| Автор: | Рид Т. М., год: 1858 |
| Категории: | Приключения, Роман |
ГЛАВА XII
Бен страшно сожалел теперь, что не взял с собой пули или по крайней мере несколько кусочков железа; что касается дроби, то на нашем судне не было более крупной. В момент отъезда честолюбие наше не было настолько сильно, чтобы мечтать об антилопах; мы взяли с собой все необходимое для охоты на пернатых такой величины, какой они встречаются вблизи нашего Портсмута. Одни только птицы, притом небольшой величины, могли опасаться ловкости моего спутника; Бену не удалось бы убить и грифа, не стреляй он в него прямо в упор. Но к чему эти сожаления? Мы зашли слишком далеко, чтобы идти теперь обратно на судно, особенно по такой ужасной жаре; к тому же, пришлось бы снова проходить через элаисовый лес. Но мы решили лучше сделать большой обход, чем снова проходить через него. Бен сказал, что мы обойдемся без пуль и обломков мелкого железа, зарядил снова мушкет, и мы отправились на поиски дичи, более подходящей нашему оружию.
Мы прошли еще немного, когда внимание наше привлечено было очень странным деревом; оно стояло особняком, хотя на некотором расстоянии от него находилось еще несколько таких же деревьев, но значительно более мелких. Сомневаться в том, что все они принадлежали к одному семейству с большим деревом, не было никаких оснований, несмотря на то, что между ними была очень большая разница; но одинаковые листья и еще некоторые признаки указывали на то, что разница эта - следствие возраста. Маленькие деревья, следовательно, более молодые, доходили до двух-трех аршин вышины и около трех с четвертью аршин в окружности; любопытнее всего то, что вверху они были толще, нежели у основания, точно кто нарочно вырвал их и посадил верхушками вниз. Ни веточки, ни сучка не росло на этом странном стволе; одна верхушка его венчалась толстым пучком длинных массивных листьев, прямых и жестких, которые походили скорее на клинок шпаги и тянулись по всем направлениям, образуя шаровидную массу. Если вам случалось когда-нибудь видеть алоэ, вы легко можете представить себе листву этого странного дерева; оно походит еще на другое дерево, известное под названием юкки; между ними так много общего, что впоследствии, когда я увидел юкку в Мексике и в Южной Америке, то был поражен этим и подумал, что они принадлежат одному семейству, хотя ботаники относят их к двум разным семействам.
С удивлением смотрели мы на странную листву этого дерева. Бен высказал предположение, что это пальма; мнение свое он основал на наружном виде молодых деревьев, росших вокруг своего громадного предка. Отсутствие веток, их круглый ствол, увенчанный пучком листьев, делали понятной ошибку Бена; да и не он один, а всякий, кому никогда не приходилось изучать ботанику, впал бы в такое же заблуждение. В глазах матросов всякое дерево, листья которого растут прямо из ствола и лучами расходятся во все стороны, как алоэ, юкка и замиа, представляет собою пальму.
Я был также не очень-то силенвботаникеи, наверное, присоединился бы к мнению Бена, не знай я совершенно случайно, что эти деревья не пальмы. В одной из моих книг я нашел описание разных чудес природы. Это была моя любимая книга; я перечитывал ее раз десять или пятнадцать и всякий раз с новым удовольствием. Среди чудес, описанных автором, я прочитал об одном любопытном дереве, которое растет на Канарских островах и называется драконовым деревом Оротавы. По словам Гумбольдта, оно имеет восемь сажен вышины и почти шесть с половиной сажен в окружности. Если сделать надрез на этом дереве, то из него начнет течь сок кроваво-красного цвета, который вследствие этого называется драконовой кровью. Не одно, впрочем, это дерево дает такой красный сок; этой особенностью отличаются и другие деревья, которые, несмотря на то, что принадлежат к разным видам, называются также драконовыми деревьями. Оротавское дерево на протяжении двадцати футов не имеет совсем сучьев, затем оно разделяется на множество коренастых веток, которые идут от дерева, как рожки канделябра; каждая ветвь имеет на конце пучок жестких листьев, описанных мною выше; из середины этих пучков подымается стрелка цветов этого дерева - маленькие орешки.
Самое странное в рассказе Гумбольдта это то, что драконовое дерево Оротавы росло на Канарских островах еще лет четыреста тому назад, когда испанцы в первый раз приехали туда, и с тех пор почти не выросло. Впоследствии я посетил Канарские острова и видел это чудо растительного мира, с которым после посещения Гумбольдта случилось неприятное происшествие; во время грозы в июне 1819 года половина венка этого исполина была сорвана бурей; дерево продолжает, однако, существовать, и жители Оротавы, которые очень почитают его, поместили на нем надпись, указывающую год и число события.
