| Автор: | Рид Т. М., год: 1858 |
| Категории: | Приключения, Роман |
ГЛАВА XXXI
Точно обухом ударило меня при этом ужасном известии, и я стоял, как пригвожденный, на том месте, где его услышал. Бочка с порохом! Так сказал, по крайней мере, капитан. А сказал он правду, я не мог сомневаться в этом; поведение его с товарищами служило доказательством опасности, о которой он предупреждал. Поспешное бегство его было мне теперь понятно: его гнала мысль о бочке с порохом. Негодяи объявили об этом только при отъезде, скрывая тайну до тех пор, пока отъезд их не был обеспечен. Скажи они раньше об этом, матросы не отдали бы гичку и тогда бы бегство их не состоялось. Теперь же, когда им удалось бежать, они не находили больше неудобным предупредить нас об опасности, угрожающей нам;они желали даже, чтобы прежние товарищи их оставили "Пандору" здравыми и невредимыми, потому что спасение экипажа не требовало больше от них никакой жертвы.
Капитан, кончив речь свою, обращенную ко мне, сел на прежнее место, задвигал веслами в такт своим товарищам, и гичка быстро удалилась. Пораженный всем услышанным, я стоял и не мог говорить, а мне так хотелось попросить капитана еще раз подтвердить сказанное. Но когда я немного успокоился, капитан был слишком далеко и не мог меня слышать. Да и к чему? Не стоило сомневаться в том, что он сказал; слова его были ясны и точны, он говорил совершенно серьезно. Дело было слишком важное, минута слишком торжественная, чтобы шутить. Но где была эта бочка с порохом? В кладовой камере? Невозможно, она вся была в огне. Между деками или в трюме? Никто ее и никогда там не видел. Ни одного унца пороха не допускалось в тех частях судна, куда матросы имели доступ; бочка эта должна была быть в помещении самого капитана, то есть в месте, смежном с тем, которое горело и вблизи которого я находился. Инстинкт самосохранения вывел меня вдруг из оцепенения. Собрав все свои силы, я бросился к шканцам и... остановился. Что мне делать? Первой мыслью моей было бежать к матросам и сообщить им слова капитана; я уже собирался это сделать, когда гений, хранитель мой, шепнул мне, чтобы я был осторожен. Жизнь, которую я вел эти последние месяцы, научила меня вдумываться во все, происходящее вокруг меня. Я сразу сообразил, какой страшный переполох произведу, разоблачив известную мне тайну. Матросы работали старательно, тогда как никакая сила в мире не могла заставить их работать быстрее; вид огня, вырывавшегося из окон каюты, и без того уже достаточно подстрекал их, и мне казалось, что сообщением ужасной новости я только усилю страх их и парализую их волю. Я решил поэтому передать слова шкипера только Бену Брасу и с этим намерением бросился искать его.
На этот раз я нашел его. Он находился среди толпы, работавшей у ворота. Невозможно было подойти к нему и сказать все так, чтобы никто этого не слышал. Я пристроился к работавшим у пабестана и бессознательно двигался вместе с ними. Я вынужден был ждать, пока случай даст мне возможность сообщить обо всем Бену.
Я принялся работать с другими, но мысли мои все вертелись около одного и того же: около страшного взрыва, который мог отправить нас в вечность. Я работал машинально, делал часто не то, что надо было. Сосед мой заметил это и грубо оттолкнул меня.
Но вот шлюпка освобождена и спущена на воду; матросы криком радости приветствовали свой успех. Некоторые из них спустились в нее, тогда как другие, оставаясь на борту, переправляли туда необходимые припасы. Два человека принялись спускать тяжелую бочку, по виду и величине которой сразу можно было догадаться, что в ней находится ром. Никто не протестовал против этой бочки, напротив, многие бросились помогать тащившим ее. Бочку обвязали толстой веревкой и начали спускать. Не успели бочку двинуть за борт, как веревка соскользнула и бочка рухнула в шлюпку, ударившись о бок шлюпки немного выше ватерлинии. Послышался треск дерева. Точно злой дух направил бочку прямо на одну из гнилых досок, которая треснула под ее ударом.
Крик отчаяния вырвался у матросов, сидевших уже в шлюпке, быстро наполнявшейся водой через трещину. Некоторые из них, схватившись за канаты, придерживавшие шлюпку, вернулись обратно на борт, а другие принялись законопачивать трещину и выкачивать воду. Но старания их оказались бесполезными; трещина была большая, и вода быстро заливала шлюпку. Видя это, они прекратили свою работу и присоединились к товарищам. Десять минут спустя, большая шлюпка была на дне моря.
но гички не оказалось, она далеко плыла в море. Факт говорил сам за себя, и никаких объяснений не требовалось: капитан и боцман "Пандоры" предали своих товарищей в несчастье и бежали.
-- Эй, вы там, на гичке! Эй! - кричали матросы, но крики их не достигали цели; сидевшие в гичке стали удаляться еще быстрее, опасаясь, по-видимому, что их догонят на шлюпке - и не без основания: имей матросы возможность догнать их, изменников, они не пощадили бы их. Проклятия и злобные крики в течение нескольких секунд раздавались на борту невольничьего судна; но необходимость действовать без промедления заставила матросов вернуться к своему делу.
плота, а между тем матросы несравненно скорее соединяют разные части его посредством веревок, чем плотник посредством молотка и гвоздей, и не только быстрее, но и прочнее. Моряка, у которого есть веревка, нельзя никогда застать врасплох; это его орудие на все случаи жизни. Одним взглядом, одним прикосновением руки узнает он, какая именно веревка необходима ему для известной цели: слишком ли она длинна или коротка, слишком ли слаба или крепка, разорвется она или вытянется. И с какой ловкостью рубят они мачты и шесты! Надо было видеть, как они работали, эти тридцать шесть матросов, которые оставались на "Пандоре"; одни пилили, другие рубили, третьи носили реи, и так далее.
Прошло несколько минут, и большая мачта была срублена; падая, она разрушала все, что было под нею; немного погодя с нее были сняты все снасти: ванты, штаги, брасы, шкоты и топенанты. Скоро она, привязанная к "Пандоре" веревками, покоилась на поверхности моря и представляла уже собой основание, к которому прикреплялись и присоединялись все остальные части плота; когда последний был кончен, вокруг него для большей легкости прикрепили пустые бочки, затем перенесли туда паруса и все количество сухарей и пресной воды, какое оставалось еще на судне. Не прошло и четверти часа после того, как большая шлюпка пошла ко дну, когда объявлено было, что плот готов.