диагонали, и на рассвете, не видя больше никакого судна на горизонте, она снова направилась к Гвинее. Ночная темнота способствовала ее побегу; куттер потерял ее, конечно, из виду, и теперь ее нельзя было видеть даже в самый лучший телескоп.

Мы неслись прямо к Африке, и к концу дня глазам моим предстал берег, который так печально прославился продажей негров: мужчин, женщин и детей.

Ночь "Пандора" провела в нескольких милях от берега, но с восходом солнца она приблизилась к нему. Не видно было нигде ни порта, ни деревни, ни даже хижины; берег едва-едва поднимался над уровнем моря и был покрыт густым лесом, доходившим почти до воды. Не было нигде ни маяка, ни буя, которые могли бы указать судну путь. Но капитан сам прекрасно знал, куда идти; не в первый раз совершал он такую экспедицию в эти места. Он шел наверняка, и хотя страна казалась необитаемой, он знал, что на незначительном расстоянии от берега его уже ждут.

Можно было подумать, что "Пандора" налетит прямо на берег; в виду не было ни одной бухты, никакой пристани, не было, по-видимому, и вопроса о том, чтобы бросить якорь; правда, большинство парусов было уже спущено, и судно значительно сбавило свой ход, но мы все еще шли скоро и могли наскочить на берег.

Матросы, которые были новичками на "Пандоре", начинали уже выказывать свое удивление и опасения, но старые матросы, несколько раз уже бывавшие на Невольничьем берегу, смеялись над их страхом.

Вдруг судно, обогнув мыс, поросший густым лесом, повернуло к небольшому заливу. Это было устье узкой, но глубокой реки. "Пандора" без малейшего колебания вошла в него, проплыла несколько минут вверх по течению и бросила якорь в миле от морского берега.

Против того места, где мы остановились, я увидел странные хижины, находившиеся вблизи берега, а немного дальше постройку больших размеров, которая скрывалась среди деревьев. Почти у самой воды стояла группа людей с мрачными лицами; они подали какой-то знак боцману "Пандоры", и тот отвечал им таким же. На реке показалась лодка с несколькими гребцами, которые подъехали к берегу, взяли стоявших там черных и затем направились к нам.

Берега реки были покрыты пальмами. Я в первый раз видел эти деревья, но знакомы они были мне раньше по гравюрам в книгах. Они перемешивались с другими громадными деревьями, тоже не менее странного вида, которые ничего не имели общего с теми, какие растут в нашей стране. Но внимание мое скоро было поглощено черными людьми, подъезжавшими к "Пандоре".

Река имела не более двухсот метров ширины; мы стояли на якоре в середине самого течения, а потому лишь небольшое пространство отделяло пирогу от нас. В несколько минут она была около судна, и я мог вдоволь любоваться ужасными пассажирами, наполнявшими ее.

Я говорил себе, глядя на них, что лучше иметь по возможности меньше сношений с их соплеменниками, если только все они в таком же роде. Теперь я понимал, почему Бен Брас не хотел бежать на берег Гвинеи: "Это было бы безумием, - отвечал он мне на мои настоятельные просьбы накануне, - как ни худы люди на "Пандоре", но кожа у них белая, и есть что-то человеческое в глубине души каждого; но у негодяев, живущих в Африке, душа такая же черная, как и тело. Ты их увидишь, мой мальчик, и тогда скажешь, прав ли я". Я рассмотрел внимательно лица восьми или девяти черных, сидевших в пироге, и убедился в правдивости этих слов. Никогда еще не видел я таких свирепых лиц; их можно было назвать истинными исчадиями ада.

Их было одиннадцать, и все большей частью такие же черные, как наши сапоги; но оттенки их цвета были разные, начиная от густого смоляного до некрасивого желтовато-каштанового. Они, очевидно, принадлежали не к разным племенам; смесь племен на западном берегу Африки, где торговля рабами давно уже смешала все виды негров, весьма обыкновенная вещь. Несмотря на то, однако, что сидевшие в пироге люди отличались между собой цветом кожи, во всем остальном они походили друг на друга: у всех был выпуклый лоб, толстые губы, на голове короткие и курчавые, как шерсть, волосы. На гребцах не было никакой одежды, кроме полосы бумажной ткани, обернутой вокруг пояса и доходившей до половины бедра. Я предположил, что они принадлежали к местной армии, потому что у них были копья и старые мушкеты. Три человека, которых они везли к нам, занимали, судя по их костюму, более высокий пост, но выражение лица их было еще менее успокоительное. Что касается вождя этих ужасных людей, то костюм, надетый на нем, был до того странен, что при взгляде на него нельзя было решить, надо смеяться или дрожать.

Это был настоящий негр, черный, как порох, громадного роста и толстый, как бочка; лицо его с менее характерными чертами, чем у других его спутников, было еще ужаснее, представляя собой смесь лукавства и свирепости.

Громадный рост и жестокое выражение лица этого человека не внушали ни малейшего желания смеяться, напротив! Зато костюм его... Вряд ли самому изобретательному клоуну, участвующему в какой-нибудь комической пантомиме, пришло бы в голову облачиться в такой шутовской наряд. На негре был надет ярко-красный фрак, покрой которого показывал, что это старинный мундир армии короля Георга, принадлежавший, судя по нашивкам на рукавах, какому-нибудь сержанту, и уверяю вас, сержанту из числа самых толстых и громадных сержантов британской армии. Мундир, несмотря на это, был слишком узок для своего настоящего владельца; надо было бы прибавить к нему еще с пол-аршина, чтобы можно было свободно застегнуть его на груди, а слишком короткие рукава оставляли открытыми черные запястья вождя, резко отличающиеся от ярко-красного цвета одежды; негр был так толст, что фалды его мундира раздвигались в стороны, и между ними болтался кончик полосатой рубашки, принадлежавшей раньше какому-нибудь матросу. Что касается брюк, то они отсутствовали, и негр был совершенно нагой от пояса и до ногтей на ногах.

Старая треуголка с потрепанными перьями, с почерневшими галунами, украшавшая когда-то голову старинного адмирала, торчала на шерстяной голове негра, у которого, кроме того, был еще громадный нож за поясом и болталась сбоку длинная сабля.

Везде, где угодно, появление этого человека вызвало бы громкий смех, но капитан отдал всем приказание встретить с подобающим уважением его величество Динго-Бинго, а потому экипаж "Пандоры" постарался быть серьезным.

Когда они приблизились к судну, им бросили веревки; лодку подтянули к стенке судна, а из веревок сделали лестницу, чтобы облегчить его черному величеству восхождение на судно, где он был принят со всеми подобающими его сану почестями.

Король обменялся шумными приветствиями с капитаном, после чего старый шкипер повел его к себе в каюту, причем, проходя по палубе, оба приняли на себя торжественный вид, отзывавший шутовством; видно было, что оба негодяя старинные знакомые и наилучшие друзья в мире.

ему не надо было задавать никаких вопросов, и у него не было никаких сомнений по отношению к нему; король и шкипер были достойны друг друга.