Вы до сих пор, конечно, не понимаете, что может иметь общего драконовое дерево Оротавы с Беном Брасом и с деревьями, привлекающими наши взоры; сейчас вы это поймете. В книге, которую я читал, было не только описание этого дерева, но и гравюра, хотя грубо, но точно изображавшая его, поэтому я сразу мог узнать, к какому семейству принадлежали деревья, бывшие у нас перед глазами.
Я сказал об этом Бену Брасу, который продолжал называть это дерево пальмой и стал оспаривать мои слова.
-- Как, - говорил он, - можешь ты узнать это дерево, когда ты в первый раз видишь его?
Я рассказал ему тогда о книге и о гравюре в ней, оставшейся у меня в памяти, но он по-прежнему не верил мне.
-- Хочешь, я докажу тебе, что я прав? - сказал я, - Это совсем нетрудно.
-- Каким образом? - спросил Бен Брас.
-- Если из этого дерева пойдет кровь, - отвечал я, - то это, очевидно, драконовое дерево.
-- Если из дерева пойдет кровь? - воскликнул мой спутник. - Да ты с ума сошел, Вилли! Кто видел когда-нибудь, чтобы у деревьев была кровь?
-- Я говорю о соке.
-- А, чтоб тебя! Ну, конечно, у деревьев бывает сок, кроме тех, что умерли.
-- Но не красный.
-- Как! А ты думаешь, что сок вот этого дерева красный?
-- Красный как кровь, я уверен в этом.
из него не сделать, ни даже маленькой реи; к тому же оно достаточно безобразно, чтобы служить виселицей.
Бен направился к драконовому дереву, а следом за ним и я. Мы шли не спеша, торопиться нам было незачем, потому что дерево не могло уйти от нас, как антилопы, или птица; ничто не двигалось ни кругом него, ни на его ветках; легкого ветра было недостаточно, чтобы расшевелить его листья, которые легче было сломать, нежели сдвинуть с места. Но по мере того, как мы приближались, неподвижность его становилась все менее неприятной, благодаря цветам, запах которых разносился далеко вокруг.
Непосредственно у самого дерева росла крупная трава, пожелтевшая, как рожь во время жатвы, но только более крепкая и высокая. На ней виднелись следы какого-то большого животного, которое, видимо, даже каталось по ней. Ничего тут не было необыкновенного, мы находились в стране, изобилующей дикими зверями; сюда могли прийти антилопы, чтобы отдохнуть под тенью дерева и оставить на траве очертания своего тела. Мы не придали этому никакого значения, и Бен, вытащив большой нож, воткнул его в исполинский ствол предполагаемой пальмы.
Но ни он, ни я, не увидели сока дерева: в ту минуту, когда нож ударил по дереву, какое-то животное выскочило из травы на расстоянии двадцати шагов и смотрело на нас, удивляясь, по-видимому, нашей смелости.
Не надо было быть ученым натуралистом, чтобы узнать животное, так неожиданно появившееся: по рыжей шерсти, густой гриве, по огромной морде, на которой сверкали желтые, свирепые глаза, а над дрожащими губами были длинные усы; из открытой пасти выглядывали страшные клыки. Сомнений не было в том, что это лев, который спал, вероятно, в высокой траве и которого мы разбудили. Ребенок и тот бы узнал его.
лев глухо зарычал, опустил хвост и удалился с угрюмым видом, как это обычно делают все львы в присутствии человека, особенно когда не голодны и их не трогают.
которое не могло бы защитить нас, приди льву вдруг фантазия напасть. Но несмотря на то, что он удалялся не так скоро, как мы бы хотели, он тем не менее не выказывал ни малейшего намерения вернуться обратно, и мы начали понемногу успокаиваться.
Нам легко было убежать по равнине, но мы боялись, что лев последует за нами; нескольких прыжков было ему достаточно, чтобы догнать нас и одним ударом своей громадной лапы разорвать в клочки или, как выражался мой спутник, "переселить нас в середину будущей недели".
Лев удалился бы, вероятно, не подумав трогать нас, оставь мы его только в покое; но друг мой Бен отличался смелостью, которая доходила часто до безумия. Он вышел из терпения, видя, как медленно удаляется лев, и ему пришла вдруг сумасшедшая мысль испугать его выстрелом из мушкета и тем заставить обратиться в бегство. Не успела прийти ему эта мысль в голову, как он уже спустил курок.
Я уверен, что он попал в животное, но что могла сделать льву наша дробь, будь он даже совсем возле нас? Эффект, произведенный выстрелом, был диаметрально противоположным тому, которого ожидал охотник. Вместо того, чтобы убежать, как надеялся на то Бен, громадное животное испустило громкое рычание и, обернувшись, пустилось огромными скачками к тому месту, где мы были.