| Автор: | Рид Т. М., год: 1858 |
| Категории: | Приключения, Роман |
ГЛАВА XXV
Надежда моя увеличивалась пропорционально тому, как увеличивалось беспокойство капитана. Куттер распустил паруса и несся уже по волнам. Матросы нашего судна думали, что он совсем не снимался с якоря, который был оставлен на дне, и его матросы только перерубили его канат. Боцман, по-видимому, уговаривал капитана принять какие-то отчаянные меры.
-- Мы не можем пройти мимо него, - говорил он, - нечего даже и пытаться. Надо воспользоваться приливом. Черт... это единственный наш шанс; да и какой опасности можем подвергнуться мы через это?
-- Что ж, попробуем, - отвечал шкипер. - Нас захватят, конечно, если мы не сделаем этого и... черт!.. я готов разбиться о скалы, чем попасть в руки этих чертей...
"Пандора" меняет направление и поворачивает нос к крейсеру. Можно было подумать, что она имеет желание идти навстречу военному судну или нарочно подставляет себя под его выстрелы; этот маневр, надо полагать, удивил его, как удивил и наших матросов. А между тем намерение боцмана было несравненно разумнее, чем это казалось на первый взгляд. "Пандора" прошла всего три кабельтова в новом направлении, а затем повернула так, что ветер дул ей поперек борта, и пустилась к берегу. Большинство матросов не понимало этого маневра, но по привычке повиновались приказаниям. Что касается крейсера, то он мог предполагать, что экипаж "Пандоры", видя невозможность уйти в море, решил вернуться в реку или пристать к берегу, чтобы затем на шлюпках пробраться вверх по реке.
Но это предположение было неверно; маневр боцмана заключался именно в том, чтобы обмануть врага. Если капитан и боцман не отличались гуманностью, зато они были ловкие моряки, а знание африканского берега давало им преимущество перед офицерами крейсера. Как только на последнем заметили, что "Пандора" направляется к устью реки, так и крейсер изменил свое направление и погнался за нею в надежде завладеть ею немедленно, что не трудно было сделать на реке. На крейсере, видимо, боялись, что шкипер или пустит "Пандору" ко дну, или сожжет ее.
Погоня длилась около десяти минут; "Пандора" была уже вблизи берега и собиралась, по-видимому, войти в устье реки, а крейсер, находившийся теперь в четырехстах саженях от кормы невольничьего судна, шел параллельно песчаной мели у самого устья. В эту минуту "Пандора" повернула таким образом, что корма ее находилась против ветра, и очутилась прямо против мели. Экипаж встревожился на минуту... Сейчас "Пандора" или будет свободна, или погибнет; или ее сейчас захватят, или она помчится к берегам Бразилии. Преступление восторжествовало на этот раз. "Пандора" довольно глубоко врезалась в песок и моментально очутилась по ту сторону мели. Опасность миновала, и бандиты огласили воздух громкими криками "ура".
Крейсер понял, что бесполезно продолжать погоню; он с трудом двигался против ветра и наступившего прилива, а "Пандора" в это время неслась уже дальше со скоростью двенадцать узлов в час. Крейсер послал ей вдогонку несколько ядер, но без всякого результата.
"Пандора" на всех парусах шла по направлению к Америке. Ничто теперь не мешало успеху нашего путешествия. Правда, нас мог захватить еще корабль английской эскадры, крейсирующий у берегов Южной Америки, но вероятнее всего было, что мы без всяких препятствий войдем в какой-нибудь из маленьких портов Бразилии или Кубы, а там капитану легко будет отделаться от своего груза.
займет место среди самых богатых негоциантов, и кому будет тогда дело до того, каким образом он приобрел себе богатство и запачканы ли руки его кровью?
Вернемся теперь к матросам невольничьего судна. Велика была их радость, когда они убедились, что крейсер оставил свою погоню. Дальнейшие обязанности их не представляли никакого затруднения; самое легкое из всего путешествия - это переход от Гвинейского залива до берегов Бразилии. Ветры здесь почти всегда благоприятные, и редко приходится переводить паруса; судно спокойно скользит по волнам и как бы следует по течению реки, а не прорезает воды океана. Но несмотря на всю прелесть такого путешествия, сердце мое надрывалось зрелищем агонии несчастных негров, заключенных между деками.
Бесполезно описывать страдания живого груза; о них говорилось уже много раз. Скажу только, что действительность превосходит все эти описания. Несчастные, которых мы везли в Америку, питались хуже свиней; скученные в слишком узком для них пространстве, они могли садиться только по очереди, дышали зараженным воздухом, лишены были самого необходимого, и если им позволяли выходить на палубу по три-четыре человека за один раз, то лишь на несколько минут. Результаты такого режима скоро сказались: уже через несколько дней после посадки их на судно бедные жертвы были неузнаваемы. Они похудели, щеки стали впалыми, глаза ввалились, все лица приняли ужасное выражение, так как черный цвет их потерял свой блеск, и кожа их стала беловатой, как бы посыпанной мукой. Что касается членов экипажа, то они не потеряли ни сна, ни аппетита, и веселость их не стала менее шумной. Негры в глазах их были стадом, которое продают и покупают; они не думали о страданиях этих несчастных, на стоны которых отвечали громкими взрывами хохота.