На море.
Глава XXVIII

Заявление о нарушении
авторских прав
Автор:Рид Т. М., год: 1858
Категории:Приключения, Роман


Предыдущая страницаОглавлениеСледующая страница

ГЛАВА XXVIII

Но среди всех этих переговоров ни единого слова не было упомянуто относительно пятисот несчастных, томившихся между деками. Я уверен, что никто даже не вспомнил о них, кроме Бена Браса, меня и, вероятно, капитана "Пандоры". Но шкипером в этом случае руководили не принципы гуманности; он думал только о барышах и убытках, и его тревожили не страдания бедных африканцев, а потеря громадного капитала. Как бы там ни было, но о неграх никто не думал, их точно не существовало; на долю их не рассчитано было ни одной капли воды; никому даже и мысли о них в голову не пришло, и тот, кто вздумал бы напомнить об этом, был бы всеми поднят на смех. Только в тот момент, когда все было уже решено, нашелся один матрос, напомнивший об этом. Он сделал это не для того, чтобы просить за них. Он вспомнил это совершенно случайно и крикнул товарищам с оттенком насмешки в голосе:

-- Гром и молния! А что мы сделаем с неграми?

-- И то правда, что мы сделаем с ними? - раздались с разных сторон хриплые голоса. - Воды нет для них, это уж вполне достоверно.

-- Чего проще, - отвечал другой с чудовищным хладнокровием, - бросим их за борт.

-- Тысячи громов! - воскликнул какой-то свирепый немец, восхищенный, по-видимому, таким планом. - Трудно выдумать план лучше, судно наше сразу отделается от этого гнусного отродья.

-- Per Dio! - отвечал ему неаполитанец, - сколько утопленников и какое волнение будет подле la Pandora! Corpo di Basso!

Не могу описать вам чувства свои во время этого разговора. Все эти чудовищные вещи матросы говорили как бы шутя; это кажется невероятным, а между тем это так. Я знал, что они способны на все; я ждал каждую минуту, что проект этот будет принят, и пятьсот негров полетят в море, как ненужный балласт, мешающий безопасности судна.

Но бандиты не приходили ни к какому соглашению. Долго разбирался этот вопрос в полусерьезном, полушутливом тоне, что придавало какой-то адский оттенок всем этим дебатам. Капитан всеми силами противился этому предложению и, несмотря на чувство строптивости, воодушевлявшее матросов, он сохранил достаточно власти над ними, чтобы отстоять свое мнение; тем не менее ему все же пришлось снизойти до того, чтобы спорить с ними. Негры, говорил он, погибнут и без того, это только вопрос времени; какое дело матросам, от чего умрут черные: от жажды или утонут? Их можно и мертвыми бросать в море. Почему не потерпеть немного? Некоторые могут перенести лишение воды; он знал негров, которые оставались без воды в течение значительного времени; в этом отношении они сходны с верблюдами и страусами. Шкипер не сомневался, что погибнут многие, но все же были шансы на то, что известное количество выдержит жажду до прибытия в порт. К тому же, может встретиться судно, говорил оратор, и как бы худо им ни было, глоток свежей воды быстро восстановит их силы.

"Пандора" прибудет в Америку без негров: ни денег, ничего! Тогда как если из пяти черных спасется хотя бы один, то все же останется достаточно, чтобы получить кругленькую сумму, а уж он обещает всех наградить как следует. Бросать негров в море, ведь это абсурд! Они никому не мешают, они сидят за решетками и ничего худого не могут сделать.

Бедные создания, бывшие предметом этих споров, не знали, к своему счастью, угрожавшей им опасности. Некоторые из них стояли у решеток, приложив к ним свои исхудалые лица; они, видимо, заметили, что на борту происходит что-то необычное, но, не зная судна и не понимая языка своих тиранов, они не могли догадаться о том, что им готовится.

Увы, они скоро должны были узнать это. Печальное открытие, сделанное сегодня, лишило их обычной порции воды, которая раздавалась им каждое утро; они любили больше пить, чем есть, и отсутствие воды было для них тяжелее, нежели отсутствие пищи. Когда еще я выходил из трюма, я слышал уже голоса, молившие дать им воды; одни из них просили на родном своем языке, другие, надеясь, что их лучше поймут, пользовались португальским словом и то и дело повторяли:

-- Agoa! Agoa!

Бедные жертвы! Дрожь пробирала меня, когда я думал об ужасной агонии, предстоящей им. Я знал, что такое жажда, потому что сам испытал ее, сидя на верхушке драконового дерева! Но что значили мои страдания в сравнении с ужасной пыткой, которая ждала несчастных и должна была длиться столько дней!

небрежности и каприза их тюремщиков. С бешенством хватались они за решетки, стараясь уничтожить препятствие, мешавшее их мести; другие скрежетали зубами, кусали губы, покрытые пеной, били себя в грудь и издавали громкий воинственный крик, далеко разносившийся по волнам океана.

"Пандоры" не слышали, по-видимому, этих криков и не обращали внимания ни на бешенство одних, ни на просьбы других. Тем не менее число часовых было увеличено, так как опасались, что черные проложат себе путь и выйдут на палубу. Горе белым, если бы только это удалось им!

Тут неожиданно случилось новое несчастье, которое усилило страдания пленников и опасения матросов. Ветер стих и началось полное затишье; палящий жар, не освежаемой ветром, становился невыносимым. Повсюду таяла смола, вытекая из досок, канатов; ни к чему нельзя было притронуться, все кругом было раскалено, как огонь. Мы находились в той части океана, которую испанцы называют "лошадиной широтой", потому что в то время, когда они впервые посещали Новый Свет, суда их часто захватывались затишьем, вследствие чего лошади их гибли сотнями от жары и выбрасывались в море.

При тех обстоятельствах, в которых находилась "Пандора", ничего не могло быть хуже, чем это затишье. Матросы гораздо меньше боялись бури; будь даже встречный ветер, они все же продвигались бы вперед, но при штиле они оставались на месте, теряли драгоценное время, что при недостатке воды было еще хуже. Больше всех встревожены были старые, бывалые матросы; много раз на своем веку пересекали они экватор и избороздили тропический пояс по всем направлениям, а потому по цвету неба каждый из них мог с достоверностью сказать, что штиль продолжится неделю, а может быть, и больше. Они по собственному опыту знали, что в жарком поясе штиль может длиться целый месяц, а нам достаточно было недели, чтобы погибнуть.

В момент заката солнце казалось огненным диском; на небе не видно было ни единого облачка, на поверхности воды ни малейшей зыби. В последний раз освещало солнце нашу "Пандору". На следующий день, когда появились первые проблески утра, от прекрасного судна остались одни только обломки, плавающие на поверхности океана.



Предыдущая страницаОглавлениеСледующая страница